Читать книгу: «Опричник», страница 20

Глава XXXVII. Темница

Ледяная просторная камера с окном-решеткой наверху была вырыта прямо в сырой земле. Солнечный свет почти не проникал в темницу, и молодые люди уже сутки пребывали здесь. Опричники по приказу сотника Алябьева притащили Сабуровых сюда еще ночью и быстро сковали руки молодых людей кандалами, ключи от которых остались на поясе одного из охранников, и притянули узников железными цепями к единственной каменной стене. У них у обоих так и остались во рту кляпы, и Сабуровы только переглядывались, не в силах даже на аршин отодвинутся от каменной стены. За весь день охранник лишь однажды принес им испить воды и вновь заткнул им рты. Молодые люди устало сидели прямо на промозглой земле, не зная, чего им далее ожидать.

Около полуночи послышались голоса, и камера озарилась светом приближающихся факелов. Уже спустя несколько минут решетка сбоку отворилась, и в земляную темницу вплыла женщина в темном плаще. За ней, держа факел, зашел Алябьев, а далее охранник, который ранее приносил им воду, и еще один невысокий человек, одетый в черное. Женщина скинула с головы плащ, и Сабуровы увидели перед собой прекрасное лицо Милолики, обрамленное по бокам двумя черными косами. Оглядев сидящих на земле молодых людей, которые были крепко прикреплены цепями за плечи и живот к каменной стене, она как-то брезгливо поморщилась и приказала:

– На крюк их подвесьте. Говорить с ними буду.

Тут же Алябьев и охранник отомкнули замки у Сабуровых на цепях, которые опоясывали их, и приподняли братьев. Подняв руки молодых людей вверх, они подвесили кандалы, сковывающие руки Мирона и Василия к двум железным крюкам, торчащим из потолка. Молодые люди оказались почти висящими со вздернутыми вверх руками, а их ноги едва носками доставали до земляного пола.

– Убери у светловолосого кляп, – распорядилась Милолика.

Алябьев проворно подошел к Мирону и освободил его рот.

– Вот и наша кровопийца пожаловала, – прохрипел Мирон тут же.

Боярыня зыркнула на него свирепым взором, оскалилась уголками губ.

– Ты, Сабуров, лучше о своей шкуре подумай. Недолго тебе живым-то ходить, – сказала Милолика и сделала знак рукою. Третий мужик быстро внес в камеру небольшой сундучок и дрова и поспешно сложил небольшой костерок в дальнем углу камеры. Алябьев подал ему факел – и костер запылал. Достав из своего сундучка длинные железные пруты, заканчивающиеся небольшим квадратным плоским окончанием, мужик умело всунул конец прута в огонь, и Мирон понял, что сейчас его будут пытать. Однако он не собирался просить о пощаде, и тем более показывать свой страх этой скверной бабенке, которая, видимо, возомнила себя царицей и палачом в одном лице.

– Мне нужна Чаша, которую ты забрал у колдуна, – произнесла Милолика, подходя к висящему на крюке Мирону.

Он оскалился ей в лицо и прохрипел:

– Какая еще Чаша?

– Ты знаешь какая, пес! – выпалила она нервно. – Которую вы, поганцы, уже почти всю сложили!

– Ты не знаешь, что за Чаша, Василий? – ерничая над колдуньей, спросил Сабуров и обернулся к висящему на крюке брату. Василий демонстративно округлил глаза и отрицательно помотал головой.

– Издеваетесь?! – процедила Милолика и остервенело взвизгнула: – Назар!

Мужик, что прокаливал железный шест над пламенем, приблизился к Мирону. Алябьев быстро разорвал на ноге Сабурова штанину и отошел. Раскаленное железо прижалось к икре Мирона, и воздух наполнился запахом паленого мяса. Мирон сцепил зубы, но ни один звук не вырвался из его рта. Лишь жилы на руках и висках выступили.

– Говори, где Чаша, гад! – закричала Милолика, когда Назар убрал железо от ноги Мирона, и на его коже осталось страшная обожженная, кровавая рана, которая дико горела болью. – Мои люди всю вашу горницу перевернули, а ее нет! Где ты ее спрятал?!

На ее истеричный выпад молодой человек хищно оскалился, словно зверь, и глухо процедил:

– Ищи, демоница… может, твои темные демоны, что с тобою заодно, подскажут тебе… а я более ни слова не скажу…

Вновь сделав знак рукой, Милолика чуть отошла, со злорадством наблюдая, как Назар приложил очередной раскаленный прут с квадратом уже к руке молодого человека. Но и это нисколько не испугало Мирона.

