Читать книгу: «Реквием по ушедшему лету», страница 4

Глава 6

Утро все же прошло отвратительно. В телефоне – пару сообщений от него, выражающих, на удивление, искреннее беспокойство, почему же она ему не ответила. Еще бы, очень хотелось!

Но насколько бы ужасный поступок он ни совершил, Ханна понимала, что она сейчас не готова отпустить этого человека из своей жизнь, просто позволить ему уйти, как бы больно ей ни было. Она ценила его, ценила то, что он с ней рядом. А может быть, ей просто не хватало заботы и внимания, которые он ей давал и которые она так давно не чувствовала в свою сторону… Ей казалось это, безусловно, унижением, но она не могла ничего с собой поделать.

За такой короткий промежуток времени он почему-то стал он дорог ей…

– «Я не знаю, ты видимо считаешь это нормальным – уезжать куда-то в ночь и бросать меня одну, в то время как я еще и не совсем трезвая. Но для меня это абсолютно не нормально, мне очень неприятен был твой поступок. Я, конечно, понимаю, что ты очень общительный, и тебе постоянно хочется поболтать и с тем, и с другим, и я искренне очень рада, что вам наконец удалось увидеться с Катей, но все же это не должно быть так… Это, безусловно, твой выбор, что ж, пусть будет так». – написала она и погасила экран телефона. Сердце бешено билось внутри.

– «Я очень виноват, признаю. Не стоило мне вас бросать. Просто правда такой момент, что за два месяца впервые увиделись». – через секунду ответил он. – «Ханна, ну пожалуйста, простите меня».

– «Надеюсь, что вы замечательно провели время». – иронично подметила она. – «Я просто боюсь, что это далеко не последний такой момент».

– «Такого больше не будет, обещаю. Мы просто поболтали и посмотрели фильм» – и его словам она почему-то поверила. – «Видишь ли», – продолжил он. – «тебе же на меня все равно в плане симпатии, а Кате я, возможно, нравлюсь. Вот и такой шанс подвернулся. Просто пойми меня, хоть я и виноват перед вами, мисс. Я что-то так боялся, как вы доедете, все же хорошо?» – и в его словах она почувствовала небезразличие и искренность, и внутри что-то вдруг вздрогнуло.

– «Я такого не говорила». – мгновенно ответила она на сообщение о симпатии, на секунду осознав, что она говорит сущую правду. Может быть, дело и вправду в том, что он ей небезразличен…

– «Как же я могу вам нравиться, я же полный придурок».

– «Придурок, но тусоваться с тобой прикольно» – ответила она. Ей точно нужно было время, чтобы разобраться с тем, что она сейчас чувствует.

– «Тогда придется нам тусоваться с вами, моя мисс, пить у вас чай и смотреть кино. А больше мне ничего и не нужно, если вы будете рядом».

– «Что ж, значит и вправду придется». – прижав телефон к груди, она упала на кровать.

И с тех пор он сильно изменился. В лучшую сторону.

***

– «Могу пригнать сегодня к вам вечерком, мисс. Что думаете?»

– «Ну пригоняй». – и вечером он уже был у нее.

Этим самым вечером, когда они сидели вместе во дворе, Ханне многое удалось узнать о нем. Было приятно, что человек этот оказался способным открыться ей и поведать о своей жизни, своем детстве. Этот разговор засел ей глубоко в голову, и впоследствии благодаря нему на многие мучащие ее вопросы нашлись хоть какие-то ответы. Ханна была этому рада, хоть она и понимала, что он не сможет рассказать ей все о себе никогда.

Тим казался ей очень открытым человеком с сотнями и сотнями знакомых по всему городу, которых он то и дело встречал, когда они были вместе, но в то же время он был замкнутым и нелюдимым и радовался любой возможности остаться наедине с собой и своими мыслями. Она это принимала, но все же порой эти две стороны явно не могли в нем мирно ужиться, и одна время от времени душила другую.

Вечер был тихий и безлюдный. Фонари уже с несколько часов горели, погружая весь двор в полусонное состояние. Где-то вдалеке еще мелькали люди, спешащие домой к любимым людям или терпкому одиночеству, доносился скрип шин об асфальт и редкий лай бродячих собак. Ханна и Тим сидели в обнимку, разглядывая что-то на стенах дома напротив.

