Читать книгу: «Минотавр», страница 12

Пока Ася купалась, Громов вышел на балкон и закурил электронку, окидывая взглядом непримечательный провинциальный дворик, который от и до обошёл вместе с Моцареллой. Мысль о том, что теперь они будут жить вместе, казалась такой приятной, но одновременно пугающей – трезвой головой Громов понимал, что они встречались всего ничего и не знали друг друга толком. Но его тянуло к Асе как магнитом. Он мог быть без неё: наслаждался жизнью и проводил время с друзьями, но сердцем тянулся туда, где принимали безоговорочно и, как оказалось, любили. Сегодняшний день был кульминацией их отношений и, как казалось Громову, одновременно с этим началом. Новым этапом, словом, концом конфетно-букетного периода. Громов боялся, но готов был сделать шаг и протянуть Асе руку.

Сзади послышался шорох шторы, и Громов подумал, что Ася уже закончила и решила присоединиться, но вместо неё на балкон пробралась Моца и села рядом, виляя пушистым хвостом. Она любила Асю не меньше, чем хозяин: встречала, провожала, скучала, таскала ей в постель свои игрушки и облизывала лоб и нос при встрече. Это было явно взаимно, потому что Моцарелла часто получала собачьи вкусняшки и почёсывания белого пузика, а ещё – короткие и нежные поцелуи между рыжих ушей.

Громов сел, позволил Моце положить лапы ему на колени и уткнулся носом в густую собачью шерсть.

***

– Ты злишься? – Ася стояла посреди спальни и теребила пальцами край пижамной кофты. Громова всё бесило: её вопросы, взгляд, блуждающий по потолку, реакции, которые всегда можно было предугадать со стопроцентной точностью. Он никогда не выплескивал это на Асю, но сейчас был очень близок к тому, чтобы поссориться по-настоящему. Вдохнув несколько раз носом в попытке успокоиться, Громов подошёл к ней и тихо сказал:

– Ася, скажи, как ты можешь не понимать, что я злюсь? Зачем каждый раз эти вопросы?

– Я говорила, что плохо различаю эмоции. – Губы вытянулись в тонкую линию, а руки, отпустив кофту, скользнули в карманы. – Так сложно ответить на вопрос?

Громова бесило и то, что он всегда единственный выходил из себя. Ася могла смотреть с удивлением и непониманием, поджимать губы, когда слышала что-то обидное, но никогда не взрывалась. Громову иногда приходила в голову шальная мысль надавить, чтобы увидеть настоящую ярость, эмоции, страсть – что-то, чего Ася никогда не показывала. Но, конечно, он ни за что бы этого не сделал.

– Сложно, когда слышишь его, чёрт возьми, по сто раз на неделе, Ася! – Громов слегка повысил голос и неосознанно сделал шаг вперёд, ближе к ней. Глаза напротив распахнулись в удивлении, и Ася отпрянула. – Да я же не хотел… Я ничего тебе не сделаю! Хватит вести себя так, будто я главный насильник и садист.

– Я не… Кирилл, – Ася растерянно забегала глазами по его плечам, голове и вдруг остановилась на лице. – Я не специально. Ты знаешь, я говорила про Богдана…

– Ты говорила, а я отвечал, что никогда тебя не трону. Послушай, мы на прошлой неделе ругались так, что стены дрожали, но я ведь даже не коснулся тебя. Вот, смотри. – Громов протянул руку и дотронулся до Асиного плеча. – Больно?

– Это не шутки, Кирилл. – Ася резко сбросила его руку. – Ты говорил, что никогда не тронешь меня, а я просила, чтобы ты просто общался со мной. Что сложного в том, чтобы сказать всё прямо? Без намёков, недомолвок и загадок. Прости, что я не понимаю того, как сменяются твои эмоции каждую минуту. Не нравится тебе, что я оставляю грязные тарелки на рабочем месте, – ну так скажи!

– Я просил тебя мыть за собой посуду, Ася!