Спустя полчаса после пыток обоих Сабуровых Милолика, так и не узнав ничего о Чаше, злобно прошипела:

– Ничего! Я дождусь, когда Темный Повелитель сможет воплотиться в своем теле и придет сюда. Через пять дней полнолуние будет. Он развяжет вам языки. А пока на крюке повисите…

Изрыгая проклятия, колдунья выскочила из камеры, так ничего и не добившись. Ни Мирон, ни Василий не сказали ни слова. Они понимали ценность тайной силы Чаши. Поскольку от ее чародейства зависела не только жизнь их горячо любимого отца и исцеление брата Людмилы, но и прекращение зла, творимого «Тайным схороном». Оттого они вытерпели все адские муки, когда Милолика пыталась развязать им языки.

Когда злобная колдунья со своими прихвостнями скрылась в темном коридоре подземелья, охранник запер их камеру и ушел. Мирон, ощущая, что подвешенные руки начали неметь, повернул окровавленное лицо к Василию и через силу спросил:

– Ну что, братец, как думаешь, живы будем или тут сгинем?

На что тот печально оскалился разбитой губой и прохрипел:

– Неужто какая-то бешеная баба нас уморит? Нет уж! Я еще к своей Ульяне приеду да замуж ее возьму, не видать колдунье моего бездыханного тела…

После полуночи Сабуровы пребывали уже в полуобморочном бредовом состоянии. Многие раны и ожоги на их телах нещадно болели, а в сырой камере стало промозгло и холодно. Кошмарная пытка в положении на висячих руках, невозможно болезненная, стала суровым, испытанием для молодых людей. И они не понимали, долго ли еще будут висеть тут.

Но братья не желали отчаиваться и перебрасывались репликами, пытаясь ободрить друг друга, утешались лишь одним, что они вместе. Мирон постоянно старался сконцентрировать энергию и вырвать крюк из потолка, он знал, что это в его силах, но не мог. Тело еще не совсем оправилось от страшных ран, полученных при осаде Тулы, а новые увечья, нанесенные мерзкой колдуньей и ее палачами, еще больше изнурили его. И как он ни пытался, не мог собрать в руках нужную энергию, ощущая в своем существе всего половину тех сил, что бывали в его здоровом теле.

В какой-то момент Мирон заслышал едва различимые легкие шаги. Сначала он подумал, что вернулся охранник, но, когда у железной решетки камеры появилась стройная фигурка Людмилы, от неожиданности даже вздрогнул.

– Братцы! – прошептала громко девушка. Монахиня удерживала в руке свечу, обрамленную тонким берестяным кульком по краям, чтобы ее не задуло. Ухватившись свободной рукой за железную решетку и вклинивая свое лицо в узкое пространство между железными прутьями, она вглядываясь в полумрак камеры. – Вы живы? Братцы?

Лишь спустя миг Мирон пришел в себя от потрясения.

– Людушка, мы здесь! – выпалил Мирон порывисто, не понимая, как девушка смогла найти их. Она наконец разглядела во мраке фигуры молодых людей и облегченно улыбнулась.

– Как ты нашла нас? – вымолвил пришедший в себя от обморока Василий.

– Тихо! – пролепетала она и вдруг отстранилась, мгновенно задув свечу, после чего исчезла в темноте.

Спустя минуту к решетке приблизился охранник с факелом. Просунув руку между прутьев решетки, он быстро осмотрел пленников и сказал:

– Чего шумите? Сейчас войду и немедля вас угомоню!

– Давай войди! – процедил Мирон задиристо, ощущая, что совсем не чувствует своих рук, ибо они словно окаменели.

– Ага, сейчас! – ответил охранник боязливо. – И тише давайте! А то Милолика Дмитриевна недовольна будет.

Он вытащил обратно свой факел из камеры и, подняв его над головой, вновь внимательно начал осматривать заключенных.

Прижавшись всем телом в темном плаще к земляной стене у пустой соседней камеры, Людмила почти не дышала, не спуская напряженного взора с охранника, который приблизился к железной решетке. Она находилась всего в пяти шагах от него, у противоположной стены, которая не освещалась факелами, висевшими кое-где на бревенчатых стенах. Когда неприятный охранник вытащил руку с факелом из камеры, Людмила напряглась всем телом и начала концентрировать энергию. Уже через миг из ее глаз вырвался невидимый поток, устремленный на огонь охранника, тот вдруг сильно вспыхнул яростным пламенем в несколько раз сильнее.

