Читать книгу: «Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников», страница 2

В выставленном казначейству Нюрнберга счете указано, что глобус Бехайма изготовлен для ублажения могущественного городского совета (в Нюрнберге деятельность ремесленников в городе регулировал магистрат, а не гильдии). Богатые бюргеры, вращая глобус, могли припомнить совершенные ими самими путешествия. Советник Георг Хольцшуэр (ум. 1526), который инициировал работу над глобусом и следил за соответствующими расходами магистрата, сам, в качестве купца и пилигрима, в 1470 году посетил Египет и Иерусалим. Автором иллюстраций для глобуса был Георг Глокендон (ум. 1514), составивший для немецких паломников карты Romweg, пути в Рим. Кому-то могли прийти в голову и более опасные места из тех, что уже были увидены или до которых только собирались добраться. Или соображения о происхождении товаров, торговля которыми их обогатила. Можно было поразмышлять над передававшимися из уст в уста новостями об открытиях португальцев в Африке, которые буквально с каждым месяцем переворачивали представления европейцев о мире; в скором времени в освоении новых пространств примут активное участие члены семей Бехайма и Хольцшуэра. Можно было, наконец, пофантазировать о далеких землях, известных лишь по книгам и картинам и дразнивших собой воображение.

В том месте глобуса, где должно значиться «Нюрнберг», стоит надпись: «Бехайм». Глобус был символом статуса: знания мореплавателя из Нюрнберга о целом мире могли покоиться у него в руках. Глобус, по сути, позволял Бехайму и достопочтенным нюрнбержцам взглянуть на планету словно бы глазами Господа. Глобус, таким образом, подразумевает, что Бехайм владеет пространством в прошлом и будущем – это как бы мир, увиденный сквозь призму одного человека, созданный им в определенный момент времени.

Разглядывая любую карту мира, легко позабыть о том, где ты на самом деле сейчас находишься. Как и снимки, которые привозят из отпуска, глобус может оказаться подспорьем рассказчику: что он видел в дороге, куда ездил, какой маршрут предпочел. Глобус может пригодиться в странствиях по суше и морю – правда, его размер (вещь крупная и весьма дорогая, настоящий предмет роскоши) не позволяет возить глобус с собой. Глобус Бехайма – это сувенир, воплощенное воспоминание. Одной из его задач было – помочь увидеть то или иное место мысленным взором, наглядно, в миниатюре. Всегда проще вообразить пространство, чем время: люди считают, что способны владеть пространством, но осознают, что время не в их власти. Мир на глобусе под взглядом наблюдателя мерцает, города выглядят крошечными, а красивейшие береговые линии извиваются лентами. Время в это мгновение менее важно, чем пространство, которое мы словно видим и понимаем целиком.

Глобус Бехайма появился в важный переходный исторический период – когда то, что часто называют (в Европе, по крайней мере) Средневековьем, стало напоминать раннее Новое время; речь идет о моменте накануне колонизации европейцами Америки, начавшейся после 1492 года. На природе путешествий в Средневековье сказались и другие ключевые события – например, Первый крестовый поход (1096), взятие турками-османами Константинополя (1453) и запрет паломничеств для протестантов (с 1520-х гг.).

Но можно ли вообще дать четкое определение путешествию? Перемещения в Средневековье были очень сильно привязаны к конкретным местам: покупка и продажа товаров на той или иной ярмарке, переезд из монастыря в монастырь, военный поход из одной местности в другую. Доминирующей на средневековом Западе формой путешествия стало паломничество, в котором, однако, было и нечто такое, что напоминало туризм. Паломничество предполагает путешествие, обычно по заранее определенному маршруту, в желанный пункт назначения и возвращение домой обновленным, преображенным.

