Проклятье сокровища Хроака

1. Странное предложение

Когда Билл вошёл в салун, привычная темнота огромного, по второму этажу окаймлённого галереей, помещения, не напрягла его. Он знал, что вот так, сходу, не дав его глазам привыкнуть к полумраку, никто в него палить не начнёт. Не спортивно. И неинтересно. И – главное! – не соответствует неписанному «кодексу чести» бандитов!

Поэтому он абсолютно спокойно отметил, что уже стоит в центре новый стол взамен разломанного в его прошлый приезд сюда излишне ретивыми драчунами, и с десяток тоже новых табуреток: а вот этот «расходуемый материал» у Мозэса в салуне заменяется постоянно. Уж больно удобно разбивать о голову, и другие части тела противника…

После краткой остановки у скрипучих дверей, Билл направился прямо к стойке, где сам Толстый Мозэс, огромный, раскидистый и монументальный, словно араукария, царил безраздельно, занимая, казалось всё пространство за ней. Хозяин привычно полировал стаканы, но при виде Билла поторопился взять бутылку, поднеся к ободку «отполированного» стакана. После чего вопросительно приподняв брови, уставился на Билла.

Билл вполне благодушно кивнул:

– Да. Как обычно.

Без единого слова Мозэс налил ему на два пальца «Джек Дэниэлз», и плеснул содовой. Билл, запрокинув голову, влил пойло одним глотком в лужёную, практически утратившую чувствительность, глотку. Которая вкус обжигающего напитка, если честно, не воспринимала вообще никак: что вода, что прекрасный виски, что молоко… Жидкость!

– По второй.

Когда поставленный на стойку стакан снова наполнили такой же порцией пойла, Билл, взяв его левой рукой, наконец счёл нужным оглядеться попристальней.

А всё вполне мирно и привычно. Инстинкты не подвели: ничего опасного. Вон: в дальнем углу три профи раздевают в покер какого-то лоха-фермера, похоже, проездом забредшего в их городишко, по дороге на ярмарку, которая через пару дней начнётся в Пайпервилле. Фермер сопит, но пока держится: даже пот с нахмуренного лба стирает посеревшим платком не чаще, чем раз в минуту. Его же партнёры сосредоточены. На Билла даже внимания не обратили. Ближе к выходу сидит старичок, печальным взором буравящий жидкость в стакане: Харпер-зануда. Обожающий рассказывать новичкам-приезжим о том, как он во времена первопоселенцев гонял стада быков. Перед ним торчит полупустой стакан с дешёвеньким розовым вином. Билл не сомневался, что Харпер обосновался на этом самом месте с момента строительства салуна. Как не сомневался и в том, что тот никогда не закажет ничего другого. Как и в том, что приходить сюда молчаливый продублённый ветрами и солнцем жилистый старикашка будет каждый день, с открытием почтенного заведения. Он, скорее всего, и умрёт здесь же.

На втором этаже, на галерее, видны две мирно болтающие шлюхи, в платьях, выставляющих напоказ «достоинства» уже начавших расплываться тел: Мими и Кайли. И поскольку Билла они знают, как облупленного, и прекрасно понимают, что он не по их душу пожаловал сюда, продолжают болтать, обсуждая новую шлюху: Дайану. Та помоложе, поактивней, «с огоньком», так сказать, и, похоже, занята – нету её внизу, за столиком возле выхода в кладовку. Где Мозэс разместил её.

Есть ещё пара молодых раскрасневшихся от азартно-радостного разговора коммивояжеров. Те, кажется, провернули какую-то ну очень успешную сделку: пьяны настолько, что один уже сидит, склоняясь к столешнице, и прикрыв глаза рукой, всё равно стараясь объяснить что-то о «процентах», другой же пытается выдоить из опустевшей бутылки с виски ещё хоть каплю в свой стакан. При этом выпучив глаза, и качаясь, словно удав перед гипнотизируемым кроликом.

Не обнаружив ничего интересного для себя, Билл наконец пригубил напиток.

