Читать книгу: «Развод со зверем. Он не отпустит», страница 2

– Привет, Алена, – махнула мне рукой, – кофе будешь же?

– Да, спасибо.

Мы с Арсеном обменялись взглядами, и он кивнул мне на кресло:

– Садись.

Вовремя. Почему-то очередной прилив опустошения догнал именно в его кабинете, и я медленно опустилась в предложенное кресло. Арсен молчал, я – тоже. И только шум кофемашины из приемной разгонял тишину. София прошла к столу с чашкой ароматного капучино, поставила передо мной и встала рядом, переводя взгляд с меня на босса и обратно.

– Вы только не повесьтесь тут, ладно?

Никто из нас не мог этого обещать, и София, не дождавшись ответа, вышла.

– Я хочу найти ее брата, – нарушила я, наконец, тишину. – И проследить, чтобы детей хорошо устроили…

– Во-первых, этим ты всем дашь понять, что считаешь себя виноватой. Чего от тебя и ждут. Во-вторых, там есть, кому проследить, – и он сделал напряженную паузу прежде, чем продолжить: – Евстигнеева выпустили под залог.

А я вдруг почувствовала, что меня сейчас вывернет. Подскочила с кресла, согнувшись пополам с криком «ведро!», и Арсен, к счастью, успел мне его не только сунуть, но и собрать волосы в хвост.

– Сонь, влажное полотенце, быстро! Два! – услышала я его голос, сидя на ковре и выворачивая всю утреннюю заботу Севера в урну.

– Может, вам обоим все же взять выходные? – запричитала Соня, бесстрашно усаживаясь рядом со мной. – Держи.

Я протерла лицо мокрым махровым полотенцем и попыталась не отдать ей ведро, но она только фыркнула, что и не такое отсюда выносила.

– Тебе за нее надо держаться, – выдавила я со слабой улыбкой, когда она ушла.

– Это да, – рассеяно отозвался Арсен, сосредоточенно набирая что-то в мобильном. – Давай, хлебни кофе.

Он убрал телефон и помог мне сесть в кресло.

– Какого же черта?! – всхлипнула я. – Как ваша система это допустила?

– Ален, я не знаю, что тебе сказать, – и он тяжело вздохнул. – Женщины всегда у нас имели слабое право голоса, и это – черное пятно на репутации нашего народа. Но чтобы такое…

Он покачал головой, а я потянулась к чашке.

– Не стоит никуда сейчас лезть, – осторожно продолжил Арсен. – Ни к родне, ни на похороны. Евстигнеев свободен, а ты – адвокат, которая сделала его разведенным и поставила его семью под угрозу. – Он помолчал какое-то время, потом потянулся за сигаретой. – Это я виноват, что позволил тебе заняться этим делом…

– Не стоит так думать…

– Ты – человек. И единственная женщина, которая занимается подобной практикой. – Он чиркнул зажигалкой и прикурил. – Я подумал, что наше общество уже готово выйти из средневековых взглядов на женское право. Но я ошибся.

– Его не осудят, да? – прошептала я слабо.

– У него хорошие адвокаты. Создадут видимость тяжелого бракоразводного процесса, надавят на природу и сырую законодательную базу… Думаю, он выйдет с какими-то для себя последствиями. Карьере его конец. Но это не смертная казнь и даже не заключение.

Я опустошенно смотрела на то, как дым от его сигареты вьется к потолку кабинета, и молчала.

– Ты меня уволишь? – поинтересовалась, наконец, отстраненно.

– Нет. Но тебе нужно, как это говорят, «залечь на дно». Для твоей же безопасности.

– Считаешь, что мне будут мстить?

– За что? Не ты сделала эту систему поворотливой. И не ты одна занимаешься громкими разводами. – Он провел по волосам. – Черт, не верится, что я это говорю. Будто мы на пятьдесят лет откатились назад или на всю сотню!

Я же почувствовала, что энтузиазма действовать и как-то бороться с ситуацией у меня поуменьшилось. Захотелось, как Арсен и предложил, забиться в щель и затихнуть. С губ сорвался смешок.

Я все никак не могу привыкнуть к этому миру…

Вспомнился мой медовый месяц в реабилитационном центре. Север ни черта не верил ни в себя, ни в меня. Он тянул до последнего, прежде чем сказать мне правду, и сначала предпочел на мне жениться, чтобы никуда не делась. Ведь выход из такого союза по статистике – преимущественно в окно. Образно говоря. Но у него не вышло от меня отказаться.