Разговоры сегодня об ушедшем, быть может, о наболевшем.

– В подростковом возрасте я сделал много чего, о чем сейчас жалею. Мне очень трудно сейчас с этим жить, и часто прошлое болезненно напоминает о себе. – начал он.

– Что, например?

– Отец ушел из семьи, когда я был еще совсем маленьким. Года четыре мне тогда было или даже меньше – уже не помню. У меня осталась только мама, а потом появился этот засранец отчим. Как сейчас помню, как он над ней издевался… и свои кулаки на его челюсти. – он провел ногтями по костяшкам, слегка вдавив их в кожу. – Поэтому с тех пор я редко бывал дома, а порой и вообще не бывал. Помню, было и такое, что приходилось спать на чердаке, лишь бы не видеть его противного лица.

– А с мамой у тебя какие отношения были?

– В том то и дело, что она была моим единственным родным человеком, но я этого тогда вообще не понимал. Я очень часто ее расстраивал, и мне было на это абсолютно все равно. Я ночевал у друзей, с которыми мы постоянно упарывались чем-нибудь. Была даже история, как один чувак у нас чуть в квартире не умер от передозировки. Мы тогда были в такой растерянности, что у одного из моих друзей случилась паническая атака, и он лежал, согнувшись на полу, повторяя одну и ту же фразу и матерясь через каждое слово, потому что он сам еще был под веществами. Мы там все под ними были, но мне лучше всех удалось сохранить рассудок. Я вышел тогда в подъезд, закурил, начал думать, оценивать.

– Господи, какой ужас… – Ханна была поражена этой историей и тем, сколько всего выпало на долю этого парня, ведь сейчас он казался ей абсолютно адекватным человеком.

– Да, но по итогу тот чувак очнулся, захлебываясь в собственной рвоте. Ему свело ноги и все тело, и мы все вместе приводили его в состояние. Нам было лет по 15-16, и тогда мы впервые чуть не столкнулись с человеческой смертью… Это было так страшно.

– Понимаю, какой это ужас. Нет, вернее не понимаю и даже представить не могу. – она даже не могла найти слов, чтобы что-то сказать ему в ответ. Просто сидела и слушала, пытаясь все это представить.

– Да, тогда с препаратами было все очень просто, их было легко достать, что мы и делали. Да мы и сами что-то варили, помнится мне. Все это продавали в аптеках.

– А я и не знала, что в моем городе может быть такое. Мне до этого никто ничего подобного и не рассказывал – я думала у нас тихо.

– Далеко нет. Тут много подводных камней, о которых мало кто знает, тем не менее, о них не стоит забывать. Сейчас, конечно, все намного спокойнее.

– И хорошо, что так.

– Да. – Тим достал сигарету. – И таких историй у нас было сколько! Лучше даже не вспоминать. Я бы хотел, чтобы этого всего со мной никогда не было. Это меняет сознание, ты становишься другим человеком и уже не можешь размышлять, как прежде. Это сложно объяснить, но просто это всегда будет с тобой, ты никогда этого не забудешь. Поэтому лучше никогда в жизни ничего не пробовать.

– То есть, тебя это сильно изменило?

– Еще как. После таких тусовок словно бошку сносит, и тебе хочется все больше и больше. Я начал ругаться с мамой еще чаще и драться с отчимом. А потом меня как-то попросили последить за собакой на даче. Мне было 19. За день до этого я сильно с ней поссорился и не ночевал дома. Я ее ненавидел. Так вот, в тот вечер у нее случился инфаркт, и я не успел с ней попрощаться. Я не успел извиниться перед ней и сказать, что я был ужасным сыном. Я так сильно ее обидел, Ханна, и мне кажется, она никогда меня не простит. А ведь это был последний человек, который должен был быть мне самым родным, самым близким. И то, как я поступал, было просто омерзительным.

