Читать книгу: «Опричник», страница 22

Глава XL. Темный Повелитель

Мирон молниеносно поставил свой палаш перед собой и создал защитное поле, смертоносная энергетическая удавка тамплиера ударилась о невидимый щит Мирона. Тамплиер быстро переместил руку влево и вклинил свой душащий, убивающий луч в Василия. Но старший Сабуров не был так умел в защите, оттого сильный энергетический удар пробил его ауру и вошел прямо в грудь. Василий лишь успел выхватить палаш, но тут же начал задыхаться от душащей удавки на шее и лице, которая опутала его. Мирон стремительно выскочил вперед брата, закрыв своей защитой и грудью Василия. Луч рыцаря разбился о поле вокруг палаша младшего Сабурова. Однако Василий, все же получив опасный энергетический удар, упал на колени на землю и пытался отдышаться, судорожно хватая ртом живительный воздух. Мирон так и стоял перед братом, защищая его.

Тамплиер вдруг вытащил свой меч из земли и, подняв его, адским басом возопил:

– Вставайте!

Через несколько мгновений Сабуровы ощутили под ногами странное движение земли, словно ее затрясло. И увидели, как вокруг них начала разверзаться земля, покрытая травой, а из недр ее стали подниматься леденящие душу существа. Все они, похожие на русских воинов прошлого, были обряжены в кольчуги и шлемы с открытым лицом. Наводящие ужас мертвецы с синими лицами без глаз или ободранными костями с мясом, или просто черепами в доспехах, вылезали из земляных дыр, как одержимые. Это были мертвецы, бывшие русские воины, которых, видимо, своим адским гласом – приказом поднял рыцарь.

– Володар, спиной ко мне встань! – судорожно выкрикнул Мирон, видя, как мертвецы в доспехах начали окружать их.

Сабуровы прижались друг к другу и выставили свои палаши и короткие топорики, подсчитывая, что мертвецов-воинов несколько десятков, и которые начали приближаться.

– Вот, демон франкский, – процедил ожесточенно Василий. – Жаждет, чтобы мы с нашими русскими братьями убиенными бились!

– Мертвецов осиновым колом успокаивают, – ответил Мирон, отбив первый удар одного из мертвецов, который пытался пробить его грудь копьем.

– Где взять-то его здесь? – огрызнулся Василий.

Вдруг Сабуровы услышали, как Серый, который бросился на тамплиера, чтобы остановить его, ибо рыцарь тоже неумолимо приближался к молодым людям, дико взвизгнул. Меч рыцаря разрубил собаку почти пополам, и пес Серый безжизненно упал на землю и затих.

– Убью, черт железный! – прокричал иступлено Мирон, чувствуя, как его сердце сжалось от жуткой боли по убиенному псу, которого он спас когда-то от мучивших его мальчишек, и который все это время был верным и преданным его другом.

Мирон стремительно подбежал к тамплиеру и набросился на него с недюжинной силой, прямо с разбегу ударив по де Шартру палашом. Разрубив рыцарю руку, он не увидел крови и на миг замер. Тамплиер же нанес ему ответный сильнейший удар мечом, и Сабуров едва успел оборониться рукоятью топорика, который меч крестоносца разрубил пополам. Упавший топорик немедля был поднят Мироном, но рукоять стала на треть короче, и теперь удары надо было наносить с более близкого расстояния, нежели раньше. Тамплиер вновь рубанул, мощнейшим выпадом и Сабуров яростно отразил удар палашом. В следующую секунду, умело выкинув руку вперед, рыцарь со всей силы замахнулся в лицо Мирона железным кулаком. Но тот, отклонившись, все же увернулся от удара железной перчатки.

Мирон видел, как Василий бьется с мертвецами, которым отрубает руки и ноги, чтобы они не могли сражаться оружием или стоять. Но мертвецов было так много, что они нескончаемым потоком вылезали и вылезали из земли.

Почти полчаса Сабуровы бились с мертвецами. Мирон с тамплиером, который был по силе и ловкости равен ему, а Василий с русскими воинами, которые были заторможены и не так проворны, как Василий, но их оказалась бесчисленная тьма.