Когда он привез меня в кабинет к психотерапевту в реабилитационный центр, я подумала, что это все – глупая шутка…

Но все оказалось хуже – правдой.

Месяц мы пролежали в центре. Я – приходила в себя, он – просто был рядом. Нет, он пытался изо всех сил. Ходил со мной к психологам, говорил со мной, пытался объяснить, просил прощения, что решил все за меня… и много всего еще. Но меня тогда словно парализовало. Я не находила в новой реальности смысла жизни. В старой осталось все, а в новой – пустота и страх.

В таком состоянии я провела несколько месяцев. Север пытался меня лечить, вытаскивал, как мог, и я, наконец, вышла из оцепенения. Только он будто потратил на это весь свой лимит общения. Он закрылся. И ничего между нами уже не наладилось. Наверное, он знал, что так будет. И я не могла ему этого простить. Не могла забыть, что он выудил меня будто из матрицы в реальный мир, который я ненавижу, и дал новую жизнь, которую я не просила.

Ради него?

Нет, он этого не стоил.

– Алена? – позвал Арсен, и я подняла на него взгляд.

– Позволь мне ходить на работу и хоть что-то делать, – попросила я отчаянно.

Он медленно вздохнул.

– Давай мы сегодня сделаем паузу, – заговорил осторожно. – Ты раздавлена произошедшим, я понимаю. Но нам придется через это перешагнуть и как-то идти дальше. Как и когда – я пока не знаю.

– Хорошо, – кивнула я, поднимаясь.

Для меня работа у Арсена стала важной опорой, смыслом. Я не могла помочь себе, но мне важно было помогать другим женщинам, оказавшимся в ловушке. А теперь мне нужно «залечь на дно». Только что делать на этом самом дне, я не имела понятия.

Почва медленно ушла из-под ног, когда я направлялась в приемную, и я чувствовала, что рассыпаюсь. Мне некуда идти. Домой? У меня нет дома. При этой мысли ноги подкосились, и я попыталась схватиться за стенку, но меня вдруг подхватили на руки…

Глава 2

– Как Алена?

– Плохо.

– Твой отец рассказал о том, что случилось…

С матерью мне разговаривать почему-то было не многим легче, чем с Аленой. Хоть это и было глупо, но мне все казалось, что я ее подвел тем, что не смог сделать свою избранницу счастливой. Я стал хорошим хирургом, а вот счастливым – не смог. Она бы предпочла второе…

– Ты на работе?

– Да.

– А она?

– Поехала к себе в офис.

– Знаешь, я подумала, что у нее сейчас снова мир уйдет из-под ног. Как и тогда, когда ты ей признался в своей природе.

– Вероятно…

– Тебе стоит быть рядом.

– Ты права. Я сделаю все возможное.

– Сев, может, вы чаще будете к нам приезжать? Я бы тоже ради такого чаще приезжала домой. – И она усмехнулась.

– Прости, но в этом нет смысла. Алена не идет на контакт с вами, и мы это проверяем каждый раз.

То, что мать за меня переживала, делало все только хуже. Но и это она понимала.

– Ты бросил все попытки.

– Да. Потому что это бесполезно. Я не могу стать другим, а Алена меня не примет таким, какой я есть. Это не изменится. – И я сам не знаю, зачем добавил: – Она хочет развода.

Мама долго молчала, но я хорошо представлял, как она прикрыла глаза и нахмурилась, выдерживая удар.

– И что думаешь? – поинтересовалась, наконец.

– Стараюсь не думать.

– На какое-то время это может помочь, но ненадолго.

– Я разберусь.

– Я тебя люблю. Очень. Пожалуйста, помоги мне помочь тебе…

– Я знаю. Но не могу обещать. Надо идти. Операция.

– Береги себя.

Я убрал мобильный и схватился пальцами за подбородок, сосредоточенно глядя на стол. Нужно было переждать, пока эмоции улягутся. Честно говоря, я сомневался, что стоило оперировать сегодня. Я плохо держу себя в руках. Все мысли об Алене, а если мне о ней хоть что-то сообщат в ближайшие сутки, я забуду, в какой руке обычно держу скальпель…

Я потянулся к стационарному и снял трубку.