Охранник испуганно ахнул, ощутив, как жуткое пламя обожгло его руки, и бросил факел на пол. Но пламя успело зацепить его волосы и одежду. Людмила вперила разжигающий взор в едва загоревшиеся волосы мужика, и он весь вспыхнул, как свеча. Нечленораздельно закричав, охранник упал и начал кататься по земле, пытаясь погасить пламя. Но Людмила не спускала с горящего человека свой изумрудный взгляд и вновь и вновь разжигала огонь, который с каждым мгновением разгорался с новой силой. Уже через пару минут от невыносимых мук мужик затих, отдав Богу душу.

Спустя несколько минут Людмила подошла к нему и, вновь направив на горящий труп взор, быстро затушила огонь взглядом, окутав мертвое тело охранника ледяным саваном. Факел охранника так и остался лежать на земле и довольно хорошо освещал пространство вокруг. Проворно стянув с обугленного тела ключи, она приблизились к решетке и, отперев камеру, вошла внутрь. Приблизившись к молодым людям, Людмила отметила их окровавленные лица, синяки и несколько жутких ожогов на телах.

– Зачем она так люто? – пролепетала девушка жалостливо.

– Да плевать на нее! – выпалил Мирон.

– Как же вас с крюков снять, братцы? – спросила она, осматриваясь.

– Ты можешь чуть приподнять меня? – предложил Мирон. – Я сам руки скину. Просто теперь мне опереться не на что.

– Да, – кивнула она и, подойдя к Мирону, попыталась приподнять его большое, тяжелое тело. Но у нее ничего не вышло.

– Погоди, – вымолвил Мирон, видя, что у девушки не хватает сил, и она нервно вздыхает. – Ты встань ко мне поближе, ладошки сцепи что есть силы и держи крепко.

Она кивнула и, встав перед ним, сделала, как он велел. Мирон поднял одну ногу, согнув ее и уперев колено в ее сложенные кулаки, подпрыгнул вверх. Руки Людмилы тут же разомкнулись, потому что она не могла выдержать такой силы, но нескольких мгновений хватило, чтобы Мирон оттолкнулся от сложенных пальцев девушки и одним мощным движением сдернул свои скованные руки с крюка и почти упал на земляной пол. Людмила склонилась над ним. Но он уже поднял на нее голову и, испепеляя горящим благодарным взором, выдохнул:

– Вот благодарствую, Людушка.

Шевеля скованными в запястьях руками, он попытался размять их. Поднявшись на ноги, Мирон, хромая, приблизился к Василию.

– Давай, братец!

Он проворно помог Василию снять руки с крюка, и старший Сабуров, тоже начал шевелить плечами, пытаясь снять онемение.

– Кузнеца надо будет искать, чтобы оковы наши снять, – сказал тихо Мирон.

– А что с охранником случилось? – спросил вдруг Василий, переводя взор с девушки на брата и обратно. – Он, словно пламя, вспыхнул вдруг.

– Загорелся он, – ответила она тихо.

– Как же? – удивился Мирон.

– Да не знаю, – пожала плечами Людмила. – И замолчите вы уже, пока кто другой не пришел.

Сабуровы понятливо кивнули и устремились прочь из камеры.

Перемещаясь за Людмилой, Сабуровы со скованными запястьями старались ступать как можно тише, заставляя себя не обращать внимания на ноющие раны и ожоги. Девушка держала перед собой ту же толстую свечу, с которой пришла, и освещала ею темный подземный ход, ведущий к темницам. Она отчетливо помнила, как шла сюда, и оттого быстро вела их. Они миновали довольно широкое место, где туннель разделялся на три, и Людмила, не останавливаясь, последовала в средний ход, который был впереди, не сворачивая. Надеясь на ее память, Сабуровы следовали за ней дальше. Но вскоре перед ними оказалась каменная стена, загораживающая проход. Уставившись озадаченным взором на препятствие, Людмила через миг обернулась к Сабуровым и раздосадовано пролепетала:

– Я не понимаю. Я проходила здесь. А теперь стена тут? Куда идти?

– Не переживай, Людушка, сейчас найдем, – отозвался Мирон, осматривая стену. Он кулаком начал простукивать камень, пытаясь определить, до какой степени стена толстая. Спустя некоторое время Сабуров понял, что каменная кладка толщиной не менее аршина. Он обернулся, осматривая пространство за спиной, и сказал: – Не пробить мне ее. Энергии совсем нет. Обратно пойдемте…

Не теряя времени, молодые люди поспешили назад и вновь вышли к трем ходам. Выбрав правый путь, они направились по нему и через некоторое время оказались уже у четырех ходов, из одного из которых только вышли. Вновь остановившись и не понимая, куда следовать дальше, они уже начали с досадой осматриваться.

– Это лабиринт какой-то, – проронила Людмила беспокойно.

