Читать книгу: «За стеной», страница 3

В какой-то момент времени (были это день или ночь, непонятно) Матвею вновь показалось, что он слышит какие-то голоса за одной из стен, из-за которой все время слышалось слабое попискивание медицинских приборов. Он снова прислонил ухо к этой стене. Ему страстно захотелось услышать, о чем там говорят люди. Желание было настолько сильным, что через минуту он услышал. Или ему это показалось? Нет, несказанно обрадовался Матвей. Не показалось. Он и вправду слышит голоса двух женщин, скорее всего молодых девушек. Матвей оторвался от стены, но голоса не стали менее разборчивыми. Матвей постарался запомнить тот настрой, ту концентрацию мысли, которые позволили ему, точнее его слуху, проникнуть сквозь непреодолимую для него сейчас преграду. Опасаясь того, что ему больше не удастся повторить такое, он все же для подтверждение своих догадок решил отпустить этот эффект проникновения, чтобы затем попытаться повторить его снова. Матвей расслабился. Голоса стали совершенно неразборчивы. Закрыв на всякий случай глаза, он постарался снова воссоздать то состояние разума, которое только что позволило ему отчетливо слышать происходящее за серой стеной. Практически сразу у него все получилось. Успех доставил большую радость. Не ослабляя внимания на собственных ощущениях, Матвей прислушался к самому разговору.

– Ты утку сменила? Хорошо. Света, переверни пациента на другой бок. И делай это каждые два часа, чтобы у него не было пролежней, – сказала одна девушка другой.

– Хорошо, Мария Алексеевна. Хотя, боюсь, ему это вскоре не особо и будет надо, – сказала вторая девушка.

– Это почему же? – удивилась первая, Мария Алексеевна.

– Вчера я присутствовала при разговоре его жены со своим отцом.

– И что же они сказали такого, что ты пришла к таким выводам?

– Они склоняются к мысли, что его придется отключить от приборов жизнеобеспечения. Пациент в таком состоянии находится уже месяц, и ни разу еще не было ни одного признака, что он сможет прийти в сознание.

– Тем не менее, – строго проговорила Мария Алексеевна, скорее всего, его лечащий врач, – выполняй свои обязанности исправно. Пока эти люди оплачивают его дорогостоящее лечение, ты должна делать все, что для этого необходимо. Не нам с тобой рассуждать, кто и когда примет решение об отключении пациента от аппаратов. Поняла?

– Конечно, Мария Алексеевна. Просто немного жаль. Такой симпатичный мужчина…

Матвей оторопел, потерял концентрацию. Голоса тотчас отдалились от него. Он уже месяц в коме? Но что случилось, что он оказался в этом состоянии? И почему, черт возьми, его Алла думает прекращать попытки привести его в чувство? Он что, так безнадежен? Хотя, от Аллы подобное можно было ожидать. В их семейной жизни не все было гладко. Но не настолько же, чтобы терять надежду на его, Матвея, возвращение к жизни! Или все же настолько? Алла, Алла. Матвею захотелось услышать свою жену. Настолько сильно, что он и не заметил, что полностью сконцентрировался на своем желании буквально также, как сделал это минутой ранее, чтобы услышать разговор в больничной палате, где сейчас лежало его бесчувственное тело. Матвей мимолетно заметил про себя, что свет в комнате на мгновение пропал и снова зажегся. Он был, казалось, в той же одноцветной комнате, но теперь отчетливо слышал совсем другие голоса. Одним из них был голос его жены Аллы. От удивления Матвей снова потерял концентрацию. Свет в комнате погас на какую-то долю секунды и тотчас же зажегся снова. Из-за стены опять слышались голоса медсестры и лечащего врача.