Устав и вытирая пот с окровавленного виска, Мирон в какой-то момент получил мощный удар по лицу кулаком тамплиера. Молодой человек отлетел на несколько аршин от рыцаря и на краткий миг потерял сознание. Когда пришел в себя, он тут же вскочил на ноги и увидел, как тамплиер вытянул руку вперед. Проследив за ним взором, младший Сабуров негодующе отметил, как рыцарь энергетическим ударом душит Василия, который, схватившись за горло, судорожно хватает ртом воздух. Мирон стремглав бросился на тамплиера, нанеся ему несколько убийственных ударов, и рыцарь прекратил свое воздействие на старшего Сабурова. Но нескольких минут энергетической атаки тамплиера стало достаточно для того, чтобы Василий безжизненно упал на землю.

Свирепо и угрожающе зарычав, Мирон с еще большим неистовством бросился на железного рыцаря, который час назад убил его преданного пса, а теперь и любимого брата. Возможно, Василий только потерял сознание, но Мирон не мог приблизиться к нему и проверить это, потому что был вынужден вновь и вновь отбивать жуткие удары железного призрака, который, словно черт, был неутомим и, казалось, совершенно не мог устать. Недалече у дерева лежала Людмила, и Мирон не знал, жива ли девушка или нет. В этом чудовищном кошмаре, боясь, что потерял уже всех близких и родных, Мирон ожесточенно бился с мертвецом – тамплиером из последних сил, терзаемый многими ранами на теле, оставленными мощным мечом рыцаря. Раны же, наносимые тамплиеру Мироном, не беспокоили рыцаря, сразу же превращаясь в синие порезы, и не умаляли его силы.

Этот безумный бой с мертвецом длился и длился, и Мирон не знал, сможет ли выжить. Лишь одно утешало его – что Чаша была надежно спрятана и жуткому тамплиеру мертвецу явно понадобится время, чтобы найти ее. Мертвецы – воины уже не восставали из земли, а Василий так и лежал недвижимо на траве, и оттого убиенные русские вновь тихо легли на землю, и та стала поглощать их.

Мирон уже не успевал отбивать все выпады тамплиера из-за усталости и упадка сил. И в какой-то роковой миг ощутил, как противник нанес ему свирепый удар в грудь. Когда де Шартр вытащил меч из тела Сабурова, кровь хлынула из раны молодого человека. Обессиленно упав на колени, Мирон отчетливо понял: еще один удар – и тамплиер добьет его. В этот страшный, возможно, последний момент жизни Сабуров, истекая кровью, исступленно подумал о том, что Чаша не будет спасением для их отца и брата Людмилы. Ибо они с Василием погибнут здесь, на этом бранном поле, как когда-то давно тысячи русичей, сложивших здесь головы. И уже никто и ничто не сможет помочь ни его отцу, ни брату Людмилы.

Из последних сил Мирон поднял палаш и, дрогнувшим от невыносимой боли телом, отразил очередной удар меча тамплиера. Но железный кулак крестоносца стремительно ударил по скуле Мирона, и молодой человек упал спиной назад, потеряв сознание и распластавшись на земле.

Увидев, как отчаянный и храбрый русский безжизненно упал, тамплиер поднял голову к небесам и, победоносно рассмеявшись демоническим хохотом, как проклятье, прохрипел над бранным полем:

– Никто из непосвященных не будет владеть Чашей! Я исполнил волю Ордена, магистр де Моле!

Рено де Шартр поднял руку с мечом и уже занес смертельное оружие над распростертым недвижимым Сабуровым, желая пронзить ненавистное тело русского и навсегда упокоить его в этой земле.

Именно в эту секунду рядом раздался дикий истошный крик Людмилы. Девушка из последних сил, большую часть из которых потеряла за эту кошмарную ночь полнолуния, бросилась к Мирону.

– Не тронь его! – прокричала гневно Людмила, вставая на четвереньки над неподвижным телом Сабурова, словно волчица. – Остановись!

Тамплиер зловеще замер с занесенным мечом.

– Уйди, Людмила! – процедил загробным голосом Рено де Шартр.

– Нет! Не дам его убить! – выпалила грозно девушка.