Ханна сидела и молчала, глядя в одну точку. Небо над головой затянулось свинцовыми тучами, и подул холодный ветер. Ей вдруг стало невыносимо плохо от его слов, а в глазах застыли слезы. Ей было очень жаль этого парня…

– Эй, ты чего? Все же хорошо, ну? – он приобнял ее за плечи и приблизил к себе, поцеловав в макушку. – Это я все к тому, что мы должны ценить близких, пока они с нами рядом. Потом будет уже поздно, ведь ты никогда не знаешь, что может случиться завтра: они могут по-прежнему быть с нами, но а вдруг случится так, что в один день их больше не будет, и тогда ты будешь так сильно сожалеть о том, что когда-то причинял им боль своими действиями и словами, а время уже нельзя вернуть назад. Оно проходит, а то, что после него остается, не пройдет никогда. Внутри всегда будет рана, которая хоть и затянется, но полностью не заживет. – сигарета тлела слишком быстро, а его руки слегка тряслись от озноба внутри. Ему было тяжело об этом рассказывать. – После этого случая у меня внутри словно камень. Я не мог себя простить, мне было просто противно. Тогда началась еще вся эта возня с наследством и эти родственники, как стервятники, налетели, желая отобрать себе хоть какой-нибудь кусочек, и вся ответственность легла на мои плечи, а мне было так плохо, что я готов был отдать им все, лишь бы меня уже оставили в покое. Я так хотел побыть один, а впереди ждали только бесконечные ссоры и конфликты, которым, казалось, не было конца и края. А потом я все же остался один, на этот раз совсем один. Я стал жить с дядей и тетей, я помогал им в доме, они помогали мне. Это все, кто у меня есть.

– Ты до сих пор чувствуешь это одиночество внутри себя? – где-то вдалеке сверкнула молния, озарив темное небо.

– Еще какое. У меня никого нет.

– А как же твои друзья?

– Это все пустое. Они есть, но природа человека такая, что каждый живет ради своей собственной выгоды, я это знаю. Поэтому никто не захочет сам тебе помогать, ему обязательно что-нибудь за это нужно.

– Неужели все люди в твоем окружении такие? Может быть, ты просто не встречал по-настоящему хороших людей?

– Да, они все такие. Я вижу их насквозь, и никому никогда не будет до тебя дела. Мы живем ради себя, так уж получается, и ничего с этим не сделать. Я их не виню: только им решать, как они хотят жить, и, наверное, это в какой-то мере даже правильно. Этакий здоровый эгоизм, но я так не могу. Поэтому у меня и нет друзей, нет любимых людей. Меня люди интересуют только в плане дел и работы, поэтому с ними и приходится общаться. Была бы возможность, я остался бы один.

Ханна понимала, что перед ней человек, глубоко травмированный в душе. Было грустно смотреть на то, как он по-прежнему пытается улыбаться, хотя внутри у него полная разруха, и, кажется, что никто не способен зализать его раны. И грустно, что у такого, на первый взгляд, жизнерадостного человека есть эта боль, с которой он уже много-много лет не может справиться. Теперь она знала причины его порой странного поведения и перепадов настроения. Он все еще один.

– Давай больше не будем об этом, хорошо?

– Хорошо. – а на небе занялся настоящий гром, и по земле начали постукивать маленькие капли летнего дождя, как будто сбрасывая всю эту тяжесть, что накопилась за день, постепенно усиливаясь.

Тим раскачивал ее на качелях: ей было весело, несмотря на непростой разговор, в котором он поведал ей о своем детстве и юности. Он наконец-то был рядом, и даже вчерашняя ситуация начала все же забываться.

Впрочем, время было уже около часа ночи, и дождь начал поливать со всей силы. Ханна смеялась: волосы уже совсем промокли, но ее это ничуть не заботило. Она закрыла глаза, слушая только свое дыхание и удары капель об асфальт вокруг нее. Ветер обжигал щеки, отчего на них ощущалось легкое покалывание, заставляющее почувствовать себя в реальности. Перед ней – лишь темнота, полное отсутствие каких-либо мыслей, душащих проблем, потеря контроля над собой и своим телом: уж если кто ее и держал, так это был только он. Под ладонями – холод железных цепей, их текстура, ощущаемая каждой клеточкой тела, и дождь, целующий ее в оголенную шею, заставляющий вздрагивать и морщиться, но не от прохлады – от захвативших ее таких простых эмоций.

