Читать книгу: «Золотой астероид», страница 2

Часть I. Космическая станция "ЗК". Не совсем выдуманная история: Каждый "Кулик"…

Эрл, ты когда-нибудь тонул в болоте?

Мы в составе группы из трёх человек, в сопровождении двух шестиногих роботов, одного вездехода-ровера, исследовали один не очень интересный спутник. В атмосфере присутствует ацетилен. Просто так даже лампу накаливания не включить – рвануть может от любой искры. Сажали модульную базу на открытом месте, предварительно обдувая поверхность воздухом из более высокого слоя атмосферы. Нагнали азота, вытеснили летучие углеводороды. Взлетать намеревались так же, с помощью платформы обдуть площадь и педаль в пол – на взлёт.

Работали в полумраке. Крайним квадратом поисков был участок бескрайнего болота. Предполагалось, что мы доедем до точки, вызовем робота, и он будет сачком ловить тутошнюю фауну. Пиявки ли, микробы ли – всё сгодится. Инфузорий-тапочек уже собрали коллекцию. Дохли, твари, без ацетилена. Мои товарищи, Голем и Фартинг, сказали, что не полезут больше в трясину из-за инфузорий. Не интересно было им пачкаться из-за такой мелочи. Сильно им тогда позавидовал. Спали они в те часы сном праведника в куполе Огорода, пожевав перед сном картошки или микрозелени.

А меня, как проштрафившегося, в самую клоаку и послали. Вокруг не вода, а жидкая грязь. И даже не жидкая! От гравитации на этом спутнике – одно название.

Зацепил передним колесом ровера «полынью», и машинку развернуло. Перед падением я думал, что сейчас больно ударюсь, но просто плюхнулся. Болото причмокнуло и съело меня.

Подсветка в шлеме работает. Датчик батареи – пятьдесят. Воздух – сорок. Температура внутри двадцать пять, снаружи тридцать девять. Связь отрубилась. Вопрос в том, работает ли маяк. Потеря связи с разведчиком активирует роботов. Компьютер пригонит спутник осмотреть квадрат, где был последний сигнал. Звучит хорошо: «Последний сигнал». Название столовой или прощального зала у кладбища. Там и будут обедать мои коллеги, поминая меня. Автоматика не разбудит их ради спасения меня, дурака.

А маяк-то работает. Тянусь рукой вверх, не будучи уверен полностью, что это действительно "верх". Уже глубоко опустился. Болото стало более плотным и это не вода вокруг меня. Не пузырь, надеюсь, но жижа это какая-то необычная. Надо будет потом заставить шестиногого робота зачерпнуть пробу.

Тело, тем более в скафандре, не слушается. И интересный вопрос: что закончится раньше, батарея или воздух? Если батарея, то маяк сдохнет не сразу – если воздух, то я сдохну, но не сразу. За свой имплант в гортани я уверен, сейчас только баллон наполню. Будет мне кислород цедить по кубического дециметру в час. Хватит запаса на сутки, если впасть в кому. Прощайте, живые нейроны! Но на целых десять минут хватит, если двигаться. Спокойно! Надо подумать. Думай, Пауль! Думай, Поллукс! Думай!

Меня и спасать-то роботы будут если: а) отключить маяк, б) не выйду на связь через сутки. Захотят ли шестиногие просто проверить мой квадрат из-за своей интуиции? Кажется, я стал мало разговаривать с людьми. Уже машинкам их качества приписываю. Вряд ли, вряд ли станут. Значит, времени терять нельзя! Вездеход же рядом! Выберусь и сразу в него, доберусь до панели и подам сигнал "S.O.S.". Проще сказать…

Скафандр сжат болотной жижей. Где здесь верх? Плюю в стекло шлема и наблюдаю, как слюна ползёт к фонарю, то есть к зениту. Я ещё и вверх ногами! Смешно так вляпаться из-за каких-то червей.