Хм-м… А ничего. Когда поперекатываешь его языком во рту, оказывается очень даже приятно. Но где же чёртов Рамирес?

Ага, есть!

Вот послышался нарастающий стук копыт, а вот и туча пыли у дверей салуна: приехало не менее пяти человек. Вот, судя по звукам, они слезают с коней, привязывают тех к коновязи, рядом с конём Билла. Обмениваются фразами на испанском: коня Билли-боя точно узнали. В одном из голосов Билл явственно чувствует неуверенность: похоже, обладатель хрипловатого тенора с ним знаком. Ну, или, вернее, с его кулаками: доведись неуверенному познакомиться с револьвером Билла, его бы просто на этом свете не было. На остальных, впрочем, предложения труса, как его обзывает Рамирес, влияния не оказывают: шумной и зловещей толпой компания одетых в чёрное мужчин вламывается в салун, буквально чуть не снеся хлипкие раздолбанные дверцы.

Рамирес, как и положено главарю, впереди. Волосатые загорелые руки привычно возле рукояток кольтов. Он мгновенно оценивает обстановку тренированным глазом:

– Хэлло, Билли-бой. Давно ждёшь нас?

Билл нарочито неторопливо приподнимает бровь:

– Привет, Рамирес. Да нет. Всего-то с позапрошлой ярмарки.

Головорезы начинают переглядываться, гортанно гоготать, и скалить в усмешках кривые и сильно прореженные зубы. Билл припоминает, что вот этому и этому он действительно – прореживал их лично. Харпер-зануда отрывает было мутный взор от стакана, но сразу же возвращает его обратно. На пьяных коммивояжеров появление новых персонажей не действует никак. Вернее, один роняет-таки голову на уложенные на деревянный стол руки. Второй, довылив в глотку то, что удалось нацедить в стакан, напротив: откидывается на спинку стула. Глаза посоловели, рот открыт.

А вот девочки прекрасно понимают, что сейчас произойдёт. Поэтому быстренько удаляются в свои комнаты, чтоб безопасно следить за дуэлью из окон второго этажа.

Рамирес тоже усмехается в свои, надо признать, шикарные, усы:

– Ну, извини, что заставил себя ждать. И я даже готов позволить тебе допить, прежде чем мы начнём! – голос у Рамиреса приятный, несмотря на, а, может, как раз благодаря акценту, и глубине, явно из грудного резонатора. Такой, как знает понаслышке Билл, неотразимо действует на всех женщин – начиная от пятнадцатилетних романтично настроенных подростков, и кончая семидесятилетней, похожей на хитренькую седую мышку, мисс Даунинг. И быть бы головорезу чемпионом популярности… Если б только за словами не шли дела.

И – дела нехорошие.

Рамирес и его головорезы за последние два года перебили почти дюжину местных мужчин. Сделав вдовами и сиротами их жён и детей.

– Я крайне признателен тебе, амиго, за такую любезность. Но не жди: иди на место. Я не заставлю тебя ждать так долго!

Рамирес, криво усмехнувшись, но промолчав, выходит. Билл действительно допивает виски. После чего прихлопывает ладонью к стойке серебряный бакс:

– На сдачу – пойла игрокам. И Харперу. И девочкам. А вон тем парням больше не надо. Им и так хорошо.

Билл, не дожидаясь ответа, поскольку знает, что его не будет, идёт к дверям. Банда Рамиреса уже отошла к концу улицы: поближе к похоронному бюро Коллинза.

Это уже в какой-то степени традиция: и логично и практично: кого бы не убили в предстоящей схватке, всё меньше таскать!

Билл, перебирая тренированными пальцами у кобуры, движется к мексиканцам. Он ведь вызвал их сюда сам. Его задача – показать, наконец, распоясавшимся придуркам, кто в доме хозяин. И выполнить её он намерен хорошо.

Рамирес, уже заметивший его, и занявший место в центре пыльной полосы, что громко зовётся улицей, тоже перебирает пальцами. Шляпа сдвинута на спину, держась на шнурке под подбородком. Билли-бой шляпы не носит принципиально. И бреется налысо – как герой Гражданской войны полковник Райт. С которым Билл имел честь служить.

