Кровь Альбарруды. Милитари детектив

Корректор Валерий Львович Санников

© Артур Берг, 2021

ISBN 978-5-0053-9942-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Осколок прошлого

Мотор экспресса, списанного с какой-то трансатлантической линии, гудел ровно и почти неслышно. Мягкое кресло расслабляло и втягивало в сон, бороться с которым в принципе не было смысла. Я возвращался домой и не более.

Аккуратные японские туристы, пресытившись видами потянувшихся с обеих сторон джунглей, на время отложили свои видеокамеры. Фермер-канадец, проснувшийся на паспортном контроле, бычьим взглядом упёрся в свежий штамп, поставленный темнокожим чиновником, заменил жвачку и опять уснул. От жёлтого пограничного моста до Санта-Ви ещё оставалось больше полутора часов тоскливой маяты.

Моя соседка слева, сеньора Кармелита, шоколадная бизнесвумен предбальзаковского возраста с густо накрашенными пухлыми губами, посетовав для приличия на отсутствие чартера, снова попыталась втянуть меня в разговор более чем фривольного характера. Я был мягок и непреклонен и она, исчерпав, наконец, запас нежности, уткнулась в мерцающий экран маленького ноутбука. Однако холёная рука, скованная сапфировым браслетом, изредка пробегая пальцами по клавиатуре, как бы невзначай время от времени нарушала невидимую границу и нависала над моим бедром – чисто женский жест с претензией на возможное право собственности. Я усмехнулся и прикрыл глаза.

…На родине я не был ровно четыре месяца. Неотложные дела фирмы сеньора Фанка, как в шутку мы недавно стали называть наше Управление, заставили меня задержаться сначала в Соединённых Штатах, а после побывать и в Западной Эстаде. Но все командировки, даже очень сложные, имеют замечательное свойство когда-нибудь заканчиваться. Хотя конечно, по большому счёту я прекрасно понимал, что еду домой только за тем, чтобы начальство забросило меня в очередное турне ещё на полгода подальше от родных берегов.

– А Вы знаете, что число граждан Альбарруды, говорящих на испанском, превысило число англоязычных?

– Какой кошмар! – тихо воскликнул я. Но не по поводу соотношения жителей – словесные атаки сеньоры становились бесцельными и от того раздражающими.

– Дикость! Атавизм! Плоды независимости!

О чём я? Ах, да… Тебе, уже устоявшемуся профессионалу, цинику с дипломом, двадцать шесть лет, ты не обременён женой, истекающей от тоски любовным соком, у тебя нет сопливых малышей и тебе открыты все пути! Дерзай! Изучай мир, обзаводись полезными связями, ласкай упругие формы туземок, даже позволь себе с ветерком промчаться на последней модели добротного «лендровера» или шикарного пляжного скутера. Дыши уверенно, Дэн!

– Представляете? Уже вырублена треть бисонских лесов.

Она всё ещё пыталась найти тему для общего разговора. Всё-таки зря я сказал ей, что служу в налоговом департаменте. Ведь не отвяжется, чёртова баба. Ехала бы через Канкуйю, что ли. Побережье с сотней бунгало на милю, полуголые парни, рай для помешанных на сексе старух, чего ещё?

– Да-да. Просто ужас…

А небольшие накопления в надёжном банке плюс карьерный рост при отеческом благоволии шефа разве мешают? Не забывай только одной вещи – делай своё дело, не ленись!

Так что же? Из этого и складывается жизнь. Ведь верно?..

– Оу! Как же так?

Ровесница Черчилля всё-таки скользнула цепкими ноготками выше моего колена, найдя в Сети несомненно солидный повод к телесному штурму. Я подсунул свою ладонь под её задрожавшее запястье и с сочувственным вопросом взглянул на переносицу задохнувшейся агрессорши.

– Анжела Бискайя, – прошептали яркие губы, – …разбилась на горной трассе!