Причины и мотивы паломничества были различными (иногда оно было добровольным, иногда обусловлено медицинскими причинами, иногда представляло собой меру наказания, а иногда совершалось по поручению общины), но всегда пункт назначения был определен: Уолсингем, Кентербери, Ахен, Вильснак, Кельн, Сантьяго-де-Компостела, Рим, Бари, Иерусалим. Эти и многие другие места, главные христианские святыни, притягивали паломников своей сакральной значимостью. Но примерно к 1350 году сложились привычные маршруты и инфраструктура для того, что теперь мы бы назвали массовым туризмом – вплоть до своего рода пакетных туров. Группы путешественников платили агентам и поставщикам, гарантировавшим – до известной степени – удобства, безопасность и любезный прием, плюс «туроператоры» брали на себя разрешение самых очевидных проблем: языковой барьер, транспортные услуги, обмен валют и снабжение продовольствием. Путешественники сбивались в группы непредсказуемым образом – что, естественным образом, провоцировало как разного рода трения, так и порождало дружеские чувства. Тревога относительно похода в неизвестность компенсировалась знанием того, куда именно человек направлялся и (отчасти) с кем.

Путешествие – это, по сути, род поиска: счастья, богатства, искупления грехов, однако с ним неизбежно связана и проза жизни: невзгоды в пути, обмен валюты, болезни, неудобства, задержки и отмены рейсов. У всякого путешествия свой пункт назначения и своя вспомогательная инфраструктура. Путешествие – это еще и багаж, и упаковка чемоданов, корабли и мулы, паспорта и охранные грамоты, странная еда и сомнительные напитки, безжалостное радушие, знакомство с древней и современной архитектурой, непонятно устроенные туалеты и дороги. Путешествие подразумевает интерес – на грани приличий – к одежде и обычаям других народов. Путешествующему приходится зависеть от погоды и настроения своего провожатого. Путешествие – это когда люди, не говорящие на твоем языке, вдруг проявляют к тебе дружелюбие или когда ты сам подкармливаешь бездомных кошек или ручных птиц, как будто они останутся с тобой на всю жизнь. Путешествие нежданно-негаданно поощряет равенство: путники, в силу миллиона причин, оказываются в одной компании и вынуждены стать ближе друг к другу. Дорога ставит людей в зависимость от индустрии путешествий, которая иногда помогает им, а иногда тянет из них деньги – у всех без разбора. Путешествие пробуждает необъяснимый трепет – просто от того, что попадаешь в ситуацию незнания, сулящую тебе новые миры. Путешествие дает опыт незапланированных перемещений и обескураживающие моменты дежавю. Путешествие – это попытка уйти от предсказуемости, перемещаясь между континентами и языками, от одного к другому; это побег от ошибок и неудач домашней жизни. Путешествие далеко не всегда превращается в эпическое приключение, но это всегда опыт очень личный, в котором есть западающие в память моменты экзальтации, мгновения, которые трудно облечь в слова и которые остаются в голове, – и затем ты рассказываешь о них как о чем-то очень особенном. Путешествие предполагает возмутительные обобщения, бесцеремонное наблюдение, неожиданные и при этом до странности предсказуемые происшествия – столкновения с бедностью, проявлениями враждебности и с разного рода вгоняющими в тоску явлениями. Путешествие стимулирует желание посетить места, которые знаешь по рассказам – правдоподобным, но необязательно правдивым. Путешествие занимает тело и душу, но необязательно то и другое разом. Путешествие развивает живое любопытство, но, парадоксальным образом, подразумевает и долгие периоды разного рода маеты: сидения на месте, ожидания, отсрочек, болезней, скуки. В большинстве случаев путешествие предполагает получение дохода или удовольствия того или иного рода, но в ходе поездки ее цель нередко меняется. Путешествующий часто старается приобрести «правильный» опыт, воспользоваться выгодами и дарами путешествия. Но мы забываем, сколь незначительны наши успехи: нередко подлинное положение (или расположение) путешественника остается почти неизменным.