В пробах с этого бескрайнего болота наши лабораторные учёные нашли яйца кольчатых червей. Или плоских? Кольчатых! Лишь бы не кишечнополостных. Во-он! Да, это червяк ползёт по стеклу шлема. Хорошо, что снаружи. Это что, зубы? Если зубы, то на ком-то он паразитирует. Мне такого гражданина в товарищи, а тем более в попутчики, не надо. Зато есть зримое подтверждение, что я оказался в прямой кишке с червями. Иначе и не скажешь. Блеск!

Шевелю руками, но жижа плотно меня обнимает. А если руки из рукавов? Надо давление повысить, ещё, ещё, ещё! Ещё немного! По вискам бьёт, зараза…

Хорошо, первая рука вышла. Вторую сюда, ближе к телу и поджимаю ноги, отстёгиваю ремни. Принудительно заполняю воздух в малый баллон и цепляю его к розетке на гортани. Хороший имплант им далее и дышу. Теперь ещё немного повысим давление в скафандре, чтобы ещё чуть-чуть раздуло. По вискам давит сильно так, что газа уже болят. Замок гермошлема… открыть принудительно! Есть протечка! Ну, как сказал Юра: «Поехали!».

Почти как на реактивной тяге скафандр подбросило к поверхности болота. Плечами упираюсь в кольцо замка. Высвобождаю руку и на ощупь, лишь бы глаза не открыть, дёргаю вниз молнию на груди. Ещё один рывок вверх и на этом рывке воздух и кончился, но я уже снаружи скафандра. Машу руками в жиже, почти плыву. Рука махнула без препятствий. Вверх!

Открыл глаза. Зря… Ожёг слизистых в атмосфере углеводородов – обеспечен. Но вездеход я видел и слышал характерный звук работающего двигателя, со свистом. Фары горели в противоположном от меня направлении, значит, я позади транспорта. Вот колёса, вот подножка и я забираюсь в кресло. Все действия на ощупь. Эту колёсную машинку я знаю как облупленную. Надо ехать, но я ничего не вижу и просто вызываю робота.

"Тревога! "Код Ноль-Один» – ранение разведчика! Воздух, аптечка, сопровождение до лагеря."

Выдохся и оставшиеся силы трачу, чтобы сжимать слезящиеся глаза. Просто дышу имплантом из баллона. Похоже, что и кожа на открытых участках начинает гореть. Чувствую, как из ушей течёт кровь, а сквозь ультразвук, звонящий в мои барабанные перепонки, слышу стук своего сердца.

У робота минут пять есть, чтобы меня спасти. Хотя бы шлем бы привёз! Минутой позже – я ослепну, оглохну, лишусь обоняния, собственно, затем и жизни.

Фартинг, Фартинг, Голем, сволочь контрабандистская… Где же вы, мужики?!

Эрл, когда говорят о «Золотом астероиде» из гимна Комитета, то имеют ввиду не астероид из золота, а космический объект, на котором будет найдено что-то, чего быть там не может. Например, шатёр цирка. Красиво же! Новый лозунг для Комитета: "Каждому разведчику – по Золотому астероиду". Мне, вон, правда, с червями достался. Болотный, но с атмосферой, да такой, что аж глаза жжёт и кожа вся красная и чешется.

Глава 1. Попытка номер два

Якобсен! Имей совесть! Нормальная история вышла! Мне за червей, между прочим, премию дали. То, что песня из оперы на общенемецком языке меня пробила на слезу, это ещё не значит, что я совсем сентиментальным стал. Если хочешь, что-то совсем слезливое, то давай вспомним Клару. Да, она была моей женой. И воспоминание это имеет дату чуть более давнюю, чем история про болото и червей.

Она умерла с мыслями об уже умерших детях. Тяжелее смерти я представить не могу и не хочу. Столько лет летал к ней, а теперь прилетел к её могиле.

У нас свой, оплаченный на сотню лет вперёд, и потому не такой заросший участок – для семей из земных поселений Уксунйоки и Суоярви. У дальнего края пустые места для родителей бывшей супруги, и ныне здравствующих, а так же её братьев, продолжающих игнорировать могилу сестры. Стою среди бетонных надгробий. Здесь, в самом центре – место для меня. Хочу ли я оказаться на два метра глубже, чем сейчас стою? Нет, наверное нет.