– Ваша подруга? – Я осторожно убрал её вспотевшую руку и рассеянно уставился в стекло – Бискайя? Где я слышал это имя?

Сеньора Кармелита мгновенно помогла с ответом:

– Что Вы, сеньор Дэниель! Анжела, светская львица, дочь Президента, одна из богатейших дам Альбарруды! В её клинику запись на год вперёд! Господин Арнольд Бискайя оставил ей двадцать пять миллионов…

– Да-да… Дочь Президента, – медленно повторил я.

Разбилась… Я уже не слушал торопливую болтовню своей невольной спутницы. Все мои приятные мысли осыпались, словно я головой воткнулся в бронированную дверь. Бросив короткий взгляд на монитор и просев назад как можно глубже, я незаметно вздохнул и, стиснув зубы, попытался внутренне перекреститься. Не получилось.

– Святая Мария! Сеньор! Как Вы побледнели! Вы её знали?

– Нет, сударыня, но давайте просто помолчим. Кстати, Вы умеете молиться?

– О, как близко к сердцу Вы принимаете чужое горе…

Похотливая ханжа! Я постарался посильнее натянуть на голову соседке виртуальный горшочек и задумался.

Что осталось от Неё? Полустёртые воспоминания и ничего больше. Все эти годы, прошедшие с той нашей последней встречи, я старательно вытравливал любую мысль об этой женщине и мне почти удалось справиться с собой. Да, она продолжала существовать где-то рядом, но меня это уже не касалось.

Или нет? Я обманывал себя? Во всяком случае с некоторого времени я упрямо заставлял себя забыть о ней.

Анжела разбилась… Какое невыносимо странное словосочетание.

Анжела… Анжела Ди Копполо, так её звали когда-то. Она прошла по моему глупому детству и осталась в памяти безумно красивой светловолосой женщиной в лёгком защитном комбинезончике. Строгий ангел от медицины.

Больше я не хотел видеть её никакой… Даже трогательно обнажённой на голубой шёлковой простыне…

И неужели десять лет назад было ужасное мгновение, когда я до сивушной тошноты желал ей смерти?

Десять лет назад…

Забытый сон

Я с трудом разлепил веки, но ничего не увидел. Мутная пелена растаяла не сразу. Слух вернулся быстрее – шум ливня вперемешку с тягучим шлёпаньем и резкими покрикиваниями бирлов оглушил меня. Наконец, взгляд упёрся в телячью кожу армейской берцовки. Её шнуровка уходила круто влево, куда я не мог скосить взгляд.

– Джамба! – прохрипел совсем рядом чей-то голос. В двух дюймах от меня упал шипящий окурок «Мальборо». – Пацан очнулся. Что с ним делать?

Дождь заливал лицо, мне становилось холодно. Расплывчатый носок кованого ботинка, кажущегося ещё более огромным от невозможной близости, поддел мой подбородок, отчего картинка, отдавшись тупой болью, мгновенно переменилась. Теперь струи дождя падали справа на вертикальную пузырящуюся огромную лужу и на неспешные разновеликие фигуры в тёмных накидках среди частокола карибских сосен.

– Посади его, Рауф.

Сильные пальцы вырвали меня из грязной кашицы. Я замычал от боли в простреленном плече, в спину упёрлось что-то твёрдое, ложе винтовки или колено Рауфа. Грубый рывок за волосы выдернул мою голову вверх.

Из клочьев тумана возник неровный каменный угол часовни. Но не на нём я остановил тусклый взгляд – прямо передо мной вдруг поплыло изъеденное термитами основание креста, вкопанного в эту землю ещё первыми индейцами-католиками. Ручейки воды, стекавшие по его истлевшей поверхности, почему-то были бледно-розовыми. Чуть приподняв тяжёлую голову и взглянув выше, я увидел вывернутые потрескавшиеся ступни ног, прикрученных к бревну серпантином колючей проволоки, остатки рваных штанов, ещё вздрагивающий исколотый живот, руки, залитые кровью и провисшие вдоль поперечного бруса. Клочья чёрных слипшихся волос скрывали лицо, но я знал, что это был Антонио.