– Это не одно и то же. Я не понимаю намёков! И вообще, я предлагала купить посудомойку. У нас есть деньги. В чём проблема, Кирилл? – Её губы начали дрожать. Ярость Громова сразу схлынула – захотелось протянуть руку уже не из злости, а из нежности. Ася в своей голубой фланелевой пижамке казалась нежным сахарным облаком; растрёпанные тёмные волосы и большие глаза только усложняли это ощущение. Громов вздохнул и сел на кровать, закрыв лицо руками.

– Прости. Я знаю, что это не причины для ссор. Просто у меня свои привычки, свои порядки выработались, а теперь надо всё менять.

– С ней было лучше?

Громов поднял на Асю удивлённый взгляд. Иногда она могла сказать что-то, от чего волосы на руках вставали дыбом. Например, недавно в магазине, наткнувшись на мужчину в инвалидном кресле, спросила, чувствует ли он свои ноги. Громов тогда покраснел до кончиков ушей. Не счесть было странных вопросов, да и высказываний в целом, обращённых к нему и к друзьям. Ася всегда задавала их с таким выражением лица, что сомневаться в искренности не приходилось.

Вот и сейчас она смотрела так, будто не понимала, что вскрывает самую большую рану Громова.

– Ну, с Майей, – продолжила Ася, иначе трактуя молчание. – Наверное, с ней были другие ссоры. И посуду она, наверное, мыла. Часто ты вспоминаешь о ней, когда смотришь на меня?

– Да что с тобой не так, чёрт возьми? – только и смог ответить Громов и, чтобы избежать нового конфликта, быстро вышел из комнаты.

Уже в коридоре, накидывая на шею шарф, он подумал, не были ли слова Аси насмешкой. «Могла ли она хотеть меня задеть?» – размышлял Громов, пока спускался по лестнице с Моцей на поводке.

Но уже на набережной решил, что нет. Едва ли это было в её стиле; Ася никогда не ревновала Громова к Майе. Вопрос звучал обыденно, мало чем отличался от тех, что она задавала ежедневно.

– Зачем ей это? – спросил он у Моцареллы, которая уже гоняла любимый мячик по траве, и затянулся электронкой. Собака не знала; для неё Ася была любимым человеком номер два, запасным хозяином, но ей в голову Моца едва ли могла бы залезть, даже если бы захотела. Громов же не мог понять даже десяти процентов того, что Ася делала. Это было странно: видеть человека каждый день и ощущать, будто рядом незнакомец, пусть и любимый.

– Я не сравнивал вас, – сказал он, когда сбросил куртку и ботинки и зашёл в мастерскую Аси. Они называли так рабочую комнату: бывшую гостиную, посреди которой стоял стол для шитья, а по углам были расставлены рулоны и коробки с материалами. Громов не был против того, что телевизор переехал в спальню, а диван на кухню: ему всё равно всегда всех этих комнат было слишком много.

– Но хотел бы? – Она сняла очки для работы, отложила в сторону ткань и повернулась к нему как ни в чём не бывало.

– Возможно. Но не получается. Вы разные. И мне сложно было бы уважать себя, если бы я стал сравнивать.

– Но она иначе себя вела во время ссор.

– Да. Мы оба были как спички: загорались друг об друга за секунду. Майя любила бить посуду и ломать вещи. Конечно, мне странно видеть другую реакцию от тебя, но это нормально. Мой опыт в долгих отношениях заканчивается на жене. По сути, ты вторая. Ася, ты не представляешь, как нравишься мне. Но нам надо прояснить этот момент раз и навсегда. Я не искал замену Майе, не искал такую же, понимаешь? Я вообще не думал, что смогу полюбить кого-то ещё. Просто жил. Поэтому не нужно задаваться такими вопросами.

– Я не хотела тебя задеть, Кирилл. Мне правда интересно. – Ася сделала несколько шагов вперёд, оказавшись почти нос к носу с Громовым, и провела рукой по его плечу.

– Но это ещё не всё, дослушай. Тебе нужно тоже перестать сравнивать. Так не пойдёт. Ты не Майя, и я не Богдан. Знаю, что этот мудак превратил твою жизнь в ад, но позволь мне создать… ну, хотя бы чистилище.

– Чистилище отстой, – засмеялась Ася и уткнулась носом Громову в грудь.

