Ведьмочка в Боевой Академии

Глава 25

Тут Сандр Огненный понизил голос и этак вкрадчиво говорит:

– А позвольте полюбопытствовать, адептки, что вы делали возле этой, как вы выразились, полуразрушенной избушки?

И голос-то его становился все выше и сильнее.

Вилка замерла с открытым ртом и попятилась. Я посмотрела на ректора и попятилась тоже. Глаза его, до сих пор, изумрудом сверкающие, прорезала яркая огненная вспышка. Светлая мать… Вот как сейчас начнет огнем-то кидаться или молнии пускать, тут всем нам и конец придет.

Дурацкая мысль-то. Он же ректор. Ректор! Значит, должен об адептах заботиться, а не огнем в них кидать.

Но вот в окне-то тогда я его видела, когда в кабинете Никос был.

Страшен ректор в гневе, ох и страшен.

Мы с королевишнами испуганно переглянулись. И тут я вконец струхнула. Если уж эти, королевишны, испугались, значит, есть чего бояться. Ой, есть…

Зажмурила я глаза на минутку целую, а когда открыла, Сандр Огненный уже пришел в себя. По крайней мере, огненный вихрь из его глаз уже не пытался вырваться. Затих, выходит.

– Так, адептки, – мрачно и ледяным прямо вот тоном сказал ректор.

– Вы нарушили одно из правил Академии. Напомнить, какое? – Сандр Огненный прищурился и стал выглядеть значительно старше. Морщинки прорезали его лоб. Да, непростое это дело, в Боевой академии ректором-то быть.

– Н-нет, господин ректор, – упавшим голосом одна за другой ответили местные королевишны.

– Нет? Помните, значит. Прошу вас произнести его вслух! – ректор зло выдохнул.

Вилка, а за ней и Тильда, громко и размеренно начали:

– Не выходить за пределы Академии, не приближаться к зоне бывшего ведьминского факультета.

Но вот Вилка, она Вилка и есть. Не удержалась:

– А почему, интересно, ей вот можно? – и сверкнула на меня глазами. И Никосу Ланьери можно.

– Потому, адептка тан Ржевски, что Никос Ланьери был отправлен туда мною, в качестве наказания, на трудотерапию. А что это означает?

Тильда упавшим голосом ответила:

– Значит, у него был допуск.

Вилка же упрямо поджала губы:

– А мне вот дядя говорил, что я могу ходить по всей Академии. И браслет у меня с допуском, вот!

Сандр Огненный прищурился:

– Да что вы говорите, адептка тан Ржевски. Прямо новость для меня. Пожалуй, сегодня же свяжусь с господином канцлером. Он очень меня просил докладывать ему о вашем поведении.

Вилка малость с лица спала и опустила глаза.

Но потом, я прямо вот зауважала ее, честное слово, выпрямилась, и холодным таким тоном заявила:

– Как вам будет угодно, господин ректор.

Сандр Огненный хмуро взглянул на нее и вздохнул:

– Идите, адептка тан Ржевски.

Вилка повернулась и, не глядя даже на Тильдушку, вышла за дверь. Тильдушка тоже попыталась тихой сапой выскользнуть за подружкой. Да не удалось.

– А вы куда, адептка Калитая? – Сандр Огненный в упор посмотрел на Тильду и та тотчас остановилась.

– Я… подумала, что тоже идти могу, – быстро она вывернулась, молодец.

А я и сама ведь тоже скорее повернулась, да на цыпочках стала подкрадываться, потихоньку, к двери-то.

– Да и вас, адептка Маленская, я еще не отпускал.

Ректор, конечно, мой маневр заметил. Я также опустила глаза и на цыпочках вернулась назад.

– Значит, заклинание спотыкаш, говорите, – ректор подошел поближе к Тильде и тут зрачки его стали совсем как точки, и забегали быстро-быстро. Ух ты… Это что же он делает-то? Сканирует. Точно, сканирует ауру-то Тильдушкину.

Вот что значит боевой маг! Оказывается, и это они умеют.

А я-то думала, что только ведьмочки так могут. Правда, у бабули вот никогда зрачки не бегали. Да и у меня тоже. Вот он, разный подход, у магов и у ведьмочек.

Мне достаточно чуть прищуриться и посмотреть вот так, по особому.

– Итак, адептка Маленская, что вы видите в ауре адептки Калитой? – вдруг спросил меня ректор.