– Это Князев. Отмените все мои операции на сегодня. Срочные передайте Раскопову.

Когда мобильник задрожал от входящего, я понял, что последнее решение было очень верным.

– Можешь говорить? – Голос отца был напряжен также, как и ночью.

– Да.

– Ты с Аленой?

– Нет. Она попросила меня уйти.

Он помолчал, тяжело вздыхая.

– Евстигнеева освободили под залог, – сообщил, наконец.

– Что?! – вырвалось у меня. – Какого черта?!

Я рывком поднялся из-за стола и шагнул к окну.

– Пока что ему предъявляют убийство в состоянии аффекта, – продолжал отец.

– Мы все убиваем в состоянии аффекта! – прорычал я. – Это никогда не имело веса!

– Ну, не у всех есть деньги на юриста и власть…

– И что дальше?

– Я не знаю.

А я думал о том, что Алена вот-вот узнает и об этом.

– Не со всем можно бороться, – устало заметил отец. – Какие-то вещи нам не подвластны.

– Есть же высший суд…

– Есть, но они не жаждут возиться в делах нашей расы, если это не касается кого-то еще. В общем, я буду держать тебя в курсе.

– Спасибо. – Я прислонил кулак к холодному стеклу. – До связи.

Внутри все задрожало от злости, но не на обстоятельства. Я был в ярости, что Алена меня оттолкнула сегодня, а сейчас где-то в городе одна… И я уже опустил взгляд на мобильный, чтобы связаться с Петей, как получил сообщение в мессенджер от Арсена:

«Приезжай за Аленой. Она совсем не справляется».

Не думая ни минуты, я оттолкнулся от окна и направился из кабинета. И едва не сбил коллегу дверью, открыв ее так резко, что тот чуть не сел на задницу. Я знал, что Раскопову понравится то, что я передал ему срочные случаи сегодня. Но в его глазах стояло такое возмущение, будто я ему не отдал, а забрал у него все операции.

– При всем уважении, Север Станиславович, – поправил он халат, выравниваясь, – я не могу взять ваши срочные операции сегодня. У меня у самого сегодня две сложнейшие!

– Не сможете, значит вызовете меня, и я приеду, – отрезал я.

Этому сморчку лишь бы цену себе набить. Но я знал, что он вывернется на изнанку, но проведет все операции, а потом будет ходить и трясти этим фактом в каждой ординаторской, как поп кадилом, еще месяц.

В машине я сидел уже через две минуты. Перезванивать и спрашивать Арсена, что именно у них там происходит, я не стал. Если он просил приехать, значит, на то веские обстоятельства.

Пока машина неслась по городу, я вяло размышлял о произошедшем. Трогала ли меня эта история? Нет. Лишь одна Алена, пожалуй, занимается спасением женщин из звериных семей ради них самих. Тот же Аксенов тупо делает себе имя на громких делах, бравируя своей отчаянностью. Но он – оборотень. Раз. А потом – хитрожопый оборотень. Он тщательно выбирает дела, и, к примеру, с тем же Евстигнеевым связываться не стал бы.

Когда Алена стала адвокатом Маргариты Евстигнеевой, я знал, что кончится это примерно вот так. Нет, я не думал, что Ингвар убьет супругу, но меня это и не то, чтобы удивило. Пытался ли он справится? Обращался ли за помощью, чтобы не натворить непоправимого? Или просто дал волю зверю, зная, что выйдет безнаказанным?

С этими мыслями я доехал до офисного здания и поспешил на нужный мне этаж. Когда я прошел вымершим коридором к кабинету Арсена, услышал его голос:

– Давай мы сегодня сделаем паузу. Ты раздавлена произошедшим, я понимаю. Но нам придется через это перешагнуть и как-то идти дальше. Как и когда – я пока не знаю.

– Хорошо, – еле различил я тихий ответ жены.

Ее голос звучал безжизненно и настолько растеряно, что у меня уже не было сомнений. Я шагнул к дверям кабинета как раз в тот момент, когда она выходила, но внезапно запнулась. Подхватив ее на руки, я прижал ее к себе и заглянул в глаза. Такой взгляд я у нее уже видел, и от него по телу прошла волна предательской слабости. Но вот Алена неуверенно схватилась за мою шею и расслабилась в руках.