Определение путешествия вечно оказывается неточным или неполным, ведь все без исключения путешествия – согласно замыслу или по случайности – уникальны. Если путешественники выбирают один и тот же маршрут, это вовсе не означает, что в дороге они испытают одни и те же ощущения. Путешествие – это не только сам опыт перемещения – неудобного, мучительного и унылого – по поверхности планеты, но еще и рассказы, которыми мы делимся с домашними после возвращения. Написанные путеводители нередко очень напоминают учебники по технике выживания. Авторы не столько советуют своим читателям, как получить в том или ином месте удовольствие, сколько учат, как выжить там. Однако сведения о злоключениях будущим путешественникам полезнее, чем самодовольное хвастовство удачными поездками. Мы неоднократно убедимся: чем менее благоприятно сложилось путешествие, тем живее рассказ о нем.

Мудрый совет

Того путника сочтут очень глупым, который в дороге любуется приятным лугом и останавливается, позабыв, куда он вначале направлялся.

ПОСЛОВИЦА. ЭГБЕРТ ЛЬЕЖСКИЙ «НАГРУЖЕННЫЙ КОРАБЛЬ» (THE WELL–LADEN SHIP), ОК. 1023

Перед иллюстраторами Бехайма стояла проблема, которую прежде многие картографы предпочитали обходить cтороной: вместо того чтобы оставить воображению водную ширь Атлантики, от Португалии до Японии, требовалось показать протяженность этого океана. На многих средневековых картах мира Атлантический океан представлялся «оборотной стороной» карты. Глобус же позволял наглядно показать моря, в основном неизведанные, соединяющие Европу с Азией и Африкой.

Посередине Атлантического океана, где-то западнее Кабо-Верде, помещен остров Сан-Борондон. Мелкий текст рядом с изображением острова гласит: «В лето Господне 565 святой Брендан прибыл на своем корабле к этому острову, где стал очевидцем многих чудес, а семь лет спустя вернулся в свою страну». Речь идет о легендарной Земле Святого Брендана, где очутился ирландский святой VI века, искавший рай и Землю обетованную. Кто бы ни отметил этот остров на глобусе, он не только знал легенду о Брендане, но и подстраховался, описав остров весьма расплывчато. В широко известном рассказе о святом (записанном, вероятно, в Ирландии в IX веке, но циркулировавшем также на латыни и иных языках) это утопия: заросший буйными лесами остров, где всегда светло и никогда не заходит солнце. Деревья здесь приносят обильные и вкусные плоды. Всякий булыжник под ногами оказывается драгоценным камнем, а реки готовы напоить тебя пресной водой.

Брендан и его спутники прожили на острове две недели, но после того, как они снова подняли парус, волшебный остров больше никто не видел. И все же остров продолжали упоминать в рассказах и хрониках путешествий: люди по-прежнему фантазировали об этом утопическом месте, до которого однажды смогут добраться. На глобусе Бехайма севернее Земли Святого Брендана показаны четыре направляющихся на запад корабля, символизирующие плавания европейцев по Атлантике во времена Бехайма. При этом рядом с кораблями изображен гиппокамп – сказочное морское чудовище из античных мифов, лошадь с рыбьим хвостом. Гиппокамп тоже плывет на запад: отправившись в дорогу, европейские путешественники вооружились своими представлениями о мире, мифами, легендами и заблуждениями.

Судя по присутствию здесь острова Святого Брендана, глобус отражает не только путешествия самого Бехайма, но и сведения из средневековых и еще более ранних путеводителей: античных трудов Птолемея Александрийского, Плиния и Страбона, более ранних средневековых свидетельств Марко Поло и сэра Джона Мандевиля, подробных навигационных карт-портоланов XV века. Все это – важные источники для мастеров Бехайма.

Сопоставляя часто противоречивую информацию, авторы глобуса продемонстрировали метод, в рамках которого средневековое путешествие предстает мешаниной из старинных преданий и свидетельств очевидцев, соблазнительным набором сведений из фольклора, истории, географии, антропологии, а также слухов.