– Надо идти, Ханна, а то мы совсем тут промокнем. – засмеялся парень, останавливая качели и помогая ей с них слезть.

– Ну и пускай! Неужели ты замерз? – рассмеялась она в ответ, заглянув ему в глаза, которые на фоне темно-синего неба были похожими на звезды.

– Я боюсь, что ты простудишься. – взяв ее за руку, Тим пошел в сторону подъезда.

– Давай только прогуляемся вокруг дома и зайдем. Мне сейчас так хорошо! – сказала она, когда разразился настоящий ливень, и потащила его в другую сторону.

– Ох уж эта Ханна! – закатил он глаза. Их руки, покрытые каплями, продрогли на ветру, и было бы гораздо целесообразнее убрать их в карманы, но они по-прежнему были сцеплены, а пальцы переплетены. Теперь они бежали, ногами увязываясь в лужи, создающие непрерывные всплески, отчего все кеды были уже мокрыми. Тим по-доброму злился на нее за то, что она не позволила ему слишком быстро зайти домой, а в ней вдруг возникло непреодолимое желание его обнять: она хотела, чтобы он тоже это чувствовал, чтобы дождь так же обжигал его руки, причиняя приятную боль. И тогда она уткнулась головой в его плечо, а его ладони сцепились на ее талии. Кончиками пальцев она чувствовала, как дрожит от холода его шея.

Тим провел рукой по ее влажным волосам, ставшим совсем темными от воды, и улыбнулся. В небе сверкнула еще одна молния, до смерти ее напугавшая, и Ханна подскочила от неожиданности, тут же начав смеяться. В этот момент он притянул ее за голову, она почувствовала, как его раскаленные губы коснулись ее холодных губ: сначала еле ощутимо и нежно, затем – напористо и даже грубо, но ей это нравилось еще больше.

Они целовались, а дождь, каким бы настойчивым и сильным ни был, уже не имел для них никакого значения. Для них больше вообще ничего не имело значения в ту темную летнюю ночь…

***

На экране какой-то фильм, названия сейчас, если честно, уже не вспомню, так давно это было. А за окном вновь глубокая ночь. Он откинулся на подушку, она в своих шортиках лежит на его плече, робко обхватывая рукой за торс и аккуратно проводя руками по ребрам. Под подушечками пальцев его тело еле ощутимо содрогалось, и ей это почему-то дико нравилось.

– Пойдем покурим? – предложил парень, решив сделать перерыв.

– Пошли.

Они вышли на балкон, а ливень и не думал прекращаться. Вспышки молний с некоторой периодичностью озаряли их лица – ее серые глаза, подчеркнутые черными тенями, отчего они казались еще более выразительными, и его – слегка холодные, опасные, но зародившие внутри него что-то. Что именно – Ханне только предстояло понять.

Тим отодвинул сетку, и она оказалась спиной к открытому окну и лицом прямо к нему. Они стояли так близко. Пепел с сигареты сыпался на улицу, а может быть, прямо на подоконник: этого они не разбирали, ведь слишком были увлечены друг другом. Тим вдруг резко подошел вплотную, одной рукой обхватив ее за талию, а другой сильно сжал ее тонкую шею, и она громко выдохнула, прогнувшись в оконном проеме. В затылок ударил ветер, играющий с ее растрепанными волосами, и Ханна вдруг ощутила странную невесомость, которую она прежде не чувствовала. Он касался губами ее шеи, слегка покусывая ее, затем спускался ниже к ключицам, отчего она начинала терять контроль над собой. Тим поднес к ее губам сигарету и позволил ей затянуться: теперь ей было тяжело удержать себя на ногах.

– Ты вся дрожишь. – шепнул он ей, приблизившись к ее уху.

– Из-за тебя… – трепещущим голосом сказала девушка.