А я… ну, я даже растерялась. И поняла, что все это время смотрела вовсе не на Тильду, а на него.

Почувствовала, как яркий румянец залил все мое лицо и даже шею.

Ну что ж такое-то…

Я нахмурилась и заставила себя всмотреться в ауру девушки.

Ведьмочка я, в конец концов, или кто?

И неожиданно заметила, как в одном из этих радужных, прозрачных слоев будто точечки да цветом ярким, красным показались.

Не должно такого-то быть. Я присмотрелась повнимательнее. Точки эти никуда не ушли. Интересно…

А ректор, он что же, тоже увидел?

Смущение мое как рукой сняло и я посмотрела Сандру Огненному прямо в лицо.

– Вижу точечные разрывы в третьем слое ауры, – доложила. Вот прямо как бабуля учила, точно и по существу.

Сандр Огненный одобрительно кивнул и задумчиво забарабанил пальцами по столу. Потом кивнул каким-то своим размышлениям и медленно сказал:

– Вот что, адептка Калитая. Сейчас мы с вами проведем небольшое исследование, так сказать. Проверим ваши знания в этом вопросе.

Тильдушка прям вся побелела и прошептала еле слышно:

– Господин ректор, неужели это и правда дикая ветрянка?

Тут я опять не выдержала:

– Никакая это не ветрянка! Да будь это настоящая дикая ветрянка и Вилка уже ходила бы изукрашенная вся. И не только она! И Ник, и Лаврик тоже.

Я повернулась к ректору:

– Дикая ветрянка очень заразная, господин ректор! Да может и мы бы с вами уже б заразились.

И вдруг неожиданно смутилась. Вот сказала так сказала. “Мы бы с вами”… Ну конечно. Показала ты себя, Ведяна, во всей красе. Да это ж всем ведьмочкам известно, что никакая заразная болезнь к огненным магам-то не пристанет. Уж больно аура у них сильная. Даже если какая и попытается просочиться, то сгорит ярким пламенем.

Вот тут-то Тильда не выдержала:

– А что, что тогда со мной? – и подскочила ко мне с перекошенным лицом.

Глава 26

Я шарахнулась в сторону. Что это с ней?! Да она никак ко мне с кулаками кинулась-то. Ой-ей… На ведьмочку, не инициированную?

Неожиданно передо мной возникла огненная стена. Вот откуда не возьмись возникла.

– Адептка Калитая! – раздался совершенно ледяной голос ректора.

– Вы будущий маг. Учитесь держать себя в руках! Или, может быть, вы хотите ходить изукрашенной таким вот образом до конца ваших дней или заработать что-нибудь похуже? – язвительно добавил Сандр Огненный.

Слова его на Тильдушку произвели прямо вот неизгладимое впечатление. Она остановилась и опустила кулаки. Сразу вот почти.

– Значит, это все-таки она меня прокляла, – Тильдушка посмотрела на меня зло и обреченно.

Вот что интересно-то. Стена была огненная, но совершенно прозрачная. Только время от времени по ней пробегали синие, мгновенно исчезающие прожилки.

Да это ж молнии! Светлая ма-ать…

Я с ужасом покосилась на ректора. А ну как не удержит он их?

И тотчас себя обругала. Архимаг же. Ну как не удержит-то? Но страшно. Молнии пробегают зигзагами, исчезают, а потом опять появляются. И пахнет как летом после грозы.

Жуть как страшно.

– Вы пришли в себя, я вижу, адептка Калитая, – холодно сказал ректор и огненная стена тотчас исчезла.

– А по поводу вашего вопроса… Вы ведь уже на пятый курс перешли, я ничего не путаю?

Тильда кивнула.

– Странно. Мне казалось, что маг-теоретик к пятому курсу уже должен понимать, с чем он столкнулся. Или вы так плохо учились все четыре года, адептка Калитая?

Тильдушка заморгала и тут глаза ее увеличились чуть не в два раза.

– Эмм.. Ну, если не ведьма, я хотела сказать, не адептка Маленская меня прокляла, то…

Может быть, это остаточный фон так подействовал? – она выдохнула и уставилась на ректора.

Сандр Огненный довольно качнул головой.

– Выходит, что-то вы запомнили. А теперь скажите мне, адептка Калитая, какие действия нужно предпринять в таком случае?