– Ну что, доморощенный борец за справедливость, готов?

– Готов, Рамирес. Пусть кто-нибудь из твоих хлопнет – у меня подельников нет.

– Не возражаю. – Рамирес тоже не любит пространных речей, – Хосе. Давай.

Долговязый Хосе, обладатель огромных заскорузлых ладоней типичного землепашца, разводит их в стороны. Без лишних слов и секунд ожидания хлопает.

Два выстрела почти сливаются в один, лишь на долю секунды отстав от звука хлопка. Рамирес, с дырой во лбу, медленно заваливается на спину, поднимая при падении тучу пыли. Но и Биллу приходится упасть в пыль на задницу: жутко больно, и простреленная в области середины левая ляжка не выдерживает: неужели задета кость?!

Головорезы Рамиреса, словно озверевшая свора бешенных собак, пользуются случаем: выхватывают свои пушки, и начинают палить в сидящего по центру улицы Билла. Билл пытается отстреливаться, но из-за пыли мечущихся в разные стороны, чтоб не дать ему прицелиться, бандитов видно плохо – он видит, что мажет. А вот их пули ложатся всё ближе к неподвижной мишени: одна так и вообще кувалдой ударила по черепу, но, к счастью, рикошетировала от кости, и обожгла, оцарапав, его загорелую макушку!

Билл, от удара завалившийся теперь на спину, понимает, что пришёл, похоже, его последний час, и радуется, что ни родных ни близких у него нет: некому его оплакивать. Как, впрочем, и ему – нечего что-нибудь кому-нибудь оставить. Кроме, разве что…

Всё его достояние – верный кольт. Да пояс с патронташем. Ну, и конь.

Но тут начинаются странные дела!

Слышатся два оглушительных выстрела – не иначе, стреляли из винчестеров!

Билл, лежащий теперь на боку, видит, как два бандита, бегущих к нему зигзагом, чтоб добить уж наверняка, падают в пыль со стоном и криком, на груди мгновенно расплываются бардовые пятна! Ещё два выстрела!

Другие двое, переглянувшиеся в недоумении, не успевают, впрочем, даже сдвинуться со своих мест! И тоже падают, схватившись, один – за грудь, второй – за живот.

Билл оглядывается. Всё верно: по звуку он правильно понял, откуда велась стрельба.

Один из «вдупель пьяных» коммивояжёров слезает с крыши дома Хромого Питера, другой встаёт из-за перил балюстрады дома Харпера-зануды.

К вновь севшему Биллу они подходят не торопясь, и опустив оружие. Впрочем, чтоб прекратить мучения, а заодно и заткнуть утробно и громко воющего бандита с дырой в животе, ближайший молодой человек мгновенно – Билл такой скорости движений никогда не видел! – вскидывает ружьё, и разносит вдребезги череп вывшего и надсадно стонавшего!

– Вы в порядке, Билл?

Судя по нахмуренным бровям и напряжённому тону второй молодой человек, почти парень, (тот, который ронял голову на руки) не слишком в этом уверен. Да и правильно: у Билла уже начала кружиться голова от контузии, и обильной кровопотери и боли. Но на вежливый вопрос надо ответить тоже вежливо:

– Благодарю. Я в порядке.

Внезапно вселенная вокруг Билла начинает угрожающе раскачиваться и кружиться, в ушах звенят чёртовы колокола, и к лицу стремительно мчится пыльная колея!..

Очнулся в постели.

Так. Всё ясно. Комнатка на втором этаже всё того же салуна.

Молодым людям явно пришлось вытурить из комнаты одну из девочек. А, нет: не вытурить – вон она, стоит в углу, у старинного громоздкого шкафа, с окровавленной тряпкой в руке, и сосредоточенным выражением на лице. Биллу почему-то кажется, что эту женщину он знает. Но главные действующие лица прямо перед ним. На двух табуретах, завершающих меблировку комнатки, сидят два «коммивояжёра». Смотрят на Билла.