Вот оно что, сразу догадался Матвей. Я только что на миг переместился в другое место и вернулся обратно. Это то, о чем мне говорил Голос. В основном я буду пребывать в одной комнате неподалеку от своего тела. Но смогу научиться при желании кратковременно перемещаться из этой комнаты в какую-нибудь другую и буду оказываться рядом с теми местами, которые сохранились в моей памяти. По всей видимости, я только что оказался где-то рядом со своим домом или, точнее, в самом доме, где сейчас находится Алла. Надо снова попробовать повторить подобный прыжок.

Матвей вновь закрыл глаза и сконцентрировался на Алле. Он очень, очень желает услышать ее. Минуту ничего не происходило. Все оставалось по-прежнему. Но Матвей не расслаблялся. Ему стало казаться, что его мысли проникают, просачиваются куда-то сквозь непроницаемую стену, устремляются навстречу его жене. Через прикрытые веки он ощутил кратковременный перепад в общей освещенности помещения и обрадовался донесшемуся до его слуха знакомому голосу жены. Он на месте. Он слышит ее. И еще кого-то.

– … будете делать дальше? – Матвей узнал в говорившей подругу Аллы Татьяну.

– Даже и не знаю, что сказать, – вздохнула Алла.

– Нет, а что говорят врачи? Когда Матвей сможет очнуться?

– В том то и дело, что врачи не говорят ничего определенного. Из этого состояния Матвей может выйти через день, а может и через полгода. Но, как они говорят, может так получиться, что он вообще никогда не выйдет из комы. Или же, очнувшись, окажется в состоянии овоща. Нам же, его родным, остается только верить и ждать. Ждать и верить. А у меня уже нет никаких сил ни верить, ни ждать.

– И чего же ты хочешь предпринять? – судя по дополнительным звукам, Татьяна отпила чай или кофе из чашки.

– Не знаю, как и сказать, – вздохнула Алла.

– Говори уж, как есть, – настаивала Татьяна.

– Главврач больницы, где сейчас лежит Матвей, откровенно поговорил со мной насчет возможных перспектив.

– И?

– Он склоняется к мысли, что ничего хорошего Матвея не ждет. Нет, конечно, средств на поддержание его жизни у нас достаточно. Но есть ли смысл продолжать это бесконечно?

– Вы что? Думаете отключить Матвея от аппарата жизнеобеспечения? – искренне изумилась Татьяна.

– Да, – через непродолжительную паузу Алла подтвердила догадку подруги, – Я сейчас серьезно обдумываю этот вариант.

«Нет-нет-нет! Ты что такое говоришь, дорогая! Не смей даже думать об этом! Я – вот он, здесь!», – лихорадочно пронеслось в голове Матвея. Отвлекшись, он тотчас переместился в «свою» комнату, потеряв возможность слышать жену. Ему пришлось заставить себя немного успокоиться, опять сконцентрироваться на своем доме и Алле. Однако, прошло не меньше получаса, прежде чем он снова ее услышал.

– … хочу ли я в действительности его возвращения, – сказала Алла.

– Это как? Нет, я понимаю, в вашей жизни не все было и есть гладко, – в тоне Татьяны слышались осуждающие подругу нотки.

«Что-то подобное я сам себе говорил недавно», – промелькнуло в голове Матвея.

– Но ведь не настолько, чтобы ты вот так резко приняла подобное решение? – продолжала Татьяна.

– Ой, Тань. Мне так трудно говорить об этом, но за месяц, пока Матвей находится в коме, я столько передумала о нашей совместной жизни, что пришла к выводу, что не хочу я ее повторения или продолжения.

– Ты удивляешь меня. Неужели, все так плохо?

– Да, Тань. Все так плохо.

«Нет, у нас не все и не всегда складывается так, как хотелось бы, но не настолько же, чтобы вот так принять решение о моем умерщвлении», – снова пронеслось в голове Матвея.

– Постой. Я чего-то не знаю? Мне казалось, что мы, как лучшие подруги, делимся друг с другом обо всем, что происходит в нашей жизни. Получается, что не обо всем?

– Получается, так. Прости, Таня, но о некоторых вещах мне с тобой было просто стыдно говорить откровенно.