Путешествие, как правило, подразумевает процесс передачи (в том или ином виде) мирской власти, покорение, реализацию господства. Для Бехайма в краях вроде Японии и Суматры существеннее всего богатства в виде мускатного ореха и перца – дорогих и популярных пряностей, поставляемых через Нюрнберг охочим до наживы купечеством средневековой Европы. По существу, на глобусе подробно объяснено, как пряности, прежде чем попасть в «нашу страну», «меняют несколько владельцев» в «восточной Индии» (Ост-Индии): с мелких островков их вывозят на Яву, затем на Шри-Ланку и земли поблизости, а после в Аден, Каир, Венецию, при этом в ходе перемещения пряностей по миру таможенные сборы увеличиваются в двенадцать раз. Таким образом, это единственный способ связать весь мир цепью производства и торговли. Вполне предсказуемо, что глобус Бехайма евроцентричен и христианоцентричен. Народы Татарии и Азии изображены язычниками, которые поклоняются идолам. Нагие темнокожие правители Африки повелевают, сидя в своих шатрах, а светлокожие, в мантиях, христианские государи Европы располагаются на престолах.

Нам легко высмеять ограниченные познания в географии и ошибочные представления средневекового путешественника. Однако познание мира бесконечно. Сейчас, когда я пишу эти строки, эрозия, наводнения, лесные пожары, урбанизация, землетрясения и вымирание видов неутомимо и неумолимо преображают нашу планету. Реки меняют свое русло, моря высыхают. Мало того, наши мнения о том, какие места важнее и предпочтительнее других, меняются с головокружительной скоростью. Поскольку глобус Бехайма был изготовлен около 1491 года, на нем нет и намека на Америку: на юге Германии о ней еще не знали. Колумб высадился в Новом Свете (вероятно, на Багамских островах) лишь в октябре 1492 года. Как и работы картографов и авторов путеводителей во все времена, труд Бехайма и его мастеров устарел еще прежде, чем был окончен. На глобусе не отражены недавние открытия португальцев в Южной Африке, а спустя всего десять лет на подобной карте можно будет найти Северную и Южную Америку, мыс Доброй Надежды и побережье Индостана, еще дальше на восток – Острова пряностей (Молуккские острова).

Авторов глобуса Бехайма не особенно заботила точность. Они не вполне честны и в том, что касается путешествий самого Бехайма. Из текста на глобусе следует, что Бехайм, командуя в 1484–1485 годах португальской каравеллой, первым нанес на карту основные контуры юга Африки, открыл острова Сан-Томе и Принсипи и проложил путь вокруг мыса Доброй Надежды. (В действительности это сделали задолго до Бехайма.) Глобус умалчивает о сенсационной новости, вызвавшей в Европе большой отклик: мыс Доброй Надежды обогнул в 1488 году Бартоломеу Диаш (ум. 1500).

Глобус вводит зрителя в заблуждение, чтобы подчеркнуть роль Бехайма и его значение как мореплавателя и исследователя, к вящей славе его самого – и Нюрнберга. Любые путевые записки побуждают путешественников смотреть на мир глазами их автора и сообразовывать представления о себе с его поездками.

Да и кому не случалось присочинять о своих доблестях? Кто не приукрашивал, расписывая, какое невероятное место он посетил? Глобус Бехайма по-прежнему пленяет взор: его поверхность испещрена следами многих поколений путешественников, наполнена преданиями, напитана страстью к путешествиям. Его железная ось и деревянные обручи обещают волшебный поворот, что открывает новые миры и противостоит инертности и обыденности.

МОГУ Я РАСПЛАТИТЬСЯ БЛАФФЕРТАМИ?

Монетные системы средневековой Европы сильно разнились. Деньги нередко имели очень ограниченное хождение, в пределах города или княжества, и чеканили их из разных металлов.

В XIII веке широкое распространение получили флорины, затем венецианские дукаты. Стало развиваться международное банковское дело. Большинству путешественников приходилось обменивать деньги в пути – по в высшей степени плавающему курсу.

ОБМЕН ДЕНЕГ НА ПУТИ МЕЖДУ КЕНТЕРБЕРИ И РИМОМ (ОК. 1470)

Сначала следует получить кредитное письмо в лондонском банке Джакопо Медичи. Курс обмена следующий:

9 английских шиллингов = 2 римских дуката.

