Пряный аромат угрозы

Глава 7

Когда я пришла в офис на следующее утро, на столе меня ждала записка: «Срочно зайди к генеральному». Они уже должны были завершить сделку. Неужели что-то пошло не так? Меня сковало какое-то необъяснимое чувство внутреннего страха. Но нет, этого не может быть. С чего бы вдруг все поменялось? Не буду об этом думать… Я подхожу к кабинету Фридмана, уже готова открыть дверь, но останавливаюсь, слыша громкие голоса. Говорят на повышенных тонах. И совсем не от восторга. Прислушиваясь, я различаю голос Фридмана и визг Сладкова. Я красочно представляю, как он с пеной у рта пытается что-то доказать… Но потом слышу свое имя.

– …Игорь, о чем ты говоришь? Она не может быть замешана ни в чем подобном…

– Не может?! Откуда вы знаете, Борис Натанович? Вы что, день и ночь пасете ее? А вот я пасу. И знаете – это принесло результаты. Если бы я не раскошелился на частного детектива, – заметьте, за свой собственный счет! – мы бы так и не узнали, чем она занимается.

– И ты опустился до такого? Кого ты нанял?

– Неважно. Важны результаты.

– Какие результаты? Я не верю ни одному слову.

– Ха! Словам можете не верить, а вот этому поверите.

Он кинул на стол папку. Или конверт. Я приоткрыла дверь. Фридман взял конверт и вынул фотографии.

– Ну и что это доказывает? Просто фотографии…

– Это не просто фотографии, Борис Натанович! Вы разве не видите? Она все время проводила с ним. Сопровождала, переводила документы, участвовала во встречах… Вам что, этого мало? Вы разве не понимаете, что это значит?

– Игорь, даже если у нее были какие-то отношения с ним, это ее личное дело. На работе они не выставляли это напоказ. На процесс это никак не влияло…

– Не влияло? По-вашему, то, что она сливала ему нашу внутреннюю информацию, никак не повлияет на нас?

– А у тебя есть доказательства?

– Да, есть. Не только эти фотографии. Хотя они, на мой взгляд, говорят о многом. Вот на это взгляните…

Он снова швыряет на стол какие-то бумаги. Фридман читает, не дотрагиваясь. Мне кажется, или его лицо побледнело?..

– Откуда это у тебя?

– В ее столе нашли.

– Ты что, рылся в ее столе?

– Ради такого дела я бы и не то сделал… Борис Натанович! Неужели вы не понимаете, что она шпионила для них, сливала ему все наши данные, нашептывая в постельке, а потом еще, возможно, продавала третьим лицам. Вы видите? Вы знаете, кто этот человек на фотографии? Крупный предприниматель. Он не первый год в России. Наверняка в сговоре с Марэ. А она… вы думаете, она наивная дура? Не-е-ет, я вас уверяю. Это еще та сучка! Думает, что если она трахается с этим французским пижоном, то получит полмира? Нет, не выйдет! И я надеюсь, вы услышали меня, потому что мне бы не хотелось, чтобы вы пытались защищать ее и выставили себя в невыгодном свете перед председателем холдинга.

– Если нужно будет, я позвоню ему…

– Я уже позвонил. И предоставил доказательства, которые его, в отличие от вас, сразу же убедили…

Что было дальше, я плохо помню. Помню только, что мне вдруг стало тяжело дышать. Я вроде никогда не страдала клаустрофобией, но сейчас мне казалось, что стены стали сжиматься, готовые сплющить меня. Я шла как будто на ощупь. Звуки вокруг превратились в странную какофонию. Это казалось абсурдным сном.

Как только я оказалась в холле, я достала телефон и набрала номер Лео. Но он не отвечал. Мне было необходимо поговорить с кем-нибудь. Жизненно важно. Я позвонила Кате – тоже длинные гудки. Что происходит? Что все это значит? Это какой-то нелепый и жестокий розыгрыш? Фотографии… откуда они взялись? Неужели он нанял кого-то, чтобы фотографировать нас с Лео? Но это же абсурд… Сливала информацию? Какую? Кому?.. Почему он это сделал? Почему? Почему?..

