Читать книгу: «Заговор небес», страница 3

Девушки наперебой закричали «Ура!», выбежали из-за стола и бросились к Фомичу целоваться. Получилась этакая веселая, влюбленная друг в друга куча мала.

Андрей погрустнел. Что там его экзотический салат в сравнении с десятью тысячами прыжков Фомича!

Наконец девочки отцеловались, отчокались. Расселись снова по местам, выпили.

– Шашлык-то – прелесть! – громко сказала Катя.

– Да, удался!

– Настя постаралась, – Андрей отвел от себя внимание. А может, напротив, привлек? – И мясо высший класс, и маринад.

– И повар! – подхватила Мэри, глянув на Андрея этаким многообещающим взглядом.

– А грибочки – чудо! – воскликнула Настя.

– Сама собирала, – откликнулась хозяйка. – У нас тут роща грибная. Выйдешь в будний день утречком, когда все на работе, и через час – готова корзинка. Все – белые, один к одному!

– Давайте еще выпьем – за кулинарию и кулинаров! – предложила Мэри, опять сверкнув на Андрея особенным взглядом.

Галантные мужчины снова наполнили рюмки бывшим спортсменкам.

Чокнулись, выпили, принялись закусывать.

Один только Настин Вовочка сидел, по-прежнему скрестив руки на груди, над пустой тарелкой.

За столом просидели еще долго. Воздали дань и Валентининому холодцу, и салату «оливье», и икре, и рыбе. Приговорили литровую бутыль «Мартини» и бутылку водки. Девушки налегали на «Мартини», Фомич и Дьячков пили водку, Мэри принимала и тот, и другой напиток без особого разбора, и только вьюноша пробавлялся минеральной водой. Вспоминали парашютные истории, травили байки: «А помнишь…» Выбегали курить на крыльцо.

Андрею порой надоедал девичий гам – он любил покой и одиночество, – тогда он выходил на улицу, прогуливался по участку, подбрасывал дровишек в баньку.

Наконец уже за полночь решили идти париться.

Сперва в баньку, стоявшую на отшибе, отправились Андрей с Фомичом. Настин юноша париться наотрез отказался.

Сухая парная раскалилась градусов до ста десяти. Сидели на нижней полке. Фомич только багровел и крякал. Тело его оказалось крепким, по-стариковски жилистым. Пересидеть его в парной Дьячков не мог. Вылетал из парной, бросался в снег.

Фомич научил его париться «дуплетом»: сперва сидишь в парной сколько хватает мочи, потом – в снег, затем вытираешься насухо полотенцем и снова – в парилку. «Это ж какое сердце надо иметь…» – подумалось Андрею, однако рекомендации парашютного аса он послушно выполнил. И оказалось не зря. После прыжков в снег тело по второму заходу в парилку словно бы проглаживали изнутри ласковым утюжком, миллионы нежно колющих иголочек будто вонзались в кожу. А уж когда отпарились, вышли в предбанник, Андрей с полчаса, наверное, не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Чувствовал себя как после доброго сеанса массажа – или после ночи непрерывной любви с новенькой, молодой партнершей.

Наконец вернулись в дом, умиротворенные, раскрасневшиеся.

Отправили в баню девушек. Сами с Фомичом затеяли долгий, под водочку, разговор о политике, науке, об армии и престиже Отечества – о чем еще могут разговаривать мужики под водочку после баньки! Настин вьюноша участия в диалоге мужчин не принимал, только щурился высокомерно.

Девушки тоже парились долго. Временами до дома доносились их выкрики, визг, смех: по примеру мужчин дамы тоже выбегали на снег. Один раз Андрей не утерпел, подошел к окну, подсмотрел: далеко, у бани, в снегу резвились и барахтались четыре белые фигурки, четыре нимфы: маленькая, как подросток, Настя; полноватая, грудастая Валентина; худенькая, самая пропорциональная Катерина; слегка расплывшаяся, но по-прежнему сексапильная Мэри… Андрей мельком глянул, устыдился, задернул занавеску, вернулся к столу…

Девушки возвратились, когда шел уже третий час ночи. Сна ни у кого не было ни в одном глазу, да и пьяным себя никто не чувствовал. И есть захотелось… Решили продолжить застолье. Валентина обновила закуски, поставила свежие тарелки, достала из холодильника новые бутылки.