Грей, я был в экспедиции, когда умер мой сын. Сгорел за две недели. Рак лёгких в терминальной стадии. Обнаружили случайно, думали, что бронхит.

Сообщение дошло до меня только по окончании экспедиции. Такие у нас в Комитете правила: прямой связи с внешним миром на период экспедиции быть не должно. Я уже не помню свою реакцию, не помню, какими успокоительными меня кололи до самого прилёта на Альфу. Даже сейчас не сразу вспомню, сколько ему было лет, семь ли, десять ли. Только с тех пор, как дотронулся до могильной плиты Вилена, я стал разговаривать сам с собой. Говорил не с собой именно, а с ним.

Среди моих коллег много людей с психическими отклонениями. Работа у нас – не из лёгких. Пять лет – считай уже ветеран. Болтуны или молчуны – не редкость. Это считается более-менее нормой, психиатры об этом знают. Каждый справляется со стрессом так, как может. Кто-то беговую дорожку топчет сутками, кто-то половыми излишествами извращается, лишь бы до членовредительства не дошло!

Посиди месяц на спутнике, общаясь только с шестиногими роботами – сам начнёшь болтать со всеми механическими помощниками. Не удивлюсь, если ты свою урну за хранение этанола благодаришь время от времени. Мы, разведчики, так же благодарим железки за помощь. Шестиногие роботы – нам почти братья. Определённые серийные номера роботов закрепляют за каждой группой разведчиков, если это приносит психологический комфорт людям.

В один день меня вызвал к себе Командир и сказал, что мои коллеги волнуются, ведь я, в отличии от остальных, стрессующих, разговариваю с умершим сыном. Называю его по имени, пытаюсь обучать чему-то, рассказываю о том, что предстоит в грядущей экспедиции. Да, я несколько съехал с катушек. И не несколько, раз дошло до начальства! Меня в таком состоянии нельзя было отпускать в очередную разведывательную миссию. Потому мы с Командиром заключили джентльменское соглашение: он закрывает глаза на мои разговоры, а я вместо Вилена, обращаюсь к умершему сыну по своему позывному – Поллукс.

Да, у меня тогда был позывной "Поллукс", так как меня и называли в школе. Ты и сам мою фамилию не с первого раза выговаривал. "Уксунйоки" для тех, кто впервые слышит или читает – это что-то между уксусом и Йокогамой. На том и порешили. И у меня получалось очень даже неплохо. Поллукс за те года, сколько я с ним говорил, вырос в личность и многие моменты знал лучше меня, помнил лучше меня, а местами говорил за меня. Это звучит страшно, но я так жил и я так давал результаты на спутниках и астероидах. У меня стаж – двадцать семь лет в Комитете Дальней Космической Разведки. И то, что сейчас я нейтрально отношусь к именованию моего ведомства, не стучу каблуками, не ору гимн – заслуга в том числе Поллукса.

Разложив живые цветы, обхожу каждое надгробие и мысленно прощаюсь с теми, чьи имена вырезаны лазерным лучом. Мне хотелось бы, чтобы это был мой последний прилёт на Альфу.

Я из рода Уксунйоки, потому что мои предки жили на Земле у реки Уксун. Моё имя Пауль, потому что мою мать звали Паола. Отца звали Карле, поэтому я Карлесен. Мою усопшую супругу звали Клара, она была отличницей и лучшей ученицей в нашем классе. Первая девочка, рождённая на колониальном корабле "Красин". Её назвали в честь соратницы Первых Вождей. Моего сына звали Вилен, в честь одного из Первых Вождей. А приёмных детей-близнецов зовут Рево и Люсия. Тут не нужно объяснений.

Надеюсь, мне больше никогда не придётся возвращаться в колонию, где больше нет моих близких.

На выходе с кладбища я снова зашёл в кооперативный магазин цветов. У них свои теплицы. Рассказал, что после посещения кладбища собираюсь пойти к своей любимой женщине, потому что больше не к кому. Видимо, моё бледное лицо сыграло мне на руку, потому что продавец, женщина неопределённого возраста с руками пенсионерки, но с лицом пионерки, призналась, что была в таком восторге от моего визита час тому назад, что даже позвонила в милицию. Согласился подождать и оставил ей немного живых денег, чтобы проследила за нашим участком и обновила цветы через неделю. Она заметила, что у меня как-то подозрительно много денег, и спросила сейчас же, не ограбил ли я кого-нибудь. Мы посмеялись.

