Читать книгу: «Мой грозный фитнес-босс»

Глава 1

Первая рабочая неделя – та самая, когда ты ещё ходишь по офису на цыпочках, улыбаешься всем как сумасшедшая и искренне надеешься, что никто не заметит тебя до получки. Бухгалтерия сети фитнесклубов «Pulse» встретила меня холодком кондиционера, ровными рядами папок и запахом свежей бумаги. И ещё – этими бесконечными зеркалами в коридоре, где сама судьба шепчет: «А ну-ка, подсмотри, сколько у тебя там “лишнего добра”». Спасибо, зеркала, я всё в курсе.

Я вернулась из магазина: пакет шуршит, внутри – батон «французский» (он-то чем провинился?), колбасная нарезка и скромный йогурт. Разложила добро на углу стола – аккуратно, по-бухгалтерски. Достала ножик-раскладушку, кусочек хлеба, на него – сливочный сыр и сверху розовую колбасу. Я уже предвкушаю первый укус…

– Блинова, – говорит чей-то низкий голос у меня за спиной так, будто он одновременно и приговор, и налоговая проверка.

Я дёргаюсь, чуть не размазывая сливочный сыр по отчёту за квартал. Оборачиваюсь – и вот он стоит в дверях: Кирилл Лавров, директор, главный тренер, лицо бренда. Высокий, собранный как швейцарский нож, взгляд стальной. Пиджак сидит так, что хочется аплодировать портному стоя. Если бы дисциплина имела человеческую форму, она выглядела бы как он.

– Это что? – кивает на мой бутерброд так, будто я принесла тухлую сельдь.

– Обед, – говорю невинно и прикрываю бутер ладонью. – Мой.

– Соня, – он делает шаг вглубь кабинета, и воздух, кажется, становится на пару градусов холоднее, – ты плохая реклама клуба. Каждый сотрудник должен выглядеть спортивно.

Коллеги замерли. Бухгалтерская стая перестала перебирать клавишами, как вдруг всем будто отрубили интернет. Я чувствую на затылке два десятка взглядов. Где-то с дальнего стола тихо звякнула чайная ложечка – у кого-то рука дрогнула.

– Я бухгалтер, – спокойно напоминаю, – меня никто не видит, кроме вас. И то не всегда. Я считаю деньги, а не калории.

Он переводит взгляд на мой бутер. Мне кажется, он сейчас прочитает его состав без этикетки и вынесет решение суда.

– Сотрудники «Pulse» – это про образ жизни, – говорит он, отчеканивая каждое слово. – Ты же в зеркала в коридоре смотрела?

– Смотрела, – киваю. – И они на меня тоже. Мы втроём договорились жить в мире.

Кирилл поднимает бровь – ровно на миллиметр. Наверное, в его внутреннем уставе прописано: «Не повышать брови без необходимости». Идёт ко мне. По пути бросает взгляд на стол: ноут, папки, степлер, чек из «Продукты у дома», такой длинный, как лента с признаниями.

– Директор без чувства юмора – это тоже плохая реклама, – говорю я, пока он приближается. Голос у меня бодрый, а в животе – мелкий барабанный бой.

С краю шепчутся: «Она сказала это ему в лицо!» Ещё кто-то неосторожно хихикает, стул скрипит, будто поддерживает.

Он останавливается рядом, пахнет свежим душем, кедром и немного бергамотом. Тихо, аккуратно берёт чек с моего стола.

– Разберёмся, – сурово подытоживает, уже скользя глазами по позициям: «батон», «сливочный сыр», «нарезка колбасы варёной», «йогурт», «чизкейк с малиной».

– Мы что, на допросе? – интересуюсь. – Или вы практикуете фискальный контроль своих сотрудников?

– Мы практикуем стандарты, – отвечает он. – Стандарты – это предсказуемость результата. А результат – это репутация.

– Репутация у нас будет отличная, – киваю на бутер. – Вот это – очень предсказуемый результат: я поем и не сдохну, даже немного счастливее стану.

Коллега с соседнего стола подкашливает, превращая смех в бронхит. Кто-то шепчет: «Тише, вы что, жить надоело?» Я внутренне улыбаюсь. Это, конечно, безумие – спорить с ледяной стеной, но я не умею молча принимать глупости. Тем более, когда голодная.

Кирилл кладет чек обратно. Его взгляд задерживается на моих руках. Наверное, ожидает, что у меня дрожат пальцы. Не дрожат. Я много раз считала кассы в конце дня: ничто так не тренирует нервную систему, как свод дебета с кредитом.