Тильдушка нахмурилась и вдруг лицо ее озарилось пониманием:

– Нужно вернуться в то же самое место, и провести ритуал очистки. Вернее, попросить, – тут ее губы искривились, – чтобы ритуал провела адептка Маленская.

– Почему именно она? – с дотошностью спросил ректор и в упор посмотрел на Тильду.

А я так просто сама чуть рот не раскрыла. Надо же. Никогда бы не подумала, что в боевой Академии учат таким тонкостям. Ведь это ж не Ведьминская академия.

Я ошарашенно посмотрела на Сандра Огненного.

Ректор заметил мой взгляд и губы его дрогнули в чуть заметной улыбке.

– Может быть вы нам скажете, адептка Маленская?

Я сглотнула. Самой стыдно, что не догадалась-то. Вот только сейчас до меня дошло. По всему выходит, что фон остаточный, о котором сказал ректор, был. И был что в самом домике бабулином, что вокруг него. Значит, не меньше, чем двести метров в окружности. Но вот почему я сама-то не догадалась?

Обидно и стыдно до слез.

Нахмурилась, угрюмо посмотрела на ректора и ничего говорить не стала. Вот еще. Это Тильдушка у него адептка, настоящая, пусть она и отвечает. А я… Я вот послушаю.

Сандр Огненный поднял бровь и настаивать на моем ответе не стал.

Вот. Я тут не настоящая адептка, а так. В гостях, можно сказать.

– Ну хорошо. Послушаем ваш вариант, адептка Калитая.

Тильдушка вздохнула, кинула на меня неприязненный взгляд:

– Потому что, по видимому, остаточный фон наложился на заклятье, которое она вот сказала. Фон же такой бывает только в тех местах, где жили сильные ведьмы.

– И вы, адептка, прекрасно знали, что приближаться к местам, где такой фон есть, запрещено, – опять сказал ректор.

– И, значит… значит… Но ведь такой фон, защитный, он ведь только родную кровь признает! – блеснула познаньями Тильдушка.

Сандр Огненный поднял бровь:

– Отлично, адептка Калитая. Надеюсь, теперь вы точно знаете, почему в ближайшее время вам может помочь только Ведяна.

И когда ректор вот так сказал, “Ведяна”, и даже совсем не назвал меня “адепткой Маленской”, сердце забилось и щеки опять налились жаром. В его устах мое имя звучало так… я не знаю, как-то ласково и даже,ну, вот будто вокруг никого не было больше.

Ой, похоже, меня опять понесло не туда.

А Тильдушка хмуро кивнула головой и посмотрела на меня.

Ну, еще бы.

Ведь от меня и только от меня теперь зависело, будет ли она ходить вся в мелких красных пятнах, или вернет себе очень даже свежий цвет лица. Кожа-то у нее тоже ведь белая да нежная.

А я…

Я ведь могу и заартачится.

Нечего было обзываться, вот.

Сандр Огненный внимательно так взглянул на Тильдушку, а потом – на меня.

– Обе свободны, адептки, – веско сказал ректор и глаза его блеснули. Но, слава Светлой матери, изумрудным огнем.

Мы с Тильдушкой, не сговариваясь, ринулись к дверям.

Глава 27

Выскочили мы с Тильдушкой за дверь и та мгновенно захлопнулась. Вот чуть юбки мне не прищемила. Похоже, довели мы сегодня ректора. Сначала Никос, принц этот, который что-то там сделал недозволенное, потом вот я учудила. Честно, сейчас мне стыдно было.

Вот как, как я могла не почувствовать тот “остаточный фон”, как его назвал-то ректор.

Это по их, по-магически оно так называется. По нашему-то, по ведьмински, зовется просто “дымок”. Когда ведьма покидает свой домик, насиженное место свое, то от нее остается отголосок ауры. Ведь мы, ведьмочки, живем в согласии с миром вокруг. И мир нас принимает, заключает в объятия. И растения, и животные и воздушные элементали, особенно земляные-то.

Это ну, как память. Память о той, что здесь жила и любила. Любила все вокруг.

А когда вот так случается, как со мной, что нежданно-негаданно попала в этот домик, где бабуля жила, то он, фон этот, память-то, проснулась.

Пробудилась, потому что кровь и правда не водица. Я сама, выходит, и пробудила его, фон-то.

Но не сразу, а когда Тильдушка меня обозвала, да я шибко рассердилась, вот тогда все и случилось-то.