Глупо, как глупо! Я хрипло закашлялся и повалился в лужу, но Рауф крепким ударом выправил моё положение. Теперь я смог разглядеть и верёвку, тянущуюся вверх от головы моего сержанта прямо к длинной и толстой ветви ближайшего дерева.

Джамба Гунивара мстил за отца. Это было страшной правдой, и я ничего не мог поделать.

Всего каких-то два часа назад мы вчетвером вышли из расположения нашего батальона с рядовым заданием, не представлявшим для нас особой сложности. Двигались бодро – поднадоевшая всем война уже вовсю показывала свой хвост.

И победа бесспорно была за нами.

После недавней гибели «Людоеда», как называли бригадного генерала Гунивару и мы и наши враги, армия Бирлантины посыпалась словно карточный домик. И лишь когда рассорившимся полевым командирам не смогли помочь ни зарубежные советники, ни запоздалые поставки нового оружия, в соседнем правительстве вдруг заговорили о введении касок ООН.

Ну конечно! Ведь это мы развязали жестокую бойню и именно наша задыхающаяся от перенапряжения крошечная Альбарруда столько лет сопротивлялась появлению миротворцев в приграничном районе!

Тем не менее Полковник, командующий нашими душами, умело воспользовавшись ситуацией, выбил захватчиков из хорошо укреплённых опорных пунктов и отодвинул разрознённый и здорово поредевший контингент неприятеля к демаркационной линии.

Несколько мелких отрядов в районе Бисонских предгорий оказались отрезанными от границы.

Последняя задача разведгруппы Антонио Сольдера была простой – обнаружить остатки одной из таких потрёпанных войсковых частей возле деревушки Гуакилья. Дело не стоило выеденного яйца. За годы то затухающего, то с новой силой разгорающегося у Солёного озера конфликта (три из которых были и моей личной войной) мы столько раз переходили неустоявшуюся границу с Бирлантиной, столько милей болотистых джунглей исколесили вокруг, изучили каждый дюйм спорной территории, что просто не имели права на провал.

Капеллан, едва высунувшись из штабной палатки, дежурно благословил нас. Вислогубый капитан Родригес что-то уточнял с приотставшим Антонио, а я, мой закадычный дружок Тимми и Малыш Рэм (юкатек из самых-самых) уже проскользнули мимо батальонных часовых и секретов, неслышно углубляясь в лес.

Через полчаса, мы вышли к знакомой затопленной просеке. Антонио, обтерев о рукав мачете, объявил короткий привал. А вскоре, оставив Тимми на радиосвязи, мы цепочкой стали пробираться к окраине глухой деревни.

Несложная, но до мелочей отработанная операция прервалась внезапно. Шедший впереди Малыш Рэм был срезан тесаком, однако успел выстрелить, предупреждая нас.

– Измена! – пронеслась в голове единственная возможная мысль. Но времени на пустые размышления уже не было. Всё, что я успел сделать, это отпрыгнуть в сторону от тропы и направить свой АК на замелькавшие в листве тени. Пулей в плечо меня сразу развернуло и отбросило на выросшего из болота здоровенного бирла, мгновенно прижавшего мою шею цевьём автомата к поваленному стволу кампешевого дерева. Теряя сознание, я ещё слышал, как отстреливался Сольдер.

Джамба, вытирая со лба дождевые капли, присел на корточки напротив меня:

– Ну что, разведка? Не сахар?

Первый и последний раз в жизни я видел его так близко.

Это был смуглый атлетически сложенный крепыш, гвардейская элита, как и весь его ныне маленький, но не собиравшийся сдаваться отряд. Усталое, чуть помятое и довольное лицо, измазанное защитной краской, приблизилось ко мне:

– Будем умирать молодыми?