Расселись все в том же порядке: во главе стола – Фомич, справа от него Настя, ее приживальщик и Мэри. Напротив них расположились Катя, Дьячков и Валентина. Веселье было готово вспыхнуть снова и продолжаться до самого утра. Разлили по первой – или по какой там с учетом уже выпитого?

Фомич провозгласил тост: «За прекрасный дом – и его великолепную и милую хозяйку!» Все чокнулись с Валентиной, а Маша даже вышла из-за стола, обняла и поцеловала ее.

И вдруг произошло нечто неожиданное и страшное.

Настя – она сидела напротив Андрея, поэтому он видел все случившееся слишком хорошо – выронила вилку. Лицо ее внезапно смертельно побледнело.

– Ой, что-то мне нехорошо, – сдавленным голосом проговорила она. Схватилась за живот, скрючилась на стуле.

– Настенька, что с тобой, что? – участливо воскликнула Катюша.

Настя не ответила. Согнувшись в три погибели, держась за живот, она попыталась выйти из-за стола. Ее стул упал. Скрючившись, она сделала несколько шагов. За столом воцарилась тишина. Все с недоумением, растерянностью и ужасом смотрели на бизнесменшу.

Настенька повалилась на бок, на шкуру у камина, по-прежнему держась за живот.

– Больно! – жалобно, по-детски простонала она.

Девушки остолбенело смотрели на Настю. Фомич и Андрей вскочили.

– Чем она болела? Быстро! – прикрикнул на юношу Фомич.

Тот сидел, как замороженный, над пустой тарелкой.

– Я… я не знаю, – пролепетал он.

Фомич подскочил к лежащей на боку, в позе эмбриона Насте. Глаза ее были закрыты. По лицу разлилась нечеловеческая, восковая бледность. Было видно, как посинели ее губы и крылья носа.

– Это отравление! – прокричал Фомич. – Девки, быстро! Теплой воды! Активированный уголь! И звоните в «Скорую»!

Все повскакали из-за стола – и теперь, в критической ситуации, стало на мгновение заметно, что девушки когда-то были командой. Они не принялись бестолково носиться, мешая друг другу. Каждая четко занялась своим делом.

Катя побежала к телефону и принялась названивать в «Скорую». Валюха бросилась к аптечке за активированным углем. Мэри схватила на кухне полный чайник воды и кинулась к отравившейся. Дьячков тоже подбежал к ней и стоявшему над Настей Фомичу, отрывисто спросил: «Что делать?» И только молчаливый Настин спутник в панике выбежал из-за стола и забился в дальний полутемный угол, наблюдая оттуда, посверкивая глазами, за страшной сценой.

Настя потеряла сознание. Она лежала все так же скрючившись, схватившись обеими руками за живот. Плечи ее и руки, казалось, свела судорога. Синева вокруг рта разливалась все шире по ее безжизненно-белому личику.

Фомич мягко, как куклу, перевернул Настеньку на спину. Лицо ее запрокинулось. Казалось, она не дышала. Фомич приподнял веко девушки. Зрачки не реагировали. Прислонился ухом к губам. «Дыхания нет», – пробормотал он. Скомандовал:

– Делаем искусственное! Кто?!

– Я! – выкрикнула Катюша. И добавила: – «Скорая» едет! Я им сто баксов обещала!

– Не болтай! – рявкнул Фомич. – Иди работай!

Валюха, не надевая валенок, в одних носках выскочила из дома – встречать «Скорую».

– Все окна – открыть! Лишние – на хер! – проорал Фомич.

Мэри распахнула окна и бросилась вон из комнаты. Андрей раскрыл дверь в прихожую, а потом дальше – во двор.

Когда он снова вбежал в гостиную, там уже гулял холодный воздух. Настена лежала навзничь на белой шкуре. Вид у нее был безжизненным. Фомич по-медвежьи разодрал ее блузку. Катя раскрыла Настеньке синеющий рот.

– По команде! – крикнул Фомич.