Я иду к лифту. Нажимаю на кнопку вызова. Потом на другую. Я не знаю, куда мне надо. Мне вообще никуда не надо. Я просто стою и жду. Лифт приехал, открылись двери, и я понимаю, что стою лицом к лицу с Лео. За ним целая толпа французов.

– Salut! Ты куда? Документы уже подготовлены?

– Не знаю. Нужно поговорить.

– Что, прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас!

Мы пропустили всех французов.

– Что-то случилось?

– Да. Случилось…

Он схватил меня за руку.

– Элина, в чем дело?

– Сладков следил за нами. Он обвинил меня в шпионаже для твоей компании.

– Что?!..

– Что слышал. Ты знал об этом? Знал, что за нами ходит какой-то урод, фотографирует нас? Знал?

– Ты в своем уме?

– Он сказал, что у него есть доказательства, что он нашел их на моем рабочем столе.

– Доказательства чего?!

– Того, что я сливала тебе всю нашу внутреннюю информацию, чтобы ты потом купил нас с потрохами за гроши.

Повисла пауза. Я видела, как он за секунду поменялся в лице.

– Подожди…

Он пошел куда-то. Я достала телефон, чтобы перезвонить Кате, когда из двери выскочила Настя.

– Элин, тебя Фридман зовет. Говорит, срочно!

Я захожу в кабинет и поочередно бросаю взгляд на каждое лицо собравшихся там людей. Фридман, Софья, Сладков, Новиков (замдиректора холдинга) и начальники юридического отдела и службы безопасности. Можно только догадываться, о чем каждый из них думает. Борис Натанович внешне спокоен, но взгляд бегает; Софья даже не скрывает волнения; Сладков красный как рак – но, конечно, не от смущения или стыда, а от переизбытка эмоций, скорее всего, положительных. Странно, в кабинете тепло, даже, скорее, жарко, но мне кажется, что от каждого из них веет холодом.

Фридман заговорил первым. Все равно что зачитывал протокол. Он передавал тот рассказ, который я уже слышала, стоя за дверью. На этот раз он воспринимался немного по-другому: Борис Натанович явно подбирал слова, чтобы это не было похоже на обвинительный приговор. Надо признаться, в его интерпретации это звучало не так ужасно, как у Игоря. По крайней мере, в тот момент я не чувствовала себя шлюхой – всего лишь лгуньей и шпионкой.

– Элина, я… не требую никаких объяснений сейчас. Но я очень хочу, чтобы вы взглянули на эти документы и сказали мне, действительно ли вы работали с ними или видите их впервые.

– Борис Натанович, да вы издеваетесь! – взорвался Сладков. – Конечно, она будет все отрицать – что еще ей остается, как вы думаете?

– Игорь, помолчите, – он никогда не повышал голос, но его тон не оставлял сомнений. Так было и в этот раз. Не отводя от меня взгляда, он протянул мне документы.

Разумеется, я видела их впервые. И, разумеется, мне никто не поверит. Они избавятся от меня, он только этого и хотел. И нет смысла сейчас искать причину. Главное – он, кажется, добился своего. Но одно я знаю точно: я не унижусь ни перед одним из них. Окинув всех присутствующих спокойным и равнодушным взглядом, я сказала:

– Я никогда не видела эти документы раньше, мне их подбросили…

Глава 8

– По статье?!

Я держу в руках приказ о своем увольнении и не могу в это поверить. Настя смотрит на меня таким же непонимающим взглядом и просто молчит. Мне кажется, что все это происходит не сейчас и не со мной, – что это вообще не происходит, а всего лишь снится в кошмарном сне. Мне часто снились кошмары, но я понимаю, что они никогда не были такими, как этот. После моей пафосной тирады в присутствии всех заинтересованных лиц нашей компании я была уверена, что меня уволят. Возможно, тогда я еще не осознала, как это ужасно для меня, но понимала, что, судя по ситуации – какой бы абсурдной она ни казалась, – такой исход неизбежен. К тому моменту я уже твердо знала, кто и зачем хотел от меня избавиться; я знала, как легко и просто он подставил меня – или, точнее, как легко и просто подставилась я сама. Как ни горько было это осознать, это свершившийся факт. Подобно Скарлетт из «Унесенных ветром», я мысленно твердила себе, что жизнь на этом не заканчивается, что я подумаю обо всем этом завтра. Фридман даст мне хорошие рекомендации, и я устроюсь на такую же хорошую работу в другую компанию – возможно, даже в компанию-партнера или во французский филиал… Конечно, я хотела остаться здесь. Особенно сейчас, когда передо мной открылись большие перспективы, когда стали налаживаться международные связи, когда я так многого смогла добиться… Но я не была такой наивной дурой, чтобы не видеть, насколько сильно Сладков хочет избавиться от меня. Да, это и правда ирония!.. Я смеялась над всеми, кто советовал мне ответить взаимностью на его неоднократные поползновения. Глядишь – и повысят! Не повысили. Уволили. Уничтожили.