– Привет, Север, – послышался голос Арсена в двери.

Я лишь кивнул ему и направился с Аленой в коридор. Она не сопротивлялась. Повисла на мне, глядя в одну точку, и я прижал ее к себе крепче.

– Ключи в кармане.

Она запустила мне руку в куртку и разблокировала замки, когда я поднес ее к пассажирскому сиденью.

– Спасибо, – выдохнула хриплое, когда я усадил ее и пристегнул.

С парковки мы выехали в полном молчании, хотя мне хотелось спросить ее о многом. Что ей сказал Арсен и, может, она что-то хочет на ужин, но… я не могу стать для нее тем, кто может это все спрашивать. Когда-то это было просто, но потом между нами встал лед. Да, иногда по льду можно ходить…

…но никогда не знаешь, где провалишься.

– Что-то хочешь на ужин? – все же поинтересовался я.

Она повернула в мою сторону голову, но я не видел ее взгляда, глядя на дорогу.

– Что-то хочу, но не знаю, что именно, – ответила она через какое-то время, и… это показалось чем-то новым. Или забытым прежним. Алена помолчала, прежде чем добавить: – Меня вырвало у Арсена, когда он сказал, что мужа Маргариты выпустили под залог…

Я слышал в ее голосе звон металла. И это не удивляло, ведь я всегда был для нее из ненавистного мира. Когда она не воевала против чьих-то мужей, то билась со мной. Но сегодня у нее не было сил…

– Тогда я закажу ужин домой?

– Не хочу домой, – решительно возразила она. – Давай… Давай поедем в тот ресторан на крыше, помнишь? Мы там были сто лет назад…

Я съехал с дороги в ближайшем удобном месте и нашел адрес ресторана, о котором она говорила. Все это было странно, но я старался не придавать значения. Я буду делать все, о чем бы она ни попросила.

– Поехали.

– Ты бросил работу? – поинтересовалась она, когда я вернул автомобиль на дорогу.

– Да.

Она еле слышно усмехнулась, но злости я не услышал. Скорее, удивление.

– Ты не против, что мы не едем домой?

– Наоборот. Я даже рад, – признался я спокойно.

– Хорошо. – Алена вздохнула и отвернулась в окно.

– Моя мать звонила, – зачем-то сообщил я. – Она о тебе переживает.

Алена промолчала, а я подумал, что не стоило мне об этом говорить. Она просто позволила мне быть рядом, но это не значит, что я могу позволить себе что-то еще. К примеру, вворачивать в разговор мою мать.

За все время нашего брака Алена виделась с моими родителями дважды. И каждый раз это больше напоминало какую-то пытку для всех. Мама пыталась с ней найти общий язык, отец настороженно следил за происходящим, наверное, на случай, чтобы наша встреча не вышла за рамки уголовного кодекса… Я же чувствовал себя так, будто стоит мне выйти покурить, и Алена бросится матери на шею и со слезами попросит не отдавать ее мне. В общем, эти встречи лишь подчеркивали недостатки… вернее, отсутствие всяких достоинств сложившейся ситуации.

– Передай ей благодарность, – вдруг ответила Алена.

И у меня в грудной клетке нерационально потеплело.

– Что ты решила?

Алена снова замолчала на какое-то время.

– Арсен просит залечь на дно, – отозвалась безжизненно, но тут вдруг повернулась ко мне: – Почему ты бросил все?

– Сегодня?

– Да.

– Я не мог тебя оставить…

– Ты оставил. Утром.

– Ты просила.

– Если попрошу, то оставишь снова?

– Нет.

Она отвернулась в окно.

– Давно меня так не размазывало, – выдохнула тихо. – Но на этот раз не ты стал причиной.

До ресторана мы доехали молча. Я чувствовал растерянность Алены. Она часто моргала, глядя перед собой, ее сердце колотилось, и даже мне казалось, что она рассыпается внутри. Последует ли она совету Арсена? Хотелось бы.

– У тебя мобильный жужжит, – заметила она отстраненно, когда я припарковался на стоянке ресторана.

– Не важно. – Я толкнул двери и, обойдя машину, подал Алене руку.

– А вдруг срочное? – заглянула она в мои глаза, выпрямляясь.

– Ничего срочного, – соврал я.

