Читать книгу: «Знакомьтесь, мой текст. Сборник лучших работ участников онлайн-марафона», страница 5

@gedonistka2

– Четверка – это не оценка, – голос бабушки звучал буднично и как всегда уверенно. Я даже повернулась проверить, нет ли ее за спиной, стоящей надо мной в позе «учитель начальных классов». На столе был лишь магнитофон со старой кассетой, которая продолжала оправдываться уже моим детским голосом.

Интересно, что эта запись вообще была найдена и, через много лет, когда и бабушки уже давно нет, и я уже далеко не ребенок, она продолжала меня стыдить. Бросило в жар, предательски запылали щеки, вспотели руки – все как в старые, добрые времена.

Нажала на кнопку магнитофона и стою в полной тишине. Хотя, кого я обманываю, я продолжаю внутренний диалог с бабушкой. Всю жизнь. Стараюсь соответствовать всем ожиданиям, выполнять все заветы, стать хорошей и прожить жизнь правильно.

Страшно. И одиноко. Проживать чужую жизнь. Как будто нет возможности тогда встретиться с собой и своими желаниями, как будто нет вообще права желать. Страшно начать желать и узнать себя, такую далекую и непонятную, нелогичную, странную и противоречивую. Разную.

Ставлю запись снова.

– Четверка – это не оценка, – бабушка не сдается и настаивает, она не привыкла к отказам и чужому мнению. Мне показалось, что она даже удивилась моему ответу.

– Я хочу прожить свою жизнь, со своими оценками, ошибками, победами и желаниями. И я начинаю.

@splju_na_hodu

Когда я училась в начальной школе я очень боялась закрытых помещений. Клаустрофобия, что—то типа этого…

Лет с 10 я до смерти боялась ослепнуть. Мне казалось, моя прогрессирующая близорукость не остановится, и я потеряю зрение навсегда.

В 20 лет я стала бояться духов. Все осложнялось тем, что вокруг меня люди постоянно рассказывали о своих встречах с потусторонними мирами… Я была у протестантов, как вы помните. Почти все из них видели черных волков у себя дома, тени на стенах, которые угрожали им смертью, столы и стулья, парящие в воздухе (но при имени «Иисус!» мебель возвращалась на место), во сне их душили, а в ванной могли запереть… Я боялась настолько, что не могла оставаться дома одна даже днем.

В 25 мне стало казаться, что мой папа обязательно разобьется на машине. Фобия была настолько сильной, что мне часто снились сны, что это происходит.

Потом я родила детей…

Я боюсь пожаров, машин, онкологии, травм.

Я боюсь даже за свою жизнь, хотя, казалось бы пф—ф—ф, ну чего там моя жизнь, нашла из—за чего переживать, когда страшное может произойти не со мной… Но нет, за себя я тоже боюсь.

И вот вчера мне вдруг неожиданно выпал шанс подумать, а чего же я боюсь в области самореализации и творчества?

Я честно думала. Весь день ходила с этим вопросом. Но давайте уж напишу, как есть.

Я ничего не боюсь в плане творчества. Мне не страшно писать. Я понимаю, что сейчас это принято считать чем—то страшным, но…

Нет, я не боюсь.

Я хочу написать книгу. И я не боюсь ее написать.

Хотя… Один маленький затык есть.

Я боюсь, что я написала не так, как принято, ну принято же бояться, а я написала, что не боюсь и теперь на мне поставят крест в самом начале марафона. Вот да, сейчас я этого боюсь.

А вы чего боитесь?

@poet_camilla

Каков ты, самый трудный и насущный страх? Каков ты, страх, мешающий мне жить?

Страх говорить. Страх слышать собственно себя.

Часы и дни у логопедов. Неспособность худо—бедно ответить идеально выученный урок. Неспособность провести презентацию. Ты зазубрил все слово в слово, но забыл. Слова как будто растерялись. Хотя на деле попросту застряли «где—то там»: в terra incognita, где обитают страхи.