– И впрямь, – кивнул Василий. – Паутина колдуньи, чтобы никто не выбрался.

– А ну-ка погодите, – ответил Мирон.

Прислонившись к бревенчатой стене, Мирон прижал руку к дереву и сосредоточился. Внутренним взором, чутьем, молодой человек поднялся выше лабиринта, ощущая его размеры и ходы. Но его энергия была очень слаба, потому понабилось много времени, чтобы разведать окружающее пространство. Только спустя четверть часа, в течение которых Василий и Людмила терпеливо ждали и не спускали взглядов с младшего Сабурова он наконец открыл глаза и выдохнул:

– Уразумел я, куда идти. Пошли…

Запомнив картину всего недлинного лабиринта и прокручивая в голове его ходы, Мирон быстро устремился влево, а Василий и Людмила последовали за ним. Спустя четверть часа, поднявшись по земельным ступеням вверх и отодвинув крышку деревянного люка, они вышли на пустынное место около леса. Кладбище окружало их, молодые люди поднялись прямо из некой могилы, которая была чуть в отдалении. Деревянный люк выхода, из которого они выбрались, оказался присыпан землей, и на нем росла трава, потому, сверху закрытый, он производил впечатление простого могильного холмика.

– Как с того света пришли, прямо из ада, – произнес облегченно и насмешливо Василий, радуясь свободе.

– Надо быстрее уходить отсюда, – предупредила Людмила, ощущая опасность.

– Ты права, милая, – согласился Мирон. Осматриваясь и видя очертания реки вдалеке и высокие маковки Успенского собора, Мирон тотчас сориентировался, поняв, где они находятся. – В кузнечную слободу нам надо теперь. Чтобы эти оковы с нас сняли. Вроде она недалече, не более версты отсюда…

Еще не пропели первые петухи, когда молодые люди достигли нужной части города. Кругом стояла тишина, и было пустынно. Подойдя к одной из первых изб с закрытыми ставнями, Василий громко постучался. Только спустя некоторое время створки заскрипели, и из невысокого окошка высунулась толстая баба в белой льняной рубахе, с распущенной светлой косой.

– Покойной ночи, любезная, – приветливо сказал Василий.

– И что ты, окаянный, по ночам бродишь? Чего тебе? – недовольно проворчала толстая баба и потерла глаза спросонья.

– Кузнец нам срочно нужен, – объяснил Василий и так призывно улыбнулся, что баба прищурилась и, явно задобренная приятным лицом гостя, уже спокойно ответила:

– Три кузнеца всего у нас в слободе осталось-то. Остальных в войско царское забрали. Вы лучше к Илье Быкову ступайте. Он вас точно не прогонит. Его двор по этой же стороне, через пять изб будет. С красными резными ставнями.

– Вот спасибо тебе, разлюбезная…

Разбудив кузнеца, молодые люди прошли на его двор, на котором возмущенно лаял пес на цепи. Хозяин дома, босой, в штанах и в неподпоясанной серой рубахе, повел их в кузницу. Сабуровы последовали за ним в открытый сарай, кузню, и остановились у входа. Людмила осталась немного поодаль, устало присев на поленницу у сарая.

– Обождите, – велел кузнец, крупный одноглазый мужик лет пятидесяти, с пронзительным мрачным взглядом. – Сейчас зубило найду.

Подозрительно косясь на молодых людей, Илья Андреевич начал разыскивать нужные инструменты, чтобы разрубить толстые концы оков с замками.

– Откуда это вы убегли-то? – не выдержал кузнец. Мирон и Василий, стоявшие рядом, не отвечали, и Быков добавил: – Не выдам я вас, не боитесь.

– Из темницы наместника, – глухо буркнул Мирон.

– Из подземелий колдуньи? – пораженно выдохнул кузнец и, уставившись изумленным взором на Мирона, изрек: – Да не может того быть! Оттуда ни один еще живым не выходил.

– Вышли и вышли, что такого? – невольно буркнул младший Сабуров, не желая распространяться перед кузнецом обо всем, ибо молодые люди не знали, можно ли доверять этому мужику. – У нас времени мало, уважаемый. Вы могли бы поспешить?

– Клади руки-то сюда, – велел кузнец Мирону, указав на место на железной наковальне.

– Вот совсем позабыла, – сказала Людмила, подходя, и пристроила сбоку от наковальни серебряную полушку. – Вам за работу.

– А ну убери серебро, девка, – процедил купец, нахмурившись, и, умело орудуя зубилом и молотком, стараясь осторожно сбить замок и вскрыть кандалы Сабурова. Людмила забрала деньгу, ничего не понимая. Бросив быстрый взор на Мирона, Быков добавил: – От твоих слов, парень, меня аж в жар бросило. Неужто кто-то ее, распроклятую, вокруг пальца обвел?!