И ее слабая усмешка сказала мне, что вранье скрыть не удалось. Мои губы дрогнули в подтверждение, и я отвел взгляд, предлагая ей руку. Она не отказала, и я повел ее к дверям. Вероятно, пока мы шли, на Алену снова обрушились эмоции, и она сжала мою ладонь крепче и прижалась к моему плечу.

– Столик на Князева, – уже сообщил я официанту у дверей, когда Алена вдруг потянула меня за руку. – Минутку.

– Я не хочу, – прошептала она сдавленно, когда я склонился к ней. – Прости, я… не знаю, что на меня нашло… Я будто праздновать иду, а Маргариты нет…

– Хорошо, – я сжал ее руку крепче и поймал ее взгляд, – все нормально. Значит, не сегодня.

Я вывел ее из ресторана и остановился на тротуаре, пытаясь дать ей время. Но Алена совсем растерялась, и тогда я потянул ее за собой вдоль улицы. Сначала она шла рядом неуверенно, но вскоре ее шаг стал размеренным и спокойным, и я вздохнул глубже.

С погодой повезло. Кислое мрачное лето просушило мостовые, смыло пыль с деревьев, и все вокруг растянуло яркие декорации. Кафе благоухали алкоголем и сигаретами, от фонтанов разило хлором, скверы пахли сыростью и свежестриженными газонами и самшитовыми кустами. Мы брели, куда глаза глядят, и молчали. У меня вибрировал мобильник, и это так достало, что я вытащил его и отключил, скрипнув зубами.

– Ничего срочного, значит? – усмехнулась Алена.

– Нет, – мрачно ответил я. – Я передал операции на сегодня.

Добавлять что-то к «нет» и «да» в нашем диалоге было непривычно. И это пугало. Я давал себе надежду, от которой давно отказался. Но разве мне уже может быть хуже? Точно нет.

– Вдруг там кто-то умирает без тебя? – оживилась она впервые, и я бросил на нее взгляд.

Алена улыбалась. Слабо. Но черты ее лица разгладились, а взгляд заискрился интересом.

– Тебе не удобно идти, – заметил я, опустив взгляд на ее ноги.

На каблуках она была шикарна, но для прогулки они совсем не подходили.

– Непривычно, – рассеяно заметила она.

– Давай купим тебе удобную обувь.

Мы остановились. Вернее, Алена сбилась с шагу, и я придержал ее, позволяя опереться на мое плечо.

– Другую обувь? – переспросила она, гипнотизируя меня своим изумленным взглядом.

Меня всегда притягивал ее взгляд. Ее глаза были изменчивы, их цвет подстраивался подо все, что ее окружало. Видеть мир через такую призму – необычайное удовольствие. Алена будто не испытывала никаких иллюзий, воспринимала вещи такими, какими они есть, и это давало опору и уверенность. Никогда бы не подумал, что я в них нуждался.

– Если хочешь дальше гулять, то тебе лучше переобуться, – серьезно объяснил я.

– Хорошо, – кивнула она и улыбнулась так, как когда-то очень давно.

– Отлично. – Мои собственные губы дрогнули, отвечая на эмоции, и я сжал ее руку крепче.

В ближайшем магазине она выбрала себе кроссовки, а туфли на каблуках отдали мне в коробке, и мы продолжили наш странный день. Когда пришло время обеда, мы сели в первое попавшееся кафе на открытой веранде.

– Я хотела сходить на похороны Маргариты, – напряженно сообщила мне Алена, когда официант ушел с заказом.

– Если хочешь, можем сходить, – ответил я без раздумий.

– Хочу. – И она решительно посмотрела на меня, а у меня в груди все разом похолодело.

Алена же знает, что мой отец может раздобыть любую информацию… Использует меня, чтобы не согнуться перед обстоятельствами на показ?

Нутро заволокло привычным холодным туманом, и проблеск согревающих лучей затерялся в дымке.

– Хорошо, я выясню, где и когда ее будут хоронить, – холодно пообещал я.

Грудную клетку драло изнутри от гнева и… обиды… Я долго смотрел в сторону, пытаясь совладать с разочарованием.

– Почему ты не отговариваешь меня? – вдруг спросила она и подалась вперед, с интересом поймав мой взгляд, когда я повернул к ней голову.

– Я не хочу указывать тебе, что делать, – хрипло отозвался я.

– Ты можешь не указывать, а сказать, что думаешь.