Катя приникла ртом ко рту Настены.

– Раз, два! – проорал Фомич.

На «два» он изо всех сил нажал обеими руками на грудину Насте. Андрею показалось, что что-то хрустнуло. Катя вдувала воздух в Настины легкие.

– Раз, два!! – снова прокричал парашютный ас и снова изо всех сил нажал на грудь Насте. Катя колдовала над ее ртом. Тело по-прежнему было безжизненным. Вовик и Андрей с ужасом наблюдали за этой сценой.

– Раз, два! – опять скомандовал Фомич. Снова – удар руками в грудь, снова – хруст ребер.

Тело Насти дернулось, но, как прежде, оставалось безжизненным.

– Раз, два!

Хруст!

Андрей увидел, как по лицу Кати, которая делала искусственное дыхание «рот в рот», покатились две слезы.

– Может, нашатырь? – робко спросил Андрей.

– К черту! – прорычал Фомич. – Работаем! Раз, два!!

Андрей отвернулся. Он не мог этого видеть. Со стороны ему казалось, что несчастное тело Насти абсолютно, стопроцентно мертво.

Откуда-то издали послышался вой сирен «Скорой помощи». «Господи, да успейте же вы! – стал молить про себя Андрей. – Да скорее же! Сделайте что-нибудь! Укол в сердце, дефибриллятор – что там у вас есть?!»

Впервые на его глазах умирал человек.

Не в силах вынести этой картины, он выбежал в сени, а потом на крыльцо. Вслед ему несся рык Фомича:

– Работаем! Раз, два!

С крыльца Андрей увидел, как в широко распахнутые ворота особняка въезжает машина «Скорой помощи». «Рафик» с красным крестом остановился рядом с «фиатиком». Из машины выпрыгнули в снег Валюха в одних носках и два человека в белых халатах поверх пальто. Они порысили к дому.

Втроем они взбежали на крыльцо, пронеслись мимо Андрея в гостиную.

– Всем отойти! – закричал из гостиной врач.

На крыльцо к Андрею вышла Валентина. Глаза у нее были безумными, ее колотила крупная дрожь.

– Дай сигаретку! – как сомнамбула попросила она.

– Я не курю, – безучастно отвечал Андрей.

– Спасут? Как ты думаешь, ее спасут? – горячечно спросила Валя.

На крыльце появилась и Катя. Уткнулась Андрею в плечо. Всхлипнула. Он обнял ее. Ничего спрашивать не стал. Ему все было ясно…

Через пятнадцать минут на крыльцо вышел опечаленный врач. Закурил.

– Она умерла? – жадно спросила Валентина.

Доктор грустно кивнул.

Валюха заплакала в голос. Зашмыгала носом Катюша.

Глава 3
Волшебное путешествие

Павел, 6января, 15.00

Я вздохнул и откинулся в своем любимом кресле.

Итак, меня подряжали раскрыть покушение на убийство.

Мне же, судя по всему, досталось, в нагрузку к покушению, еще и полноценное убийство.

С утра у меня имелись: одна жертва – Катерина Калашникова, одно орудие преступления – пистолет, один мотив – неясный и один преступник – неизвестный.

Теперь же, после рассказа Калашниковой и Дьячкова о событиях на даче Валентины Лессинг, я получил две жертвы: Настю Полевую, отравленную в особняке, и мою клиентшу, в которую стреляли на самом людном перекрестке Москвы. А еще: два орудия (пистолет и яд) и, наверное, два мотива и двоих преступников.

Или все-таки: один мотив и одного преступника?

Об этом следовало хорошенько поразмыслить.

Супруги Калашниковы (в дальнейшем я буду называть их именно так, по фамилии жены: голубоглазая доцент в их дуэте играла, похоже, первую скрипку) просидели у меня в офисе почти до трех часов. Римка замучилась таскать кофе – мне и очкастому профессору, и чай – Екатерине Сергеевне.

После моего вопроса об имени «Настя» (которое произнес убийца на Страстном) – его я, словно невзначай, задал уже на улице, у капота «фиатика», – мы вместе с Калашниковой и Дьячковым вернулись в мой офис. И вот тут-то, в течение двух часов, они рассказали мне, с помощью моих наводящих вопросов, страшную историю гибели Насти Полевой.