– В «Pulse» нет места колбасной эстетике, – произносит он. – С сегодняшнего дня – никаких переработанных продуктов с кучей соли и жира на рабочих местах. Это отвратительно пахнет, это вредно, и это бьёт по бренду.

– А по людям не бьёт? – спрашиваю ровно. – Или мы бренд едим?

В кабинете снова шевелятся шёпоты. Я краем глаза вижу, как Таня ровной полосой уходит под стол – прячется. Героиня камуфляжа.

– Блинова, – голос у него не громкий, но звучит очень неприятно, – ты неделю в компании. Обычно на этом сроке люди стараются… вписаться.

– Я стараюсь, – говорю. – Вот список «стараний»: сдала авансовый отчёт, покрутила дебиторку, подняла старые акты. И да, у меня обед. Разрешите, я не буду падать в голодную обморочную сказку ради «эстетики».

И – да, я допускаю ошибку. Я поднимаю бутер и откусываю ровно столько, чтобы всем стало ясно: я не шучу. Он смотрит на меня так, будто я сейчас лишила себя счастливого будущего. Вообще-то счастливое будущее – это сытая я, наевшаяся бутеров с чаем независимо от общественного мнения.

– Прекрати, – произносит он коротко.

– И не подумаю, – отвечаю с полным ртом и тут же жалею. Но поздно.

Он протягивает руку – быстро, как будто спасает меня из пожара, – и забирает мою тарелку. Нет, ну что это за привычка всё отбирать? Я цепляюсь за тарелку, но он, разумеется, сильнее. Тарелка сдаётся, на секунду повисает между нами.

– Это… – он поднимает нарезку за край упаковки, – вещественное доказательство колбасной зависимости.

– И что вы с ним сделаете? – интересуюсь. – Припаяете мне срок?

– Утилизирую нарезку, – отвечает он сухо. – С последующим инструктажем.

– Инструктажем кого? – невинно говорю. – Колбасы?

Сзади уже не шепчутся и едва дышат. Кто-то явно снимает на телефон, и я мысленно представляю заголовок: «Управляющий сети фитнесклубов конфисковал у бухгалтерши… колбасу».

Кирилл на секунду замирает, будто выбирает между «прочитать лекцию» и «не опускаться». Я вижу, как в его глазах мелькает что-то похожее на улыбку – но нет, он снова закрывает ставни эмоций, отдавая предпочтение холодной дисциплине.

– На сегодня, – говорит он, делая вывод, – ты обходишься без этого. И— да, Соня, – он впервые называет меня по имени чуть мягче, чем раньше, – у нас есть правила. Ты либо в них, либо… – он не договаривает. И не надо. Я поняла.

Я молчу ровно секунду, потом киваю. Внутри при этом всё кипит. Да, я новенькая. Да, у него идеальный пресс и должность. И что теперь?

– Принято, – говорю. – Но у меня встречное предложение: вы не трогаете моё, – киваю на стол, – я не трогаю ваше, – неопределённо машу в сторону спортзала. – И все счастливы.

– Это так не работает, – отвечает он.

– Понятно, – усмехаюсь. – Тогда это называется «тирания». В чистом виде.

Где-то позади всхлипывает чья-то нервная система. Таня еще больше уходит под стол.

Кирилл смотрит на меня ещё долю секунды. Затем спокойно поворачивается к выходу. Пачка с нарезкой до сих пор у него в руке. Мы стоим как в дурной сцене развода, где муж уносит тостер.

Куда? – спрашиваю.

– Разберёмся, – повторяет он. – И да, на сегодня – воды побольше, около двух литров на твой рост… и примерный вес.

Он разворачивается, и весь кабинет послушно расступается. Дверь мягко закрывается.

Тишина держится ровно три секунды – и бухгалтерия взрывается шёпотом, смешками, чье-то удивленное «ого» проливается на ковролин. Кто-то начинает спрашивать, жива ли я. Я живее всех живых – просто без бутера.

Я смотрю на пустой стол. На нём – только салфетки, чек и моя гордость.

И тут, как в плохом сериале, дверь снова приоткрывается. Кирилл высовывается ровно на ширину плеча, смотрит прямо на меня – чётко, без улыбки.

– Соня, – говорит коротко, – в семь ноль-ноль завтра – в зал. Начнём… разбираться.

Щёлк – и исчезает, унося с собой мою колбасную судьбу.