Я прикрыл распухшие от побоев веки. Сердце вдруг бешено застучало. Расставаться с жизнью совсем не хотелось.

– Несомненно, будем! – Джамба резко выпрямился и добавил. – Но как? Красиво! Красиво и медленно!.. А? Нет, конечно, можно и быстро!

Он на мгновение повернулся к скорченному на крестовине Антонио. За портупейным ремнём Джамбы широким лезвием матово блеснул топорик. Один миг, и он закачался в руке победителя.

Джамба шагнул ко мне ближе. Я инстинктивно попытался отодвинуться, но тяжёлая ладонь Рауфа сдавила мою ключицу. Вдруг с завистью подумалось о Малыше Рэме. Приятнее, когда смерть приходит неожиданно. Увидев прищуренные глаза врага, я понял, что это ещё не всё – мои проводы будут на редкость весёлыми.

– Слушай, разведка, – В голосе младшего Гунивары послышались издевательские нотки. Какую гадость он задумал? – А ты сможешь постоять за друга?.. Верю, сможешь!

Он засмеялся, перебрасывая топорик с руки на руку:

– А как долго ты сможешь стоять за него? М?

Джамба вдруг резко с разворотом пригнулся, и острое лезвие воткнулось в самый низ креста. Я вздрогнул. Что он делает? С десяток таких неистовых взмахов, и Антонио вместе с брусом рухнет на землю! Если этот человек и не сошел с ума, то сейчас своей работой он просто наслаждался. Под его звериные всхрипы топор со свистом вырывал куски старой древесины из качающегося ствола. Солдаты, столпившиеся за нашими спинами, судя по наступившему молчанию, тоже наблюдали за непредсказуемыми действиями своего командира.

Из-за подрагивания деревянного креста казалось, что Антонио ожил на этом страшном распятии. Помню, что в мою голову впервые тёмной волной ворвалась нехорошая мысль – как же можно носить на груди образ мученика, страдающего на пыточном орудии? Какая несправедливость!..

Антонио Сольдер был старше меня на полгода, он был таким же парнем из плоти и крови как я и Тимми, как сотни проблемных мальчишек переходного возраста, со своими радостями и печалями, тайными желаниями, кусочками счастья и кучей невзгод. Он был живой, настоящий, мой командир и товарищ!

Растерзанное тело сильно качнулось, голова Антонио дёрнулась, и я опять увидел злополучную верёвку. Проклятое распятие хрустнуло, Джамба победно взглянул на меня. И я понял, наконец, чего он хотел.

Дождь усилился, всё кружилось – земля, в которую я пытался упереться непослушными ногами, подрубленный и готовый рухнуть в любую сторону крест, мокрые ступни Антонио, обхваченные моими скользкими срывающимися руками, я сам со стиснутыми от боли зубами, хохочущий от восторга Джамба, его ухмыляющиеся солдаты и стоящие вдали, кажущиеся безразличными крестьяне.

Зачем? Зачем я здесь? Стою в нелепой позе, обнимая истерзанный полутруп, в грязи и сырости от дождя, слёз и плевков, непохожий на самого себя. Зачем? Если я останусь в живых, то через неделю задохнусь от смеха, вспоминая нынешнее положение. Вояка, коммандос, матёрый разведчик, чёрт меня побери! Да просто дурак, еще верящий в чудеса мальчишка-дурак!

Кажется, я запел. И совсем не унылую песню. Что-то животно-рычащее, языческое, такое древнее, бессловесное, не переводимое ни с майя, ни со староиспанского. Пой, чтобы ни боль, ни страх перед смертью не задавили в тебе того главного мужского начала, когда придёт тот Миг, когда надо переступить через себя.

Я не услышал, как прогремел первый выстрел, и не почувствовал, как перебитый конец верёвки с силой хлестнул по моему окровавленному плечу. Я падал в бездну…

Зимние каникулы

Воздушная яма не прошла даром. Вздрогнув, я очнулся и откинулся на спинку кресла.