– Из-за меня? – услышав это, Тим вплотную притянул ее к себе, сжав за ребра, отчего она ощутила острую боль, такую сладкую боль. Она обхватила его шею руками, царапая ее ногтями и оставляя на ней красный следы, и он снова ее поцеловал. Сильно, нежно, дерзко…

Эта ночь была похожа на сон.

На сон, который никогда не должен был прекращаться…

Глава 7

Ханна не помнила, как снова оказалась в кровати с ним. Все было, как обычно: он безмятежно лежал рядом, солнце назойливо царапало глаза. Вот только как будто что-то все же изменилось.

И она вдруг вспомнила их поцелуи под дождем, а потом на балконе, а потом на кухне. Что-то всколыхнулось в душе от этих воспоминаний о прошлой ночи, но она не могла понять, что она чувствует и почему они все же это делали. Ханна решила, что подумает об этом днем, любуясь утренними лучами солнца, играющих с его волосами. Она вновь легла рядом, надвинув на себя одеяло, затем дотронулась до его загорелой спины, чувствуя, как она вздымается при каждом его вдохе и выдохе. Рукой она обхватила его за торс, приблизившись своим телом к его вплотную, а затем легонько, слегка боязливо и аккуратно поцеловала его в шею. От этих нежных пробуждений он открыл глаза и повернулся к ней лицом.

– Доброе утро. – улыбнулся он ей, зарывшись лицом в ее пепельные волосы. – Ты такая красивая.

Ханна вдруг рассмеялась: уж она-то знала наверняка, что выглядит сейчас просто преотвратительно с осыпавшейся под глазами тушью, синяками и растрепанными волосами:

– Я уверена, что выгляжу ужасно.

– Это совсем не так. – Тим обхватил своими ногами ее ноги и крепко прижал к себе. В этих жарких объятиях они вновь уснули еще на час, пока окончательно не проснулись он изнуряющей духоты, повисшей в комнате.

Вместе они же и поехали в парк. Ханна подумала, что наверняка ее соседи уже прознали о том, что теперь она чуть ли не каждый вечер проводит с ним в квартире, и ее почему-то эта мысль развеселила. Сегодняшняя ночь не должна стать исключением, хотя бы потому, что он оставил у нее свою футболку, в которой она щеголяла всё утро в одних трусах, готовя им завтрак. Ей нравилось приносить им завтрак в постель, проливать на простыни кофе и во всём винить его.

– Иди сюда. – протянул он ей руки, лёжа на спине. Она аккуратно поставила кружку с кофе на столик и оказалась в его объятиях. Ей так нравилось просто лежать с ним вот так, чувствовать тепло его тела и слышать учащенное биение сердца, когда она его касалась. Все эти нежности, безусловно, сопровождались непрерывными поцелуями в шею, которые почему-то ее очень сильно возбуждали, а его возбуждало то, как она на них реагирует. Ханна нравились его руки в татуировках, они так контрастировали с её худым чистым телом, так же, как и контрастировали абсолютно их души. Её безмятежная, глубокая и вечно молодая, и его – огненная, бунтующая, временем разорванная на куски.

Но прежде чем они выдвинулись в путь, Ханне поступил звонок от её мамы.

– Какого черта так рано? – вздохнула она.

– Ответь лучше.

– Ладно. – и она взяла трубку.

– «Доброе утро. Проснулась?» – голос из трубки был, как обычно, спокойный.

– «Да, только что вот».

– «Долго вчера гуляли?» – пока они разговаривали, она сидела на нём, и вся эта ситуация казалась ей дико забавной.

– «Достаточно да». – он слегка задрал свою футболку на ней и поцеловал ее в живот, а она едва сдержала смешок.

– «Чем занимаешься?» – поинтересовалась мама, на несколько секунд поставив ее в ступор.

– «Да так, кофе пью». – ещё один поцелуй, а она легонько ударяет по голове, намекая на то, что ей нужно сосредоточиться на разговоре с мамой, которая пока что, к счастью, ничего не подозревает. – «Только встала же, говорю».

– «Понятно». – с секунду она помолчала. – «Проверяла списки в ВУЗах?»

– «Еще нет». – стыдливо протянула Ханна. – «Сегодня этим займусь» –добавила она, на самом деле осознавая, что навряд ли она сегодня будет заниматься поступлением.