Мой образ страха – это скотч. Тот самый рулон скотча, которым добрые родители заклеивали мне рот в прелестном и нежнейшем детстве. Чтобы молчала. Не орала. И не просила купить куклу, ведь денег нет даже на хлеб.

Вот ты, лежишь передо мной. Прикатился из прошлого века. Я наклонюсь к тебе поближе. Ты ведь мне что—то говоришь?

– Ну что? Болтаешь? Просишь куклу?

– Нет—нет! Молчу! Ты научил меня на годы.

– Вот, правильно! Усвоила уроки! Давай на всякий случай повторим. Когда ты молчишь, то ты не можешь совершить ошибку. Хорошая. Согласная. Такой тебя все любят. Только такая ты нужна. Поэтому молчи. Не вздумай пикнуть слово! Ведь у меня есть друг: ремень! Ты его помнишь? А, Камилла? Он до тебя не мог добраться только потому, что на пути всегда был я!

– Гордишься. Да. Спаситель, как же! Давай напомню, что случалось дальше? Я убегала за сарай и отдирала тебя с губ. Такое чувство, что прямо с губами. Потом, конечно, не могла решиться выйти, но ведь зато была свободна! Об этом ты забыл? Забыл?!

– Слышь, ты! Липучий полимер! Твоя задача – удержать намокшие за зиму дачные обои, а не мешать мне жить! И не тебе решать, хотеть мне куклу или не хотеть! Хочу – ору, никто не запрещает! Хочу – пою, хочу – читаю матный рэп. Мои слова – моя свобода, а ты – молчи! Молчи! Молчи!

Иза Дрим @istoriiz

– Чего ты боишься, дочка?

Она смотрела на меня мягко, по—отечески, склонив голову набок так, что вся ее поза располагала к себе и вызывала доверие. Ей было около 70, может 65. Лицо – круглое, с размытыми чертами, но кожа, пусть и с морщинками, как будто искусно сделана из костяного фарфора – такая хрупкая и тонкая, покрытая невидимой матовой пудрой. Рука сложена на колене аккуратным жестом, и мне непреодолимо хочется легонько погладить Ее, как ребенку не устоять перед коллекционной куклой, хотя трогать и играть с ней строго—настрого запретили.

Она называет меня дочкой, потому что я годилась бы ей в дочери. Или потому что это такое нежное слово, которое сразу говорит: «Я хочу тебе только добра». Но мне все равно страшно ответить Ей.

Мне страшно настолько, что мои мысли путаются сами об себя, и я не могу ответить даже сама себе. Мне хочется, хочется сказать Ей правду, но я сама не могу ее знать и понять. Вдруг я отвечу что—то не то?

Вдруг я отвечу что—то не то, а Она не сможет сохранить свой легкий изгиб тонких губ. Они дрогнут, а во взгляде что—то мельком мигнет – разочарование? Она не покажет его словом или жестом, но я буду знать, что огорчила Ее.

Вдруг я отвечу что—то не то, и Она будет знать, как несовершенны мои помыслы. Ей не захочется думать обо мне и радоваться моим делам, ведь их корень и исток окажутся не безукоризненны. Не то чтобы был какой—то эталон или, наоборот, откровенные изъяны во мне. Но… Небезупречно.

Вдруг я отвечу что—то не то на Ее вопрос. Вдруг я ошибусь – что будет? Сказанного не вернешь, сделанного не отменишь. Вдруг получится хуже, чем могло бы случиться будь все иначе?

– Чего ты боишься, дочка?

Вдруг Ты не будешь меня так больше звать?

@da_eda_sochi

Я прошла по квартире и проверила, что ничего не забыла. Это уже восьмой переезд за последние девять лет. Переезды уже перестали быть стрессом, и я даже успела создать традиции при смене места обитания. В самый последний день я остаюсь в уже старой квартире одна: занимаюсь засовыванием дорогих сердцу, но абсолютно бесполезных в быту вещей, в последний вагон, в свою ручную кладь, как правило эта кладь становится неподъемной, но я не сдаюсь. Собираю любимые вещи и разговариваю сама с собой, со своими мыслями. И, знаешь, всегда очень конструктивный диалог получается.