– Ну, ты даешь, подруга. Я-то думала, что между нами нет секретов.

– Не обижайся, пожалуйста. Есть такие вещи, которые, не хочется обсуждать даже с лучшей подругой.

– Что ты имеешь в виду? У него появилась другая женщина?

– Да. Именно.

– Ну и что? Сама-то ты что, ангел во плоти? И почему вдруг именно про появившуюся любовницу мужа ты решила мне не рассказывать? Значит, про Валеру своего ты со мной делишься всеми секретами. А про Матвееву пассию даже говорить не хочешь? Так получается?

– Именно.

– Но почему?

– Да потому, – с некоторым надрывом в голосе ответила Алла, – что мне всегда хотелось в глазах окружающих людей, а в твоих в большей степени, выглядеть этакой королевой, лучшей во всем. И если я, как мне казалось, могла позволить себе легкую интрижку, что лишний раз подчеркнуло бы мою особенность, то измены мужа просто ложатся тенью на эту мою особенность, эту мою неповторимость. Это значит, что я не столь хороша, как пытаюсь себя позиционировать в обществе. Вот, – выдохнула в конце своей тирады Алла.

На минуту воцарилась тишина. Матвей решил не отвлекаться на удивление, вызванное знанием жены про его любовницу и наличием любовника у нее самой. Про какого-то там Валеру он сможет подумать позже.

– В общем-то все понятно, – прервала молчание Татьяна, – Не переживай, Алла. Все образуется. Но как ты узнала про измены Матвея?

«Да, как ты об этом узнала? – подумал Матвей, – И почему никогда не подавала вида, что тебе известно про мои шашни?».

– О, это? Совершенно случайно. Чуть больше года назад. Увидела их вместе, гуляющих в центральном парке.

– И почему ты решила, что у них с Матвеем роман?

– Да потому что я ее знаю! Это Нинка. Эта серая мышь. Пустое место на самом деле. Студенческая любовь Матвея. Он с ней крутил роман еще задолго до того, когда познакомился со мной. Они даже, вроде бы, хотели пожениться. Но появилась я, и все изменилось. А теперь в свете последних событий я многое обдумала и многое поняла.

– И что же ты поняла в свете последних событий?

– В то время Матвей расстался со своей Нинкой ради карьерных побуждений. Деньги и связи моего отца могли очень сильно помочь ему в этом.

– С этим все понятно. Но в случае с этой Ниной что? Может, он с ней случайно встретился спустя многие годы. Встретились и решили просто поговорить о том, о сем. Почему же ты сразу решила, что их романтические отношения возобновились?

– Ох, Таня. Нужно быть последней дурой, чтобы не догадаться о таких вещах. Ты бы видела, как нежно они держались за руки, как смотрели друг на друга. Мне все стало сразу понятно. Эта его холодность ко мне. Эти его частые задержки на работе допоздна. Матвей просто начал встречаться с этой женщиной. Но стыд перед самой собой, перед окружающими меня людьми не позволял мне начать выяснять отношения. Я была просто обескуражена и подавлена. Променять меня на какую-то там девку…

– Дела…

– Тань, я была оскорблена до глубины души.

– Это понятно. По-другому и быть не могло.

– Поэтому я и стала встречаться с Валерием. В отместку этому уроду, ублюдку безродному, – слова Аллы отдавали ядом.

– Все правильно ты сделала, подруга, – Татьяна успокаивающе погладила подругу по руке, – Все правильно.

– И еще я поняла, что на самом деле Матвей никогда меня не любил. Он любил лишь положение моего отца. А через меня он сумел с помощью него выбиться в люди, заработать авторитет, состояние, в конце концов. О, как я была слепа! Настоящие же чувства он всегда испытывал, я так понимаю, лишь к Нине. И встретившись, вполне возможно, случайно, они решили возобновить свои отношения. Теперь-то, когда у него все есть, можно и вспомнить былое, не обращая внимание ни на меня, ни на моего отца. Теперь-то он полностью самостоятелен и самодостаточен.