Рядом с ним она забывала обо всем. О своем будущем и грядущих переменах, ведь ее мечта переехать в другой город, кажется, по-прежнему была ее мечтой, просто сейчас ее мысли заняты немного другими вещами.

– «Мы подали документы только в два университета, а сроки поджимают!» – серьезный голос в трубке пробудил ее от мыслей. – «Чем ты там занимаешься по ночам, ума не приложу! С мальчиком этим гуляешь?»

Ханна посмотрела на Тима, который не отводил от нее взгляда и легонько схватила его за шею.

– «Бывает да, частенько видимся».

– «Что там у вас с ним?» – парень не мог не слышать звонкий голос ее мамы.

– «Да ничего, просто дружим, тусуемся». – сказала она, немного слукавив, но в то же время, это и было отчасти правдой.

Она и сама не знала, в каких они отношениях. Дружбой это уже, по-видимому, сложно было назвать, однако, ничем большим пока что тоже. Хотела ли бы она?

– Ты чего меня отвлекаешь? Я же с мамой разговариваю. – толкнула она его в плечо. – Не хорошо будет, если она что-то заподозрит.

– Больше не буду, мисс, простите меня. – и она простила, склонившись над его лицом и еле-еле ощутимо прикоснувшись к его губам.

– Ну все вставай, а то весь день так проспим!

***

– Чего? – легкое оцепенение застыло на лице Евы. – Подожди, подожди, а с этого момента, пожалуйста, поподробнее.

– Я, конечно, понимала, что это может зайти немного дальше, но… – замялась она. – Мы же вроде с ним друзья.

– В том-то и дело, мне помнится, что ты говорила, что испытываешь к нему исключительно дружеские чувства! А теперь выходит, что вы…

– Я не знаю, кто мы, и, если честно, не хочу знать. Не люблю вот эти разговоры в духе «скажи, кто я для тебя?» и прочее. Не хочу ничего решать, меня и так все устраивает. – наконец ей удалось обратить свою мысль в подобающую форму.

– В таком случае, я очень рада за тебя, правда. Если тебя это устраивает, то почему нет, живи и наслаждайся. – согласилась подруга.

– Спасибо… Нет, правда, спасибо. Пожалуй, ты единственная, кто меня не осуждает за общение с ним.

– Конечно нет! У нас одно лето, и ты этого заслужила, заслужила отдыха от учебы и всех этих глупых предрассудков.

– Ты права. – улыбнулась она Еве. – Но не могу все же сказать, что ничего к нему не испытываю. Симпатия определенно есть, хотя поначалу я думала, что мы уж точно будем друзьями. – усмехнулась Ханна. – Забавно получается.

– Да, я помню, как ты меня в этом убеждала. И меня, и себя, походу.

– Что ж, а вышло вот так. Главное, что я ни о чем не жалею. Да и к тому же, я не думаю, что это перерастет во что-то большее. – они сидели на скамейке в сквере возле дома Евы. В тени деревьев было хорошо и тихо, а мимолетные прохожие и старушки, кормящие голубей, создавали вокруг какую-то приятную суету. Уже третью неделю стоял утомляющий зной, от которого хотелось спать и ничего не делать, тем не менее, девушки продолжали свои активные велопрогулки, заканчивая их обычно, расслабляющим отдыхом, состоящим из привычных сплетен о парнях и, как правило, одним или двумя прохладными коктейлями, а такой не самый здоровый образ жизни, несомненно, приходилось компенсировать спортом. – Я уж точно не хочу с ним отношений. – продолжала Ханна. – Понимаешь, он такой человек не самый стабильный, со своими проблемами. А еще мне же скоро уезжать, наверное…

– Я не могу представить, как я тут буду без тебя. – как-то грустно призналась Ева, и Ханне самой от этой мысли стало немного тоскливо. – Начнется осень, учеба: я же тут со скуки помру!

– Ну, во-первых, еще же не факт, что у меня получится поступить. С моим-то отношением к учебе в последнее время… ну ты знаешь. А во-вторых, даже если все-таки я смогу, мы ни за что не перестанем общаться, это я тебе обещаю. И обязательно буду часто приезжать! Мы тут еще такие тусовки будем закатывать!