– Тогда называй это как хочется. Пойми главное: даже если тебе вдруг покажется, что я могу ударить, или оскорбить, или сделать что угодно ещё подобное, – этого никогда не случится. Вспомни, как я смотрю на тебя, как называю, как целую, – он прикоснулся губами ко лбу, – и отбрось плохие мысли. Мы ссоримся, мы притираемся – это нормально.

– Я не могу ничего обещать, Кирилл. У тебя своё, у меня – своё. Давай просто будем стараться друг для друга, хорошо?

– Конечно. Над чем работаешь?

– О, сейчас покажу. – Ася, как всегда воодушевлённая разговорами по поводу магазина, выбралась из объятий и подбежала к столу. Схватив телефон, она тут же повернула его экраном к Кириллу. – Мне так нравится моя пижама, не могу нарадоваться, что получилось настолько хорошо. Но у неё не универсальный фасон, особенно для детей, так что я переделала, и вот что получилось.

Громов взял телефон и всмотрелся в картинку. Едва ли он что-то понимал в одежде, кроме того, что она нужна была, чтобы не ходить голым, но воздушная розовая пижама заставила невольно улыбнуться.

– Ещё нежнее, чем твоя. Хотя, казалось бы, куда больше. Ты сама эскиз сделала?

– Да, попробовала в фотошопе, как ты советовал, и вышло волшебно! Есть ещё такие же других цветов, другого фасона – для мальчиков. Я уже написала Виктории Ивановне из больницы, она сказала, что как минимум несколько человек точно возьмут. – Ася подбежала к Громову, перегнулась через плечо и начала листать фотографии, чтобы показать всю коллекцию. – А ещё, думаю, в Липецке захотят купить несколько. Для них сделаю большую размерную сетку.

– Ты уверена, что сможешь столько сшить? Выглядит так, будто тебе скоро понадобится помощь.

– Возможно. Я думала над тем, чтобы всё же предложить Наде работу. Но пока есть время в отпуске, поработаю одна.

– Ну, решай сама. Если понадобится помощь – я всегда тут.

Громов чувствовал, что окончательно успокоился. Они какое-то время поболтали, пока Ася сделала несколько выкроек для пижамы, а после пошли смотреть фильм перед сном. На какое-то время всё устаканилось.

Глава 10. Когда игра закончится, король и пешка окажутся в одной коробке

Четвёртая игра была сложнее всех предыдущих. Как только Минотавр написал о ней, они сразу же принялись – и закончили только через три дня. Снова нужно было сражаться друг против друга: строить флот и отбиваться от нападок противника. Ася играла грязно. Часто заходила по ночам, пока Громов спал, и разрушала его флот до основания, перекрывала торговые потоки, из-за которых не было ресурсов и средств для постройки, и вообще развлекалась, как могла. Громов, который поначалу хотел поддаться, увлекся настолько, что хотел выиграть и построить флот пятисотого уровня уже не ради какой-то награды, а просто из азарта. За всем этим они даже не заметили, как прошла месячная годовщина их пребывания тут.

В итоге однажды ночью, едва борясь с подступающим сном, Громов добил нужный уровень и проспал потом до обеда, игнорируя включённый свет и завтрак.

Ариадна: Тесей!

Ариадна: Доброе утро. Поздравляю с честной победой, ты сражался как волк))

Ариадна: Мне сегодня с утра кое-что вспомнилось. Я села почитать нашу переписку сначала, наткнулась на разговор о Моцарелле и поняла, что была с ней знакома. Ты никогда не упоминал породу, я специально посмотрела, но никто не переубедит меня, что это бордер-колли. Тёмно-рыжие пятна на двух больших ушах. Правильно?

Эти сообщения пришли Громову на тридцать первый день. Он ещё валялся в кровати и строил город в Human City, поэтому не сразу заметил оповещения.

Ариадна: Я точно помню, что у неё был любимый зелёный мячик, который она однажды разгрызла. И мы покупали новый.

Ариадна: Постой, мы?

Ариадна: Я и ты?

Наконец, отвлёкшись от очередного строительства дороги, Громов сел за компьютер и с удивлением уставился на сообщения.