40 английских шиллингов = 11 рейнских гульденов (Бургундское герцогство).

Деньги обменять можно и в Брюгге: там тоже есть банк.

1 рейнский гульден = 21 голландский плак

1 голландский плак = 24 полушки денаропикколо

1 рейнский гульден = 24 кельнских пфеннига

1 кельнский пфенниг = 12 геллеров

1 богемский дукат = 12 фе (feras)

1 гульден = 21 блафферт (блаппарт, плаппарт)

3 девентерских плака = 5 кельнских пфеннигов

1 медный пенни = 2 полупенни

1 флорин Брюгге = 3 полупенни

1 старый гротен/гроссо = ¹/₂ гротена плюс полупенни

3 голландских филипсгульдена (Бургундия) = 5 гротенов

1 фламандский стювер = 1 плак 11 пенсов

1 лили-плак = 3 полупенни

1 корте = 2 гротена

1 новый плак = 4 пенса

1 старый плак = 2 пенса

1 стювер = 5 пенсов

6 кельнских пфеннигов = 5 стюверов

6 плаков = 3 стювера (таким образом, 1 стювер = 2 плака)

1 кельнский флорин = 2¹/₂ пфеннига

1 богемский дукат = 3 крейцера = 1 блафферт

1 карлино = 4 безанта

1 папский гротен = 4 болоньино

1 болоньино = 6 фер = 6 катрино

1 дукат = 28 венецианских гротенов/гроссо

Глава 2
В путь – с Беатрисой, Генрихом и Томасом

Ирнхэм. – Лондон. – Английский город Рай (Rye)

В 1350 году дама Беатрис Латтрелл (ок. 1307 – ок. 1361) – титул «дама» указывает и на благородное происхождение, и на роль хозяйки поместья: она жила в Ирнхэме, что в Линкольншире, – решила отправиться в дорогу. Дама Беатрис распоряжалась сборами, а служанка Джоан упаковывала вещи. Точнее, так: хозяйка надзирала и наставляла, а служанка передавала ее указания Генри – конюху и слуге, которому еще не исполнилось четырнадцати.

Супруг дамы Беатрис сэр Эндрю (ум. 1390) – он недавно вернулся из Гаскони, где воевал с французами, – несколькими годами ранее унаследовал родовые поместья. Дама Беатрис с детства привыкла выполнять роль хозяйки и вести сытную жизнь. В поместье царило изобилие и вечно пахло жареным поросенком и свежим хлебом. Именно там дама Беатрис пережила эпидемию чумы, которая в очередной раз разразилась в Англии и унесла жизни около трети всего населения. Умирали даже епископы, даже дочь короля. Однако ж большой дом из серого камня на востоке Англии, безмолвно застывший посреди мрачных сырых лесов, был местом безрадостным. Даме Беатрис уже миновало сорок, а детьми она так и не обзавелась. Быть может, поездка в Рим – по оживленным дорогам, через изобилующие разными товарами города, знаменитые святилища и алтари – подарит ей шанс зачать и родить наследника? Она оставит престарелого супруга с его воронами, кроликами, оленями, куропатками и фазанами. Сам сэр Эндрю в отсутствие жены будет упражняться в стрельбе из лука по мишеням, выезжать с соколом и отворять себе кровь, чтобы восстановить равновесие гуморов.

Беатрис и Джоан посылали юного Генри то туда, то сюда и покрикивали на него на смеси английского языка и придворного англо-французского (отчего величали его gareson). Помимо поручений, конюх должен был управиться с обильной поклажей: мешками, сундуками, свертками – и все это забитое под завязку.