Я сжимаю чек, слышу, как бумага трещит под пальцами. Коллеги наперебой шипят: «Ты видела? Он у тебя еду забрал!» – «Она ему ответила!» – «В семь утра? Да он псих!» – «Зато красивый…»

Я делаю глубокий вдох. Ладно. Посмотрим, кто кого. Если война – то война. Но предупреждаю сразу: я не из робких.

А ещё я очень злопамятна, Кирилл Лавров. Особенно когда уносят мою колбасу.

Вытаскиваю из нижнего ящика стола «секретный» батончик и, глядя на закрытую дверь, шепчу себе: «Разберёмся, так разберёмся».

Глава 2

Кирилл

Кабинет управления – мой аквариум. Стеклянные стены, из которых видно весь зал: дорожки, эллипсоиды, зеркала, мокрые следы на полу у бассейна. Всё дышит ритмом и графиком. Я люблю этот порядок – когда дело упирается только в дисциплину и повторения. В стекле отражается человек в хорошем костюме, с ровными плечами и лицом, на котором, как мне кажется, давно уже нет лишних эмоций. Не потому что я «ледышка». Потому что умею убирать лишнее, когда оно мешает делу.

На столе – раскладка по персоналу, KPI за квартал и утренний инцидент с колбасой в виде короткой заметки в блокноте: «Блинова. Новая. Умная, дерзкая. Шутит, когда страшно. Упертая». Я фиксирую такие детали не ради контроля, а чтобы понимать: из чего слеплен человек, с каким сопротивлением работать.

Рядом – её чек. Я не должен был его брать, но всё же взял. Чистая логистика: на что живёт сотрудник, на каком топливе. Колбаса – плохое топливо. Дешёвый ресурс, как плохая мотивация. Ты быстро горишь и тухнешь.

Я открываю корпоративную почту. Пальцы находят привычный ритм по клавишам. Сначала – рассылка по персоналу:

Тема: Стандарты «Pulse»: образ жизни = бренд. Команда, обновляем практики. На рабочих местах – только вода, несладкий чай/кофе, орехи, фрукты. Переработанные продукты (колбасы, дешёвые сладости) – за пределами офисных зон. Сотрудники фронта и бэка – лицо компании. Мы не про «картинку», мы про здоровье и уважение к телу. Вопросы → ко мне.

Секунда тишины. Потом на почту начинает капать автоответ: «Принято», «Ознакомились». В корпоративном чате всплывает первая наклейка с гантелей и надписью «ну всё, понеслась». Я отмечаю сообщение «видел».

Дальше – персонально Блиновой.

Смотрю в окно. Внизу, у зоны растяжки, она проходит быстрым шагом, прижимая к груди планшет. Невысокая. Компактная. Хорошая база, короткий рычаг, сильные ягодичные можно нарастить быстро, спина упрямая, но достаточно ровная, чтобы не мучить её месяцами. Силовая ей ляжет. И мобильность подтянем. Если не будет огрызаться каждую минуту. Хотя… эта её черта – тоже мышца. Её тоже можно направить в работу.

Я ловлю себя на том, что рассматриваю её дольше, чем нормальный срок «оценки антропометрии». Не то чтобы «залип», но интересно. В маленьком росте есть упрямство. Центр тяжести ближе к земле – такие, когда встанут, уже не сдвинешь. И с ними получается хорошая форма: собранная, функциональная, не «глянцевая кукла», а тело, которое что-то умеет. Она может быть очень красивой по-спортивному. Через три-четыре месяца системной работы – и её «я просто бухгалтер» закончится само собой. Главное, чтобы она в это поверила.

Открываю новый документ: «План Блиновой Соня – стартовый блок (4 недели)». Пишу сухо, по делу, без сюсю:

Тренировки (3× неделя, 45–55 мин):

– Разминка: мобилизация тазобедренных, лодыжек, плеч (8–10 мин).

– База: присед на ящик, тяга в наклоне с гантелью, жим гантелей лёжа/под углом (3×8–10, лёгкий вес, техника).

– Кардио-блок: интервалы 30/30 на дорожке (10 мин).

– «Ядро»: планка, мёртвый жук, дыхание (5–7 мин). – Заминка и дыхание (5 мин).

Нутри-рамка:

– Вода: 30 мл/кг/сутки минимум.

– Белок: 1,3–1,5 г/кг/сутки.

– Углеводы – по активности, без крайностей.

– Жиры – не режем ниже 0,8 г/кг.

– Пункт 0: Отмена колбасной зависимости (да, это официально). Заменить на цельные источники белка.