– Вот, сволочь, – зло проговорила Татьяна, – В любом случае, если ты права, а я уверена, что ты права, он заслужил то, что с ним произошло. Чего ждать от жизни человеку, променявшему светлые чувства на карьерный рост?

– И в аварию эту он попал, наверняка возвращаясь от своей Нинки, – словно бы не услышав последнее замечание подруги, сказала Алла.

В этот раз Матвей решил прекратить подслушивать душевные изливания жены. Ему хотелось обдумать уже услышанное. Оказавшись в «своей» комнате, он стал ходить кругами. Значит, подумал он, я попал в аварию. Наверное, разбился на своей машине. Нет, этого пока вспомнить не могу. Как не могу вспомнить обстоятельства, предшествовавшие этой, так сказать, аварии. Но какова Алла? Надо же? У нее есть любовник. Валера. Постой, а не тот ли это Валера, старший менеджер фирмы, где работает Алла, с которым она познакомила Матвея на новогоднем корпоративе около года назад? Точно. Это тот слащавый тип, который весь вечер крутился возле его жены. Ну, я им устрою… Стоп. Ничего я никому не устрою. Я в коме. Я, черт его знает, где вообще. Но когда я выберусь отсюда… А выберусь ли? Меня, я так понимаю, собираются отключить от аппаратов жизнеобеспечения. Ну, или думают об этом. Пока. Вот гады!..

– Привет. Ждал меня? – раздавшиеся в тишине слова Голоса напугали Матвея. От неожиданности он вздрогнул всем телом.

– Фух. Напугал, – Матвей остановился и обернулся туда, где по его предположению находился его невидимый гость.

– Пора бы уже привыкнуть к моим неожиданным появлениям, – не меняя тональности, произнес Голос.

– И к исчезновениям тоже, – проворчал Матвей

– И к ним тоже. Ты же не хочешь…

– С твоим проводником встречаться я не хочу, – перебил его Матвей.

– Вот, видишь? Ты меня понимаешь.

– Да.

– Хорошо. Как провел без меня свое время?

– Отвратно.

– Чего так?

– Что может быть хорошего, когда вдруг узнаешь, что твои близкие люди без твоего согласия собираются прекратить попытки твоего же исцеления? – Матвей кипел от злости.

– О! Ты все же научился проникать за стену и слышать, что там происходит, – Голос казался явно удовлетворен собой, – А как насчет других мест?

– Научился. Только ничего хорошего для себя я ни здесь, ни там не услышал.

– А чего ты хотел? – удивился Голос, – Вся твоя жизнь оценивается по твоим поступкам, в ней совершенным. И люди, окружающие тебя, именно по твоим поступкам делают выводы о том, какой ты есть человек, чего заслуживаешь в настоящем и будущем. То, что ты услышал, зависело исключительно от тебя самого, от того, что ты делал в прошлом.

– Поступкам, поступкам, – ворчал Матвей, – Куда ни плюнь, все говорят одно и то же. Что нужно совершить, чтобы тебя просто любили или ценили? Не грешить? А как это?

– Ну, понятие греха довольно расплывчато. Хотя, некоторые положения одинаковы для всех, независимо от их религиозных убеждений.

– Ну, да, да. Не убий, не… Что там еще?

– Не важно. Вижу, что в конечном итоге ты меня понимаешь.

– Все в своей жизни совершают ошибки.

– Все, – согласился Голос, – Но некоторые эти ошибки стараются исправить или, в крайнем случае, не повторять. А как в твоем случае?

– Как, как? По-разному. Но то, что я сделал, не является поводом спокойно наблюдать, как я умираю.

– Как знать. Как знать.

– Что ты хочешь сказать? – строго спросил Матвей.

– Ничего или очень много. Вот, например, из той истории, что я услышал от тебя про твое детство, уже можно сделать кое-какие выводы.