Тесей: утречка, Ари

Тесей: я ничего такого не помню

Тесей: знаешь, мне иногда снится всякая чушь

Тесей: не собирался тебе об этом рассказывать, но сейчас вдруг понял, что это могут быть воспоминания или что-то типо того

Тесей: например, мне снится, что я парю над городом

Тесей: недавно снова снилось будто я стою посреди поля, а вокруг меня огонь

Тесей: но не думаю что такое и правда было

Ариадна: Мне Моца твоя не приснилась – я её вспомнила.

Ариадна: И мне тоже снилось, что я парю в воздухе. Но это было не совсем так: я чувствовала, что к моей спине кто-то прикреплён, но никак не могла повернуться и посмотреть.

Ариадна: Ладно, в принципе ты прав. Это попытки слепого котёнка биться об стену.

На подносе с ужином лежал пакет, вновь замотанный изолентой. Громов догадался, что это – приз за прохождение игры. С учётом того, сколько нервов они на неё потратили, в пакете должен был быть как минимум слиток золота. Громов вспорол пакет ножницами и достал коробку. Она была уже вскрыта – просто кто-то решил красиво упаковать содержимое. На лицевой части был изображён марвеловский Локи – в чёрном костюме с зелёным плащом и в золотом шлеме. Громов знал, что это коллекционное Comic-Con издание, но не помнил, чтобы имел такую у себя. Быстро вскрыв упаковку, он достал такого же Локи, как и на картинке, только с серебристым кинжалом в руках.

– Это что, подарок? – удивлённо спросил он и перевёл взгляд на камеру. – За хорошее поведение? Так вся моя коллекция осталась дома.

Громов ещё покрутил в руках фигурку и отложил. На душе неприятно заныло: он редко делился с кем-то причинами, почему вообще начал коллекционировать, да и сам вспоминать не хотел. Главная, конечно, оставалась неизменной: в детстве он влюбился в комиксы и желал получить всё, что только могло быть с ними связано. Но во взрослом возрасте интерес уже немного угас: комиксы новые Громов не покупал и даже в интернете не читал, фильмы смотрел через один, а вскоре и вовсе бросил, но за фигурками всё равно охотился, как вор за сокровищами, потому что не мог без них.

Всё началось так, как и, наверное, у многих. По дороге из школы он вдруг заметил на прилавке ларька фигурку Супермена в полный рост. Ему тогда больше нравился Человек-паук, но и этот бы подошёл, если бы папа купил. Они остановились у ларька ради сигарет, а ушли с фигуркой: в итоге не с той, которая, по представлениям маленького Громова, не помещалась даже в его домашний шкаф, а с другой, маленькой. Но и этого ему было достаточно.

Папа был не очень внимательным человеком и иногда спрашивал, в каком классе тот учится и сколько ему лет, зато хорошо запоминал, если сыну что-то нравилось. Папа превращал это в привычку: если он знал, что Кирюша любит апельсины, то таскал их из магазина до тех пор, пока не довёл того до аллергии. Уже взрослым Громов понял, что папа пытался проявлять любовь и заботу, как мог. Это не всегда было понятно маленькому мальчику, зато, когда дом наполнился фигурками из ларьков, Громов пришёл в восторг.

Правда, тот быстро сменился разочарованием: они были сделаны из дешёвых материалов, часто даже не были похожи на прототип (у Супермена на груди была буква V) и быстро портились. Громов вновь обиделся на отца, но так ни разу и не сказал, чтобы тот перестал покупать эти фигурки. Ему казалось, что папа мог бы купить хорошую, из магазина игрушек, а не из ларька, но не хотел.

Чуть позже фигурки стали напоминанием. Сначала – о трезвом отце – папе, который всё реже и реже появлялся. Вместе с трезвым папой пропали и неловкие подарки: апельсины, шоколадки и фигурки. Потом ушёл и он сам. Отец был тихим алкоголиком, поэтому напивался и спал дома на диване под едва работающий телевизор. Проспал так почти год и ушёл так же тихо – во сне остановилось сердце.

Громов помнил это слабо, потому что тогда ещё даже не закончил начальную школу. Но затёртые фигурки с криво нарисованными глазами остались в большой коробке из-под обуви.