– Рады, что вы очнулись, уважаемый Билл. Правда, нам бы сообразить подойти на подмогу раньше – вы потеряли много крови. Но благодаря заботам Линды вы перевязаны на совесть, и вашей жизни больше ничто не угрожает. Она сказала, что кость не задета.

– Спасибо, Линда. – Билл, потрогавший рукой повязку на ноге и другую – на голове, и переведший взгляд снова на женщину, и удивляясь, как ослаб и охрип голос, вспоминает, что действительно, месяца два назад он пользовался её «услугами». Но это было в борделе Шарлоттскрика, в двадцати с лишним милях отсюда. Как же она?..

– Пожалуйста, Билли–бой. – да, это она. И голос у неё грудной и мягкий. Словно бархатистый, – Рада, что ты жив. И хотела ещё раз поблагодарить твоих спасителей.

– Не стоит, Линда. Ведь мы спасли его не просто так. Нам нужна его помощь! И мы готовы за неё хорошо заплатить!

Разговор теперь ведёт тот мужчина, что чуть постарше, но всё равно – мужчиной его можно назвать только с большой натяжкой: тоже вчерашний юноша, лет двадцати двух – двадцати трёх. Да и загара, характерного для того, кто всю жизнь с детства мотается по их прокалённой ослепляющим белым солнцем полупустыне, у обеих парней нет.

Но какое же у них может быть к нему дело?

– Билл. Мы понимаем, что заинтересовали вас. Не будем томить, и расскажем. Но!

Если вы и Линда не против, только наедине. – многозначительный взгляд на женщину.

Линда возмущённо фыркает. Но потом демонстративно бросив тряпку в тазик с водой, так, что летят брызги, выходит из комнатки, хлопнув дверью. Проводивший её демарш глазами старший поворачивается к Биллу снова:

– Простите, Билл, мы не представились. Вот это – Этьен. А я – Майкл. Мы кузены. По матери. А вас нам описали, как самого опытного, и знающего каждый камушек в местных прериях, горах и ущельях, профессионала. И охотника, и пастуха, и наёмника.

– Это верно. Я промышляю, чем могу. И где могу. – Билл криво ухмыляется, хотя в этой ухмылке изрядная доля горечи. Он давно успел понять, что если и избавит землю от присутствия на её поверхности своей персоны, никто от этого ничего не проиграет.

Он – одиночка.

И – нелюдимый, и злобный одиночка. Хорошо умеющий только одно – стрелять!

И, может, то, что он назначил встречу Рамиресу именно здесь, и желал во что бы то ни стало убить и его и его головорезов даже ценой своей жизни, было… Как бы прощанием! Он хотел сделать хоть что-то полезное и доброе напоследок. Потому что…

Потому что доктор сказал ему, что его дней осталось – до конца года.

Опухоль в животе растёт с каждым днём. И болит там всё сильней.

– Ну и в чём же состоит ваше дело? – Биллу и правда интересно, что же им такого нужно от него, что они преспокойно решились завалить четырёх человек. Хотя…

Хотя жизнь человека тут не стоит и гроша!

– Мы… Как бы это сформулировать… Кладоискатели. Профессиональные. И мы знаем, что где-то здесь, там, где раньше была индейская территория, ну, та, где жили эти самые Чинуки, спрятан древний клад! И поскольку сейчас все индейцы или перебиты, или вымерли от оспы, ну, или загнаны в резервацию, эта территория не… Принадлежит никому. Поскольку для фермерства горы не подходят. И можно смело искать!

Билл… рассмеялся.

Открыто, и легко. Ему и правда стало весело:

– Сразу видно, что вы не местные. Легендами о здешнем кладе маразматические старички и романтичные домохозяйки прожужжали уши всем нашим новорожденным, ещё в колыбели. И всем новичкам, и гостям, регулярно вешают эту байку. Уже пятнадцать лет, как эти мифические сокровища пытаются найти – и одиночки, вроде меня, и целые отряды. Однако в последние лет пять – уже не столь активно, и без того щенячьего энтузиазма, что вначале. А сокровищами, если честно, и не пахнет…

Так что вы уж простите, уважаемые спасители, но помочь – не смогу. Поскольку искал и сам. И в этот клад уже не верю!