Это как защита сработала, отсроченная. Вот недаром у них тут в Академии правила эти. Толковые очень. Похоже, очень уж хорошо ректор разбирается в ведьмовстве-то.

Интересно, откуда?

Впрочем, если бабуля тут преподавала… Ну, нет. Ведь тогда его еще и на свете не было.

Наверное, в книгах родовых записи сохранились. Точно. Откуда же еще?

Тильдушка вырвалась вперед, и скорее вниз по лестнице, только пятки засверкали.

И я понимаю, почему она так спешит. Уж очень ей не хочется меня просить-то. Это ж прощения просить придется, у ведьмочки.

А ведь иначе никак. Не получится ритуал провести, если не попросит.

И ведь знает она это. Прямо жалко мне ее стало. Мне и самой-то прощения просить было непросто, даже у родной бабули.

Я вздохнула и даже вот не знаю почему, вдруг подняла голову. Как почувствовала чей-то взгляд. Ой-й… Чего себя то обманывать. Сразу я поняла, чей это взгляд-то.

И точно.

В окне ректорского кабинет качнулась занавеска и ощущение этого взгляда ушло.

Ректор… Сердце на мгновение остановилось, а потом застучало сильно-сильно и кровь опять бросилась в лицо.

Ну почему этот Сандр Огненный, которому почти сорок лет, вы только подумайте, так на меня действует-то?

Да на меня Никос, принц-то, так не подействовал. А уж он красавчик, каких поискать.

Вон, Тильда-то за ним туда ринулась, к избе-то. Нарушила правила, не побоялась.

Бегает за принцем, выходит? Оно понятно, сердцу не прикажешь и все такое, но бегать за парнем-то…

Не, не по мне это.

Тильда, которая вырвалась вперед, нехотя замедлила шаг. Ага, значит, все-таки решила долго не тянуть с извинениями?

И точно, вот как угадала я.

Остановилась королевишна, вот как раз на развилке и остановилась.

Одна дорожка, выметенная да вычищенная, вела, видно, в общежитие адептов.

Другая-то, красного кирпича, кое-где заросшая травой, вела к бывшему бабулиному домику.

Остановилась, и меня ждет. А я что? Подошла, да и потихоньку обошла ее. Ну, не буду ж навязываться. Пусть первая скажет. А то как обзываться, так сразу.

– Эй, ведьма, – нехотя, выдавливая из себя слово за словом, сказала Тильдушка.

– Не ведьма, а Ведяна! – сказала я громко и отчетливо. Пусть запомнит, ага. А то мне здесь до осени жить. И жить хочется хорошо. Спокойно жить хочется. Вот пусть учится обращаться с ведьмочкой правильно. А то видишь, и грамотная она, и, оказывается про остаточный фон знает, а туда же. Потащилась к домику. Рисковая девчонка, хоть и маг-теоретик. Я покосилась на Тильдушку.

Нахмурилась королевишна, но деваться-то некуда. Не хочется такой красавишной в Академии ходить. Светить пятнистым личиком перед Никосом-то.

– Ну, Ведяна, – процедила сквозь зубы. Что ж. Лиха беда начало.

– Чего сказать хотела, Тильдушка? – прищурилась я.

Чутка перекосилось лицо королевишны:

– Дойдем до дома твоего, скажу.

Я кивнула. Видно, неплохой она будет маг-теоретик. Смекнула, что толку от извинений сейчас будет немного. А вот на нашей, ведьмовской-то территории, вот там – другое дело. Там заклятье спадет. Должно.

Даже улыбнулась я:

– Тогда поспешай за мной.

Конечно, по дорожке пошла я первая. Так, на всякий случай. Мало ли, ведь сколько лет прошло. Проснувшаяся память, “дымок-то”, спала долгонько, как бы чего не начудила. А кому разбираться? Правильно, мне.

Тильдушка шла быстро, но вперед не вырывалась. Хватило ей. Понятливая.

Трава между красными кирпичами становилась все гуще. А значит, скоро мы и к домику подойдем. И вот как-то сразу на душе стало легче. Будто все вокруг стремилось меня обнять. Нежные травинки ласково льнули к ногам. Ветерок легко касался разгоряченных щек. В воздухе неожиданно запахло нагретой на солнце сосновой смолой и мелиссой. Знакомый запах такой. Будто к дому я подхожу, тому, которого уж и нету. Один пепел остался. Да и тот селяне развеяли над посевами.