– И какие?

– В детстве ты был, пусть не всегда, пусть всего лишь однажды, достаточно подленьким человечком. Ведь что хорошего в том, что ты, оступившись однажды, вместо того чтобы покаяться, просто попросить прощение у своих приятелей, выдумал историю, изменившую их отношение к совсем невиновному человеку? Ведь, несмотря на столь юный возраст, ты сумел очень ловко (я не говорю, что это было правильно и хорошо) обставить все так, что самого тебя все простили, при этом почувствовав вину (незаслуженную) перед тобой, а другого мальчика, наоборот, все стали презирать и преследовать. Разве это справедливо?

– Ну, да. Сподличал я немного, – признался Матвей.

– Вот видишь. Подросткам свойственна неоправданная жестокость. Но это не говорит о том, что из них обязательно вырастают злые люди. Я не знаю, как складывалась твоя дальнейшая жизнь. Надеюсь, что ты еще что-то припомнишь из своего прошлого и расскажешь мне. Возможно, вместе мы обсудим это и придем к каким-либо иным выводам.

– К каким выводам? Почему моя жена без особых сожалений приняла решение вскоре отключить мое тело от искусственной вентиляции легких?

– И это тоже, – Голос все также был спокоен, – Тут такое дело. Ты не первый, с кем я общаюсь, и кто находится в таком положении. Я имею в виду твою кому. Так вот. Поверь мне, не от твоей жены, точнее, не от ее решения прекратить поддерживать в тебе крохи жизни зависит, сможешь ли ты вернуться к полноценному существованию или нет.

– Что это значит? – не понял Матвей.

– Ты сам должен очень этого хотеть. Вернуться отсюда в свое тело.

– Так я и хочу этого. Очень хочу. Мне еще рано покидать тот мир.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Голос, – Но все не совсем так, как ты понимаешь.

– Чего тут смешного? Объясни.

– Смешно то, что ты уже четко разделяешь миры. Про мир живых говоришь «тот мир».

– А как еще? Осознаю же, ощущаю же я себя здесь, в межмирье. Поэтому другие миры для меня в данный момент времени являются чем-то неопределенным.

– Все правильно. Все правильно.

– И все же. Что не так я сказал про свое желание вернуться в мир живых?

– Одного твоего искреннего желания вернуться мало.

– Почему?

– Тут нужно уметь сконцентрироваться на возвращении. Примерно так, как ты научился это делать с перемещениями по разным комнатам межмирья. Но все же немного по-другому.

– И в чем секрет? Или этого ты мне не можешь рассказать?

– Почему же? Могу.

– Тогда я внимательно тебя слушаю.

– Хорошо. Слушай, – согласился Голос, – Здесь нужно, чтобы в твоих воспоминаниях было что-то такое, что по-настоящему тянуло бы тебя к жизни. По-настоящему. Понимаешь? Такое, за что бы ты не испытывал стыда и сожалений. Это могут быть люди, которых любишь ты, и которые искренне всем сердцем любят тебя. Это может быть какой-то благовидный поступок, которым ты гордишься особенно. Такой, который бы перевесил все остальные нехорошие дела, совершенные тобой в разное время. Есть такое?

– Не знаю. Может, и есть, – задумался Матвей.

– Сдается мне, – продолжал Голос, – хотя я могу и ошибаться, тебе незнакомо чувство стыда за содеянное. Но само по себе это чувство в тебе живет. Поверь мне. Так оно и есть. И этот зачаток совести, неосознанно пробудившийся в тебе, просто не позволит достичь нужной концентрации для желаемого тобой возвращения. Этот зачаток станет тем якорем, который будет удерживать тебя в этом месте. Поэтому, если нет ничего, что затмит собой все твои дурные деяния, о которых ты бы и желал забыть, но которые все же имеются, то ты так и останешься здесь. Во всяком случае, до тех пор, пока жизнь в твоем теле поддерживают искусственным образом. А там…

– Проводник?