– Да, мы тоже в курсе. Что его и давно, и тщетно ищут. Но мы и сами не стали бы заниматься этим делом, если бы не… – а заинтриговала Билла странная уверенность в тоне Майкла, – Вот взгляните!

Из-за пазухи Майкл извлекает свёрнутый трубкой кусок материи. Аккуратно разворачивает. Внутри оказывается лоскут кожи. На ней что-то нарисовано.

А, нет: не нарисовано! Билл, приглядевшись, когда Майкл поднёс развёрнутый кусок к его глазам, понял, что линии и контуры на коже – выжжены! И оттиснуты. Да, такие линии с годами не потускнеют… Но что же это за карта? И откуда она у… кузенов?

Но обозначено всё, вроде, вполне конкретно!

Так. Вот это – ущелье Старого Беркута, без сомнений. А вот это – река Тусон-крик. Ну, как река: в такое время года от неё остаётся только тощенький ручеёк – курице по колено! А вот здесь – хребет МакКинроя. И гора Ункаса. А вот сюда, в это место, ведёт что-то вроде… пунктирной линии. Значит ли это, что вот по этому маршруту и нужно ехать?

К вот этому крестику. Обведённому ещё и кружком. А вот это – что?.. Хм-м…

– Откуда у вас эта карта?

– Мы…

Едва слышный шорох за дверью вызывает сразу несколько событий.

Этьен, мгновенно подскочив к двери, распахивает её нараспашку, в его правой руке сверкает новомодный писмейкер. Но затем револьвер так же мгновенно скрывается в кобуре, а правой рукой мужчина вдёргивает в комнату за руку наклонившуюся так, что ухо явно прижималось к замочной скважине, женщину.

Линда даже вскрикивает от неожиданности! Но сопротивляться не в силах: весит она не больше девяноста фунтов, а в Этьене на вид все сто сорок.

Выглянув наружу, и убедившись, что больше никто их разговором не интересовался, мужчина заходит обратно. Дверь Этьен аккуратно прикрывает, на этот раз защёлкнув её на щеколду.

Линда помалкивает. Но по раскрасневшемуся лицу видно, что она ну очень живо интересуется предметом разговора и «дела» мужчин. А уж как загорелись карбункулами её глаза, когда она увидела карту! Которую, впрочем, Майкл поспешил свернуть и завернуть обратно в тряпицу. И спрятать на груди.

– Леди. Вы сильно осложнили нашу задачу. Мы с братом не привыкли, что в наши дела вмешиваются посторонние. И теперь, боюсь, нам придётся вас просто… Убить!

В голосе Майкла не имеется и намёка на то, что он шутит. Приходится Биллу вступиться за женщину:

– Я поручусь за неё. Она – не из болтливых. Я уже встречался с ней.

– Нет, уважаемый Билл. При всём нашем уважении. Так не пойдёт. Из болтливых, не из болтливых – разницы нет. Это – мужское дело. И оно должно остаться только между нами. Оставлять за спиной потенциального шпиона, или врага, который может пустить по нашему следу конкурентов, или мерзавцев из какой-нибудь банды, или даже шерифа, мы не хотим.

– Она – не враг. Ведь помогала мне!

– Разумеется. За плату.

– Хорошо, пусть так. Ну а теперь я тоже хочу отплатить ей. Хотя бы – гарантией её… Жизни. Ведь нам не обязательно… Оставлять её здесь.

Мы можем просто… Взять её с собой! Так она точно никому ничего не расскажет!

– А вот такая мысль нам в голову не приходила. – Майкл и Этьен переглядываются, усмехнувшийся Этьен едва заметно кивает, – Хорошо. Заодно будет кому вас перевязывать. И готовить еду. И стирать нашу одежду. Потому что путь явно предстоит неблизкий. Но!