И вот я смотрю на этот ничтожный листок бумаги, который горит у меня в руках, и вижу причину, черным по белому – «В соответствии со статьей 81 ТКРФ подпункта “в” пункта 6 части 1, работник может быть уволен за разглашение охраняемой законом тайны – государственной, коммерческой, служебной или иной, ставшей известной работнику в связи с исполнением им трудовых обязанностей…». Неужели можно разрушить жизнь человека просто потому, что ты не пришелся ему по душе? Неужели мало просто испортить ему жизнь – нужно уничтожить? По статье?! По статье увольняют за прогулы, пьянство, проступки, граничащие с преступными. Мое преступление заключалось в том, что я отказала одному мужчине и выбрала другого. В обоих случаях – неправильный выбор. И теперь из-за неправильного выбора рушится моя налаженная жизнь. Все случилось за один день. Всего один – и нет карьеры, нет перспектив. Когда я подписывала бумаги, у меня мелькнула мысль обратиться в суд: ведь у них нет прямых доказательств моей вины, они не смогут объяснить реальную причину моего увольнения, не опорочив себя. Но это тяжба, адвокаты, деньги, бессонные ночи, нервный срыв… Я имею представление об этом – одна моя хорошая знакомая прошла через такое. И осталась ни с чем. Нет, лучше я просто уйду. И гори оно все синим пламенем…

Я вошла в кабинет без стука – я подумала, что теперь я просто обязана так входить во все кабинеты этого офиса. Фридман поднялся мне навстречу, усадил меня в кресло напротив своего и предложил кофе с коньяком. Это теперь тоже было в порядке вещей – в дверь без стука и коньяк с начальником.

– Я знаю, что все, что я сейчас скажу, прозвучит как… – начал он. – Но я хочу, чтобы ты знала: если бы я хоть чем-нибудь мог помочь тебе, я бы это сделал. Не думай, что я ничего не вижу и не знаю. На самом деле, я ненавижу себя за то, что вижу, знаю, но ничего не могу исправить.

– Борис Натанович, послушайте…

– Нет, это ты послушай, Элина. Если бы это было в моей власти, сегодня был бы его последний рабочий день, а не твой. Но, к сожалению, а может, и к счастью, там он значит больше, чем я.

– Я знаю.

– Это еще не все. Я хочу, чтобы ты никогда не смела сомневаться в том, что ни я, ни Соня ни в чем тебя не обвиняем. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь – любая, – ты всегда можешь на нас рассчитывать. Я дам любую рекомендацию…

– Борис Натанович, вы же прекрасно понимаете, что такое «волчий билет». Мне никогда не найти работу – никогда!

– Но почему ты думаешь, что на Москве свет клином сошелся? Помимо Москвы, помимо России есть много других интересных мест. Да, наша прекрасная страна огромна, но за ее пределами тоже есть мир. Не забывай об этом. Если ты решишь поехать в Израиль, я помогу тебе устроиться на любую работу. И поверь мне, там не посмотрят на то, что произошло здесь, даже если кто-то кому-то позвонит и расскажет. Иметь значение будет только то, какой ты специалист, чего ты добилась и чего еще можешь добиться. Ты бы и здесь добилась, я в этом не сомневаюсь. Просто ты оказалась в очень непростой, щекотливой ситуации.

– Из которой не смогла выйти с честью.