Затем, в конце своего рассказа, они поведали о том, что было дальше.

Врачи «Скорой» посчитали причиной смерти гражданки Полевой острое отравление грибами. В то же время ни у кого более из гостей особняка ни малейших симптомов отравления, слава богу, не наблюдалось.

Вскоре прибыла милиция и опросила всех присутствующих.

Затем дождались труповозку, и тело Насти отправили в морг. В дальнейшем, после вскрытия, судмедэкспертиза подтвердила первоначально установленную причину смерти – пищевое отравление; предположительно – грибами.

Похоронили Настену три дня спустя на Ваганьковском кладбище (на таком престижном – оттого, что здесь уже обрели последнее пристанище ее отец – академик-математик и мама). В могилу к ним и подхоронили Настеньку Полевую.

В печальной церемонии участвовала уйма народищу. Вся Настина фирма – включая, естественно, молчаливого юношу Вовика. Однокурсники погибшей – Настена заканчивала в свое время кооперативный институт. Присутствовала на обряде прощания и дочка госпожи Полевой, о существовании которой многие узнали только на похоронах. Это было бледное, заплаканное существо лет восьми. Была также сестра погибшей. Она оказалась – или казалась? – много старше и много простоватей Насти.

Участвовал в траурной церемонии и аэродромный люд, включая мою клиентшу Катюшу вместе с супругом, Фомича, Мэри и множество других бывших и ныне действующих парашютистов и летчиков.

Не было одной только Валентины Лессинг. Ее, впрочем, никто не осуждал. Остаток ночи Валентина провела, ни на секунду не сомкнув глаз и уговорив совместно с Фомичом литр водки. Остальные спали по комнатам наверху – или пытались спать. А Валентина пила, плакала, винила во всем себя – и снова пила. На следующее же утро Валюха, гражданка одновременно и России, и Германии, вызвала такси и отправилась в Шереметьево-2. Каким-то чудом достала в предновогоднем ажиотаже билет на Франкфурт, а оттуда улетела в Кельн: к сыну, мужу и свекрови. Валентину общественное мнение жалело и понимало: вряд ли кто согласился бы оставаться, да еще в одиночестве, в доме, где произошло столь страшное событие.

Странность происшедшего заключалась, однако, в том, что Валюха была заядлым грибником. Грибы она собирала с детских лет и разбиралась в них великолепно. Даже на аэродроме, в нелетную погоду, она отправлялась не пить и не спать, как многие, – а в лес, на тихую охоту. Поверить в то, что Валя Крюкова-Лессинг могла по ошибке сорвать, а потом отварить, пожарить и подать на стол бледную поганку – нет, поверить в это никто не мог.

Хотя… Хотя, говорили другие, и на старуху бывает проруха. И у человека, тысячу раз отпрыгавшего без единого происшествия, на тысячу первый раз, бывало, отказывал и парашют, и запаска…

Или, шептались третьи, это была не случайность – но преступление? А что, если Валентина Лессинг намеренно положила в тарелку несчастной Настеньке ядовитый гриб? Но, при таком допущении, сразу возникала целая свора вопросов. И главным из них был: а зачем?

Жизненные пути Насти и Вали никак не пересекались. Одна делала свое дело, другая – свое. Первая занималась карьерой, деньгами, фирмой. Вторая – строила особняк, семейные отношения и карьеру мужу. Делить им было ровным счетом нечего – ни мужики, ни деньги меж ними не пробегали.

Может быть, зависть? Нет, завидовать одна другой вряд ли могла: социальный статус и материальное положение обеих были примерно равными, хотя покойница Настя добилась всего сама, а Валюха обрела достаток через удачного мужа. Валентина и Настя даже встречались друг с другом, после того как восемь лет назад «завязали» с парашютами, раз в год по обещанию. Несчастная тусовка в католический сочельник вообще была их первой встречей за последние два, а то и три года.

Тогда, может быть, – шептали уже потом, на поминках, некоторые горячие и взбудораженные алкоголем головы, – Настеньку отравил кто-то другой? Кто-то из гостей особняка?.. Но кто?..