– Уф. Да что такое?

Однако «Эмбраер» бразильских авиалиний продолжал мерно гудеть, выравнивая скачущее сердце. Неужели задремал? Боже, как давно это было! Вспомнится же такая ерунда! Нервы совсем разболтались…

Я чуть повернулся к сидящему у окна пассажиру – заметил ли он мои подскакивания? Нет, старик спал, открыв рот. Сеньора, сидящая слева от прохода, плотно закрыла глаза платком и чуть подрагивала пальцами в такт своим наушникам, разрешая мне немного поразмять затёкшие мышцы.

Моё будущее в сравнении с недавним прошлым выглядело всё-таки гораздо заманчивее. И на данный момент реальность была простой и ясной как лазурное небо над Карибами – впереди рисовались полторы (нет, уже чуть меньше) недели настоящих зимних каникул и целая жизнь. Студент строительного Колледжа Дэн Фабундос летел на родину!

– Глядите, ниндзя на тренировке.

Мерзкое хихиканье окончательно разбудило меня. Скосив взгляд, я понял, что те четверо, шушукающиеся в последних рядах за моей спиной и поглядывающие в мою сторону, посмеивались именно надо мной.

Да чихал я на них, впрочем, как и они на меня. Мальчишки из благополучных семей, быт которых почти не затронули кровавые события на юго-западе страны, считали нас грубиянами, солдафонами. Для нас же они были слюнтяями и маменькиными сынками, из которых никто в одиночку никогда бы не рискнул тявкнуть, завидев любого из нашей братии. Мелкие душонки.

Вот они, улыбающиеся довольные лица, ожидающие скорой встречи с родственниками. Затылки, украшенные рождественскими рожками, светятся предвкушением счастья. Как тогда сели вчетвером на рейс до Рио, так и домой, в свою чёртову Канкуйю возвращаются плотной нагловатой кучкой. И пухлый Панчо, которому я разбил нос в общежитском туалете, и эти двое, пинавшие в сквере у собора Сан-Себастьян Люка, нашего мальчишку-сапёра, и худощавый Эрнесто, самый адекватный из всей великолепной четвёрки.

Став постарше, поопытнее, мы, конечно, сломаем забор, разъединяющий наши кланы, кто-то из них будет моим хорошим приятелем, а у Тимми, может быть, появится дружок из мажорных-рафинадных ближе меня.

А пока нас разделяла совсем недавно закончившаяся война.

От затеи Полковника – отправить своих молодых бойцов учиться в престижный Колледж, и непременно в Рио – на десять миль несло самодурством. Идея была изначально провальной. Только просидев день за библиотечным столом и честно пытаясь уловить смысл первой прочитанной страницы, я понял, в чём дело. Он больше не хотел отдавать нас, пятнадцатилетних, смерти. Бирлантинские гарнизоны капитулировали без нас.

– Но почему именно мы и почему именно сейчас?

Мы вовсе не были суперпатриотами, мы просто считали неправильным отодвигать нас от десерта. Победу мы заслуженно считали своей.

Кипевшее в наших сердцах чувство вселенской несправедливости постепенно угасло. Грант на обучение никто из нас не считал наградой. А тогда, в самом конце лета, одиннадцать обкуренных мальчишек-погодков – стрелков, радистов, снайперов, разведчиков Солёного батальона – патрули ловили по всему Каррату, ещё не успевшему отстроиться после боёв окружному центру, вытаскивали из кантин, снимали с дрожащих девочек на Фиалковой набережной, находили под тентами тыловых грузовиков. Меня выудили прямо из госпиталя и я не сопротивлялся. Где лучше валяться – на горячем пляже в Рио или на больничной койке? Конечно, на пляже…

– Что? Нас отправляют учиться? Чему? Да мы умеем всё!