Мертвец невольно остановился и даже опустил занесенный над Сабуровым меч, так как девушка своим телом загораживала Мирона. Рыцарь вдруг скинул умелым движением со своей головы железный шлем. Зловеще оскалившись своими мертвенно-белыми губами, тамплиер угрожающе навис над Людмилой.

– Ты думаешь, я не знаю, мерзкая девка, что ты предала меня? – процедил тамплиер, испепеляя Людмилу горящим взором страшных глаз с белесыми зрачками.

– Ты первый предал меня много лет назад, когда отказал мне в единственной просьбе, – прохрипела она непокорно, так и стоя над Мироном.

– Это не твой дар! Ты не имеешь на него права.

– Ваш Орден давно сгинул в вечности, – процедила Людмила. – А ты всего лишь живой мертвец, который обладает своим телом на новую луну и в полнолуние! Так дай же нам, живым, воспользоваться таинством Чаши… она послужит добру…

– Нет! – непримиримо пророкотал Рено. – Этого никогда не будет. Я исполню волю Ордена!

– Проклятый фанатик… – пролепетала девушка и, склонившись над неподвижным молодым человеком, устремила несчастный взгляд на Сабурова. – Как я устала от тебя и твоих речей…

Она начала трясти Мирона за плечи, пытаясь привести его в чувства. Но он так и оставался без сознания. На ее глаза навернулись слезы, и она выдохнула:

– Мирон, милый…

Тамплиер уже придвинулся к ним, грозный, неумолимый, зловещий.

– Гнусная потаскуха! – процедил он по-французски. И добавил уже по-русски, чтобы Людмила поняла: – Отойди от него! Я все равно его добью!

– Нет! – выпалила она в сердцах, закрывая своим хрупким телом бессознательного Сабурова. – Он один пожалел меня! Не ты, исчадие ада!

Тамплиер хрипло рассмеялся, и его громкий голос разнесся зловещим эхом над полем. Потом он резко замолчал и вновь неумолимо занес свою руку с мечом.

– Значит, умрешь вместе с этим русским, – прогремел Рено де Шартр.

– Давай, бей! – прохрипела непокорно Людмила ему в лицо. – Только ведь не убьешь меня, а обречешь меня на новые муки…

Он уже почти вонзил меч в тело девушки, смотря адским взором в ее зеленые горящие глаза, но спустя миг тяжело опустил оружие на землю.

– И почему я не могу причинить тебе боль, неверная? – выдохнул тамплиер тихо.

Людмила знала ответ на этот вопрос, но сейчас ей было все равно. Единственное, что волновало ее теперь, – это то, что Сабуров не приходит в себя, а рана на его груди все сильнее кровоточит. Она начала лихорадочно обрывать подол своей рясы, чтобы перевязать Мирона и остановить кровь. Молодой человек вдруг зашевелился. Увидев это, Рено де Шартр раздраженно прохрипел:

– А ну, уйди!

Тут же наклонившись к Людмиле, он с силой схватил ее железной рукой за талию, почти отшвырнул девушку в сторону и снова поднял свой железный меч над лежащим Мироном, который вновь затих, так и не придя в себя. Людмила безумно закричала и словно волчица бросилась на тамплиера. Она повисла на руке де Шартра, удерживающей острый меч, не давая тамплиеру двинуться, и безумно кричала:

– Изыди! Изыди проклятый! Ненавижу тебя! Я не позволю убить его! Он мой!

Рыцарь вдруг остановился и вперил в висящую на нем девушку непонимающий взор страшных белесых очей.

– А как же я? – глухо спросил тамплиер, схватив рукой в железной перчатке Людмилу с силой за волосы, стараясь сделать ей больно.

– Ты мне безразличен! Я его одного люблю! Его одного! Изыди проклятый! – неистово прокричала она прямо ему в лицо.

Тамплиер замер и ощутил, как все его гниющее тело начало дрожать.

Именно в этот момент Мирон пришел в себя и, чуть тряхнув головой, вперился затуманенным непонимающим взором в рыцаря – мертвеца, на плече которого висела Людмила. Они как будто боролись. И Мирон услышал только последние ее слова: «Его одного! Изыди проклятый!»