Чтобы быть твёрдо уверенными в том, что она никому ничего рассказать не успеет, выезжаем немедленно! Тем более, что раны ваши, по её же уверениям, не слишком опасны.

Ну а потерю крови компенсируем захваченным мясом. И красным вином.

Билл, перебравшийся с жёсткой постели на не менее жёсткий табурет, действительно подкрепился принесёнными Мозэсом лично мясом и вином, капитально. Впрочем, составившие ему компанию Майкл и Этьен тоже не отставали: ехать явно предстоит долго и далеко, а трактиров и салунов по дороге уж точно не встретится. Линда от еды отказалась, вероятно, из принципа, но скромно и тихо, потупив глазки к полу, сидела возле шкафа, пока мужчины подкреплялись.

Закончив трапезу, Билл не без удовлетворения отметил себе, что так оно гораздо лучше. Раны почти перестали болеть, и сил точно – прибавилось! Хорошая вещь баранина. Потому что коровы на местной тощей травке прокормиться не могут.

– Если мы закончили, можем ехать! Билл. Собирайте вещи.

– Вон все мои вещи. – Билл кивает на лежащий возле Линды пояс с патронташем. – Но мы ещё не обсудили условия моего… Найма.

– Да. Нам немножко помешали. Но с этим – просто. Ваша – треть.

– Хм-м… Согласен. – Билл протягивает руку, и Этьен и Майкл кладут сверху свои ладони, – Поскольку карта ваша, а я – только следопыт и проводник, это справедливо.

Из угла доносится мелодичный голосок:

– А я?

– А вашей доли, уважаемая Линда, не предусмотрено. Поскольку вы возникли в нашем плане благодаря случайности. И если б не заступничество вашего пациента и друга, вряд ли были сейчас живы. Но если Билл благополучно поправится, и захочет вас как-то… э-э… отблагодарить из своей доли, мы возражать не будем.

Лошади у Линды, естественно, не имелось.

Поэтому Биллу под своё слово пришлось одолжить её всё у того же Мозэса. Нарочито равнодушным взором следившего, как их маленькая экспедиция приторачивает узлы с провизией и вещами на своих лошадей. Но молчавшего. С одной стороны, он Биллу отказать не мог, но с другой наверняка понимал.

Что, похоже, лошадь потеряна для него навсегда. Как, возможно, и женщина.

До заката солнца ещё оставалось часов пять, поэтому ехали, всё ещё пропекаемые жестоким пустынным солнцем, неторопливо. Чтоб лошади не уставали.

2. Путешествие

Ехать пришлось по привычному Биллу чуть не с детства ландшафту: выгоревшей до блёклости полупустыне с редкими кустиками солянок и колючих кустов, пожухлой пропылённой травой, и бесконечными сусличьими норами. Которые привыкшие к местным особенностям путешествий лошади тщательно объезжали: попадание чревато переломом ноги. Впрочем, самих обитателей нор Билл почти никогда не видел. Похоже, привыкли те не доверять людям, иногда использующих их для тренировки меткости стрельбы, и прячутся загодя, едва завидев или заслышав человека или лошадь.

С другой стороны, в первые, голодные, годы освоения этих мест, когда ещё не было отар всеядных и не требовательных к солоноватой воде баранов, и фермеры хватались то за одно, то за другое, чтоб хоть как-то прокормить семьи, охотились и на сусликов. И ели. Всё-таки – полтора килограмма вполне съедобного мяса…

Линда, едущая в середине маленькой процессии, и часто оглядывающаяся, и ёрзающая в седле, наконец не выдерживает. Просит со страдальческим выражением на лице, которое не разжалобило бы только уж совсем каменное сердце:

– Билл! Мне надо… ну, это!

Билл переглядывается с остановившими коней Майклом и Этьеном. Те пожимают плечами и усмехаются. Билл говорит:

– А почему нельзя было сделать этого раньше, перед выездом?

– А потому что, если вспомните, – яда в голосе женщины теперь не заметила бы только светло-коричневая песчаная гадюка, сейчас резво уползающая с пути лошади Билла, едущего, разумеется, впереди, – вы сами запретили мне покидать вас даже на секунду!