Пока ждали милицейский ровер, она собирала букет для моей возлюбленной. Разумеется, без чека. Слишком много стало продаваться и покупаться на Альфе без чека. Мне точно не следует возвращаться сюда.

– Если после кладбища идёшь к женщине, значит, это очень хорошая женщина, – сказала продавец.

– Лучшая! – изображаю сдержанный восторг.

Сотрудники прибыли. Прошёл, однако, ещё час. Они проверили меня по базе данных, но не нашли интересных сведений. Со скуки зевая, выслушали нас обоих. Спросили, зачем прилетел и где остановился. Конечно же, соврал о цели своего визита и месте проживания. Спросили, что купил, и какой квадрат кладбища посещал. В этом вопросе сказал правду. Рассказал откуда деньги, дескать, были получены от экспедиции.

У ворот кладбища сотрудники не проявили сочувствия, но, возможно, они хотя бы запомнят встречу с представителем Дальней Космической Разведки, который размахивал деньгами и был без куртки и ботинок.

Они поблагодарили продавщицу за её бдительность, отдали мне честь и уехали. Ни протокола, ни листка опроса не составляли, ни денег не запросили. Посмотрел в честные глаза продавщицы, передал ей ещё одну пластину денег. Она покраснела и сказала:

– Извините, я думала, что вы… это…

– Кто? – я продолжал протягивать ей деньги.

– Ну, – она замялась, взяла пластину, но тут же уронила на пол.

– Туфли внучке купишь… – пробормотал я, взял несуразный и огромный букет и пошёл на выход, слушая, как из-под прилавка продавщица мямлит ругательства про себя и честную милицию.

Стоя на платформе в ожидании последнего трамвая, пересчитал стопку пластин. Достаточно тяжёлая, денег для Тамары должно хватить.

Глава 2. Кто такая Тамара?

Кто такая Тамара? Я точно обещал рассказ про баб, а не про Золотой астероид?

Хорошо! Заглянем ещё чуть-чуть дальше. Тот же прилёт на Альфу. Мне нужно было в нарсуд. Предъявить свою тушку, вымолить прощения.

Грей, ты помнишь вообще, что у меня судимость есть? Баранки гну!

И с какой звезды ты упал, что судимого гражданина решил поставить на разработку единственного в Метрополии Золотого астероида?

Ладно. Ладно. Рассказываю!

Прилетаю я как-то на родную Альфу… А ты не был на Альфе?

Ну, прилетаю я как-то на родную Альфу.

– Какова цель визита в колонию?

Пауза в общении с противоположным полом даёт о себе знать. Совру ли, если констатирую: таких глаз не видел с техникума. Сколько лет этой курносой наивности? Не предположу. Если улыбнётся, то ожидаю самые милые ямочки на щеках. Комбинезон зелёный по форме таможни, с кадетской нашивкой и значком Комсомола – Красным Знаменем с неизменным профилем Первого Вождя и аббревиатурой. Эту девочку ещё не родили, когда меня с Комсомола того, исключили. Комсомол – не Пионерия, вступить одно дело, а чтобы не выгнали со штампом на лбу – вот задача со звёздочкой.

– Я как бы… местный, – глупо улыбаюсь, искренне надеясь на улыбку в ответ.

– У вас отметка о снятии с регистрации, потому спрашиваю.

Что же ты мне не улыбаешься? У компьютера при проверке моих документов вопросов не возникло. Алгоритмы не имеют ничего против. А что же человеки? Если копнёт по картотеке службы исполнения наказаний, может и не пустить в колонию, инструкции соответствующие есть. Имеет право не пустить, но имеет ли право сделать этот запрос? Красная печать – не всегда хорошо. Мне тогда только с начальником смены договариваться. Меня двадцать лет назад сняли с регистрации, подумали в домоуправлении, что меня на рудники уран копать отправили. Отвечаю как есть:

– Заседание в нарсуде.