А по правде говоря, о каком образовании Вы, господин Полковник, говорите, если юный боец Мото, парень ростом под семь футов, не знал, как правильно пишется слово «мама», карандаш ломался в его пальцах. Редкие посещения школы при гарнизоне не оставляли в наших головах ничего, кроме гитарных аккордов и неутомительных подсчётов картёжных выигрышей и проигрышей.

Полковник пригрозил расстрелом за невыполнение приказа, и мы в сопровождении офицеров отправились в Санта-Ви, где к нам присоединили группу гражданских ребят, и откуда новоявленные студенты вылетели на штурм архитектурных знаний.

О, Рио, Рио! Ты великолепен! Ты безумно чудесен! Никто из нас даже в самых буйных фантазиях не мог себе представить, что окажется здесь, среди многоэтажных отелей и кораблей, океанских пляжей, вечной музыки, праздничных огней и кариоко в белых одеждах. Мы и не думали, что есть другие города, кроме нашего потрёпанного полудеревенского Каррата и призрачного за семью горами Санта-Ви. Рио покорил нас, но…

За полтора месяца Мото переругался со всеми преподавателями, смевшими придираться к нему и не понимающими, что выговор такому студенту – тягчайшее преступление.

– Нет, амиго, поглядите-ка! Что делают? Что делают?

Не добившись правды, он, коротышка Люка, двоюродные братья-рэперы Фини и Бони раздобыли немного денег и, положив с горкой на учёбу, по морю отправились домой. Кто мог их остановить?

Вскоре ещё двое из нашей команды, Лу Безголовый и Матадор, оказались в местной колонии за уличный грабёж возле отеля Капакабана Палас.

У Альберто в одной из пригородных фавелл Сан-Паулу вдруг нашлись какие-то дальние родственники с полулегальным бизнесом, и он, старательно нацарапав прямо на стене нашей комнаты новый адрес, укатил к ним.

Была стопроцентная причина сбежать и у меня, однако едва я заикнулся о побеге, как Тимми и Фред Барселона быстро прочистили мне мозги.

Конечно же, итоги первого семестра оказались неутешительными, курировавший нас сотрудник консульства в ужасе хватался за голову. А чего он ожидал? Фанфар и сладких финиковых косточек? Зачёты сдала четвёрка мажоров и я, с огромными натяжками по французскому, основам черчения и математике. Тимми, заика Мигель, Фред и один занятный парень из гражданских по имени Виктор задержались на пересдачу. Что и говорить, в страстях карнавальных ночей и красочности южных праздников учёба сдвигалась на последнее место. А какой идиот придумал курсовые?..

Сотни раз потом я проклинал свою невнимательность и поспешность, с какой, едва сбросив с себя учёные заботы, вдруг заторопился к берегам родной Альбарруды. Сердце ни разу не стукнуло – притормози, оглянись! Мой разум, переполненный необычными нагрузками и тысячами впечатлений, отдыхал и предательски помалкивал. Остановить меня уже не могло ничто. Буйная Рождественская ночь ещё не отшумела, а я уже засобирался домой.

Домой, разведка!

Вот так и получилось, что, не особо переживая за завтрашний день, я возвращался на родину в гордом одиночестве, олицетворяя собой незыблемость идеи нашего Полковника – дети должны учиться!

– Копполо?!

Я вздрогнул, услышав это имя, и, оторвав взгляд от телеэкрана с заезженным голливудским шедевром, обернулся, чтобы внимательно рассмотреть в узкую щель между спинками того, кто осмелился так иронически произнести его. Плотное лицо спросившего было вытянуто от удивления.

– Да, именно он, – воскликнул в ответ невидимый мне собеседник, спрятавшийся прямо за моим креслом.

Коммивояжеры говорили не о Ней и я мгновенно успокоился, приняв обычное ленивое положение, что, само собой, не помешало мне прислушиваться к продолжающемуся разговору – Джон Копполо, отец сеньоры Анжелы, был страшной легендой побережья. Впрочем, саму сеньору это давно и ни в коей мере не касалось. Она сделала свой выбор не в пользу родителя.