– Именно так.

– Опять эти определения: что такое хорошо, а что такое плохо, – недовольно пробурчал Матвей.

– А во всех мирах все неизменно. Сколько существует само человечество, столько же существует и четкое разделение этих понятий. Это аксиома, не требующая доказательств.

– И что же мне делать? – спросил Матвей.

– Вспомнить что-то. Заодно и я послушаю тебя, пока мой проводник снова не напал на мой след. Может, если ты сам не поймешь, я подскажу тебе ту часть в твоей истории, за которую тебе следует уцепиться всеми силами, чтобы с помощью нее покинуть межмирье. Давай-давай. Не тяни с воспоминаниями. У нас не очень много времени…

Глава 5

Школу Матвей закончил с отличием. До золотой медали недотянул совсем немного. Небольшой конфликт с преподавателем английского языка привел к появлению в его аттестате о среднем образовании единственной четверки по этому предмету. Но Матвей совершенно не расстроился. Он давно поставил перед собой цель выбиться в люди, и отсутствие золотой медали за учебу в школе не могло остановить его устремлений.

С ребятами отношения у Матвея складывались ровно. Никто больше не вспоминал о том случае с Андреем. Матвея уважали за его стремление к отличной учебе, за его спортивные достижения. Но Матвей как-то замкнулся в себе. Нет, он не перестал общаться со сверстниками, но и не с кем особо не сближался. В глубине своей души он смотрел на окружающих его ребят с, мягко сказать, неуважением. Ему были неинтересны их незамысловатые юношеские увлечения, которые в конечном итоге ни к чему не могли привести в будущем, в котором у самого Матвея, как он этого очень и очень желал, должно было быть все самое лучшее, что могло понадобиться успешному человеку: собственный роскошный дом, дорогой автомобиль, красивые женщины, определенное, достаточно высокое положение в обществе. Дружба же с простыми, как казалось ему, сверстниками, не мечтающими о чем-то таком же, что и он сам, могла стать непреодолимым препятствием перед достижением его собственных мечтаний.

Отношения с родителями оставались такими же. Отец и мать достаточно равнодушно смотрели на его успехи в учебе и спорте. Матвею было очень обидно, что родителям было все равно, кем станет их сын. Одновременно с обидой росло и желание ни в коем случае не повторить их бесцветную, однообразную жизнь. Поэтому он без всяких сожалений покинул отчий дом и перебрался в столицу, с первого захода поступив в престижный ВУЗ на экономический факультет. Пожалуй, единственным, кто был огорчен переездом Матвея в другой город, был его тренер по боксу. Он долго уговаривал юношу остаться в их родном городе, говорил, что тот и здесь сможет продолжить свое образование, при этом не бросая бокс, в котором у Матвея были хорошие результаты. В семнадцать лет Матвей получил звание мастера спорта, и его тренер предрекал юноше успешную спортивную карьеру. Но Матвей твердо стоял на своем, решив не связывать свое будущее с этим родом занятий. Чтобы не расстраивать тренера, он пообещал ему в Москве продолжить усиленно заниматься в соответствующей секции параллельно с учебой в институте. Впрочем, сдержать свое обещание Матвей не собирался.

Поселился Матвей в институтском общежитии. Его соседом по комнате стал Валентин, студент того же курса, но получающий другую специальность. Молодые люди быстро нашли общий язык, хотя по-настоящему друзьями так и не стали. Матвей вообще ни с кем, также как и в школе, не стремился сдружиться, хотя ко всем относился ровно, по-приятельски. Всегда был готов помочь, чем мог, хотя сам первым помощь никому никогда не предлагал. Матвей продолжал считать, что настоящая дружба станет отвлекать его от занятий в институте. Учиться же он решил с большим рвением, ведь именно тогда, был он уверен, в будущем его сможет ждать тот самый успех, о котором он все время грезил. Сам Матвей всегда отмечал, что его главная особенность – это неудержимая целеустремленность к чему-то.