Зрачки девушки расширились. Если есть право доступа, то ей две кнопки нажать и увидит всё о моём деле. Где, с кем, а главное – за что! Но вместо этого она внимательно осмотрела моё лицо. Ну, улыбнись же мне, красавица!

– Ко мне очередь не занимать, – шлюз закрылся, а таможенница, дёрнув бровями, сказала: – Вы не похожи на преступника.

– Так же как и вы не похожи на работника таможни.

Я не врал, не похожа.

– Вызову старшего смены, – вслух подумала молодая кадет.

Нервничает. Но с чего бы это? Лист прибытия перед ней, карантин для прибывающих на своём одноместном судне не положен. Да, и в анкете у меня всё прописано: и корабль мой описан, и место ночлега, и время пребывания. Человеки, человеки… Заходит старший, и я вижу знакомое лицо. Радость-то какая! Старшим назначили Клавдия Квинта Верону.

Года полтора назад, когда я привёз на Альфу ценный груз (главное – легальный!), Клавдий был кадетом. Таким же вот, глазастым и ушастым, ни капли не привлекательным, но договороспособным. Став кадровым офицером, он нарастил мышцы на плечах и жир в голове. Мы встретились взглядами. Увидел у него полную отстранённость и отсутствие каких-либо мыслей. Так ли он договороспособен, как тогда? Я улыбнулся.

– Гражданин? – буркнул Квинт.

Что же мне никто не улыбается? Альфа мне дом родной, ну, или двоюродный. Э-эх! Не всякий советский гражданин будет рад таким как я, героям Дальней Космической Разведки, контрабандистам и рецидивистам…

– Лейтенант Клавдий Квинт? – мне почему-то на секунду показалось, что я обознался.

– Гражданин Уксунйоки? – уточнил Квинт всё так же отстранёно.

– Я тебе больше не товарищ? – изображаю обиду.

На этот раз они вдвоём внимательно осмотрели моё лицо. Да, что не так-то?

– Пройдёмте, – длинная ручища Квинта указала на створчатую дверь с табличкой «Комната досмотра».

Досмотра? Я на то и надеюсь! В прошлый раз я там камер и микрофонов не увидел. Прохожу внутрь и на некоторое время остаюсь один. Уж не запер ли меня Квинт? Изучаю пространство, стоя под яркой лампой.

Ага! Перестановка мебели. Новая скамейка, кресло, два стула и лежачий рентген с фиксаторами для конечностей. Это, безусловно, необычное оборудование, которое для обычного советского гражданина может показаться мало того неудобным, что даже пугающим. Применяли ко мне это Прокрустово ложе. Руки, ноги, голова на месте – мне больше не хочется на него ложиться.

Я присел на скамейку, но она оказалась слишком узкой для меня. Попытался было сесть в кресло, но только начал опускать свой зад, как вошёл сотрудник портового отделения милиции, усатый капитан. Такой же, как Квинт, слегка отстранённый. Ни здасьте, ни садитесь. А где Квинт?

За милиционером появилась кадет. В руках у неё мои документы – полтора пластиковых листка в её белых руках. Руки совсем без загара. А она и сама очень даже ничего: симпатичная девушка в форме. Чем дольше смотрю, тем любопытнее мне становится. Ножки у неё ровные, талия, кажется, тоже есть.

– Верхнюю одежду снять, – командует милиционер, – на рентген лечь.

Я повинуюсь. Расстёгиваю высокий воротник куртки. Кадет сразу напряглась. Когда я снял свою дорогую куртку разведчика, сотрудник поднял ладонь:

– Мне всё понятно, раздеваться дальше не надо, я пошёл.

Кадет пискнула ему вслед:

– А протокол как же?

Но капитан даже не отреагировал на слова девушки, хотя она была права. По правилам, если человека отводят в отдельное помещение для досмотра, нужно составить протокол.

Кадет повернулась к дверям, и я, глядя на неё сзади, подумал: «Может быть, она всё-таки досмотрит меня сама?»