Я тяжело сглотнул, пытаясь представить себя на ее месте. Нет, она не использовала меня. Она осталась совсем одна против всего мира. И не знала, что с этим делать.

– Я думаю, что ты права, – выдавил я. – Ты ценила отношения со своей клиенткой, и обстоятельства заставляют тебя чувствовать вину за произошедшее. И ответственность за ее смерть. Если бы я был на твоем месте, я бы хотел попрощаться с пациентом… остаться с ним… до конца… Кто бы что ни думал.

Она выслушала меня внимательно и еле заметно кивнула. А меня отпустило. Я поспешил с выводами, привычно отгораживаясь от нее, чтобы разочароваться и остаться на привычном расстоянии. Но я не заметил, что расстояние каким-то образом сократилось…

А Алена вдруг всхлипнула, глаза ее наполнились слезами, и она заплакала.

– Она… она столько лет мечтала о свободе… Это так неправильно! – шептала она, глотая слезы. И каждое слово натыкалось на реальность, в которой мы с ней очень похожи на Маргариту и Ингвара Евстигнеевых, но ей не хотелось больше проводить параллели. Она от них устала. – Маргарита заслуживала свободы как никто другой…

– Мне жаль, – хрипло выдохнул я.

Алена вскинула на меня взгляд и тут же отвела, принимаясь вытирать щеки. А я все смотрел на нее, не собираясь отводить глаз. Мне хотелось снова спросить, чего же она хочет. Я готов был сделать почти все. Но боялся снова услышать, что она хочет стать свободной… как и Маргарита.

* * *

Я не могла поверить в то, что происходило…

Север приехал посреди дня, чтобы подхватить меня на руки? Правда?

Все, что мы делали последние три года – добивали друг друга. Методично, размеренно, привычно. Но я никогда еще не падала к его ногам без сил. Я всегда сопротивлялась, бежала от него, от реальности, пыталась найти себя в работе, судебных делах, защите прав других женщин. Да, я бегала по кругу… Но я хотя бы не стояла на месте. И мне это казалось самым правильным и единственно возможным вариантом совместной жизни с моим мужем-оборотнем.

Но сегодня все перевернулось с ног на голову. Я больше не смогла бежать в единственно понятном мне направлении. И теперь сижу в кафе в новых кроссовках и плачу. А Север смотрит на меня и слушает. Я ведь знаю, что он может слушать лучше, чем кто-либо. Но что он думает по всему этому поводу – понять невозможно. Все, что я видела наверняка – он обеспокоен. Его обычно холодный взгляд сегодня будто искал во мне что-то, и это было непривычно. Мне непривычно было осознавать, что он дрогнул от произошедшего. Со мной.

– Скажи, – начала я осторожно, вытерев слезы, – вчера ты сказал, что я не проживу без тебя в этом мире… Что меня пристрелят.

– Я злился на тебя, – нахмурился он.

– То есть, это не так?

– Алена, ты выбрала для себя тяжелый путь в моем мире, – посмотрел он на меня мрачным взглядом. – Никто до тебя по нему еще не ходил. И ты это знаешь.

Я знала. И гордилась собой, что уж. Мне доставляло удовольствие уделывать таких, как Север. Бить им по лапам и морде, пользуясь их же системой правосудия и выжимая из нее все возможное.

– Никто бы и не смог, да? – продолжала я. – Ты меня покрываешь. Ты это имел ввиду.

– Не только я, – нехотя ответил он. – Не думаю, что для тебя это секрет.

– Я знаю, что за тобой стоит твой отец. Но за ним стоит кто-то еще.

– Нет, тебя не пристрелят, – отрезал он. – Потому что этот «кто-то еще» действительно стоит.

Мне всегда было интересно, кто. До меня доходили слухи, презрительно брошенные фразы, мол, сама бы я ничего не добилась. Но, видимо, я так и не узнаю, кому еще обязана.

– Ты не можешь гарантировать, что не пристрелят, – усмехнулась я. – Маргарита тоже не должна была умереть.

Он только кивнул и отвернулся, обозначая конец разговора.

– Можешь узнать, когда будут похороны? Пожалуйста.

– Да, – ответил, не поворачиваясь.

– Ты пойдешь со мной?

– Если хочешь.

– Хочу.