Фомич?

Катя или Андрей?

Мэри?

Бледный юноша?..

Что же тогда получалось: кто-то из них привез с собой в гости (в кармане? в дамской сумке?) бледную поганку, втихаря бросил ее в блюдо, а затем спокойно смотрел, как Настенька умирала?.. Так это, что ли, было? А главное – зачем кому-то из них это понадобилось? Каков мотив?.. Никто не мог придумать мотива… Да ведь и все прочие, возражали вралям трезвые головы, кушали тогда эту грибную приправу. Ведь и он же сам, предполагаемый убийца, мог бы тогда взять да отравиться?!

Все кушали, кроме бледного Вовочки, шептал тут некто уж совсем циничный и всезнающий.

Но опять же: представить, что юноша, выдернутый благодеяниями Настены на свет божий и только-только учившийся пользоваться теми привилегиями, которые он – благодаря лишь одной Насте! – вдруг получил… Представить, что этот хиляк поднимет руку на свою благодетельницу, – нет, этого не могли даже сверхотчаянные фантазеры. Нет, нет и нет!..

Все это разговорившиеся супруги Калашниковы поведали мне, с пятое на десятое, в моем кабинете.

Наконец я распустил их по домам и взял с них слово, что они оба будут крайне осторожны. Никаких ночных прогулок, особенно в одиночестве, никаких бандеролей от незнакомых лиц, никаких случайных попутчиков в «Фиате»… Ну, и так далее – смотри «Основы безопасности жизнедеятельности», курс для средней школы.

Калашникова мои предостережения слушала уже вполуха. Она спешила на урок (становилось понятным, отчего семейка разъезжает на иномарке и имеет возможность оплачивать мои услуги: репетирование оболтусов по иностранному языку нынче стоит до пятидесяти баксов за занятие). Высокоученый супруг Калашниковой так же, как между делом выяснилось, промышлял частными уроками – но по физике. Физика теперь не в такой цене, как английский, но баксов пятнадцать за занятие профессор, думается мне, срывал.

Калашниковы наконец удалились. Я дал им номер своего мобильного телефона и пейджера и велел звонить, если будет нужда, в любое время дня и ночи.

Следом за клиентами упорхнула и счастливая Римка. Ее ждали молодые святочные оргии на папиной даче в Абрамцеве.

Я остался один-одинешенек в офисе – и во всем, казалось, полутемном, гулком институте.

Самое время было, чтобы обдумать полученную информацию. И попытаться выстроить план расследования.

Но еще со времен работы на государство я ненавидел все эти «планы расследования», всю эту бумагоделательную фигню. Кроме того, сегодня был последний трудовой день перед тремя рождественскими выходными, и мне оставалось всего несколько часов, если я хотел хоть кого-нибудь застать на службе. Пусть даже в безалаберной обстановке коллективной пьянки.

Так что через семь минут я уже заводил свою «восьмерку», одиноко стоявшую перед входом в институт.

По пути в район метро «Бауманская» в голову мне лезли разные мысли, и все почему-то связанные с моим расследованием.

Первая мысль была цитатой из учебника по криминалистике (сиживали и мы на лекциях, сиживали!). «Согласно статистике, – гласил учебник, – около девяноста процентов бытовых убийств совершаются половыми партнерами жертв».

Последним половым партнером Настеньки являлся, судя по рассказу Калашниковых, недоношенный Вовик. Мне представлялось очень интересным заглянуть в его честные глаза. А кроме того, узнать, какое положение он занимает в фирме покойной г-жи Полевой. И не улучшилось ли оно, это положение, после гибели Насти.

Мысль номер два, посетившая меня по дороге, была такова: если Настя Полевая ездила при жизни на джипе и имела дом на Мальте, то сколько сотен тысяч долларов (или, может быть, даже миллионов…) стоит ее фирма? И кому она, эта фирма, теперь отошла?

Наконец, третья мысль имела непосредственное отношение к моей клиентке. Заключалась она в следующем: «А не преувеличил ли человек с пистолетом, повстречавший Екатерину Калашникову вчера на Страстном бульваре, ее наблюдательность?.. Может быть, она видела (или кому-то показалось, что она – видела) на даче что-то, что делало ее нежелательным свидетелем?..