Кстати, в этом протоколе должны расписаться и капитан, и Клавдий. Я увидел, как в дверях мелькнула фигура последнего. Он подсматривает? Пусть либо заходит, и мы договоримся мирно, либо уходит. Дружка нам не нужен.

Девушка хотела что-то сказать, но развернулась ко мне, глянула куда-то в сторону рентгена и резко выдохнула. Её грудь даже не шелохнулась. Она как-то с пренебрежением посмотрела на меня. Улыбнись же!

Чистые погоны придают ей ширины плеч. Ей точно лет двадцать пять, она комсомолка. Куда она смотрит? Что у меня там?

– Вы из Комитета Дальней Космической Разведки? – она шагнула ко мне и оказалась так близко, что я почти почувствовал её тепло, участившийся ритм сердца точно чувствую.

Резко выпрямляюсь и поднимаю подбородок, потому что произносить название «Комитет Дальней Космической Разведки» нужно громко и с гордостью, и с чувством причастности к чему-то великому и важному.

– Так точно! Сотрудник Комитета Дальней Космической Разведки, Уксунйоки Пауль Карлесен! Позывной Поллукс!

Тут я понимаю, в чём дело: имплант на моей гортани привлёк внимание таможни. Переключаю прибор в режим ожидания, делаю выдох ртом, вдох носом. От этой женщины так приятно пахнет!

– Духи «Облик»?

Удивляюсь вслух, ведь, как человек в прошлом причастный к его ввозу, я знаю этот парфюм – он редкий и относительно недешёвый. А качество соответствует ценнику. От этого аромата прямо искры из глаз. Заприте меня в комнате досмотра с этой девкой немедленно!

От моей проницательности на лицо девушки в форме упал румянец, пробившийся через слой очень качественной косметики. Улыбнись же!

Опыт подсказывает, что интерес сотрудницы таможни не связан с материальными благами. У неё и без меня с финансовым благополучием всё благополучно, раз такими духами пользуется на работе. Но она не улыбается. Вообще!

Я чувствую тяжесть в затылке, и мой внутренний голос подсказывает мне кое-что действительно страшное. От этой мысли меня будто током ударило! "Пауль! Бежим! Это ОБХСС!" – подсказывает мне внутренний голос.

Эта девушка не так проста, как кажется. Она пытается поймать меня "на живца", ведь её поведение напоминает ни что иное, как методы работы Отдела по Борьбе с Хищениями Социалистической Собственности (ОБХСС). Она привлекательна, если учесть мою длительную паузу в близком общении с женщинами, вот только трогать её нельзя. Это может привести к серьёзным последствиям. За одно прикосновение она оторвёт мне руку по самую ногу!

Молча молюсь: "Квииинт! Тормознутый ты кретин… приди и спаси душу мою от греха!" Причалить-то я причалил, а если нарсуд решит не в мою пользу, то отчалить на комитетском паруснике просто так не выйдет. Разрешение на взлёт для неграждан Альфы визирует таможня, а таможня, раньше прописанных в акте прибытия семи суток не выпускает. Бесплатно не выпускает. Меня на «бриге» в атмосфере планеты любой гражданский глайдер сможет приземлить, что уж говорить об вооружённых летательных аппаратах. Ретируюсь!

– Вы не дышали, – снова поднимает бровки сотрудница ОБХСС, – а имплант на гортани не указан в паспорте.

– Потому что информацию о модификациях указывают в личной медицинской карточке.

Указываю на тот маленький листочек, сжатый её белыми пальчиками. Потом отворачиваюсь и надеваю куртку размашистыми движениями. Обернувшись к девушке спрашиваю:

– А штампы уже стоят? Могу идти?

– Всё я уже поставила, – хлопает она ресницами, – только ответьте на вопрос: куртка ваша какого размера?

Перевожу: "Проезд дальше платный". Не с такой интонацией служащие интересуются своими материальными выгодами. Эх, курсантка! Открытая провокация.

– Вам будет великовата в бёдрах, – мои слова это проверка на чувство юмора, может быть она умеет улыбаться.

– Нет, нет! Я для своего п-парня, – она аж задохнулась.