– С честью? О какой чести может идти речь, когда имеешь дело с подонком?

– Но вы же знаете, что произошло на самом деле! Вы понимаете, что если бы я не дала повод, он бы не смог ничего сфабриковать.

– Не это, так другое! Ты просто попала между двумя жерновами, Элина. Что бы ты ни делала…

– А как же вы?

– Что – я? Ты еще о нас беспокоишься?

– Что теперь будет с французами? Это все наверняка повлияет на сделку.

– А похоже, никакой сделки не будет…

– То есть как?

– Сегодня пришла «молния», что наш глава холдинга пригласил вчера на ужин одного американца, владельца крупной фармацевтической компании. Покрупнее «МарСо». И похоже, у них уже все на мази. Так что французы больше и не нужны.

– Но… как же…

– Да вот так. Как говорится, все изменилось за одну ночь.

– И вы так спокойно об этом говорите! Это же был ваш проект. Вы с Софьей работали над ним день и ночь. И Марэ… о нет, получается, что я их тоже подвела…

– Элина, мы уже говорили о двух жерновах. К тому же у Марэ будут другие сделки, поприбыльнее этой, а мне все равно, с кем работать – американцами, французами, немцами. Больше всего меня расстраивает только то, что я не смог отстоять и удержать одного из своих самых ценных сотрудников.

От Фридмана я выбежала только с одной мыслью – о «МарСо». Что бы ни говорил Борис Натанович, я уже достаточно хорошо знала Лео, чтобы понимать: ему не все равно. Амбиции, честолюбие и… месть? Мне стало страшно. Даже не знаю, почему. Это было уже не моим делом, и я ничего не могла изменить. И к бизнесу Лео я не имела никакого отношения. Но почему-то я физически ощущала, что связана со всем, что связано с ним. Приехав в гостиницу, я сразу же поднялась к нему в номер, не спрашивая, там ли он сейчас.

Когда он открыл мне дверь, меня поразила его невозмутимость. Я ожидала увидеть гнев, негодование, ярость, а увидела спокойствие и холодное безразличие.

– Заходи.

Он закрыл за мной дверь, молча пересек комнату и сел на подоконник, где, очевидно, сидел до моего прихода. Босиком, в потертых джинсах, рубашка наполовину расстегнута, а в руках неизменная сигарета. Как будто ничего и не произошло.

– Хочешь чего-нибудь? Здесь есть неплохой коньяк.

Странно, что сегодня все предлагают мне выпить.

– Нет.

Я не знала, с чего начать.

– Что будешь теперь делать? – все, что я смогла произнести на французском.

– А что? Ты про сделку?

Я заледенела. Таким же тоном он мог говорить о погоде.

– Да, про сделку.

– Пока не знаю, – он говорил, не глядя на меня, продолжая курить. – Время покажет.

– Странный ответ. Для тебя.

– Для меня? Почему – для меня?

– Просто… на тебя не похоже.

– Ты ожидала, что я начну метать огненные стрелы и звонить послу?

– Тебе смешно?

– Да. Честно – да.

– Отчего же?

– Смешно смотреть на то, как люди уничтожают лакомый кусок просто из желания насолить.

– Ты о чем? Фридман тут ничего не решает. И он…

– Я не о Фридмане, а об этом тупом ублюдке, твоем начальнике.

– К счастью, уже бывшем.

Он молча взглянул на меня, возможно, пытаясь что-то прочесть на моем лице.

– Тем лучше.

– Так что же, по-твоему, за лакомый кусок он уничтожил? Помимо меня, разумеется.

В тот момент я готова была его возненавидеть. Столько цинизма, безжалостного равнодушия, спеси я ни в ком не встречала. Я подумала, что в такой ситуации нормальный человек не может себя так вести. Он должен злиться, негодовать, неистовствовать. Но это… Не может быть, чтобы внутри него все было так же заморожено, как на его лице. Я отчаянно пыталась поймать его взгляд, чтобы прочитать в нем хоть какие-то эмоции, чтобы поверить, что он тоже живой человек. Но, поймав, содрогнулась. Я увидела, что он ни о чем не жалеет; ему наплевать на эту сделку, на то, что так вышло, наверно, и на то, что меня уволили. То есть нет, не наверное – на сто процентов наплевать! Как будто в глубине души он ликовал – как если бы противник в конце концов тоже остался ни с чем. Но почему?.. Что же по-настоящему произошло?