– Перестаньте! Этот человек никогда не станет президентом Альбарруды. Никогда.

Я в замешательстве слегка повернул голову, чтобы лучше слышать. Вот оно что – Свинцовый Джон решил штурмовать высший пост? При всей нашей мальчишеской нелюбви к политике главных персонажей Большой игры мы всё-таки знали. Но слух о Джоне был мне в новинку.

– Интересно, сеньор Алехандро. Кто же ему помешает? Этот пижон, сидящий нынче в президентском кресле?

– Нет, конечно.

– Так может, Полковник? – Бизнесмен из-за моей спины тонко и противно засмеялся. Как же он выглядел, этот торгаш, смеющий ехидничать за глаза? Я почему-то представил его себе худым и лысым с нервно бегающими глазками. – А?

– Возможно, – ответил сеньор Алехандро.

– Да что Вы! Звезда Полковника медленно угасает. Мирное время, слава Всевышнему, быстро обесценивает героев прошедшей войны.

Я почувствовал, как сжимаются мои пальцы и вытягивается челюсть. Наш военачальник был тяжёлым, порой жестоким человеком. Но он был солдатом в прямом смысле этого слова и по безоговорочному праву достойно занимал своё место. Обсуждать его личность и поступки могли только мы, фронтовики – те, кто обливался потом, вывёртывался наизнанку, матерился и шёл под пули, выполняя его приказы. И у каждого из нас были тысячи веских поводов не любить его, даже ненавидеть (а у меня вообще был один-единственный повод, перевешивающий все эти тысячи). Но все мы верили ему. Иначе было нельзя, иначе не было бы победы.

И стоило ли напрягать слух, чтобы услышать липкие тягучие слова от постороннего, но вдруг ставшего совершенно неприятным человека?

– Ни этот громобой со своими штабными значками, ни его ставленник не способны поднять ослабевшую экономику. Они привыкли только тратить деньги. А где их взять?

– О, конечно, – саркастически заметил плотный сеньор. – Умение Джона Копполо делать деньги общеизвестно.

– Криминальный шлейф? Ну и что! Стране нужен Босс!

– Боюсь, что в данном случае Боссу нужна страна…

– Пусть так!

– …одна большая «Фишэмпайя», один огромный комбинат.

– Да! – с жаром воскликнул его оппонент.

– Сохрани Боже! – искренне сказал сеньор Алехандро.

– Не сохранит, не надейтесь, – Противный голос невидимого собеседника насмешливо задребезжал. – И вышвырнет из страны зарвавшихся гринго.

– Посмотрим, – философски произнёс бизнесмен.

– Сомневаетесь?

– Да. Ведь националистические лозунги используют перед выборами все кандидаты. Но кто из них по-настоящему рискнёт ссориться с американскими компаниями?

– Джон Копполо! Только он. Осталось потерпеть несколько месяцев и всё станет ясно.

– Всё же позволю себе не согласиться… Знаете, есть ещё одна фигура, которая не по зубам Вашему Джону. Уж Бисонского-то монстра ему не переварить… Подавится.

Я прищурился. В своей словесной пикировке коммерсанты никак не могли обойти хозяина наших гнилых Бисонских дебрей. И имя дона Перейры выплыло как само собой разумеющееся.

– Как Вы сказали? Бисонского монстра? Ах-ха. Да дон Перейра глубокий старик и вся его империя – колосс на глиняных ногах. Тронешь пальцем и рассыплется.

– Не знаю, не знаю. Дон владеет не только землями несчастной заморенной Бисонии, согласитесь? Кстати, Вам должно быть известно об открытых геологами-северянами нефтяных пластах. Это в предгорьях Бисонского хребта к востоку от солончаков…

– А-а! Красивая сказка, не более.

– Вот как? – усмехнулся в свою очередь сеньор Алехандро.