– Да, еще какие! А там может и мне удастся перебраться поближе к тебе, когда закончу последний год в колледже.

– Это было бы просто замечательно. – и большая часть вечера их прошла в обсуждениях совместных планов на будущее, мечт и желаний.

Тем временем, перспективы ее были не слишком радужными. Время, хоть и медленно, а все же шло, и у нее оставалось меньше двух недель до момента, когда она узнает, куда поступит. Эту мысль Ханна старательно откладывала в долгий ящик, но она то и дело давала о себе знать, все больше и большее действуя на нервы и заставляя ее испытывать муки совести за свое бездействие. В голове был строгий мамин голос, а она тем временем заливала в себя вторую бутылку алкоголя, чувствуя себя такой свободной и беззаботной в этот летний вечер, похожий на все другие, но от этого не менее приятный.

Ближе к девяти вечера в парк подъехал и он. Они с Евой в это время сидели в маленьком ресторанчике быстрого питания на летней террасе, покуривая сигареты. На небе загорался закат.

– «Ты в парке?» – написала она ему.

– «Скоро буду. Как подъеду – напишу».

И через пятнадцать минут он к ним присоединился, рассказывая Еве об их вчерашних ночных похождениях и о том, как ее подруга неадекватно себя вела.

– Вовсе нет! Я была вполне трезвой. – возражала Ханна.

– Да, и поэтому ты вчера лежала в объятиях со своим велосипедом на полу в коридоре, предварительно его уронив, и признавалась ему в любви. – Ханна громко рассмеялась, стараясь возразить, что такого не было, однако остатки ее памяти говорили об обратном, и она начала осознавать, что такой момент и вправду был.

– Да уж, я, наверное, пойду. – сказала Ева осуждающим голосом и закатила глаза.

Но все они решили зайти внутрь, чтобы немного охладиться. Конечно, для Евы было странным все это наблюдать: теперь ее подруга сидит с этим парнем, закинув на него ноги, а тот постоянно одаривает ее щедрыми поцелуями. Странным это казалось и самой Ханне, ведь для нее это все было в новинку, в новинку было лежать в его объятиях, таких приятных и теплых, ловить взгляды других посетителей. За соседним столиком сидели какие-то девчонки лет 14-15, которые часто навещали тот парк, в котором они проводили все вечера. И явно были заинтересованы в этом парне, постоянно стреляя в него взглядами и заигрывая. Какая жалость, что он сейчас с ней!

– Как думаешь, они ревнуют? – шутливо спросил ее Тим, когда одна из девочек вновь посмотрела на то, как он ее обнимает.

– Еще как! – сказала Ханна и опустила голову на его плечо.

– Пожалеем их или заставим мучиться еще больше? – и не давая ответа на этот вопрос, Ханна взяла его за голову, притянула к себе и поцеловала.

***

Время уже час ночи, они снова вместе, уже второй день, снова едут к ней. Светофоров на их пути сегодня было чертовски много, и почти на каждом загорался красный, чему Ханна была только рада. Почему?

Первый красный, они на пятнадцать метров отъехали от парка. Она стоит, смущенная перед ним, смотрит в глаза, время от времени уводя их вниз.

– Ты так глаза отводишь, я просто не могу… – Тим подошел к ней вплотную, и долгое время она просто стояла и по-глупому улыбалась ему. – Мне так это нравится. – а потом он ее поцеловал, хотя давно уже загорелся зеленый, а все люди уже перешли на другую сторону. Слишком увлекшись друг другом, они, смеясь, спешили перебежать дорогу в последние семь секунд, а затем снова двинулись в путь. Проспекты пусты, лишь изредка свет фар их ослепляет. Ее еле держат ноги, которыми она усердно старается прокручивать педали – слишком много алкоголя было сегодня в ее желудке, и лишь он мог контролировать эту безбашенную девчонку.

Второй. Огромный перекресток. Ханне стоило только развернуться к нему, как его губы тут же оказались на ее губах.