– А ты думаешь, что с американцами у них все получится? – спросил он.

– Но… почему бы и нет. Сам генеральный так решил. Это не решение Сладкова, если ты об этом.

– Неважно, чье это решение, Элина. Важно – как они его приняли. Они не оценили ситуацию. Не знаю, чем конкретно руководствовался владелец холдинга, но на деле он такой же идиот, как Сладков.

После этого он засмеялся. У меня мурашки пошли по телу.

– Ты понимаешь, что представляет из себя человек, который ради простой, сомнительной прихоти одного из своих подчиненных пойдет на такой маневр? Ты думаешь, это нормально?

– Нет, не думаю. Но то, что меня уволили по статье за то, чего я не совершала, и тем самым разрушили мою жизнь – тоже ненормально.

– Тебя уволили, потому что ты не вписывалась в их модель. Ты же не стала его любовницей, а в итоге выставила его посмешищем.

– Откуда ты знаешь, что он этого хотел – сделать меня своей любовницей?

– А что, не видно было?

– И ты поэтому стал со мной встречаться – потому что понял это и захотел его обставить?

Я почувствовала, как мой голос задрожал. Он, видимо, тоже. Он затушил сигарету и подошел ко мне. Он не дотрагивался до меня и ничего не говорил, но от него веяло холодом, как от айсберга.

– Он подумал, что я встречаюсь с тобой для того, чтобы получить всю необходимую информацию о компании, чтобы потом, конечно, использовать ее против самой компании. Как будто кроме как через постель я не в состоянии узнать все, что мне нужно…

Он продолжал смеяться. Мне вдруг показалось, что завеса начала приоткрываться.

– Что ты хочешь сказать? Да, я понимаю, что дело тут не только в уязвленном мужском самолюбии. Ты думаешь, что он хотел одним ударом избавиться от меня и от тебя, потому что заподозрил тебя в шпионаже? Тогда, конечно, ему стало наплевать на сделку, когда он понял все это…

Он перестал смеяться.

– Он не понял того, что пока он строил козни людям, не представляющим для него никакой реальной угрозы, его отправили в нокаут. А вместе с ним и всех остальных.

– Ты хочешь сказать…

– У меня есть все на него – данные, проекты, суммы сделок. На него и остальных сотрудников компании. У меня есть вся его переписка с генеральным по поводу сделок, проектов, конференций, встреч по привлечению партнеров. У меня было все это уже на первой неделе нашего пребывания здесь, когда мы с тобой едва разговаривали за ланчем. А сейчас у меня появилось несколько идей, как всем этим распорядиться. Я не думаю, что это понравится Сладкову, Фридману, генеральному или кому бы то ни было…

– Фридман здесь ни при чем. Ты что, и ему хочешь отомстить?

– Это не месть, Элина. Я не собираюсь тратить свое время на все это дерьмо. С ним есть кому разобраться. А у меня много дел поважнее. Ближний Восток, например. Я говорил тебе, что параллельно с этим проектом мы начали работать с ОАЭ? Так вот, сейчас это очень приоритетное направление. А насчет Фридмана… Откуда ты знаешь, что он чист? Если бы мы могли быть уверены в тех, кто нас окружает, на сто процентов, никто бы не разорялся и никого бы не поглощали. – Он достал свой чемодан. – И еще был бы мир во всем мире.

Я молчала. Мне было нечего сказать. Я поняла, что сейчас он будет собирать вещи. Я должна уйти. Как можно скорее. Раз и навсегда.

– Значит, ты собираешься их уничтожить?

– Знаешь, учитывая ситуацию, их можно было бы пожалеть за их беспросветную тупость, – сказал он, захлопывая лэптоп. – Но почему-то у меня нет к ним жалости.

Я посмотрела ему в глаза.

– Ты сейчас совсем не тот человек, каким я тебя считала.

– Верно. Не прекрасный принц.