Секунду смотрю на строчку «Отмена колбасной зависимости». Улыбаюсь краешком рта – да, оставляю. Пусть поймёт, что я видел её «оружие». Но и пусть видит: я не про стыд, я про замену. Нельзя просто «запретить». Надо дать альтернативу и опору.

К письму прикладываю таблицу с тремя столбцами: «минимум», «норма», «идеал». В «минимум» – то, что она точно вытянет, даже если будет злиться на меня весь день. В «норма» – план, к которому пройдём за две недели. «Идеал» – ориентир на месяц.

Перед отправкой делаю паузу.

Я привык решать быстро, но здесь мне почему-то важно сформулировать правильно. Не «сломать». В голове всплывает её колкая фраза: «Директор без чувства юмора – плохая реклама». Раздражает и одновременно освежает. Я давно не слышал, как мне отвечают так… легко. Обычно или поддакивают, или лезут в конфликт ради конфликта. Она другая. Смеётся, чтобы не отступить. Я это уважаю.

Печатаю:

Соня, привет. Сотрудники «Pulse» – не витрина, а пример процессов, которые мы продаём. Это к делу. Ниже старт-план на 4 недели. Под тебя, без героизма. Да, пункт про отмену колбасной зависимости – реальный. Сменим топливо. Жду в 7:00 на коврик завтра. Не опаздывать.

Нажимаю «отправить». Письмо уходит, как выстрел холостым, слышно только мне.

Тут же всплывает чат «Бухи – наши» (да, у меня есть доступ, я управляющий, не надо удивляться).

«Сонь, ты видела? Выживешь – станешь легендой». Следом: «Принести цветов на поминки твоей колбасы?» – «Я могу сыграть траур на степе».

Чуть качаю головой. Юмор – хорошо. Юмор спасает. Но завтра в 7:00 смеяться будет сложнее.

На телефон приходит ещё одно уведомление – от неё. Открываю: коротко, жёстко, как счёт к оплате.

«Приняла. С тренером-тираном спорить бессмысленно. P.S. Уточняю: 7:00 – это цифры реальные, а не декоративные?»

Пальцы сами отвечают:

«Реальные. Коврик номер четыре возьми с кардио зоны и бутылку воды 0,5. P.S. Тиран – это когда без аргументов.».

Отправляю – и только потом понимаю, что сейчас действительно улыбаюсь. Ненадолго. Контролируемо. Но факт.

Я встаю от стола, подхожу к стеклу. Внизу тренер ставит девушку в планку, рядом кто-то тянет поясницу, кто-то спорит с беговой дорожкой. Зал живой, как улей. И я люблю это ощущение – когда у каждого есть своя маленькая война, и я – тот, кто распределяет боеприпасы и следит, чтобы никто не прострелил себе ногу.

В дверь тихо стучат. Заглядывает Артём, старший тренер по кардио.

– Начальник, слышал, ты «колбасный запрет» ввёл. Поддерживаю, – он усмехается. – Девочка огонь. Выдержит?

– Выдержит, – отвечаю без пафоса. – База хорошая.

– И характер, – добавляет он. – С такими интереснее. Они либо тебя возненавидят, либо… – он недоговаривает, хитро щурясь.

– У нас рабочие отношения, – обрубаю. Люблю Артёма, но в этих намёках он как ребёнок – проверяет, где границы. – Завтра походи у зоны кардио. Мне нужен глаз со стороны во время тренировки Сони.

– Есть, – кивает. – Я «случайно» пройду мимо.

– Если всё получится как я думаю, она станет моим сильным кейсом.

Остаюсь один. Беру с тумбы упаковку с той самой нарезкой. Ровная, розовая, пахнет химией, а не мясом. И смешно, и грустно. Всегда удивлялся, как легко люди отдают своё самочувствие на аутсорсинг самым дешёвым решениям. Кидаю упаковку в мусорный контейнер.

Телефон вибрирует. От Сони приходит ещё одно:

«Если я приду и умру, вы будете нести моральную ответственность?»

Отвечаю:

«Да. Но ты не умрёшь. Максимум – пожалеешь, что написала это сообщение».

Три точки печатаются, гаснут, снова печатаются. В конце прилетает одно слово:

«Чёрт.»

Я хмыкаю. На стекле – своё отражение. Лицо спокойно, глаза – нет. Там движение. Возможно, мне самому давно пора что-то пересобирать. Не в расписании, а в голове. Потому что я слишком легко вспомнил вкус старой злости: когда «свой» человек предаёт, ты превращаешься в бетон. И живёшь так годами. Зал помогает не сойти с ума, но не лечит причину.