Наконец дорожка завернула и передо мной показался старый покосившийся на одну сторону домик. Погодите-ка…

Я глубоко вздохнула и попятилась. Наткнулась на Тильду и мы обе чуть не свалились.

– Осторожней ты, ведьм… Ведяна, – ох и молодец Тильдушка, спохватилась-то как вовремя.

– Куда тебя несет? Чуть с ног не сбила, – она недовольно посмотрела на меня.

– Костюм из-за тебя помяла!

А мне вот сейчас было не до костюма ее. Да и не до Тильдушки совсем.

Потому что передо мной не было старого, покосившегося на одну сторону домика.

Я закрыла глаза и потрясла головой. Знаю, бывают такие остаточные фоны, память старая, то бишь, что рисуют перед тобой картины былого-го.

Вот как живые, те картины.

Проекции, если на магическом языке.

А как глаза закроешь, да потрясешь головой как следует, а потом откроешь – и нет их, проекций этих, иллюзий-то. Развеются как дым под легким летним ветерком.

Открыла глаза.

И не поверила им. Вот ну ни на минуточку не поверила.

Потому что передо мной вместо развалюхи стояла добротная, будто только что срубленная, изба. Покрытая свежей дранкой крыша золотилась на солнце.

Стекла во всех окошках были на месте и сверкали чистотой. И на них, на окошках-то, появились занавесочки. Белые такие, в голубых васильках.

Светлая мать…

– Тильда, – позвала я. – Скажи, что ты видишь?

Я повернулась к королевишне, которая с недовольным видом отряхивала свой форменный костюмчик от приставшей травы. Юбочка в складку и правда чуток помялась, да и к рукаву пиджака прицепилась легкая паутинка.

– Тебя вижу, – недовольно отозвалась Тильдушка.

– А кроме меня? Что ты видишь там, впереди? – я затаила дыхание.

Глава 28

– Да что там может быть, кроме развалюхи этой, – брезгливо поджала губки Тильда и нехотя подняла глаза от рукава, с которого пыталась снять паутинку.

– Мамочки… – девушка ахнула и сделала невольный шаг вперед. В меня чуть не воткнулась. Хорошо, что я-то уже готова была. В сторонку сдвинулась. Что ж это получается? Тильдушка тоже увидела, как домик изменился. Не показалось мне, и никакие это не шутки “дымка”.

– Видишь, значит, дом-то? – уточнила я на всякий случай.

Тильда ошарашенно смотрела вперед и кивнула головой.

Потом перевела взгляд на меня:

– Эт-то… Это что, ваше волшебство так работает, ведьминское? – и глаза ее засверкали. Маг-теоретик она точно призванию. Вот как оживела и даже не смотрит больше на рукав-то свой и помятую юбку.

А я не знаю, что и сказать. Ведьмочка я молодая, конечно. Дожила до восемнадцати лет, а вот о таком ведьминском волшебстве и не слыхала никогда.

Пожала плечами и медленно, шаг за шагом, стала подходить к домику. Тильдушка за мной. И хоть чувствовала я, как ей хочется выбежать вперед, да ума королевишне хватило не высовываться.

Шаг в шаг старалась за мной идти. Ровно как я, когда только что попала в Академию Боевую-то, и шла шаг в шаг за дядькой Симеоном.

– Слышь, Тильда. А почему все зовут дядьку Симеона магистром? Что он у вас ведет, в Академии-то? – задала я давно мучивший меня вопрос.

– Спецкурс по анимагии, – возбужденно ответила Тильдушка и прибавила было шагу. Но я тут же ее за рукав прихватила:

– Не спеши. Постой-ка немножко.

А сама подошла к крылечку поближе да и поклонилась в пояс, прежде чем подняться-то. Сзади послышался смешок. Тильдушка не выдержала. Да, трудно магу, пусть и теоретику, понять нас, ведьмочек.

Тут не понимать надо, а чувствовать. Я ведь почему поклонилась? Вы думаете, привычка у меня такая, что ли?

Нету такой привычки.

А вот…вот сразу поняла, что сделать нужно. Сердце дрогнуло и мысли из головы убежали. Поклонилась, и все.

И тотчас почувствовала где-то там, далеко, в глубине, что все правильно сделала.