Мучительно собрав в своем раненом теле последние силы, Мирон стремительно поднялся на ноги, видя, что тамплиер вот-вот убьет девушку, ибо его неумолимая рука с мечом была уже занесена для этого. И тут Людмила резко отпрянула от де Шартра. И Мирон увидел, как рыцарь на их глазах начал рассыпаться вместе с доспехами на маленькие кусочки, словно сгорая в невидимом огне. Уже через минуту на месте грозного тамплиера Рено де Шартра осталась только небольшая горка пепла на сырой земле.

Людмила испуганными глазами проследила за тем, как тело рыцаря разрушилось, а потом она увидела ярко-бордовый шар, душу де Шартра, которая быстро взмыла к небу. Только в эту секунду она отчетливо поняла, что как-то своими словами она умудрилась снять заклятие с тамплиера, душа которого сотни лет не могла упокоиться. И ее слова, последние и неистовые, сняли проклятие и разрушили цепи, которые удерживали Рено де Шартра на земле.

Глава XLI. Людмила

Только спустя несколько минут, когда след Темного Повелителя, тамплиера Рено де Шартра, исчез навсегда, а на земле остался лишь его меч с камнем самоцветом, Мирон перевел свой недоуменный взор на девушку и увидел на ее лице слезы.

– Ты плачешь, моя горлинка? – спросил он хриплым голосом.

Она бросилась к нему и стиснула сильное тело Мирона в своих объятьях.

– Нет, совсем нет. Теперь уже не плачу, – выдохнула она у его лица.

– Но что произошло? Отчего он разрушился?

– Не знаю, – ответила тихо Людмила, хотя уже точно знала ответ на этот вопрос, но еще рано было его озвучивать Сабурову. Она обратила свой взгляд на Мирона и страстно пролепетала у его губ. – Он сгинул, и все хорошо…

– Чудеса, да и только, – произнес Сабуров и умелым движением вогнал свой палаш в ножны. Властно положив ладонь на затылок девушки, он притянул лицо Людмилы к своим губам. С горячностью и страстью Мирон впился поцелуем в губы девушки, словно доказывая ей и всему миру, что не желает смиряться с тем, что она никогда не станет его суженой. Она не остановила его, но и не поощрила.

– Не надо, – тихо вымолвила Людмила спустя минуту, непреклонно отстраняясь от его губ и отворачивая лицо.

– Прости, – ответил он глухо и выпустил девушку из своих объятий. – Пойдем, – велел Мирон. Он направился по полю, тяжело опираясь на ее хрупкое плечо. – Васятку найти надобно.

Спустя час, найдя живого Василия, который только спустя некоторое время пришел в себя, молодые люди достали из меча рыцаря прозрачный яхонт – последнюю часть заветной Чаши. Медленно и устало, но ликуя в душе, они направились к своим лошадям. Они знали – их заветная цель уже совсем близко, оставалась самая малость…

Русское царство, леса близ Тулы,

1572 год, 14 августа

Рассвет молодые люди встретили у первых верстовых столбов Тулы. Еще затемно выехав с постоялого двора в деревеньке Торхово, теперь они достигли долгожданной цели своего длинного путешествия. Уже вскоре, собрав Чашу воедино с браслетом ворожеи и самоцветом тамплиера, они собирались понять, так ли волшебна древняя реликвия, как думали о ней старцы монастыря, царь Иван Васильевич и старица, знакомая Людмилы.

– Значит, надо найти речную воду и открытую поляну? – спросил Мирон, поворачиваясь к Людмиле и направляя своего вороного к красным каменным стенам Тульского кремля, видневшегося впереди.

– Да, – кивнула Людмила, понукая свою лошадь, и добавила: – Да чтобы на поляне той иван-чай рос, да осины ее окружали.

– Зачем это? – спросил Василий, скачущий с другой стороны девушки.

– Оттого что в книге колдуна сказано: найти надо «чистое место», наполненное живительной энергией, – громко ответила Людмила, оборачиваясь к Василию. – А иван-чай наполняет здоровой силой тело и кровь. Осины же очищают ауру человека от черноты. И растут они только в тех местах, где земля-матушка энергией чистой воздух наполняет.