– Я уже давно выросла из сказок о прекрасных принцах. Тебе ведь плевать на людей, да?

– А тебе нет, правда? Даже на тех, кто готов стереть тебя в порошок только ради удовлетворения своих собственных амбиций. Или ты хочешь найти для них оправдание?

– Я не о них, а о тебе. И обо мне. Ты говоришь, что они меня подставили. А ты? Ты точно так же, как они, использовал меня – как ширму. Все так прекрасно получилось, правда? Пока они думали, что влюбленная дурочка Элина добывает для тебя информацию, ты, обведя их вокруг пальца, сам все спокойно обделал. Я ведь была хорошим прикрытием, да? Ну, скажи, что так и было!

– Что ж, если ты так хочешь, не могу тебя разочаровывать…

Я ударила его. Я хотела ударить еще и еще, но рука дрогнула. Меня стали душить слезы, а я должна была во что бы то ни стало не дать им пролиться. Его лицо исказилось.

– Я никогда не позволял ни одной женщине бить себя по лицу.

– Что ж, я рада, что стала первой.

Я схватила сумку и вылетела из номера, как будто подо мной горела земля, а в голове, не переставая, звенели слова: если бы мы не встретились… Лучше бы мы никогда не встретились…

Глава 9

Неделю спустя

– Блин, я папку у него в номере забыла.

После того, как я забрала свою безнадежно испорченную трудовую книжку и выбросила ее в Москву-реку на обратном пути, я поняла, что мне срочно требуется помощь. Но не материальная и не физическая. Чисто дружеская. Я позвонила Кате, которая оказалась свободной (она почти всегда оказывалась свободной, когда я просила ее о чем-то). К счастью, день был солнечный. Мы прошлись по набережной, завернули в Александровский сад и устроились на скамейке под нежными струями ласкового весеннего солнца. Тут я и вспомнила про папку. Конечно, теперь она уже никому не нужна, но там остались документы. В общем, мало ли что…

– Элин, успокойся. Ее наверняка уже выбросили сразу после уборки в номере. Или ты думаешь, что он прихватил ее с собой?

– Вот еще. Зачем она ему? У него и так всего предостаточно.

– Тем более. А кому еще она могла понадобиться? Да успокойся же ты, наконец. Тебя это больше не должно волновать. Ты больше не имеешь к ним ко всем никакого отношения. Забудь о них!

– Забуду, Кать. Другого выхода у меня нет. Только ты знаешь, так быстро не получится. При всем желании.

Свежий ветерок налетел как маленький ураган и взъерошил нам волосы. Пахнуло весной – а в Москве нечасто почувствуешь такое.

– Слушай, милая моя, может, нам куда-нибудь съездить? Можем прямо вдвоем. И никто нам больше не нужен.

Я попыталась выдавить улыбку.

– Неплохая идея…

– Тебе это просто необходимо. А я с удовольствием поеду с тобой. Куда хочешь!

Я улыбнулась: в этом была вся Катя.

– Знаю, что поедешь. Только я пока не знаю, куда хочу. Надо решить, что делать дальше.

– Вот после отдыха и решишь. Пойми, тебе необходимо отвлечься! Иначе ты надорвешься.

– Ладно, я подумаю, куда хочу. Обещаю.

– И долго ты собираешься думать? До завтра нормально?

– Завтра?.. Ладно, договорились.

– Вот и отлично. Пора мне, перерыв закончился. Я и так злоупотребила.

– Да уж, не стоит.

– А ты куда пойдешь? Домой?

– Да. Только сначала все-таки заеду в гостиницу.

– Элина…

– Перестань. Ничего не изменится, если я просто спрошу. Может, они ее нашли и ждут, что за ней придут…

Когда я зашла в гостиницу, меня посетило что-то похожее на дежавю. Но ощущение в целом не было приятным. Мне казалось, что все взгляды обращены на меня, как будто я даже слышу их мысли, прямо как в фильме «Обмани меня». И я знаю, о чем они думают. «Это просто паранойя», – твержу я себе. Но легче не становится.

Я подхожу к портье – никогда не чувствовала себя такой неуверенной и растерянной.