Он бросил на меня удивленный взгляд, полный переживаний, но снова сбежал, чтобы не показывать мне эмоций.

Нам принесли еду. Вернее, мне. И можно было бы дать ему перерыв, но я решила использовать этот странный вечер по полной. Я не помню, чтобы видела в последнее время, как Север ест.

– Ты питаешься вырезками в операционной? – усмехнулась я, когда он подвинул к себе чашку с кофе.

Он укоризнено вздернул бровь, и я улыбнулась шире:

– Я не видела, как ты ешь, уже черт-те сколько.

Его губы дрогнули от смущения:

– Отвык.

– Есть?

– Есть с тобой. И это не претензия.

– Ты ешь на работе?

Он отвел взгляд, хмурясь:

– Да.

– Ну, может, ты все же поешь со мной сегодня?

– Хорошо.

– Официант! – вскинула я руку и с любопытством принялась наблюдать, как Север изучает меню.

Каким же чужим он стал за все это время…

– Как ты? – спросила я, когда он сделал заказ.

Он устремил на меня долгий взгляд.

– Что бы я ни сказал, это не сделает вечер теплее, – ответил, наконец. – И… будет выглядеть обвинением.

– Я же юрист, Север, и знаю, как выглядит обвинение.

– Я чувствую себя мертвым, – раздраженно ответил он. – Большую часть времени.

Повисло тяжелое молчание. Я пыталась вдохнуть, пока он смотрит на меня нечеловеческим взглядом, полным ярких всполохов. Привязанности оборотней такой взгляд всегда выдавал с головой. Только у Ингвара Евстигнеева я такого никогда не видела.

– Ты не пробовал себе помочь? – сорвался вопрос с языка.

Я знала, что существовала терапия для таких оборотней, которым сложно в отношениях.

– Моя смерть меня устраивает, – холодно припечатал он. – Жизнь – тоже. Все шло ровно. До сегодняшнего дня.

– Ты никогда не думал попробовать найти кого-то другого? – спросила я.

– Чтобы найти кого-то другого, сначала нужно отпустить тебя, – ответил он. – Ингвар не смог.

От его ответа повеяло арктическим холодом, и я зябко поежилась.

– Просто… завтра ты вернешься в свою жизнь… – неуверенно предположила я, – а мне больше некуда.

– Твоя карьера не кончена. – В его голосе зазвучали привычные трескучие льды. – Пройдет время, и ты сможешь вернуться к делу, которое для тебя важно.

Я промолчала. Чтобы согреться, заказала еще чаю, и перевела взгляд на город. Моя личная «смерть» меня тоже устраивала и могла бы напоминать жизнь. Но сегодняшний день давал ясно понять – мне нужно большее.

– Хочешь еще погулять? – спросил Север, когда мы вышли из кафе.

– Чувствую себя уставшей, – призналась я.

– Домой?

– Да.

Всю обратную дорогу к машине Север держал меня за руку, и я… чувствовала, черт возьми, что мне это нужно. Мне хотелось ощущать сегодня защиту. Его защиту. Не только призрачную, что где-то кто-то меня покрывает. А вот эту – близкую, мощную, несгибаемую.

Я раньше любила подолгу смотреть на его руки, пока он спит, и представлять, скольких людей он ими спас. Ведь не любые руки могут таким похвастаться. А теперь он спасал меня, просто держа за руку. В другой руке он нес пакет с моими туфлями, непринужденно отобрав у меня все неудобства, которые я могла бы испытывать.

И все же эти его ответы…

…что может не отпустить. Как Ингвар Евстигнеев. От них кровь сворачивалась в венах, и становилось трудно дышать.

Как это возможно? Быть таким разным? Будто человек с шизофренией, который не может вылечиться.

Я ни разу не видела, как оборотень становится зверем. Мне даже думать об этом невыносимо. Эта мысль парализует, да и кажется откровенным бредом. Особенно, когда идешь с мужчиной по умиротворенному летнему городу за руку.

– Ты вернешься на работу сегодня? – спросила я, когда мы подошли к машине.

– Нет, – ответил он и пристально посмотрел мне в глаза, замирая перед пассажирской дверью. – Я не хочу тебя оставлять.

– Хорошо, – слабо улыбнулась я.

Черты его лица еле уловимо дрогнули. Я вдруг увидела перед собой невероятно уставшего мужчину, который на один вдох вымучено опустил плечи. Но уже в следующий отвел взгляд и открыл двери.