Соня раздражает меня правильным образом. Она срывает привычную тишину, зовёт в диалог, пусть и сквозь зубы. И да, у неё тело, которое можно сделать сильным без истязаний. Невысокий рост – плюс. Компактный рычаг – быстрее даст силу. Мышцы у неё «проснутся» легко, если дать им работу, а голове – цель, а не запрет. Через такую рамку человек перестаёт «хотеть казаться» и начинает «уметь».

Сажусь. Проверяю ещё раз план, добавляю примечание: «Не гнать. Следить за коленями. Игровой формат, шутки – допустимы». Выделяю жирным «игровой формат». Да, от меня неожиданно. Но с ней по-другому не сработает.

Захлопываю ноут, ставлю будильник на 5:30. Люблю приходить раньше: тишина, хлорка, свет включается по секциям, как стартовый отсчёт. В семь она зайдёт в зал – уставшая, злая, с кофе вместо воды. И мы начнём.

Перед тем как уйти, достаю из ящика новый коврик – плотный, матовый, с нескользящим покрытием. Наклеиваю маленькую белую полоску с маркером «4». Улыбаюсь уголком рта. Смешно – готовлюсь, как будто к бою.

В чате «Бухи – наши» снова всплывает сообщение: «Соня, мы держим за тебя кулачки». Она отвечает гифкой с кошкой, которая бьёт лапой боксерскую грушу. Нормально. Удар у неё будет. Я помогу, чтобы он был туда, куда надо.

Выключаю свет. Дверь мягко шуршит. В коридоре зеркала ловят мою спину, и на секунду я вижу себя со стороны – не «тиран», не «холодный тренер». Мужик, который однажды слишком сильно обжёгся и теперь слишком тщательно всё строит. Возможно, пора научиться не только строить, но и жить внутри этого дома.

Телефон вибрирует в последний раз:

«Ок. 7:00. Не опоздаю. P.S. Если вы скажете слово “колбаса” – я уйду.»

Отправляю коротко:

«Принято P.S. Слово “колбаса” сегодня заменено на “дешевое топливо”.»

Ставлю точку. И чувствую впервые за долгое время лёгкое, почти забытое предвкушение. Не войны. Процесса. И того, что из него может получиться.

Глава 3

Соня

В шесть пятьдесят девять я стою в дверях зала как школьница у кабинета физры – только хуже: школьницу хотя бы не снимают зеркальные стены со всех сторон. Свет ещё мягкий, из бассейна пахнет хлоркой, дорожки как взлётные полосы, гантели – как маленькие кирпичи моего будущего позора.

Кирилл уже здесь, разумеется. На нём чёрная футболка, которая вообще-то должна быть запрещена, потому что в ней видно всё, что я не хочу видеть в семь утра. Он кивает на коврик с меткой «4».

– Опоздала на минуту, – констатирует.

– На минуту не считается, – бурчу. – Минуты – это вообще… округляются.

– Разминка не округляется, – отвечает. – Вода есть?

– Есть, – трясу бутылкой. Там вода и немножко отчаянья.

Коврик – как стекло. Скользит. Я аккуратно кладу на него свою тушку и уже слышу в голове реквием. Кирилл ставит таймер на телефоне, кивает на меня подбородком:

– Дыхание: нос вдох— выдох через рот – нос вдох. Скажи «с-с-с» на выдохе.

– С-с-с, – шиплю. – Как змея?

Разминка начинается с «мобилизации тазобедренных». Я величественно киваю, как будто знаю, где у меня тазобедренные, а где – просто беды. Через минуту мои «тазобедренные» хрустят, как чипсы. Я стону.

– Это нормально, – говорит Кирилл, как врач, объявляющий: «Будет неприятно». – Пятнадцать повторений бедром наружу.

– Пятнадцать? – делаю умоляющие глаза. – Может, сделаем один – но легендарный?

– Пятнадцать, – повторяет. – И ещё десять к ним.

– Вы садист, – сообщаю и вытираю лоб рукавом.

Где-то слева девочка в топе с открытым идеально плоским животом давится смешком. Тренер с кардио зоны – этот Артём – «случайно» проходит мимо, подмигивает. Отлично. У меня уже фан-клуб.

Переходим к приседу на ящик. Кирилл ставит за мной лавочку «на страховку» и включает «режим инструктора».

– Ноги на ширину плеч, стопы чуть наружу, грудную клетку не заваливай, колени не валятся внутрь, таз – назад.