Чтоб тебя, девочка… Вдыхаю, выдыхаю. Хорошие всё-таки эти духи, надо будет в следующий раз привезти на Альфу ещё пару ящиков. Если будет этот следующий раз…

Кадета научили правильно выбирать парфюм и косметику, но не научили, что нельзя с подозреваемыми в контрабанде говорить про интересы знакомых. Это шаблонная ошибка. Меня уже так ловили, по шаблону, и я клевал и впитал с кровью, что при первом ощущении присутствия ОБХСС, надо изображать придурка. На типичные выражения типа "спрашивала тётя моего дяди или жена сестры моей мамы…" – я не поведусь. Хоть "сын маминой подруги"! Больше Поллукс не поведётся никогда!

– Милая моя, солнышко лесное, нет у меня контрабанды, как и у тебя нет парня.

Протягиваю руку к её лицу, не касаясь курносости, но делая вид, что вытираю ей сопли. Затем отряхиваю руку, наблюдая за тем, как у девушки от злости волосы встают дыбом. Пока она злится, я быстро выхватываю свои листочки из её холодных рук и, с громким "Спасибо, до свидания!", выбегаю за дверь. На выходе сталкиваюсь с Квинтом.

– Тамара? – вопрошает он, пуча рыбьи глаза.

О, так её зовут Тамара? Томочка, милая! Кто бы мог подумать! Я думал, что у неё будет более сложное и возвышенное имя, например, Анна-Елизавета. Звёзды так сошлись, что Тамаре повезло родиться в семье не простой, не пролетарской. Она – кадет-таможенник, сотрудница ОБХСС, при этом избалованная папина принцеска. Ей многое прощается, многое позволено, и даже приветствуется её необычный стиль, который не всегда соответствует пролетарскому образу жизни. Особенно это касается духов, флакон которых стоит отнюдь не пролетарской тринадцатой зарплаты.

– Пусть идёт! – крикнула Тамара, и в комнате досмотра что-то с грохотом упало, надеюсь, рентген.

А я с радостью пойду поскорее, чтобы она меня больше не видела, или я её. Интересно, поставила ли она мне печати? Смотрю в документ. На предпоследней строке красуется зелёная закорючка размером с пиксель. Пора менять паспорт. Срок пребывания в колонии – стандартные семь дней, но я обойдусь двумя, даже не заходя по написанному мной же адресу пребывания. Правда, кто бы меня отпустил?

Оглядываюсь на лейтенанта таможни. Квинт смотрит на меня недоверчиво, но взгляд пустой. В прошлый раз он был так рад, так рад новой куртке с шевроном моего Комитета и ботинкам, вместе со шнурками. И я готов отдать ему ещё одну куртку, лишь бы завтра от выпустил меня с планеты прочь. Но мальчик вырос, и, кажется, куртка моего размера ему будет мала.

Если он пробился в старшие смены, то наверняка с кем-то делится конфискатом.

Пассажиропоток в космопорте большой, но таможенный контроль проходят только те, чьи корабли садятся в колонии, а не остаются на орбите планеты. Это едва ли две-четыре сотни человек за смену.

Работа у таможни скучная. Если что-то незаконное у гостей колонии есть, то это выявляют во время карантина. Мне всегда казалось, что скорее отсюда, с Альфы, должны вывозить образцы топлива и сферические батареи с обогатительного комбината, чем сюда ввозить ширпотреб: трусы, носки и галстуки.

Не понимаю, почему дети начальников так рвутся на таможню. Вряд ли это снова кадровый дефицит. Думаю, у Тамары родня в колониальной управе сидит, поэтому она и тянет вверх своего… как бы сказать помягче… друга.

Квин Клавдий Верона – мягкий человек. Оп! А это у него что? Значок «Отличник социалистического соревнования Созвездия Центавра». То есть, это не уровень колонии, а на ступеньку выше – освоено сорок планет в созвездии, как-никак. Всё, что ближе десяти световых лет от родной планеты Первых Вождей.

– За какие заслуги значок?