Теперь они занимали почётное место в деревянном шкафу, который Громов специально заказал под свою коллекцию. В старшей школе он часто выпрашивал фигурки на день рождения у отчима и мамы, а когда стал директором «Второго шанса», то начал скупать почти все редкие экземпляры. О папе в таких случаях он думал всегда: любил поразмышлять, что бы тот сказал – одобрил бы или, как мама, не понял и назвал детским увлечением. Иногда он даже по нему скучал, но нечасто – отец остался смутным воспоминанием, заменившимся вскоре отчимом, которого Громов любил не меньше.

Но вряд ли похититель хотел напомнить ему про отца. В этом просто не было смысла. С самого начала воспоминания о нём были на месте, да и вряд ли они чем-то могли помочь.

Тесей: мне прислали фигурку

Тесей: я ведь говорил что собираю?

Ариадна: Да)

Ариадна: Из твоей коллекции фигурка? А зачем?

Тесей: кто бы знал…

Тесей: может она как-то связана с тобой?

Ариадна: А что за фигурка-то?

Тесей: Локи

Ариадна: В полный рост с большими рогами?

Тесей: ну да, как на постерах

Ариадна: Хм.

Ариадна: Дай подумать, ладно?

Громов ещё раз взял фигурку в руки и покрутил. На правом, искривлённом вверх роге был едва заметный скол. Наклонившись, он провёл рукой по нему и почувствовал неровность. В одном месте, ближе к основанию, его явно склеили, да так аккуратно, что сразу не было заметно.

Ариадна: Есть некоторая вероятность, что я эту твою фигурку видела)

Тесей: некоторая?)

Ариадна: Я помню, как мы с Лёшей клеили этот рог. Но тебя не помню. Может ли кто-то ещё в нашем городе коллекционировать такие же?))

Громов рассмеялся и отложил Локи в сторону. Этот скол не имел никакого значения сам по себе, но означал одно: они с Ари и правда знакомы в жизни. И не просто случайно пересеклись во «Втором шансе» – она была у Громова дома.

Тесей: я вижу скол да

Тесей: обидно, я тебя даже не помню, а ты оказывается мое имущество портишь(

Ариадна: Ну прости :(

В какой-то момент он решил, что разгадал послание похитителя: фигурка должна была им обоим напомнить о случившемся. Возможно, они даже поругались из-за этого – кто уж теперь это вспомнит. Громова удивляло одно: даже когда воспоминания, очевидно связанные с Ари, возвращались, её самой будто там не было. Чёрное пятно, силуэт человека, сломавшего рог Локи.

Обо всём этом Громов думал перед сном. На потолке чудились тени, хотя в комнате без окон их не могло быть. Его всё не покидало чувство, что осталось что-то ещё. Силуэта фигурки на столе тоже не было видно, но Громов всё равно смотрел туда, где оставил её. Воображение дорисовывало рога – в два раза больше, чем на самом деле, они возвышались над столом и заслоняли стул. В какой-то момент они разрослись настолько, что заполнили всю комнату и проникли в голову Громову. Явь медленно перетекала в сон.

Вокруг на километры простиралось поле. Всё было засажено рожью: колоски, устремлённые вверх, не давали разглядеть тёмно-синее звёздное небо. Где-то вдалеке, вероятно, в лесу, глухо ухала сова.

Громов стоял, окружённый стенами из ржи. Несмотря на то что была уже глубокая ночь и яркий жёлтый месяц блестел на небосводе, он не чувствовал холода, а ветер, качающий рожь, не трепал короткие волосы.

Перед ним была развилка: две стены из ржи расходились в разные стороны, и Громов пытался принять решение. Не было никакого представления, что ждёт за углом с обеих сторон, но почему-то казалось, будто этот выбор имеет колоссальное значение. Сделав пару шагов вперёд, Громов остановился и посмотрел налево – в зияющую пустоту.

– А я тебе не скажу! – услышал он голос и быстро обернулся. Призрак без чёткого силуэта пролетел мимо, почти сразу растворившись.

– Это мой день рождения, Майя! Я не люблю сюрпризы, ты же знаешь! – Призрак снова промелькнул где-то совсем рядом.