– Здравствуйте. Я…

– Добрый день. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Да… может быть. Я была здесь недавно. Приходила к одному знакомому. Он у вас останавливался… Я… мне кажется, я забыла одну вещь. Возможно.

– Одну секунду, – он наклонился проверить кое-что. – Вы госпожа Эдельман?

– Да. Элина Эдельман.

– О да, для вас кое-что оставили. Просили передать, если вы зайдете.

– Да, верно. Это папка для бумаг. Синяя такая…

– Боюсь, не совсем…

Он снова наклонился и достал то, что я меньше всего ожидала увидеть, особенно сейчас…

С момента, когда я подслушала речь Сладкова, я словно застыла. Мой мозг работал, впитывал, анализировал, тело двигалось, дышало, но чувства как будто омертвели. Где-то в подсознании я понимала, что это пройдет, что скоро я выйду из состояния ступора и начну ощущать боль, страх, унижение. Возможно, я буду рыдать, стенать, ругаться и лезть на стену от отчаяния… Но это будет позже, когда я снова оживу. Возможно, будь я живой с самого начала, я бы не смогла выдержать все это так стойко, с достоинством. И возможно, у меня бы не поднялась рука выбросить в реку трудовую книжку. Если бы я была живой, а не застывшей статуей. Но только сейчас, в этот самый момент, стоя у стойки администратора отеля, не сводя глаз с того, что он – не без труда – держал передо мной, только сейчас я, кажется, почувствовала, впервые за весь этот горький день, как по венам зажурчала кровь.

Это был огромный – самый огромный в моей жизни! – букет огненно-красных роз. Точнее, они все были разных оттенков красного – алые, бордовые, коралловые. Но это было похоже на взрыв, от которого захотелось прикрыть глаза. Я не знаю, сколько их было – только потом я узнала, что в букете была ровно тысяча роз. Вот только, вытащив меня из одного летаргического сна, он словно вверг меня в другой. Какое-то время я просто стояла, молча глядя на это буйство красного цвета.

– Хм… Извините, вам вызвать такси? Или вас кто-нибудь ждет?

– Что, простите?..

– Боюсь, вы одна его не унесете.

Я просто молча кивнула в ответ.

Вечером следующего дня мы втроем сидели в кафе – я, Катя и Ленка. Это они затащили меня, я не настаивала. Весь этот день и конец предыдущего я провела дома, в четырех стенах, тщетно пытаясь хоть на пять минут оторвать взгляд от огромного багрового пятна в своей комнате.

– Ну что, забрала папку?

– Нет. Ее там не было.

– Я же говорила.

– Там было кое-что другое… Он оставил там для меня кое-что…

– Деньги, как шлюхе? – спросила Лена.

– Нет, кое-что другое.

Лена была в своем репертуаре. Мы с Катей привыкли к ее высказываниям – редко, но метко. Хотя, признаться честно, иногда она меня раздражала. В этот раз я не обиделась – хотя словцо было крепкое, а сравнение могло показаться почти уместным. Но я видела, как зыркнула на нее Катя, и других комментариев не последовало. Если честно, Лена почему-то с самого начала скептически относилась к моим отношениям с Лео. Нет, только не подумайте, что она такая правильная, скорее, наоборот: мы с Катькой ей и в подметки не годились в амурных делах. Чем она руководствовалась в этот раз, понятия не имею.

– Розы?! Тоже мне… Да что бы то ни было. То, как он поступил с тобой, ничем не искупить.

– Я не жду от него искуплений. Я просто… не ожидала.

– Не слушай ее. Она всегда такая, – сказала Катя, когда мы шли с ней вместе домой.

– Можешь не напоминать об этом, я не первый год ее знаю.

– Если честно, я думаю, она просто завидует.

Я сделала самую невероятную в этот момент вещь – я засмеялась.

– Да ты что?! Чему же? Тому, что меня уволили по статье или что меня кинули после того, как перестали во мне нуждаться?

– Нет. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Конечно, знала. Лена завидовала, что у меня был роман с французом. Бред, конечно… Но у нее то такого не было!

Придя домой в тот вечер, я упала на кровать, даже не раздевшись. Я рыдала до самого утра.