В этот раз дама Беатрис собралась в Рим, однако ранее она и ее родные уже совершили несколько паломничеств. Выбор мест для богомолья зависел от того, в чем семья нуждалась на тот момент – и сколько времени имела в своем распоряжении. Иногда, когда у дамы Беатрис болели зубы, она ездила в церковь города Лонг-Саттон (в нескольких часах езды на восток). На тамошнем витраже присутствовал образ святой Аполлонии (которой зубы выбили молотками и вырвали клещами). Дама Беатрис жертвовала святой пенни или два. Посещение святой Аполлонии неизменно помогало. А когда лорд Скруп, отец Беатрис, повредил на турнире руку, семья молилась святому Вильяму Йоркскому (архиепископ XII века; его чудеса хорошо известны, а могила иногда мироточила или источала сладчайший аромат). Благодаря заступничеству святого рука лорда Скрупа зажила, и семья совершила паломничество в Йорк, пожертвовав для гробницы Вильяма восковую модель руки. Недавно почивший Джеффри Латтрелл, свекор Беатрис, оставлял деньги святым образам по всей стране: в Лондоне, Кентербери, Йорке, Уолсингеме и Линкольне – в ходе совершенных им при жизни паломничеств. Дама Беатрис прикрепила к плащу несколько оловянных медальонов, свидетельствующих о других ее поездках на богомолье. На одном медальоне была изображена хижина, это напоминание о посещении Святого дома в Уолсингеме (как говорят, чудесным образом перенесенного из Назарета в Норфолк).

В последние два года чума отступила, и теперь, в конце 1350 года, пора совершить паломничество. Поговаривали, что мор есть знак Божьего гнева. Для богомольцев наподобие дамы Беатрис пришло время раскаяться, пообещать в будущем вести благочестивый образ жизни и, оставив дом, публично покаяться в грехах. Путешествие должно было продемонстрировать веру в Господа и его святых. Покаяние, благочестие, искупление, паломничество – вот наилучшее средство от чумы.

Конюх Генри привез даме Беатрис кожаную обувь, заказанную у линкольнского башмачника. Этот модный фасон назывался «краковским»: сапожки, довольно высокие, с длинными заостренными носами. Еще Беатрис купила маленькую кожаную сумку с изящной филигранной пряжкой. Пока в ней лежали новые красивые четки с бусинами из блестящего черного стекла, ножик с лезвием длиной в палец, зеркальце в оправе из слоновой кости, украшенной изображением одного из рыцарей короля Артура на коне. А еще в сумке позвякивали монеты – в немалых количествах. Помимо прочего, у дамы Беатрис был деревянный сундук с замкóм – забитый вещами доверху. Она – как это часто случается с теми, кто собирается в дальнюю дорогу, – всей душой, страстно, с фанатизмом предалась тратам на разную ерунду. В сундуке лежали две пары шерстяных чулок, плиссированная накидка из серой шерсти, новое, из хрустящего льна, покрывало с оборками и новое же верхнее платье – малиновое, со светло-зелеными рукавами и воротником из мягкого горностая. Там же поместились серебряная чаша, несколько кувшинчиков и книжечка псалмов, для которой дама Беатрис заказала изящный серебряный футляр. А еще в сундуке хранился добрый запас французского вина, несколько пустых бочонков, завернутый в льняную ткань кусок сыра и сколько-то сушеных рыбин. Плюс пара льняных платков – вытирать вещи. И новый гребень из кости – следить, чтобы длинные волосы Беатрис всегда были в порядке. На дне сундука обретался кошелек (с золотым перстнем на ленте), расшитый синим и зеленым шелком. На перстне был изображен святой Христофор, несущий младенца Иисуса. Такой, как заверили даму Беатрис, защитит в пути – в первую очередь от утопления. В потайном отделении кошелька были спрятаны другие монеты – на непредвиденные расходы.

Дама Беатрис испрашивала у короля грамоту с позволением без помех и препятствий отправиться в Рим паломниками – для себя самой, своей служанки Джоан и конюха Генри. Предполагалось, что на первом этапе пути их будут сопровождать капеллан брат Роберт (серьезный и солидный монах в черной рясе и с аккуратной тонзурой) и Годфри – молчаливый, сдержанный йомен (надежный товарищ, способный выступить в роли защитника) из владений мужа дамы Беатрис.