Спустя два часа, достав Чашу из укрытия под березой в Тульском кремле, где еще во время осады спрятал ее Мирон, молодые люди нашли в ближайших лесах нужную поляну, покрытую сиреневыми цветами иван-чая, и окруженную несколькими осинами. Начерпав из ключика неподалеку воды, Мирон принес ее в деревянном ведре, привезенном с собой из города, и поставил перед девушкой.

– Как дальше, милая? – спросил Мирон.

Быстро опустившись на колени на траву, Людмила велела:

– Достань Чашу.

Мирон осторожно вытащил из заплечного мешка, лежащего рядом, древнюю драгоценность, которая сияла вставленными четырьмя самоцветами и была опоясана двумя золотыми обручами по основанию и в талии. Чаша в его руках едва заметно пульсировала, как будто в ней бились сердце, и именно это говорило молодым людям о том, что это не просто вещь, а некое живое существо, таинственное и волшебное, обладающее живительной энергией.

– Ты старший, Василий, тебе и первому Чашу просить, – сказала Людмила.

Мирон согласно кивнул, помня слова девушки о том, что каждый из них сможет загадать свое желание, но только один раз. Позже, уже сегодня, они собирались отправиться в Сергиев посад к немощному брату Людмилы, и далее в Москву к отцу Сабуровых, чтобы проверить, как Чаша все исполнила.

Передав заветную Чашу брату, Мирон также сел на колени на траву рядом с девушкой. Василий устроился рядом и спросил:

– И что теперь?

– Надо зачерпнуть Чашей немного родниковой воды и капнуть туда своей крови, – объяснила Людмила. Тайну чудодействия Чаши она знала наизусть, ибо многие годы она твердила в своих мыслях последовательность нужных действий, словно одержимая, почти наяву представляя, как когда-нибудь у нее будет возможность все это исполнить. И вот сейчас она была в единственном шаге от заветной мечты. Судорожно сглотнув, она тихо продолжила: – Вода и кровь смешаются и соединятся с теми местами Чаши, где некогда была кровь Спасителя. Чаша на мгновение вспыхнет необжигающим огнем, а затем погаснет. Этим действом Чаша освятит воду и покажет, что слышит тебя. Только тогда можно загадать желание над Чашей и после вылить воду в сырую землю. В то мгновение все четыре стихии: воздух – это дыхание, вода в чаше, земля, которая примет в себя заговоренную воду, и огонь, опаливший Чашу, соединятся с кровью просителя – и желание его вмиг исполнится…

– А говорить открыто надо, чего желаешь? Или тайком?

– Как тебе угодно, Василий, – ответила девушка. – Слышит кто тебя или нет, это значения для исполнения воли твоей не имеет…

– Понял. Тогда так скажу, – кивнул старший Сабуров. Надрезав палец и зачерпнув Чашей из ведра немного родниковой воды, Василий капнул в нее свою кровь. С удивлением отмечая, как та вспыхнула, а потом быстро погасла, он спустя минуту, наклонив голову над заветным сосудом, дрогнувшим голосом произнес: – Прошу милости царской для отца моего Ивана Михайловича Сабурова и снятия с него обвинений и оправдания его в несовершенном грехе – убийстве царицы…

Он медленно вылил воду в землю и ощутил, что Чаша перестала пульсировать. Из нее вырвался тонкий, яркий луч света, который, пронзив воздух, исчез в небе, а в Чаше вновь забилось таинственное «сердце».

– Получилось! – воскликнула Людмила возбужденно. – Вы видели светлый луч? Это подтверждение, что Чаша все исполнит или уже исполнила!

Сабуровы не видели никакого луча, но не стали спорить с девушкой, потому что знали, что Людмила обладает тайным видением и зрением, неподвластным простым людям. Василий передал Чашу Мирону. Людмила же, пребывая в состоянии какого-то невероятного ликования и эйфории, обратила взволнованный тревожный взор на Мирона. Она боялась того, что младший Сабуров попросит Чашу том, о чем она догадывалась, а именно о снятии с нее, Людмилы, монастырского пострига, дабы жениться на ней. Нет, Мирон ни разу не озвучивал своего желания вслух, но девушка осознавала, что братья явно договорились, и раз Василий попросил за отца, то Мирон точно будет умолять Чашу о ней, Людмиле. Но этого девушка допустить не могла, так как опасалась не только того, что Мирон испортит себе жизнь, но и того, что и ее заветная мечта не сможет воплотиться в реальность.