– Тебе будет неинтересно!

Громов повернул голову вправо. Где-то там лаяла собака, слышался смех, голоса. В абсолютной темноте будто бы можно было даже разглядеть свет.

– Хорошо, ты мне хотя бы намекни. Это что, машина? Яхта? Дом на Мальдивах?

Громкий женский смех почти оглушил Громова, и призрак вдруг оказался прямо перед ним. Плечи стиснули чужие пальцы, и Громов невольно отпрянул, ступив в левый коридор.

– Практически! Даже лучше. Это всё стоит денег, а мой подарок бесценен.

Громов сделал шаг назад, пытаясь уклониться от прикосновений призрака, который уже принимал более четкий силуэт. Казалось, будто перед Громовым вдруг оказалось зеркало, только потрескавшееся: осунувшееся лицо, синяки под глазами, густая борода. Мутные очертания делали его ещё хуже – и мрачнее.

– Вот именно, – сказал призрак и вдруг улыбнулся. – Любой твой подарок бесценен, Майя, солнце. Колись, что ты там придумала?

Громов сделал ещё один шаг назад, споткнулся обо что-то и, не удержавшись на ногах, упал на землю. Боли не было, хотя он не успел даже руки вытянуть – так и шлёпнулся на спину. Перед глазами появилось бескрайнее синее небо.

– Так, ладно, ты только дослушай до конца. Я давно искала это, но в России так и не нашла. А тут наткнулась на сайт, где всякое такое покупают за границей и присылают по почте к нам. Сначала для пробы заказала совсем небольшую фигурку – её я тоже тебе отдам, – а потом решилась на это. Ну, на подарок твой. Денег с последней подработки не хватало, но мне так понравилось! В итоге – ты только не злись, пожалуйста, – Лиза мне одолжила немного, и вот… Вот, подожди, я сейчас принесу.

Слова Майи витали в воздухе, как будто где-то рядом радио воспроизводило всю их семейную жизнь. Громов не помнил, что подарила ему жена. Он и этого разговора не помнил, поэтому собственный голос казался чужим.

– Боже, ты меня так заинтриговала, что просто обязана подарить нечто невероятное.

– Невероятное – не то слово! Давай только я тебе сейчас покажу, а отдам на день рождения? А то это как-то неправильно. – Громов услышал шаги и медленно приподнялся на руках. Призрак никуда не делся: он стоял, водя глазами, будто правда видел Майю, и всё так же улыбался. Громов вздрогнул, когда тот протянул руку и вытащил из темноты коробку.

– Ты что, с ума сошла? Где ты это вообще нашла? – Громов-призрак приблизил коробку к лицу, рассматривая, очевидно, мелкие детали. – Это же коллекционное издание!

– Не совсем, но да. В коллекционном, полном издании есть ещё всякие постеры, футболки, наклейки, а тут только он сам, но ты посмотри на рога, на лицо. Не отличить от оригинала!

Громов медленно встал. Это была коллекционная фигурка Локи в полный рост, выполненная с невероятной детализацией. Когда она только появилась в продаже, Громов убил столько времени, чтобы найти её. Готов был отдать любые деньги, лишь бы получить в коллекцию. Майя, конечно, всё это знала, но смотрела на большой шкаф с коллекционными фигурками так же, как и мама Громова, – с непониманием и удивлением, но хотя бы не с осуждением. «Я была уверена, что после школы ты забросишь», – сказала она как-то будто бы невзначай, но Громов понимал, что она не видит в фигурках какой-то ценности. Впрочем, он не требовал этого от неё.

Но в тот день рождения Майя его просто поразила. Мало того, что она потратила столько времени и денег на поиск нужной коллекционной фигурки, так ещё и заказала её из-за границы. Громов представлял, сколько это могло стоить, и несколько месяцев после не мог перестать смотреть на жену с восхищением – она поняла, она прониклась, она подарила ему то, что сама, вероятно, считала глупостью, но сделала это, потому что любила.

Громов-призрак был на седьмом небе от счастья. Он крутил коробку в руках, стремясь рассмотреть с разных сторон, смеялся и постоянно благодарил. Реальный Громов чувствовал, как сердце сжималось.