– А что… говорила твоя мать еще? – зачем-то поинтересовалась я, когда машина въехала в бурлящий поток городского транспорта.

– Что хочет бывать дома чаще, – рассеяно отозвался он.

– А отец как к этому относится?

Север сделал паузу, прежде чем ответить:

– Он ее принял. Такой. Но ему тяжело. И он сам бывает дома редко, чтобы не ждать там ее в одиночестве…

– У них все нелегко…

– Они счастливы. И очень друг друга любят. Просто чужое счастье может выглядеть непривычно.

«Прямо как чье-то несчастье», – подумала я.

Мать Севера старалась изо всех сил, чтобы я хоть как-то чувствовала себя лучше, хоть и виделись мы всего несколько раз. Сначала она навещала нас в реабилитационном центре, потом мы приезжали к ним за город. Но я знала, что она – тоже не человек. В свои «за пятьдесят» она выглядела шикарно, будто моя ровесница. И это сводило с ума еще больше. Отец у Севера тоже был мужчиной весьма привлекательным, но у него хотя бы чувствовался возраст.

Боже, ну как такое возможно?.. Как же сложно в это все поверить!

Но я не одна такая. Я это знаю. Большинству женщин сложно. Другое дело, что сложно им по большей части потому, что их оборотни – ублюдки. Север… Он не был сволочью. Но для меня он все равно был кем-то… кого невозможно принять таким, как он есть.

Когда мы приехали домой, я сразу удалилась в ванную, попросив у Севера полчаса в одиночестве. Пока набиралась вода, я сползла на пол и уперлась спиной в бортик, пытаясь утрясти все эмоции за сегодняшний день. Но один на один с собой оказалось невыносимо, и я набрала номер матери. Только услышав ее голос в трубке, я разревелась.

– Ален? Алена, что случилось? – запричитала она. – Ты поругалась с мужем?

У мамы причины всех бед – поругалась с мужем. Других быть не может.

– Нет, – выдавила я, вытирая слезы.

– А что?

– Так… – шмыгнула я носом, – по работе.

– Ой, – вздохнула она с облегчением, – напугала. Я уж подумала, что что-то серьезное. А что по работе-то случилось?

– Ничего…

Я втянула воздух в легкие и тяжело сглотнула. Вот зачем я ей позвонила? Лишний раз убедиться, что я – одна? Нет. Я все надеюсь, что у меня есть ее поддержка. И она, конечно, есть…

– Ты как? – просипела я.

– Болею… Суставы так выкручивает последние дни… – И я прикрыла глаза, слушая пространные жалобы мамы на жизнь. Как и всегда. – Вот записалась в поликлинику к неврологу аж на осень.

– Мам, сейчас же лето…

– Ну, там очередь…

Это значило «дай денег на прием в частной клинике. И вообще – дай денег».

А, может, хватит себя обманывать? Нет у меня ее поддержки. Это я – ее поддержка. А мама, как маленький ребенок, не выносит моей слабости, потому что я для нее – единственный взрослый, который всегда примчится и спасет.

– Я переведу тебе сегодня деньги, – пообещала я.

– Ой, доченька, спасибо, милая! Спасибо!

– Не за что.

В груди все сжалось.

– Ты когда приедешь? Я так соскучилась. Хожу мимо твоей школы, вспоминаю, как мы тут вместе гуляли…

– Приеду. Скоро, – сдавленно пообещала я и, кое-как распрощавшись, отложила мобильный.

Когда я вышла из ванной, Север ждал в кухне.

– Кофе будешь?

– Да. – Я села за стол.

– Что-то случилось? – бросил он на меня взгляд через плечо. – Ты плакала в ванной…

– Я маме звонила.

– У нее что-то случилось?

– Нет. Именно, что ничего не случилось.

К моей матери мы с Севером ездили чаще, чем к его родителям. И она, конечно, души не чаяла в нем. Считала моим спасителем. По ее словам, именно с его появлением я стала тем человеком, которым она начала гордиться. Она была убеждена, что он на меня хорошо влиял, и что благодаря ему я достигла всего, что мне было нужно от жизни.

Вернее, не совсем всего. Тему детей она не подняла сегодня только по той причине, что деньги ей нужны были больше, чем внуки.