– Можно мне первой, Мирон? – произнесла она ласково, буравя и подчиняя молодого человека себе ярким изумрудным взором.

– Возьми, любушка, – проворковал вдруг Мирон, лаская ее лицо огненным взволнованным взглядом, совсем не скрывая своих пламенных чувств, и протянул ей Чашу. Побледнев, Людмила уже точно утвердилась в мысли о том, что Мирон явно настроен биться за нее и просить Чашу снять с нее постриг. Но она не собиралась допустить того, чтобы Мирон потратил единственное свое желание впустую. Ведь пострига никогда и не было…

– Не называй меня так, Мирон, – пролепетала она, беря из его рук Чашу, и тихо добавила: – Жалеть потом будешь.

– Не буду, – выпалил он в чувственном запале и, как-то весь подавшись к ней, хотел сказать что-то еще, но она быстро прикрыла его рот ладонью.

– Погоди, – остановила она его. – Дай мне желание у Чаши загадать.

Он кивнул, и она убрала свою руку с его лица.

В следующее мгновение Людмила перевела свой жгучий взор на Чашу. Дрожащими руками, чувствуя, что именно сейчас вершится ее судьба, она медленно, словно запоминая каждое мгновение, зачерпнула воды. Мирон услужливо протянул ей нож, и она, сделав небольшой надрез на пальце, капнула крови в воду. Мгновенно Чаша вспыхнула необжигающим пламенем, и девушка завороженно смотрела за этим, бережно сжимая древнюю реликвию в руках. Чаша немедля погасла, а Людмила ощутила, как бешено колотится ее сердце. Ни любовь к мужчине, ни любовь к Родине, ни счастье иметь детей – желания, которые она уже давно похоронила в своем испепеленном сердце, не могли теперь заглушить и изменить того яростного пламенного желания, к которому она стремилась долгие сотни лет и которое она выстрадала своей кровью и болью.

– Чаша, молю тебя, исполни волю мою, – спертым от волнения голосом вымолвила Людмила над драгоценным сосудом. – Подари мне покой смерти, чтобы душа моя оставила эту бренную землю, и я тихо спокойно умерла. Ибо более нет у меня сил жить в этом мире… Прошу, даруй мне смерть…

Медленно вылив воду на землю и, подняв Чашу к небесам, девушка увидела, как вмиг яркий огненный луч, взметнувшийся из Чаши, достиг небес и исчез в зияющей вышине. Она облегченно выдохнула и перевела взор на Мирона, а потом на Василия. Замерев, молодые люди смотрели на нее удивленными оцепеневшими взглядами, не понимая, что она сейчас попросила у Чаши. Ведь они ожидали того, что она будет молить за брата.

– Что ты сказала?! – первым пришел в себя Мирон.

Она же, безмятежно и счастливо улыбнувшись, протянула ему Чашу и сказала:

– Простите меня…

Почти всунув реликвию в руки Сабурова, Людмила стремительно поднялась на ноги и вдруг ощутила, как ее тело начало словно искриться изнутри. Отвернувшись от молодых людей и быстро отойдя от них на пару шагов, девушка подняла руки и торжествующе увидела, как кожа на ее ладонях начала покрываться небольшими морщинами. Она вновь облегченно улыбнулась и, устремив лицо к небу, сладостно выдохнула, понимая, что все теперь случится, еще немного – и ее желание сбудется до конца, она будет свободна.

Вдруг около нее оказался Мирон и, схватив девушку за локоть, резко развернул к себе. Людмила отметила, что заветная Чаша одиноко лежит на земле, древняя реликвия явно была не важна для Сабурова в эту секунду.

– Не пойму ничего, Людушка! – воскликнул взволнованно Мирон, глядя в ее бледное прелестное лицо. – Ты смерти хочешь? Ты пожелала умереть?

– Да, – кивнула она и попыталась отвернуться от него, но он порывисто и в то же время ласково обхватил ее лицо ладонью и развернул ее голову к себе.

– Говори немедля, что это значит?! – прохрипел он в сердцах. – Отчего ты смерти желаешь?!