И сегодня убрала, закурила, посмотрела на рюкзаки и подумала, что обязательно нужно взять с собой неисполненную поездку в Крым всей семьей, не купленные лески для удочек на обещанную рыбалку Святику, не сшитое платье для куклы Миры, мои еще не сбывшиеся мечты.

Страх? Ну да, есть такое дело. Говорят, он где—то под ложечкой, и от него холодно.

Не знаю, мой страх другой – от него жарко, от него суетливо и сердце выскакивает. Больше всего я боюсь, что ничего не изменится, поэтому и разговариваю в пустой квартире. И каждый раз благодарю любой наш дом, что был именно домом, что дети в нем росли, что мы любили, и что дальше идем вместе.

Все, потушила сигарету, выдохнула и смело вышла за порог.

Не страшно, живем.

Ан Клай @an_8_klai

Сюрреализма кусочек заверните и чашечку перемолотого будильника, пожалуйста!

 
Шла по улице, ровным я шепотом,
Ничего, никого, блин, не трогала,
А тут хрясь, и прям под ноги матерно,
Вход в метро, как узор вырезается.
 
 
Я в вагон ржаво—скрипельный, в точечку,
С опасеньем погрузку оформила.
И на скорости охренитительной
В направлении «Ебитить—ясельный»,
Вниз на станцию темно—же—страшную,
Как карась, без башки выбултыхнулась.
 
 
Разъезжаются двери прогнутые,
Хрустом сломанной коленной чашечки.
И во тьме, липко—пакостной, с проседью,
Востро—зубельный монстр виднеется.
Много—лаповый и много—глазовый.
Ко всему он еще и таращится!
 
 
Охренительно сердце так екнуло.
И, собрав чумодан, умоталося.
Я за ним, с криком матерно—значимым,
Сквозануть прямиком навострилася.
Но, блин, ноги прилипли ко станции.
И уволились. Так не вовремя.
Взяв же в руки остатки сознания,
Я с тем монстром решила здороваться:
 
 
«Охренительный маникюр у вас!
Тот, что красненьким слегка вымазан.
И длина вон какая эффектная.
По колено сейчас актуальненько!»
 
 
За спиной выключатель я щупаю,
Тот, что свет мне щас сделает, ядерный:
 
 
«И глаза, замечательно разные!»
Продолжаю, икая повизгивать:
«Те, что синие, слева, за лапаю.
И два красных, – киваю, – красивые!
А как светятся – закачаешься!»
 
 
Выключатель, скотина, не ищется.
За спиной уж всю стену обмацала.
Монстр хлопнул глазами по—разному.
И шагнул мне навстречу решительно.
 
 
За секунду я завещание,
Написала и даже отправила.
За вторую проведала дедушку,
Он пинком меня выпроваживал.
Ну, а в третью секунду монстрятина,
Выключателем щелкнул над лбом моим.
 
 
И распался на тени прозрачные,
На свету, отчего то, не страшные.
Обтекая меня же по контуру,
Загрузились те тени в вагончики
И поехали куда надобно,
По делам своим буднично—сереньким.
На платформе осталась лишь я стоять,
По—колено отвесив все челюсти.
Ну еще одиноко фонарь светил,
И все ржал надо мною, качаяся.
 

Дарина @clutchbook. darina

В комнате горел свет. Я осторожно приоткрыла дверь. За столом в центре комнаты сидели трое и резались в подкидного. Полная дама походила на учительницу литературы. Второй, что яростно и азартно бил козырями, был, как бывший шеф, только с усами. Кто третий, я не поняла. Со спины было трудно даже определить, мужчина это или женщина.

Дама подняла взгляд от карт и увидела меня.

– А, это ты? Не стой в дверях. Сквозняк—с.

На секунду я замялась, но отступать было поздно. Я прошла и села на диван.

Странное дело – видеть их вместе, за одним столом. Зачем они здесь? А я?

– Скажите, а зачем вы тогда так опозорили меня перед всем классом? – выпалила я внезапно, обращаясь к даме с пучком.