Приготовления уже обошлись очень недешево, а ведь дама Беатрис еще даже не тронулась в путь. Она знала, что дорога в Рим будет долгой и опасной. Однако шел 1350-й, Юбилейный (Святой) год – второй в истории (первый объявляли в 1300 году, еще до рождения Беатрис). Юбилей был праздником прощения, в первую очередь для паломников. Все пилигримы, добравшиеся до Рима, получали полное отпущение грехов, и даже совсем пропащий человек мог очистить душу. Как в Библии, где упоминается йовель – чудесный год, когда милость Божья становилась особенно явной. Теперь дама Беатрис (и еще около миллиона человек со всей Европы) могла отправиться в Рим, чтобы очиститься в глазах Господа и поблагодарить Его за избавление от чумы. Король одобрил прошение дамы Беатрис, и имена ее и ее спутников включили в разосланный во все порты список тех, кому позволено беспрепятственно выехать за море. В списке были и десятки других имен, и все эти люди – священники, рыцари, вдовы, слуги – отправлялись на богомолье.

Поскольку паломники собирались ехать в крытой повозке, дама Беатрис раздумывала, не взять ли с собой щенка или кошку. Или белку.

Не забудьте!

Всякому путешественнику важнее всего иметь посох и суму.

Самый подходящий материал для посоха – древесина ясеня, она прочная и в то же время гибкая. Убедитесь, что посох подходит вам по размеру – только в этом случае он будет удобен для ходьбы по каменистой почве. В основном посох вам нужен, чтобы на него опираться, но он может пригодиться и для самозащиты.

Сума должна уберечь ваши деньги и ценности. Лучшие дорожные сумки снабжены надежной пряжкой – это защитит вас от склонных зариться на чужое добро попутчиков. Сума должна быть с ремнем длины достаточной для ношения через плечо (тогда ее невозможно будет сорвать). Богомольцу простая кожаная сума подходит больше всего.

Некоторые украшают клапан своей сумы вышивкой или медальонами, приобретенными в прошлых паломничествах. Богомольцы, желавшие подчеркнуть свой статус настоящего пилигрима, надевали простой плащ и носили шляпу с широкими полями.

Перед тем как отправиться в путь, вы можете попросить священника благословить ваши посох и суму. Вот молитва для пилигрима: «Возьми этот посох как опору в дороге и мытарствах паломничества, и да одолеешь ты сборища врагов своих и да приидешь бестревожно к алтарям святых, к которым стремишься, а после вернешься к нам в добром здравии».

Спустя сорок лет к отъезду из Лондона готовился другой отряд. Генрих Болингброк, граф Дерби (1367–1413) и двоюродный брат короля, решил предпринять крестовый поход. Он намеревался отправиться в Берберию, чтобы обратить в истинную веру владевших той землей длиннобородых «сарацин» – или хотя бы просто сразиться с ними. Те земли, по мнению Генриха, по праву принадлежали христианам.

В качестве альтернативы Генрих рассматривал крестовый поход в компании с немецкими рыцарями, воевавшими с балтийскими язычниками. Он слышал, что те до сих пор зажигают на алтарях огонь и поклоняются духам деревьев. Генрих желал показать государям Европы, что он тоже (или даже в большей, чем они, степени) смелый государь-воин, новый крестоносец. Приоритетом для Генриха (и главным мотивом отъезда), однако, выступало желание избежать затруднений на родине. Всего тремя годами ранее он принял участие в мятеже против своего кузена, короля Ричарда II. Мятеж породил череду жестоких убийств из мести, и теперь Генрих благоразумно предпочел поискать приключений вдали от родины. В дороге ошибки и неудачи не вредят так, как дома.