Она долго смотрела на него, не решаясь вымолвить хоть слово. А Мирон явственно отмечал, как лицо ее стало как-то меняться, как будто становясь взрослее.

– Проклята я, Миронушка, – прошептала она и ощутила, как в боку у нее немного закололо, ноги стали более слабыми, а зрение не таким зорким. – Более двух сотен лет как проклята…

– Кем проклята?

– Колдуном, который обманул меня давным-давно…

– Объясни, прошу… ничего я не пойму, – нервно воскликнул он.

Она тяжко выдохнула, отмечая, как движенья ее рук стали не так плавны, как раньше, и ответила:

– Не монахиня я и никогда не была ею. Хотя я и девственна уж двести с лишним лет. Но пострига никогда не принимала и в монастыре не жила. Обманула я вас, братцы, чтобы напрасно вас в грех не вводить. И чтобы не видели во мне девицу… Ибо не надобно этого было… И нет у меня болящего брата никакого, которому помочь надо…

– Что же ты хотела, милая? – несчастно произнес Сабуров, ощущая, что вокруг девушки, словно творится нечто жуткое, странное и неумолимое, чего нельзя уже изменить.

– Смерти я жажду. А Чаша теперь даровала мне ее…

Вдруг она закашлялась и ощутила, как дыхание стало чуть хриплым. Она понимала, что с каждым мигом ее тело, как будто проживая за секунды годы, стареет, и многие болезни овладевают им.

– Тебе плохо, милая?

– Так и должно быть, ведь я старею, – объяснила Людмила. – Быстро старею, ибо мне уже двести семьдесят лет, и тело мое давно жаждет этого, – с какой-то безумной радостью вымолвила она. – Ведь я ведьма, Мирон…

– Ведьма?

– Ведьма… не по своей воле, видит Бог, но я стала ею. И скрывала это от вас, братцы, – сказала она и устало присела на траву. – Ибо, знай вы всю правду обо мне, никогда не взяли бы меня с собой… А вы нужны мне с Василием были, Миронушка, как воздух нужны. Вы могли Чашу добыть. Сама-то я уже сто с лишним лет добыть ее не могла.

– Так ты давно про Чашу ведала?

– Да. Уже несколько сотен лет…

Мирон тоже опустился на колени на траву рядом с нею, видя, как весь облик девушки изменился. Многое морщины покрывали ее кожу, а тело стало чуть сгорбленным. Она, словно сильно уставшая, сидела на траве, и ее голосок, ранее звонкий, как колокольчик, теперь звучал низко и сухо. Мирон отметил, что Василий стоит в нескольких шагах, не сводит с них поглощающего взгляда и, слыша все их слова, явно боится вмешаться, а, почтительно замерев, лишь ловит их фразы.

– Ведь ауру нечисти-то я вижу, – произнесла Людмила. – Ибо едва ведьмой я стала, то смогла видеть ее. Многие годы я ведала и знала, что нечисть владеет частями Чаши и творит зло. Но я не могла добыть части Чаши и остановить иродов. Я слишком слаба… Но едва услышала от людей Суздаля, как вы расправились с теми упырями, поняла: вы ниспосланы мне Всевышним. Но я не знала, как приблизиться к вам с братом и сделать так, чтобы вы помогли мне Чашу добыть. Оттого и придумала сказ о том, что колдун, который тогда владел Чашей, якобы хотел убить меня. На самом же деле он никогда даже не видел меня. Я тайком в его подземный дом пробралась…

– Правда? – пораженно вымолвил Мирон, отчетливо вспомнив ту минуту, когда увидел девушку, прикованную к каменной стене в логове колдуна. – Как же ты к колдуну пробралась незамеченной?

– Я дождалась, пока его слуги из подземного хода выйдут за припасами, и прошла за ними. Они не увидели меня…

– Купец запасы съестные привозил за пять дней до того, как я пришел к колдуну.

– Верно, – кивнула Людмила. – Все это время я пряталась в подземелье в кладовке, а когда слуги спали, немного ела свеклы и капусты. А через пять дней, едва услышала, как ты рушишь одну из стен, чтобы пробраться в его логово, быстро устремилась в его каменную горницу. Колдун увидел меня и попытался убить. Но я пробежала внутрь каменной темницы, что сбоку от его горницы была, и в это мгновение ты появился на пороге. Далее колдуну было не до меня.