И не похож ли человек, стрелявший вчера в мою клиентшу, на этого самого Вовика – последнего полового партнера убитой?»

Рефлексии мне не слишком свойственны. Решив, что три мысли, да еще одновременно, для частного детектива – это чересчур много, я сосредоточился на дороге и включил радио.

Орущие «Красные, горячие, острые перчики» быстро вымели из моей головы мысли о предстоящем расследовании. Но я пару раз вспомнил о своей новой клиентке.

И вдруг, совершенно неожиданно для себя, подумал, что она – прекрасна. Что она – красива, умна и женственна. И что мне хотелось бы встретиться с ней в обстановке чуть менее формальной, нежели мой офис. Скажем, за бокалом вина в ресторане. И еще я, к своей досаде, понял одно: что я беспокоюсь о ней. Беспокоюсь не как об очередной клиентке, которая должна дожить до момента, когда ей придется выкладывать деньги за мои услуги. Я почувствовал, что волнуюсь о ней, почти как о близкой мне женщине.

«Еще чего не хватало!.. Ничего личного! – прикрикнул я на себя. – Ты что, забыл свой принцип: в отношениях с клиентами – ничего личного?! А?!»

На последних метрах пути мне удалось изгнать непрошеные мысли о Екатерине Сергеевне Калашниковой. Решающим явилось то, что у женщины имелся, между прочим, хоть и невенчанный, но, кажется, любящий (и любимый) супруг. Этому дурачку Дьячкову повезло. Не ценил он, похоже, и не понимал своего счастья.

Но – чу! Я приближался к пункту своего назначения.

Туристическая компания «Мэджик трэвел» помещалась на втором этаже двухэтажного особняка в районе Бауманской улицы. Моего знания языка хватило, чтобы перевести этот англицизм как: «Волшебное путешествие». У входа я заметил сиротливый «Киа-Спортэйдж». Кажется, на нем ездила покойная Настя. Кто, интересно, теперь сметает с него снег и давит на его акселератор?

Я взглянул на часы. Было без пяти четыре. Очень удачное, почти круглое, время для делового визита. Недаром я надел свой единственный (но от Кардена!) галстук.

Перед выездом я проштудировал газету «Экстра-М»: ее каждую неделю приносила к нам в офис бодрая старушонка.

Среди туристических компаний, дававших рекламу в эту газетку, «Мэджик трэвел», руководимая Настей Полевой, ныне покойной, значилась. Однако ни размерами, ни способами подачи, ни ценами ее объявление ровным счетом ничем не отличалось – ни в лучшую, ни в худшую сторону – от семидесяти двух своих конкурентов. Все те же: «Прага, Париж, Париж – Диснейленд, Париж – Лазурный Берег, Хургада, Каир, ОАЭ, Европа – автобусом, недорого!» Все те же цены: «От 299 у.е., от 349 у.е., от 599 у. е….» Три телефона, факс, адрес, e-mail. Web-странички не имеется. Вся эта полезная информация о «Мэджик трэвел» была размещена на фоне стандартной псевдосексуальной блондинки в эфемерном купальнике, блаженно нежащейся где-то на красноморском пляже. Словом, обычная туристическая фирма, каких много.

Трудно было себе представить, чтобы Настю (да еще руками ее любовника или же одной из подруг!) грохнул кто-то из конкурентов по бизнесу. С таким же успехом, как мне показалось, он мог бы замочить семьдесят остальных подателей туристических объявлений.

Но, впрочем, надо поглядеть…

Извилистыми коридорами – то поднимаясь по каким-то ступенечкам, то опускаясь – я прошел по второму этажу, следуя за указателями, отпечатанными на лазерном принтере: «Мэджик трэвел». На указателях имелась та же сисястая блондинка, как на газетной рекламе. В коридоре отвратительно пахло надоевшим за праздники салатом «оливье», и где-то в противоположном конце его раздавались взрывы коллективного смеха. Слава богу, от этого очага разнузданного рабочего веселья я, кажется, удалялся.