– А вы, Илья Андреевич, откуда про колдунью ведаете? – поинтересовался Василий.

– Да про нее, злыдню чертову, все ведают, – выплюнул нервно Быков. – Ее делишки темные все знают в округе. И как она в подземельях своих людей до смерти мучает, и детей малых убивает.

– Ох, Илья Андреевич, неужто и вправду все люди об этом знают? – спросил Василий.

– Конечно! Только боятся. Ведь она всех недовольных царскими опричниками сразу же со свету сживает! – хмуро добавил кузнец.

Он наконец стянул с Мирона железные кандалы. Отойдя в сторону и поблагодарив кузнеца, Мирон, потирая оцарапанные железом руки, возмущенно заметил:

– И долго вы терпеть будете? Что, бунт не можете поднять, против своеволия наместника-то?

– Да подняли бы мы бунт и всем народом бы на колдунью пошли, – грозно бросил Быков. – Но кто нас поведет-то? Все боятся первыми. Ведь зачинщики и главари первые растерзаны будут…

– А за нами пойдете? – предложил с вызовом Мирон. – За нами с братом моим?

Подняв на молодого человека суровый взор, Илья Андреевич смотрел, не мигая, долго и мрачно, словно что-то обдумывая.

– Пойдем, коли вызоветесь, – ответил кузнец твердо. – Если вы из подземелья колдуньи сбежать смогли, то явно вы не из простого десятка молодцы.

– И неужели на бунт пойдете? – спросил недоверчиво Василий.

– Как есть, правду говорю, – сказал кузнец уверенно и уже тише добавил: – Я могу по всем посадам и слободам людей поднять. В каждом месте есть недовольные, которые только повода ждут, чтобы колдунью на вилы поднять, да власти ее в округе положить конец…

– Давно уж пора эту ведьму остановить, – кивнул Василий.

– Колдунью, не ведьму, – поправил его Быков, заканчивая снимать с Василия железные оковы, и уже через минуту и второй Сабуров было свободен, скинув кандалы на землю. – Неправ ты, молодец, – поправил его кузнец. – Колдунья она бесовская, а ведьма совсем нет.

– Какая разница? – поднял брови Василий.

– Ты уж не прав, – объяснил Илья Андреевич. – Ведьмы-то, они к людям лицом ходят да добро творят. Наша местная ведьма, слободская-то, Русланой кличут, так она мою женку от смерти спасла. Ленушка моя после пятых родов едва не померла. Крови уйма была, даже повитуха руками разводила. А Руслана-то почти две ночи и три дня не отходила от женки моей. Да отпаивала ее травами, да заговоры читала, да чрево ее чистила. И потому жива осталась моя Ленушка. А еще ведьма моего старшенького Андрейку на ноги поставила. Он ведь до двух лет не ходил, слабые ножки были. А она его каким-то целебным отваром поила и каждый Божий день ставила на ножки да ходить заставляла. Прямо так возилась с моим детятей. А потом он пошел сам и теперь быстрее всех в слободе бегает. Сейчас в войске царя служит. Оттого в помощь сила волшебная ведьмина-то людям. Не делают они зла. Еще отец мой сказывал, что и зовутся они ведьмы-то от слова ведать…То бишь многое знать да мудрость иметь поэтому и ведьмами зовутся…

– Может, ты и правду говоришь, кузнец, – заметил Василий.

– Как есть правду, – кивнул кузнец. – А колдуньи, они и есть окаянные. Они с черной нечистью якшаются, только и думают, как людей извести или порчу на кого навести…

– Так что? Готовы вы, Илья Андреевич, людей собрать по окрестностям и в городе, как говорите? И долго ли это? – спросил Мирон порывисто. – Мы с братом хотим как можно скорее на двор к наместнику идти, да вновь попытаться справиться с колдуньей. Пока она снова какого младенца не загубила. С вами или без вас мы все равно пойдем. Но, если нас будет много, мы точно одолеем кровопийцу!

Глаза кузнеца загорелись каким-то темным буйным пламенем, и он выдохнул:

– К полудню соберу я людей. Всем миром пойдем.

– Добро. Собираемся в полдень, у главных врат Успенского собора. Там до усадьбы боярина недалече. Сколько мужиков наберете, Илья Андреевич, все в помощь будут. Да вооружитесь посильнее, придется, может, еще с сотней опричников биться…

– Вот и порешим на том. Раз царь батюшка не хочет нас слышать, сами все сделаем! – добавил кузнец.