– А приковал тебя к стене кто? – пораженно выдохнул Мирон, окончательно опешив от слов девушки.

– Сама. Я ведь ведьма. Почти две сотни лет я пыталась хоть немного совершенствовать свои навыки, данные мне при проклятии. Теперь я могу взглядом немного плавить металл, огонь возбуждать да остужать до льда. За двести с лишним лет научилась я этому, и ведьмины силы позволили это делать. Там, в каменной темнице колдуна, кольца на стене уже были, я только всунула руку в железо да расплавила его глазами и затем остудила холодом…

– А огонь, которым охранник в подземелье колдуньи вспыхнул, тоже ты разожгла? – догадался тут же Сабуров.

– Да, – кивнула она медленно. – Могу я из слабого пламени глазами сильный огонь зажечь, чтобы полыхал яростно. Главное, чтобы хоть искра огненная была, а далее распалить ее нетрудно…

– А тогда, на Купалу, круг огненный ярко вспыхнул на несколько аршин, загораживая нас от мавок, тоже ты сделала, ведьма? – вмешался Василий, который стоял в трех шагах и, также ничего не понимая, смотрел на них мрачным взором. Известие о том, что Людмила ведьма и хитро использовала их с братом для своих целей, ему было совсем не по душе.

– Да, Василий, я, – согласилась Людмила. – Прости меня, я ведь не со зла делала… и всегда пыталась помочь вам…

– Конечно, помочь! – буркнул недовольно Василий, сверля ее неприятным взглядом. – Да свои шашни темные провернуть!

– Нет! Совсем нет! – исступленно выпалила она.

Видя, что брат не на шутку разозлился от всех откровений девушки, Мирон, опасаясь того, что Василий обидит ее, обернулся и жестко попросил:

– Василий, оставь нас. Я сам…

– Вы понять должны, я никогда не желала вам зла… у меня просто пути другого не было, – глухо сказала Людмила, опуская взор, словно боялась рассказывать далее. Сглотнув ком в горле, она уже тише добавила: – Не в силах я более терпеть ни муки телесные, ни это окаянное бессмертие…

– Бессмертие? – опешил Мирон. – Но ведь только Чаша эта может его даровать?

– Не только она, – отозвалась девушка. – Но Чаша может даровать и смерть долгожданную.

– Ничего я не пойму, – произнес Василий.

– Тогда отойди! – огрызнулся на брата Мирон. – Видишь, ей и так плохо!

Нахмурившись, Василий замолчал и чуть отступил от них. Но так, чтобы ему все было слышно. Мирон же невольно придвинулся к Людмиле, отмечая, как ее лицо и руки сильно постарели. Она уже как-то хрипловато дышала. Многие морщины и желтоватый цвет лица выдавали в ней столетнюю старуху. Но он отчетливо видел, что ее волосы, едва видные из-под апостольника, оставались все такими же темными, как и раньше. Сабуров, придерживая ее, прислонил девушку плечом к себе, видя, что ей тяжело сидеть. Она благодарно взглянула на него и пролепетала:

– Ты должен опасаться меня, как и Василий… ведь ведьма я…

– Чего это? – поднял брови Мирон. – Ты же на меня с когтями не кидаешься и огнем не палишь, – нервно бросил молодой человек, начиная отчаянно осознавать, что она говорила правду, потому что было видно, как стремительно она старела. Его сердце горестно сжалось, он понял, что, видимо, изменить уже ничего нельзя, она умирала. Склонив к ней голову и пытаясь прочесть еще хоть что-то в ясных изумрудных очах, Мирон попросил: – Ты расскажи мне все, милая… всю жизнь свою… я хочу знать… иначе покоя мне не будет.

Печально и тихо улыбнувшись ему уголками губ, Людмила в знак согласия чуть прикрыла глаза. Спустя минуту, собравшись с духом, она устремила на его приветливое родное лицо свой взор и начала свой рассказ:

– Я родилась давно, Мирон, в 1301 году, в Тверском княжестве, когда правил нашими землями князь Михаил Ярославович. На маленькой улочке в стрелецкой слободе, в семье сотника Хворостова.