– Какая наглость! – возмутилась она, улыбаясь. Но вместо того, чтобы слушать его вырывавшиеся возражения и оправдания, тут же заткнула его новым, еще более дерзким поцелуем и тут же отстранилась, оставив его без продолжения, чтобы только больше его раззадорить и разозлить.

И у нее это еще как получилось. Ханна стала набирать скорость, пытаясь уехать от него как можно дальше, время от времени поглядывая назад с ехидной усмешкой. Но как бы она ни старалась, мощность двигателя его самоката все же превышала ее физические возможности, а потому Тим быстро ее нагнал у следующего светофора:

– А ну иди сюда. – и она уже не в силах была противостоять его напористости и силе: его рука слишком крепко сжимала ее шею, отчего ей стало жарко и больно. Она, обессилев, поддалась его власти, обхватив его за плечи.

Трое водителей остановились на пешеходном, дожидаясь, когда же эти двое сумасшедших наконец отлипнут друг от друга и перейдут дорогу. И как же им было наплевать на всех, кроме их двоих и теплого летнего воздуха, так согревающего их души этой летней ночью. Только сигналы одного из автомобилей заставили этих безумцев двинуться дальше.

В ту ночь они целовались на каждом светофоре, который как будто специально старался подарить им еще несколько секунд в обществе друг друга, которые были напитаны какой-то внезапно захлестнувшей волной страсти. Ханна не могла перестать улыбаться всю дорогу, ожидая продолжения. В его рюкзаке, кстати, позвякивала еще одна бутылочка белого вина, которую она решила припасти им на ночь, которая обещала быть длинной. То было 20-го июля, и она еще не знала, что ожидает их впереди…

***

С колонки раздаются Crystal Castles, которых она благодаря нему так сильно полюбила в последнее время. Напевая слова уже знакомых строчек, Ханна танцевала на кухне и готовила запоздалый ужин. В руке был бокал вина, а она бесцеремонно расхаживала по квартире в одной футболке и трусах уже без всякого стеснения перед ним. Тим спокойно курил на балконе, смотря куда-то вдаль и время от времени окидывая взглядом ее, словно убеждаясь в ее присутствии рядом с ним. Она выключила огонь, погасила свет на кухне и вышла к нему. Прохлада ночи приятно обволакивала все тело. Слышно было, как в поле неподалеку стрекочут сверчки, а небо повисло в безмятежности. Ханна закрыла дверь и подошла к нему, обхватив сзади за талию и прикоснувшись к его спине своим телом. Она чувствовала тепло его дыхания, такого размеренного и умиротворяющего.

Тим заглядывал в окна соседних домов, что-то в них выискивая, а она смотрела в небо. «В этом-то и вся прелесть звезд, наших молчаливых собеседников, что этот одновременно простой, но такой искренний и неземной разговор не сможет подслушать никто другой. Никто никогда теперь не узнает, о каких тайнах мы сегодня шептали небу Вселенной…» – внезапно пронеслось в ее мыслях. Слова и вправду были не нужны: они и так друг друга прекрасно понимали, он – ее, а она – загадки затаившейся в этих сияющих огоньках непредсказуемой судьбы.

– Мне так с тобой спокойно. – вдруг сказал он. Наверное, это лучшие слова, которые она хотела бы услышать. Такие простые, они заключали в себе так много всего. Ведь когда человеку с тобой полностью комфортно, даже комфортно вместе молчать, не значит ли это, что все между вами складывается правильно?

– Я очень этому рада. По правде говоря, мне с тобой почему-то тоже. – ответила она, обняв его еще сильнее. Робко, как-то по-детски она дотронулась губами до его шеи, оставляя на ней дорожку из поцелуев, постепенно делая это все с большей уверенностью. Медленно Ханна поднималась чуть выше, слегка покусывая его за мочку уха. Он развернулся и поцеловал ее в макушку, крепко-крепко прижав к себе. Это был момент какого-то невербального признания, в котором каждый для себя что-то внезапно понял. Они стояли так несколько минут, согревая друг друга от ветра, который к ночи начал усиливаться, а потом вернулись вместе в дом.