Ведь пробудившаяся память, считай, дух дома, это совсем не шутки. Своенравные они существа-то. Меня признал, конечно. Как не признать родную бабулину кровь. Но вот уважения они требуют. Ну, а мне ведь нетрудно совсем.

Но сердце и у меня забилось сильно-сильно. Наверное, как сейчас у замершей сзади Тильдушки.

Потому что я сразу вспомнила, что в домике-то Лаврик оставался.

Ой-й..

Я подхватила юбки и ринулась в избу. Дверь передо мной тотчас открылась и даже ни разу не скрипнула. Новенькая, из дуба мореного, не иначе. Тяжелая и надежная. Я заскочила в сени, которых было и не узнать. Увидела новенькую длинная лавку вдоль стены, а над ней появились крючки для верхней одежды. На полу лежали цветные домотканые половички.

Ну вот совсем как дома.

И хоть душа-то моя болела за парнишку, а все ведь заметить я успела.

Мы, ведьмочки, очень внимательные и память у нас хорошая. Иначе никак, с травками, зельями да настоями дело имеем.

И тут вдруг слышу знакомый такой говорок, от которого чуть не села с размаху на новенькую лавку-то.

– Не-ет, Лаврик-к. Этот горшочек мо-ой, мрр, – и чье-то довольное чавканье.

Это что же такое деется-то, а? Мой Рыська разговаривает с посторонним…

Я отказывалась в это верить. Вот совершенно. Потому как для любой ведьмочки это дело немыслимое. Невозможное это дело, чтобы твой фамильяр показался постороннему-то. А уж чтоб и говорить с ним стал…

Нет, у меня все-таки видения. Как их, галлюцинации. И слуховые тоже. “Дымок” это, точно, “дымок” чудит. Но какой он силы-то… Я опять зажмурила глаза и потрясла головой. Вот изо всех сил своих потрясла. Мало ли, что и Тильдушка дом увидела. “Дымок” запросто мог ее тоже заморочить, раз уж и меня заморочил. Ведьмочку-то наследственную.

Страшновато было открывать глаза, но я их открыла. А морок-то никуда не делся!

Сверкает свежим лаком лавка, радуют глаз яркие домотканые половички под ногами.

Я нахмурилась и решительно подошла к двери в комнату, откуда до сих пор слышалось довольное чавканье.

Протянула руку и не успела коснуться начищенной латунной ручки в виде лапы, которую обвивала змея, как дверь открылась сама.

Признает хозяйку домик-то, “дымок” тут или нет, а признает.

Вошла я в комнату и обмерла. Печка, печка-матушка стояла вся белая-белая, будто только ее сложили да побелили. Даже запах побелки еще чувствовался. Это как же понимать-то?

В печке, как ему и положено, как я его и оставляла, стоял мой котелок.

Да только тоже сиял, как начищенный. И это еще ничего.

Но в комнате пахло вкуснющей похлебкой из белых грибов с поджаренным на шкварках лучком, какую только бабуля моя делать умела. А еще пахло в ней пирожками с яблоками и корицей. И хоть не время сейчас было для яблок-то, но пахло именно ими.

Ошибиться я не могла. Ведь с раннего детства этот запах был мне знаком.

В желудке сразу заурчало. Обед-то давно был. Я сглотнула слюнки и повернулась к столу. Запах шел оттуда.

И тут мои глаза почти вылезли из орбит. Руки непроизвольно сжались в кулаки, а сердце застучало как сумасшедшее.

В центре живота, вот прямо под ложечкой, стало горячо-горячо.

Светлая мать… Что же это творится-то?

Мои глаза отказывались верить происходящему. Но вот списать то, что я сейчас видела, на действие “дымка” у меня теперь никак не получалось.

Потому что мой вреднючий фамильяр, Рыська, никакому такому действию подвержен не был. Сумрачная рысь, что вы хотите. Им никакие “дымки” не страшны.

А уж если я вижу его, нагло развалившегося на опять-таки новенькой лавке у стола и держащего в лапах горшочек, значит, все происходит на самом деле.

И это бы еще ничего…

Но напротив него, влюбленно тараща на моего – моего! – фамильяра большущие серые глаза, сидел Лаврик.

В руке он держал надкусанный пирожок, а перед ним стояла большая чашка с фирменным знаком Боевой Академии.

Из чашки поднимался парок, пахнувший мелиссой и немного чабрецом.