– Кто, я?! Когда?! – взревела дама.

– Ну тогда в 10 классе… Я что—то ляпнула про Катерину, ерунду, конечно. Но и вы, конечно, тоже зря. При всех. И при Коле. Так унизительно!

– Унизительно… – передразнила дама. – Знаешь, что унизительно? Знать всю литературу от и до, и так и не написать ничего самой, кроме записей в школьном журнале. А годы—то идут, и ничего не поделаешь. Хоть верьхом скачи, хоть в парадное входи. Если все будут писатели, кто будет ваши опусы изучать? Я что ли? – дама снова взяла карты. – Постойте, у меня тут туз червей.

– А вы? – Я повернулась к усатому. – Вы мою статью раскритиковали. Перед всем коллективом на атомы разобрали, одни предлоги не тронули. Целый год мне ее припоминали, пинали как могли. И неплохая ж статья была. Я вот через 15 лет прочитала снова. Хорошая. Зачем?

– Не зачем, а для чего, – усатый смотрел в карты.

– Ну, для чего?

– А для того, чтоб не повадно было. То у тебя какая по счету статья была? Вторая. А первую твою хвалили? Хвалили. А если б и вторую? Нельзя.

Усатый взял карту из колоды. Я закусила губу.

– А вы? – Обратилась я к третьему игроку. – Вы кто? Не узнаю вас.

– Узнаешь, кто, когда писать начнешь, а я – комментировать то, что ты пишешь, – затряслась от смеха спина. Писательница…

Дама с пучком и шеф с усами прыснули.

Я тихо вышла за дверь. Оглянулась и посмотрела на троицу, которая полностью погрузилась в игру.

– Знаете… Спасибо вам, – сказала я обернувшись.

Никто меня не услышал.

Я закрыла дверь и задвинула засов.

Александра Агафонова @chto_eto_berrimor

Косогор, на котором они стояли, открывал отличный «продающий» вид. Изумрудный лес, бездонная синева неба, стрижи гоняются за мошкарой. Запах весенних цветов. ⠀

Внизу кинутой мятой тряпкой лежало изломанное камышом озеро.

Савелий наблюдал за бобром – тот вылез из воды и деловито шагал к очередной вишне.

– Вид прелестный, – изрек наконец старик. – Как это у вас называется? Штампы?.. Допустим. Ну а это что? – он указал на зверя. – Ленива ты, мать, что ли? Работы боишься?

Она не ответила, лишь повернула голову в сторону бобра.

Бобр в три укуса перегрыз дерево, смачно сплюнул щепку и пояснил:

– Не лень, старинушка. Теперь я зовусь модно: про—кра—сти—нация!

– Какая нация? Ась? – Савелий погладил окладистую бороду.

Вишня белым облаком плюхнулась в воду, распугав лягушек. Бобр же потопал к следующему дереву. Дошагав до тощего ствола, он вдруг подбоченился и поставленным голосом продекламировал:

– Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо… – Вгрызся в древесину. Хр—р—рясь!

– Боязнь авторитетов, – вынес диагноз Савелий.

Животное довольно крякнуло и продолжило:

– О, сад мой! После темной, ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… (Хр—р—рясь!!!)

Она поморщилась, махнула рукой:

– Тихон, брысь! Довольно!

Зверь замер на секунду, как бы не веря в такую несправедливость.

Савелий одернул свой залатанный сюртук, поймал ее взгляд.

– Ладно, ладно, все понимаю, матушка. Но меня—то, меня—то зачем ты выкопала?

– Да как же, Савелий Иннокентиевич! Как без тебя—то? – она смотрела с искренним недоумением. – Вот жил ты…

– Двести лет как в земле сырой…

– Вот именно! Жил, любил, делом своим занимался! Детей растил! А что я о тебе знаю? Ел борщ да кашу? Имел сорок кур да двадцать свиней?

– Почти тридцать, отчего же?

⠀ Она сломала веточку с вишневым цветом.