– А, да. Верно. Было такое. Хорошо. Не возражаем. Этьен, вы не против подержать лошадь нашей уважаемой дамы?

«Дама», фыркнув, слезает с седла. И действительно передаёт поводья Этьену, замыкающему их маленькую кавалькаду. После чего скрывается за ближайшим кустом колючки, очень кстати вымахавшем почти в человеческий рост. Впрочем, долго она себя ждать не заставляет. И когда возвращается, на лице и умиротворение, и даже улыбка:

– Поехали!

Билл только кивает. После чего вновь пускает лошадь неторопливым шагом.

Однако через ещё пару часов им приходится остановиться на ночлег.

Потому что в темноте лошади почти ничего не видят: близится новолуние, и на гаснущем небосклоне – только звёзды. А в их свете лагерь не разобьёшь. И хотя ночью в пустыне обычно куда прохладней, ехать нельзя: сусличьи норы!.. А дорог тут нет.

Билл помогает по мере возможности: к концу путешествия контуженная голова кружится, а раненная нога сильно разболелась. И он только с большим трудом удерживается от гримас и ругательств. Однако Майкл и Этьен видят его состояние:

– Билл. Мы сами распакуем спальные мешки. И костёр разведём. А сейчас давайте-ка уважаемая Линда вас перевяжет. А то для чего же мы её брали?

– Но-но! Вы, джентльмены с…ные, и плохо понимающие мой статус, не наглейте! Я вам не служанка!

– Совершенно верно, уважаемая. Вы – не служанка. А раба. И не обольщайтесь относительно своего статуса. И не забывайте: вы живы лишь до тех пор, пока нужны Биллу. И нам. Потому что пустыня – она сохраняет мёртвые тела ничуть не хуже, чем могила, выкопанная в её песке. Выбирайте. – Майкл указывает на Билла, и на пустыню вокруг.

А поскольку другая рука Майкла, совершенно равнодушным голосом произносящего эти фразы, лежит на рукоятке его писмейкера, женщине не остаётся ничего другого, как сделать выбор. В пользу Билла. Подойдя к своему «гаранту», Линда вздыхает:

– Билл, слезайте. И садитесь на вон тот спальный мешок. Буду вас перевязывать.

Билл так и делает. Лошадь свою он стреноживать смысла не видит: приучена находиться поблизости от хозяина, и даже пастись далеко не уйдёт. Майкл и Этьен, судя по всему, своим коням так же доверяют. А вот лошадь, которую дал Мозэс Линде, и ту, что вёл в поводу Майкл, запасную, на которую были нагружены спальные мешки и кухонные принадлежности, пришлось, вот именно, стреножить.

С распаковкой и стреноживанием кузены управились быстро. Но когда Этьен захотел развести костёр из взятых с собой дров, Билл не позволил:

– Нет, Этьен. Сегодня – всухомятку. И без горячего чая. Вы, впрочем, и сами догадываетесь, почему!

– Ваша правда, Билл. И свет, и запах. А главное – дым. Могут засечь. Наши возможные преследователи. Кстати: вы давно знаете этого Мозэса? Уж больно подозрительная у него морда! Хитрущая. Этакий подпольный босс всего городишки. Он в мэры ещё не пробует баллотироваться? Ха-ха!

– Мозэса я знаю уже лет пять. Он перекупил свой салун у вдовы предыдущего хозяина, Горбатого Вилли. Подешёвке. И с тех пор вполне… Освоился. И ему должны денег чуть не половина всех жителей. Так что ваша правда: случись выборы – победа ему гарантирована. Правда, мэр пока Туссону был без надобности. Хватало и шерифа. Пока месяц назад его головорезы Рамиреса не…

Но резон в вашем вопросе есть. Если кто и смог бы догадаться, для чего вы здесь, и зачем вам – я, так это – только Мозэс. И поскольку сам-то он вряд ли сдвинется с места, наёмных головорезов можно ждать в любую минуту.