Я делала вид, что мне все равно, что ничего не произошло, что все так и должно быть. Но меня попеременно бросало то в жар, то в холод, когда я смотрела на букет из тысячи алых роз. Это было одновременно напоминание и о моем сокрушительном фиаско, и о растоптанных мечтах, и о самой большой (как я тогда думала) ошибке в моей жизни. Я не рыдала день и ночь, оплакивая свою несостоявшуюся карьеру, в которой был почти весь смысл моей жизни, не стенала из-за того, что меня довольно жестоко бросили. Но в душе поселилась такая горечь, которую могли разве что разбавить воспоминания и кое-что еще… Я миллионы раз прокручивала все события, вспоминая все шаг за шагом, в мельчайших подробностях, пытаясь понять, где я совершила первую – роковую – ошибку, после чего все пошло под откос. Где нужно было остановиться и повернуть назад? И было ли это вообще возможно? Или я подсознательно шла к этому разрушению? Ведь нельзя же осознанно взять и разрушить свою мечту, то, к чему ты стремился всю жизнь, чуть ли не со школьной скамьи? Мне казалось, что я всегда знала, чего я хочу в этой жизни, и стремилась именно к этому. И я была почти у самой цели. Да, была…

«Но теперь глупо об этом думать, – повторяла я себе. – Теперь нужно думать, как жить дальше. Нужно поменять мечту. Нужно поменять себя. Если нужно – сломать». Я выглянула в окно: день был пасмурный, дождливый, серый. «Грустно», – пронеслось в голове. А потом, словно откуда-то с периферии, боковое зрение зафиксировало яркую вспышку. Я даже вздрогнула, обернувшись. И поняла, что снова смотрю на проклятый букет. «Ну когда он уже завянет, будь он неладен…» Но он отвлек меня от грустных мыслей о неопределенном будущем. Зачем он подарил его? В знак благодарности. Из чувства вины. Бросить пыль в глаза. Произвести впечатление напоследок. Да что угодно… Но успев немного изучить Лео за этот короткий период времени, я не понимала, зачем он это сделал. Это было совершенно на него не похоже. Я бы, может, и не удивилась, будь в нем капля романтики или хотя бы мягкости, чувствительности или как там еще это называется. Но это был приземленный, жесткий, циничный, иногда саркастичный человек, который, казалось, ни во что не ставит чувства. Лео и цветы – два несовместимых понятия. Так зачем он подарил их мне? Чего он добивался? Если он ничего не делает просто так (а в этом я была абсолютно уверена), значит, он преследовал некую цель. Я пыталась распознать ее, глядя на этот багровый шедевр. Он выглядел как провокация, как вызов, который я могла либо принять, либо проигнорировать. И все же загадка была не разгадана. Как задачка повышенной сложности, которую мог решить, пожалуй, только Леонард Марэ.

Решение пришло неожиданно и в самой невероятной форме, которую можно было представить – в виде внезапного появления самого Лео. Он просто позвонил мне и попросил встретиться – как будто бы и не было этого сумасшедшего месяца одиночества, тоски и отчаяния. Как это было похоже на него!..

Как ни парадоксально, мы встретились в баре той же гостиницы. Полумрак, тихо играет музыка, мягкие кресла, на столике перед нами дорогой французский коньяк. Лео выглядит сногсшибательно (наверно, этот тяжелый месяц притупил мои воспоминания, или я сознательно затерла некоторые черты его привлекательности). Впрочем, я тоже выглядела неплохо. На первый взгляд, атмосфера непринужденности и легкого флирта. А по сути – одна сплошная фальшь.

Я спросила, зачем он вернулся. В моем голосе не звучало ни горечи, ни упреков. Я делала вид, что все так и должно быть. Как будто я каждый день разрываю отношения со своими любовниками, а потом ужинаю с ними при свечах, будучи не против продолжения. Он не был похож на человека, который будет ходить вокруг да около – он сразу перешел к делу.

– Выходи за меня замуж.

Я засмеялась. Я очень захотела ударить его во второй раз – тогда бы я стала единственной женщиной, ударившей его дважды.

– Ты шутишь? Не самый удачный способ продемонстрировать свое чувство юмора.