– Да какая нахрен разница? А мысли твои? А чувства? Ничего не осталось?!! Ты же грамотный был!! Сложно было пару строк черкануть потомкам? Я не хочу так!

– Так это… и кур до пятидесяти, бог миловал, было в лучшее время. И крыша не соломой, а дранкой крыта…

– А что, Савелий, не люб тебе мой маленький писательский адочек?

@anyleks

Вода – мой источник вдохновения и одновременно… моего страха. Вот так бывает в жизни, да.

Эта стихия меня притягивает своей мощью и вселяет просто животный страх перед своей силой.

Расслабленность на берегу и сковывающее напряжение при погружении. Восхищение бескрайними просторами моря и тягостное волнение при попытках плыть чуть дальше, чем ноги еще могут достать до дна.

В бассейне страха нет. Там видно дно, можно легко нырнуть и дотронуться до него рукой. У бассейна есть границы. У реки, моря, океана – они тоже есть, но я их не вижу, не ощущаю.

Это все из детства – неудачные попытки заплыва и очень своевременное спасение

Так и с творчеством! Сидишь на берегу – любуешься бескрайним океаном чужих творений. А нырнуть и создать свое? Только в рамках определенных. Ну, вы поняли – плавание в бассейне. И ведь так нравится читать других, как круто пишут, какие книги создают – вот так на берегу сидишь, читаешь. Тоже все из детства – из его строгих рамок.

А хочется и тянет рискнуть… но нет… как в воде: чуть лишнее погружение, и сразу судорги и невозможность дышать.

Но все же подхожу ближе, собираю воду в ладони, слушаю шум моря… «Не бойся… ш—ш—ш… не обижу… мы сможем стать добрыми друзьями… ш—ш—ш…»

И теплые волны ласкают ноги… «Иди ко мне… обниму… ш—ш—ш… расслабься, со мной ты можешь быть любой. Я давлю только на сопротивление. Сними очки прошлого, не бойся почувствовать свободу настоящего…»

Погружаюсь. Волны бережно качают как в колыбели. Медленно тянущее чувство внутри отступает. Легкость и безмятежность. И теперь я знаю: все получится, все обязательно получится! У меня есть мое море, и я ему доверяю.

Алена @__alenaver__

– Дура! Как ты могла?! – не жалея своего горла, орал на меня муж. – Тебе же под колеса мог попасть ребенок!

И вот тут мне стало по настоящему страшно… И я поняла, как сильно я рисковала, и как сильно мне повезло.

Да, я расквасила две машины. Чужую и семейную, ну, как семейную, мужа.

Мне не было страшно, когда я, выезжая задом на горку, газовала, чтобы не заглохнуть, и со всей дури въехала в бок желтому Москвичу.

Мне не было страшно, когда мне предложили все решить полюбовно деньгами, не вызывая ГАИ, и я сняла все деньги с карты и отдала их чужому человеку.

Но мне стало ОЧЕНЬ страшно, когда я услышала слова мужа: «А если бы под колеса попал ребенок? Ты бы его задавила!» Меня охватила жуткая тревога. Ладони покрылись липким потом. Глаза залили ручьи слез. Началась истерика. Муж не спешил успокаивать. То ли он хотел, чтобы я почувствовала весь драматизм ситуации, то ли ему было жалко свою машину и ее разбитый бампер и фару.

Но именно тогда я сильно испугалась.

Последствия были очень плачевны. Я начала бояться ездить. Мне повсюду мерещились задавленные дети. Я не могла больше сесть за руль. Со временем мой страх значительно вырос, окреп и превратился в страшного, жирного монстра, который приезжал ко мне в дурных снах, на том самом желтом Москвиче.

Наверное, я больше никогда бы так и не села за руль, если бы не такое же драматическое стечение обстоятельств.

Муж сломал ногу.

И мне пришлось столкнуться со своим страхом лицом к лицу. Возить меня по делам больше было некому. И мне пришлось взять себя в руки.

Помню, я подолгу сидела в машине. Разглядывала отражение в зеркалах заднего вида. И боялась тронуться с места. Я умом понимала, что не нужно боятся. Нужно быть просто внимательной. Но долго не могла решиться. А потом что—то щелкнуло!