Наконец бумажные стрелы привели меня к стальной двери, поверх которой была приклеена скотчем все та же бумажонка с названием фирмы и грудастой блондинкой. «Не густо, – подумал я. – Контора-то у Насти была не самого высокого полета».

Я решительно толкнул дверь, ведущую в «Волшебное путешествие».

В большой комнате со стандартным евроремонтом (больнично-белые стены, черные столы, черные кресла) помещалась, судя по всему, вся целиком, в полном составе (за исключением, естественно, бедной Насти), компания «Мэджик трэвел». И она, эта компания – о чудо для второй половины дня сочельника! – ничего не праздновала.

За длинной конторкой, в которую сразу упирался посетитель, сидели две девицы унылого вида. На конторке были разбросаны в художественном беспорядке глянцевые проспекты. Те же проспекты висели в развернутом виде по стенам.

В глубине комнаты, справа, стояли три стола. За одним из них сидела матрона лет пятидесяти. В тот момент, когда я открывал дверь, она как раз принимала лекарство. Увидев меня, она смешалась и принялась судорожно запивать пилюльку. «Приятного аппетита!» – сказал я ей, чем смутил еще больше. Два других стола были пусты.

У стойки на одном из стульев для посетителей сидел и, очевидно, пытался кадриться с одной из конторских девушек мой Вовик. Калашниковы описали его точно: хилая бородка, слегка отрешенный вид. Он то ли еще не дослужился до собственного стола, то ли покинул его ради того, чтобы быть поближе к очередному объекту своего пылкого сердца. Удивительно непостоянны эти современные молодые люди!

Наконец, в самом дальнем углу комнаты – а помещение, которое занимало «Волшебное путешествие», было весьма обширным – метров сорок общей площади – имелась небольшая каморка за глухими дверьми. Таким образом, все в фирме «Мэджик трэвел» было устроено по американскому стандарту, каким он понимается в Бауманском районе Москвы. Конторка – для работы с клиентами, тройка столов – для сотрудников и отдельный кабинетик – для босса.

Именно туда, к кабинету босса, я решительно направил свои стопы. Без стука распахнул дверь.

В начальственной каморке имелись: стол, за ним —кожаное кресло (такое же, как мое офисное), два стула подешевле – для посетителей, а также сейф. И два человека. Первый стоял у окна. Это был джентльмен лет пятидесяти с пеньковой трубкой в руках. Своим видом он словно олицетворял разложение британской аристократии – с поправкой, опять-таки, на московский лад. Второй была толстая немолодая дама в роговых очках. Она печально сидела на стуле для посетителей.

– А где Настасья Филипповна? – осведомился я у присутствующих.

– Ее, м-м, нет, – проблеял полумилорд.

– Как это – «нет»? – слегка возмутился я. – Мне назначено. Шестого января, шестнадцать ноль-ноль. – Я демонстративно посмотрел на часы.

– Боюсь, она не сможет вас принять, – вздохнул джентльмен.

– Как это? – довольно грозно настаивал я. – Почему же она мне не отзвонила? Не перенесла встречу?

Тут я заметил, что у полной дамы по щекам заструились слезы.

– Я просил бы извинить нас, – с учтивостью проговорил «англичанин», – но она не сможет с вами встретиться, потому что она… она… Словом, она скончалась.

– Как?! – воскликнул я, будто бы пораженный громом.

Джентльмен кротко покивал. Полная дама продолжала плакать.

– Какое горе… – пробормотал я. – Но, может быть, я тогда смог бы поговорить с ее заместителем?

Псевдомилорд воззрился на меня так, будто я предложил пойти и совместно плюнуть на Настину могилу.

– Кто ее заместитель? – продолжал настаивать я. – Дело в том, что мы с Анастасией Филипповной уже договорились о совершенно уникальном, необычайно выгодном для вашей фирмы сотрудничестве…

– Ее заместитель – я, – печально вздохнул джентльмен с трубкой.

– О! – радостно воскликнул я. – Очень приятно!.. А вы, наверное, главный бухгалтер? – обратился я к даме.

Она кивнула, не переставая плакать.