Поднявшись, он подошёл к призраку и протянул руку. Пальцы скользнули сквозь коробку, и та вдруг исчезла, будто никогда не было. На голове появилось что-то тяжёлое, металлическое и обожгло холодом затылок и лоб. Громов вскинул руки и ухватился за рога; такие же холодные, почти ледяные, они острыми краями уходили назад. Дернув их на себя, он не смог сдвинуть шлем ни на йоту; тот будто прикипел к голове.

Громов дёрнул ещё раз, не особо надеясь на результат, и вдруг услышал удар по земле. Призрак тут же испарился, голос Майи исчез, а где-то далеко-далеко, между устремлёнными ввысь колосками ржи, завыл зверь. Удар повторился – колосья задрожали, а Громов вытянул руку, чтобы удержаться на ногах. Что-то приближалось.

– Беги! – услышал он незнакомый голос в ушах, но не сразу смог подчиниться – следом за оглушительным рыком зверь сделал несколько шагов, но в этот раз быстрее. Громов, едва держась на ногах из-за тянущего к земле шлема, забежал в правый коридор и, не разбирая дороги, ринулся вперёд.

Мимо пролетали зелёные стебли ржи, сквозь тьму пробивался редкий свет полумесяца, а прямая дорога лишь иногда сменялась развилками. Громов выбирал не думая: держался всегда правой стороны, а зверь, оглушая пространство рыком и топотом, нёсся следом.

В очередной раз повернув направо, Громов вместо привычного бесконечного поля вдруг увидел обрыв. Тот появился так внезапно из темноты, что он едва успел затормозить и, не удержавшись, упал на колени у самого края. Впереди простиралось безграничное небо, такое же тёмно-синее с редкими звездами, как и в самом начале лабиринта. Топот не прекратился – зверь приближался, и в какой-то момент Громов начал слышать его так близко, что уже не сомневался в неминуемой смерти. Развернувшись, он захотел посмотреть ей в глаза: бесстрашно вскинул голову и увидел поверх мириад жёлтых колосков рога – белые, искривленные, совсем не похожие на те, что сейчас были на голове Громова. Под ними была крупная бычья морда с кольцом в носу.

– Да не может быть… – пробормотал он, а после увидел секиру в жилистых человеческих руках – Минотавр, почти достигнув края лабиринта, остановился и поднял её прямо над головой Громова.

– Theseus Minotaurum necare putabatur, – зарычал зверь, и незнакомые звуки эхом отлетали от стен лабиринта. – Non servus factus.⁷

– Я не мог иначе, я не знал как, – забормотал Громов, хотя думал, что не понимает Минотавра. Тот зарычал снова – уже нечленораздельно – и начал медленно опускать секиру. Громов, царапая ногтями сухую землю, протянулся назад, как будто не помнил, какая бездна разверзлась там. Шлем на голове вдруг упал на глаза, и Громов вслепую сделал последний рывок. Ладони, до этого ощущавшие под собой землю, вдруг провалились, и он, не в силах удержаться на краю обрыва, полетел головой вниз прямиком в густую, вязкую темноту.

Давно уже он так не злился. Ася стояла перед ним и только разводила руками, видимо, не зная, что сказать. В руках у Громова была фигурка Локи – самая ценная в его коллекции, которая двадцать минут назад упала на пол. На шлеме не было одного рога, и уродливый скол раз за разом привлекал его внимание.

– Я же просил не трогать этот шкаф. Что угодно в доме, Ась, но не мой шкаф с фигурками! – Громов и сам понимал, как звучал со стороны, тем не менее злость брала верх быстрее, чем он мог её контролировать. Для Локи он выделил отдельную секцию шкафа, купил красивую подставку с подсветкой и уже давным-давно даже не прикасался – разве что смахивал пыль.

– Да не трогала я твой шкаф, – повторила уже в сотый раз Ася. – Мне нужно было передвинуть стол от окна, задела случайно. Я заклею.

– Не трогай, ты уже достаточно сделала.