Я поморщился, в забывчивости больно прикусив ноготь мизинца – обнаруженная перед войной нефть была не такой уж призрачной. Мы бывали в тех местах и видели попытки бирлов соорудить некое подобие буровых вышек. А в период муссонов, всё ближе к концу военных действий по армии вдруг поползли грязные и невозможно тяжёлые слухи – нефть и есть причина последнего конфликта. Верить не хотелось – всё-таки первая стычка вокруг Солёного озера произошла давным-давно, задолго до нефти и даже до моего рождения, ещё при британской администрации.

– Дряхлый дон придумал байку про нефть, чтобы подороже продать эту нищую землю.

– Кто же купит её? Правительство?

– Скорее всего.

– Но ведь концерн MBG всерьёз пытается стать там концессионером. И кажется, дону была предложена неплохая доля.

– Полная ерунда, уверяю Вас. Дон дурит жадных и доверчивых гринго так же, как и всех. После смерти сына он стал совершенно непредсказуем. Вы слышали о Массимо Перейре?

– Увы, только слышал. Мой племянник служил вместе с ним и рассказывал как он погиб.

Я заёрзал в своём кресле. Боже, как тесен мир!

Новая волна старых воспоминаний заставила меня сузить глаза. Массимо, один из «бородачей-прикрышек»! О гибели этого человека мне никто не рассказывал – его смерть я видел сам.

– Фронтовая авиация. Он летал на каком-то старом «Спитфайере», да?

– Да, кажется…

О, как далеки они от правды. Я скривил рот.

В те тяжёлые дни наш батальон с трудом, но вернул Волчью заставу, были серьёзные потери с обеих сторон. С последней уже захлебнувшейся контратакой бирлы сбили один из прикрывавших нас вертолётов и расстреляли в воздухе выпрыгнувшего из горящей машины лётчика. Это и был Массимо, сын и наследник старого дона, главы семейства Перейра. Так и упал в болото, не успев раскрыть парашют.

И остался для всех, знавших его, весёлым тридцатилетним бородачом.

– Не стоит спорить, за что его уважали больше – за простецкий нрав, за смелость или за потенциальное богатство. Ведь верно?

– А мне думается, что и так всё было ясно, – Послышался смех, больше похожий на кашель неисправимого курильщика. – Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.

Массимо Перейра… Я не был знаком с ним, да и не мог быть знаком – этот красавец кондор летал слишком высоко. И видел я его лишь однажды (он с интересом наблюдал, как наш Штольц занимается с нами боевой подготовкой), но то, что вместо трёхпалубной океанской яхты он выбрал пятнистую «Анаконду» и воевал плечом к плечу с нами, немного удивляло и льстило. Конечно, он сражался за свою землю не в переносном, а в прямом смысле. Но тем более!

– Он упал к бирлам.

– Нет, прямо посередине.

Бизнесмены за спинкой моего кресла рассказывали друг другу какие-то немыслимые подробности взятого в плен трупа Массимо, парламентёрских переговоров и большого выкупа.

Ничего этого не было. Наши парни нашли его тело сразу и оттащили подальше. Издеваться над поверженными вражескими лётчиками считалось особым кайфом с обеих сторон.

Старого дона, не постеснявшегося на следующий же день прибыть лично в сопровождении четырёх затянутых в траур женщин и легиона телохранителей, я больше никогда не видел. Бог спустился с местного Олимпа лишь на мгновение и, еле слышно произнеся сквозь зубы одно слово – «дурак», показал всем, кто здесь настоящий хозяин. Вот и пойми, за кого мы воевали, за несчастных смертных или за дона Перейру?

– А Джон всё-таки станет президентом, – раздался за моей спиной свистящий противный голос. – Помяните моё слово, сеньор Алехандро.

Шоколадная стюардесса с голливудской улыбкой попросила пассажиров пристегнуть ремни. Мы подлетали к побережью Альбарруды.