– Тогда вам тем более надо выслушать наше предложение! – продолжал я, демонстрируя редкую, даже по нынешним временам, толстокожесть. – Это грандиозно! Можете себе представить: у нас есть огромные скидки на путешествия во Флориду! До восьмидесяти процентов! В любой сезон!

Джентльмен глядел на меня, выпучив глаза. Казалось, он плохо понимал, о чем речь.

– Мы представляем крупнейшего туроператора по Америке, а конкретно по штату Флорида, – продолжал нести я пургу. – Несмотря на то что наша компания, с американской стороны, открыта совсем недавно, она уже владеет сорока тремя отелями по всему побережью, на любой вкус, от двух до пяти с плюсом звезд. Мы чрезвычайно заинтересованы в российском рынке, и мы с Настасьей Филипповной уже условились о том, что ваша фирма будет представлять наши услуги на российском рынке. Очень, очень выгодное предложение! Скидки – до восьмидесяти процентов! Вы представляете? До восьмидесяти!

В то время, как я нес эту ахинею, я внимательно отсматривал реакцию «джентльмена». На даму можно было не глядеть: она откровенно плакала, утирая глаза платочком, и на меня никак не реагировала. На лице же заместителя Насти Полевой – и теперь, судя по всему, полновластного распорядителя делами фирмы «Мэджик трэвел» – читалось только плохо скрываемое раздражение. Оно, его лицо, выглядело так, словно в дом, где только что утонул хозяин, ввалился коммивояжер, рекламирующий стопроцентно защищающую от влаги складную кепку-зонтик и в придачу к нему – совершенно бесплатно! – особую губку для удаления мокрых капель с макинтоша.

– Вы можете себе представить, что это такое – восемьдесят процентов?! – с энтузиазмом воскликнул я.

– Мы не могли бы, э-э, – прервал меня «джентльмен», – встретиться с вами в другой раз?

– В другой раз?! – я был страшно поражен. – Но речь же идет о восьмидесяти процентах! О скидке в восемьдесят процентов!

– И все-таки, – настаивал «милорд», – нам, э-э, необходимо слегка разобраться с делами после, э-э, безвременной кончины Анастасии Филипповны.

– Но время не ждет! – горячо воскликнул я. – В конце концов, если вы медлите, я – несмотря на то, что нас с покойной уже связывало джентльменское соглашение! – оставляю за собой право обратиться в другую компанию!

Джентльмен грустно улыбнулся и развел руками: что же мы, мол, можем поделать.

– Тогда простите великодушно – и до свидания! – удрученно молвил я и развернулся.

– Вот моя визитка! – спохватился наконец «милорд». – Позвоните мне!

– Я знаю ваши координаты, – глухо молвил я и вышел из каморки. – Анастасия Филипповна вам бы этого не простила.

Последнюю фразу я произнес, уже открыв дверь и перешагивая порог каморки – в расчете на прочих сотрудников «Мэджик трэвел».

По сути я, кажется, был совершенно прав: Настя Полевая в самом деле не простила бы своим соратникам (вплоть до увольнения!), когда бы они вот так запросто, даже толком не выслушав, дали уйти человеку, предложившему столь выгодные условия. Пусть нынче – вечер сочельника, пусть компания только что похоронила директора, но настоящий бизнесмен, насколько я их, предпринимателей, понимаю, стал бы торговаться даже у распахнутого гроба собственной матери.

Похоже, «Мэджик трэвел» страдал той же болезнью, что и большинство российских компаний (особенно тех, что возглавляются женщинами): директор страх как боится внутрифирменной конкуренции – а потому окружает себя сплошь вялыми, никчемными личностями. Мне хотелось бы ошибиться, но блеющий джентльмен, если он останется у власти, потопит «Волшебное путешествие» с быстротой идущего ко дну «Титаника».

Во всяком случае, представить себе, что эти двое – джентльмен и полная главбухгалтерша – заказали хладнокровное, хорошо обдуманное убийство собственной начальницы, было выше моих сил.

Тогда кто это мог сделать?

Подойдя к стальной двери, коей заканчивались владения «Мэджик трэвел», я развернулся.

– До свидания, дамы и господа, – молвил я с приличествующей случаю скорбью. – Примите мои искренние соболезнования…