Понимаю, что перегибаю палку, но мне необходимо поговорить со старшим смены наедине. План отступления перед походом в народный суд мне нужен как кислород. Если у судей будет плохое настроение, меня могут отправить на урановый рудник перебирать зелёный песочек. Тогда побег не имеет смысла, ведь меня не выпустят из космопорта. Это слишком фаталистично, но предпочитаю готовиться к худшему.

Лейтенант слегка подталкивает меня в сторону стены. Там привинчена какая-то металлическая лайба. Толи выключатель, толи ёмкость с антисептиком. Позвоночником влетел неприятно!

В этот момент из комнаты досмотра выходит Тамара, которая от злобы покраснела так, что светится сквозь макияж. На ней зелёная форма, лицо красное, уши тоже красные, а глаза карие. Даже в гневе она кажется милой. Такой женщине невозможно отказать. Наверное, Квинт на все её требования так и отвечает: "Да, милая, да, хорошая". Сколько же честных контрабандистов попались на её уловки: на духи, на взгляд из-под густых ресниц. Но она не улыбается!

– Он всё ещё здесь? – её немного трясёт.

О, кажется, в колонии Альфа всё же возникла проблема с кадрами. У этой девушки явная профнепригодность. Я-то думал, что это просто неопытность, но нет.

Посмотрите на Квинта! Вот кто настоящий профессионал с олимпийским спокойствием. Истинный супермен. В прошлый раз он меня сразу разоблачил, но по своей сговорчивости – впереди планеты всей! Мелькнула мысль, что сейчас он меня аккуратненько кулачком приложит в лоб и в отчёт не впишет происшествие.

Удивительно, но вместо этого он кивнул Тамаре. Она нажала на кнопку на стене. Кажется, девушка начала успокаиваться. Загорелась лампочка. Шлюз для выхода открылся, и к нам подошёл милиционер, усатый капитан. На этот раз он был вооружён шокером. Видимо, в комнате ему «всё было понятно», поэтому он решил вооружиться.

– Гражданин, – обратился он, комично отталкивая рослого Квинта, – пройдёмте со мной в отделение.

Час от часу… Клавдий Квинт отошёл в сторону. Тамара уже на рабочем месте. Шлюз открылся. Когда капитан уводил меня под руку, я рассмотрел первого в очереди пассажира. Высокий и бледный с синими глазами. Узнаю любителя запрещённых повсеместно ускорителей.

– Девочка сейчас за тебя на нём и отыграется, – тихо сказал мне милиционер.

Почему-то почувствовал себя виноватым перед этим синеглазым наркоманом. Даже чуть-чуть виноватым перед капитаном. И может быть самую капельку перед Квинтом. Всё-таки, «отличник». А ему тоже достанется из-за меня. Вот же… Да, и перед этой нервной красотулькой я тоже виноват. Переключил бы вовремя систему подачи воздуха, так не было бы это ситуации. Или нет? Это всё из-за суда. Переживаю, потому сам становлюсь рассеянным. Но эта девушка…

Глянула бы она в базу, глянула бы на корабль приписки, оценила бы мой комитетский старенький парусник. Дальняя Космическая Разведка, как никак. У Квинта такого корабля никогда в жизни не будет. И вообще, жительницы колоний на статус и достаток «клюют». Прелести капитализма в социалистическом обществе искоренить нельзя.

Мои преимущества – редкая опасная работа и парусник, пусть и не в собственности. Вдруг, у Томочки не было ещё ребят из разведки? А вдруг вообще ни каких не было? Я себе льщу, но определённо, таких как Поллукс точно не было. И надо всё-таки себя одёргивать.

Привык с одними и теми же людьми общаться месяцами. Здесь, на Альфе, люди не такие, как в нашем коллективе. Сварены мы вместе дуговой сваркой и шутки наши не для советского человека. Надо сдерживаться в обществе малознакомых людей. Повторяю себе это уже пару лет. Пару десятков лет… Надо было раньше начать, а то, ждут меня теперь новые впечатления: в портовом отделении милиции не был ни разу.

За что милиционер меня оформлять будет? Пошумел на таможне – бывает. Штраф две копейки и письмо в Комитет. «Ай-яй-яй!» – скажет мне Командир корабля и пальчиком погрозит.