Я поняла, что мой страх мне не враг. Он мой союзник. Он защищает меня от опасности!

Страшно = внимательно!

Это придало мне сил.

Я смогла побороть свой страх.

Я благодарна ему, как самому строгому и самому эффективному из моих учителей!

А у вас в жизни были ДТП? Как вы побороли свой страх?!

Алина Феникс @sun_within_me

Собака страшная. Такая, знаете, как в сказке «Огниво». Большущая, брыли висят, слюни текут, глаза огромные и остекленевшие, лапы, словно молоты Тора, бровями только водит туда—сюда. При одном взгляде на нее сжимается, как пружина, нутро. Холодный пот тонкими струйками стекает по спине и груди, капли скапливаются на резинке от трусов и замирают на пупке. Мелкая дрожь проходит по телу, цепенеют конечности.

Так выглядит мой страх. Страх перед публикой, которая вдруг не поймет и не оценит то, как и о чем я пишу. Осмеют, закидают тухлыми помидорками (специально ж для меня такие в карманах своих носят), раскритикуют. Не то подумала, не так выразилась, недостаточно глубоко, совсем не тонко, вовсе не творчески.

Может, ну его, это писательство? Безопаснее не высовываться, не отсвечивать, не публиковаться. Собаку руками не трогать, не раздражать своим присутствием. Она на страже. Молчит и смотрит. Что думает, черт ее знает. Одно неверное движение, и я могу стать ее жертвой. И больше никогда не заговорить с читателем, кем бы он ни был.

Но что если этот Бро (так назову пса) охраняет Меня? От того, что рукописи так и не будут напечатаны, статьи так и не будут опубликованы, читатель так и не признает таланта. Охраняет от обиды, от боли разочарования, от непринятия другими. Ведь это важно. Говорить и быть услышанной. Делать и получать отдачу от тех, для кого ты это делаешь. Отдавать и принимать.

Но если я не буду пробовать, то так и не узнаю, на что способна. Если не буду преодолевать страхи, так и не смогу сдвинуться с места и останусь погибать и захлебываться в трясине монотонности. Собаку надо приручить. С Бро нужно подружиться.

Кто помнит, как в сказке «Огниво» солдат прошел этот квест?

Может, и я так смогу…

Екатерина Устюгова @lenivyi_bloger

СТРАХ БОГАТСТВА

Огромный рыжий верблюд со свалявшейся шерстью на крутых горбах смотрит презрительно и строго.

– Я туда не полезу! – кивает он на мой блокнот, щелью между страницами и впрямь напоминающий игольное ушко.

Метафора очевидна. Если рискну из своего скромного писательского хобби сделать престижную профессию, Царствия Небесного мне не видать?

– Ну я же еще ни копейки за свои произведения не получила… – мямлю, отодвигаясь от неприятно пахнущей животины.

– Да тебе только позволь! Уже бестселлер, поди, за пазухой припрятала! Чтобы оставаться порядочным человеком, знаешь что нужно? Смотри на меня. Горбатиться!

На обвислой морде – удовлетворение и гордость.

– А приличное вознаграждение за честный труд получать – ну вообще никак?

– Тогда ты о приличиях и не вспомнишь! Туалет будешь золотой плиткой выкладывать!

– Ах вот оно что. Раз так, мне и впрямь без тебя не обойтись, аскет мой пустынный. Пойдем к моему авторскому признанию вместе. Будешь бдить, чтобы я гонорары на секс, наркотики и рок—н—ролл не спускала. Сам знаешь, как для меня духовность важна.

Глажу теплый округлый бок.

– А пока будем идти, я тебе книжечку одну почитаю. «Большое волшебство» называется. Лиз Гилберт написала. И стыд при этом не потеряла. Там и о страхах – точно таких, как ты. И о людях – точно таких, как я. А еще говорится: относитесь к своему призванию, как к самой важной вещи в жизни, и в то же время не относитесь к этому слишком серьезно. Понимаешь?