Громов оттолкнул протянутую руку и вышел из комнаты, сжимая фигурку в руках. Обида душила безумно, но уже минут через десять, сидя на кровати, он почувствовал себя полнейшим дураком. Устроил представление – и из-за какой-то дурацкой фигурки. Она была коллекционной, выпущенной в лимитированной коллекции, но ничего из этого не делало её ценной. Кроме одного – самого главного.

Через пару часов снова оказался на пороге мастерской Аси с повинной.

– Я опять приполз мириться, – озвучив это вслух, Громов замер в дверном проёме и попытался поймать напряжённый Асин взгляд.

– Долго ещё будешь по любой мелочи срываться на меня, а потом извиняться? Самому не надоело?

– Немного.

– Твои бесконечные нападки совсем немного отличаются от того, что делал Богдан, понимаешь? Мне каждый раз кажется, будто я хожу по минному полю и не имею никакого представления, в какой момент тебе вдруг захочется что-то снова мне предъявить. Не спорю, что я не слишком хороша в уборке и иногда забываю сделать что-то из своих обязанностей, я абсолютно точно налажала и с фигуркой этой, и на прошлой неделе с доставкой, которую проспала… Да, Кирилл, я не идеальная, но это не даёт тебе права колоть меня по любому поводу. Я и так знаю, в чём мои косяки.

Каждое слово, Громов понимал это, было правдой. Кроме того, заслуженной. В последнее время у них совсем всё разладилось: конфликты возникали чуть ли не каждый день, и Ася была права – в большинстве случаев инициатором выступал сам Громов. И она закрывалась.

– Мне кажется, мы поторопились с тем, что съехались.

– Ты сам сказал: я могу пожить какое-то время тут, пока не найду новую квартиру. Мне пора её искать, я правильно понимаю?

Ася говорила жёстко, будто резала ножом. Видно было, как сложно ей давалось подобное, но Громов понимал, что не оставил выбора.

– Нет, я не об этом, боже. Просто считаю, что нам надо лучше узнать друг друга. Когда мы жили раздельно, то и вели себя иначе.

– А если я снова случайно игрушку твою сломаю? Или ещё что похуже сделаю, хотя – куда уж хуже.

– Эту мне подарила Майя, – быстро сказал Громов и протянул фигурку, которую всё это время сжимал в руках. – Делай с ней всё, что хочешь. Хоть выброси.

– И опять всё упирается в Майю. Видимо, ты хочешь, чтобы я её таки возненавидела.

Они замолчали. Ася взяла фигурку в руки, подняла с пола отбитый рог и аккуратно приставила обратно. Громов же не мог отделаться от чувства, что всё повторяется. Ссоры те же, разговоры те же, проблемы те же. От собственного бессилия хотелось заплакать: каждый раз казалось, что у него получается меняться в лучшую сторону, а потом происходило такое.

– Кирилл, я пока не знаю, что и думать по этому поводу. Меня пугает, насколько сильно ты погружён во всю эту историю с Майей. Я понимаю, что смерть любимого человека – не то, что можно легко пережить, но прошло ведь уже сколько? Четыре года? И ты вроде как планируешь строить новые отношения, но цепляешься за фигурки, сравниваешь нас с ней. Разве это нормально?

– Я не знаю, как её отпустить.

– В первую очередь избавиться от всего, что напоминает о ней. У тебя ведь точно остались ещё какие подарки, вещи её. Если ты хочешь жить дальше и строить отношения, то нужно сорвать этот пластырь. Нарывать будет несомненно, возможно даже всю жизнь, но ты обязан это сделать.

Ася сделала шаг вперёд и взяла обе его руки в свои. Громов же не мог оторваться от её глаз – настолько понимающим был взгляд, который ещё несколько минут назад готов был испепелить его.

– У меня остались все её вещи в шкафу. Одежда в основном. В закрытой секции, я туда всего несколько раз заглядывал, если честно, с того дня. Но и рука не поднимается выбросить.

– Тогда, может, сделаем это вместе?

***

Уже в машине Громов передумал. Но идти на попятную было нельзя: мешки с вещами стояли на заднем сиденье, Ася на пассажирском крутила радио в поисках хорошей музыки, а мимо проплывали не привычные городские пейзажи, а частный сектор на самой границе города.