– У меня столько деталей нет, – честно предупреждаю. – У меня одна Соня, и та просит пощады.

Он игнорирует шутку, как игнорируют кота, который просит в шесть утра пожрать. Встаёт рядом, показывает движение – медленно, технично. Я пытаюсь повторить – и, конечно, путаю всё, что можно перепутать: корпус уезжает вперёд, колени встают домиком, пятки ищут заземление.

– Стоп, – он подходит ближе. – Дай руки.

Он берёт мои кисти – тепло, крепко. Ставит их правильно на ручку гантели. Его ладони большие, уверенные, и да, чёрт, пахнет он вкусно, как если бы «лес после дождя» пошёл в спортзал и стал мужчиной. Я стою, как баран на льду. Ничего не получается.

– Смотри на точку перед собой, – спокойно говорит он. – Сядь. Не падай. Дыши.

Я сажусь. Почти сажусь. Почти не падаю. Почти дышу. В момент «почти» коврик подо мной вздыхает и исчезает из вселенной – ноги разъезжаются, я ловлю баланс, машу руками, как пингвин. Кирилл успевает подхватить меня за локти.

– Жива, – констатирует.

– Вроде да, – шепчу.

С кардио дорожки долетает приглушённый хохот. Прекрасно. Зал угорает. Я – их утренняя комедия.

– Резинка, – решает Кирилл. – Будет проще держать ноги ровно, колени заваливаться не будут.

Он достаёт резиновую ленту и… это было бы смешно, если бы не было так стыдно. Он ставит мне ленту выше колен – и в момент, когда я пытаюсь в неё залезть, лента срывается и щёлкает его по запястью.

– Ох! – вскрикиваю и тут же зажимаю рот ладонью. – Простите! Она сама!

– Бывает, – спокойно отвечает. – Живой инвентарь.

– Я не хотела… прям так, – мямлю.

Артём по дороге смеётся вслух: «Лавров, держись, у тебя конкурент». Я бы умерла от стыда, но сейчас занята – вспыхиваю всеми оттенками красного. Резинка садится на место. Кирилл проверяет, не оставила ли я ему шрам на запястье. Я почему-то тоже смотрю.

– Присед, версия для чайников, – тихо. – Внутренняя сторона бёдер держит, колени открыты, спина ровная.

– Ещё десять? – обречённо.

– Ещё десять, – подтверждает.

Я делаю. На шестом начинаю стонать. На восьмом ноги начинают дрожать. На десятом я готова написать завещание на имя картошечки фри.

– Молодец, – говорит Кирилл. Это «молодец» лежит на языке как маленькая конфета. Я не хочу этого признавать, но мне стало приятно от этой похвалы.

Дальше – тяга в наклоне с гантелью. Он ставит мне корпус, поправляет спину – и тут уже химия прыгает из зеркала ко мне в лицо. Он близко. Слишком близко. Тёплые пальцы на моей ладони направляют хват, другой рукой он касается поясницы.

У меня внутри что-то срывается с тормозов: да, у меня долгий перерыв в личной жизни. Я нормально жила и без этого, но тело, оказывается, умеет скучать отдельно от головы.

И когда этот человек пахнет своей невозможной смесью «свежесть + бергамот + его собственный пьянящий мужской запах», хочется думать не про «тягу», а про «обнимашки». Прекрати, Блинова.

– Локоть ближе к корпусу, – его голос низко у уха. – Не тащи шеей. Вдох – тяга – выдох.

Я делаю, как он говорит, и всё равно где-то там, внизу живота, распускается искра.

– Хорошо, – говорит он и мягко отнимает ладонь, но остаётся близко: плечо к плечу, тепло через футболку, дыхание тихое.

– Больше не прикасайтесь ко мне, – шиплю слишком резко. – Я… Не надо.

Внутри – паника, снаружи – броня.

Я слышу, как мои щёки загораются словно светофор. Он отступает на шаг мгновенно, но глаза – внимательные, они застревают на моих алых щеках. Пусть думает, что я это от тренировки запыхалась…

– Принято, – коротко говорит он.

Я сглатываю. Делаю вид, что меня интересует исключительно гантель, а не мужик, который сейчас отступил и всё равно видит меня насквозь.

С дорожки снова хихикают. Я делаю вдох, выдох, собираю остатки самоиронии в кулак.

– Сколько ещё? – спрашиваю и стараюсь не смотреть на него вообще.

– Ещё десять, – отвечает спокойно.