Граф Генрих был богатым аристократом, шел в ногу со временем, и ему только что исполнилось двадцать три года. При дворе Генриха называли щеголем, и, даже отправляясь в дальнюю дорогу, он не собирался изменять своим привычкам. Его багаж не вместился бы ни в один сундук – по сути, это был настоящий мобильный дворец, способный убедить кого угодно в том, что покупательные способности хозяина высоки, вкусы – утонченны, а друзья – могущественны. На поездку Генрих отложил 24 000 арагонских флоринов, собранных в Лондоне при посредничестве его банкира, флорентинца Альберти. Генрих желал путешествовать оснащенным наилучшим образом и поэтому взял с собой:

Несколько полных комплектов новых доспехов (с сабатонами, чулками-шоссами, кольчугами, нагрудниками, забралами и прочим).

Большое количество бумаги, чернил и перьев (в особом деревянном сундуке для документов) – для учета расходов.

Шесть новых лошадей: серой масти; белую; каурую; гнедую, с красно-коричневым корпусом и длинным черным хвостом; беломордую, с темными гривой и хвостом; смирную лошадку, лучше всего подходящую для верховой езды. Кроме того – седла, веревки, овес, ремни, уздечки, стремена и недоуздки. С отрядом ехал кузнец Уолтер и вез огромный кожаный мешок с подковами.

Шесть кож (чтобы укрывать поклажу).

Пять крепких сундуков с замками (для денег и ценных вещей).

Впечатляющее количество пищи и питья: хлеб, соленую рыбу, яйца, угри, вино, пиво, медовуху, льняное семя, сливочное масло, сыр, мед, осетрину, бекон, горчицу, тушу быка, несколько бараньих туш и многое другое.

Флаги с гербом Генриха (под их сенью он собирался сражаться с язычниками).

Новую перину (для крепкого сна).

Серебряную и металлическую посуду и приборы – в том числе новые ножи, ящик для лекарств, весы, солонки, вертел, таганы для котлов.

Триктрак и кости (чтобы занять людей Генриха, а может, выиграть или проиграть в пути немного денег).

Пустые котлы, мешки и кувшины (Генрих собирался потратить много денег и привезти домой вещи занятные и ценные).

Семейные связи Генриха и великолепие его отряда могли открыть перед ним городские ворота и снискать ему расположение, и огромные суммы в его кошельках тоже едва ли оказались бы лишними.

Генриха сопровождали около двадцати оруженосцев (благородного происхождения), трое или четверо старших слуг, священник, лучники и пехотинцы (в основном их бесплатно предоставили Генриху друзья), бесчисленные слуги, конюхи и дворня.

Чтобы вести учет расходов и купленных вещей, в путешествие с Генрихом отправили архидьякона из Херефорда. Счета запечатлели отток денег из королевских сундуков – приятное путешествие по Европе подразумевает дорожные расходы.

В 1440 году в монастыре Святой Троицы в Олдгейте, что у восточных ворот Лондона, брат Томас Дейн готовился к главному путешествию своей жизни – в Рим и, при благоприятном стечении обстоятельств, в Иерусалим. Настоятель Джон Севеноук дал ему разрешение отсутствовать в течение 365 дней, и ни днем больше.

У брата Томаса не было (пока) столько денег, сколько было у Беатрис Латтрелл или графа Генриха, но он и не привык (пока) к жизни удобной и изысканной. В дороге брат Томас собирался экономить. Толстый шерстяной плащ, ряса и широкополая кожаная шляпа будут защищать его от непогоды. Кроме того, эта одежда и ясеневый посох станут для тех, с кем он повстречается, знáком, что он простой и честный паломник, Божий человек, воин веры. Единственной крупной его покупкой стала новая пара обуви из темной кожи, скроенной по французской моде – с широким закругленным носом (башмачник назвал их «медвежьей лапой»).

Все остальные пожитки уместились в скромную сумку из телячьей кожи: маленький бочонок для напитков, каменная чаша, немного денег, холщовое исподнее, ножик и клочок пергамента с рисунком: Дева Мария оплакивает Христа на Голгофе, а на заднем плане видны стены и башни Иерусалима. Брат Томас нес этот образ не только в сумке, но также и в уме, и в сердце.