Каникулы и все выходные Матвей проводил в Москве. Домой не возвращался. Нечего ему там было делать, думал он. С родителями связывался по телефону. При этом с отцом Матвей практически никогда не разговаривал. Мама же сама изредка звонила ему на сотовый. Но по скучному голосу женщины Матвей понимал, что эти звонки совершаются исключительно ради приличия. Особой радости эти короткие разговоры никому не доставляли. Успехами Матвея все также не особо радовались, а он понимал, что дома все по-прежнему. Скучно и серо. Отцовская робота с пятничными выпивками. Материнская суета вокруг мужа, которая больше происходила по уже сложившейся годами привычке. Единственным плюсом таких прохладных переговоров было то, что мать раз в месяц пересылала сыну немного денег на скудное проживание в чужом городе.

Первый курс Матвей окончил с великолепными результатами. Заведующий их кафедры заметил способного молодого человека и пригласил его посещать научный кружок для последующей, возможно, научной работы в сфере экономики. Матвей с радостью принял это предложение, которое могло открыть для него новые горизонты.

На втором курсе Матвей решил возобновить свои занятия боксом. Но уже просто, чтобы поддерживать хорошую физическую форму, которая немного спала за полгода без постоянных тренировок. К этому его подтолкнуло одно происшествие, случившееся перед окончанием первого года обучения.

Несмотря на престижность ВУЗа, в нем учились и такие ребята, которым была не чужда склонность к некоторого рода хулиганским проявлениям. Они предпочитали, как и многие молодые люди в окружающем их обществе, доказывать свою особенность в сравнении с другими молодыми людьми не с помощью своего интеллекта, а с помощью грубой физической силы. Им доставляло удовольствие ощущение собственного превосходства над более слабыми физически или морально, которых они старались всячески унизить и оскорбить. В общежитии случались нередкие случаи, когда некоторые старшекурсники, объединившиеся друг с другом по собственным интересам, занимались вымогательством скромных денежных средств у более младших и беззащитных студентов, заставляли их выполнять за них различную работу, вроде уборки своих жилых помещений, приготовлении обедов или ужинов и прочее. Не миновало это и Матвея. Лично его никогда не задевали. Почему так случилось, он не понимал, потому что практически никто не знал, что он был неплохим бойцом. Но сам Матвей довольно часто становился свидетелем подобных унижений своих соседей по общежитию. Внутренне презирая их за слабость, он все же иногда испытывал чувство жалости к таким людям, но, тем не менее, никогда не вмешивался в происходящие безобразия, считая, что все должно идти своим чередом без его участия.

В конце весны первого года обучения Матвей сидел в своей комнате и готовился к предстоящим занятиям в институте. Его сосед по комнате Валентин в это время находился на общей кухне. Была его очередь готовить их вечерний ужин. Матвей был полностью поглощен учебой, когда позади него заскрипела входная дверь.

– Матвей, – раздался голос Валентина.

– Угу. Чего тебе? – не оборачиваясь спросил Матвей.

– Матвей, одолжи мне тыщу. Я со стипендии тебе верну.

Матвей оторвался от занятий и обернулся к товарищу. Валентин скромно стоял возле входа в помещение. Правой рукой он прижимал какую-то тряпицу к кровоточащему носу.

– Что произошло? – спросил Матвей, заранее догадываясь об ответе.

– Да ничего особенного.

– Нет, и все же? Кто тебе расквасил нос? – Матвей встал из-за рабочего стола и подошел к Валентину.

– Да Сергей из сто пятьдесят второй.

– За что? – Матвей разыграл удивление.

– Да какая разница? – в голосе Валентина слышались испуг и отчаяние.

– Всегда есть разница. Он что, вымогает у тебя деньги?

– Ну, да, да. Говорит, что, если не отдам ему сегодня тыщу рублей, поставит на счетчик. Завтра я ему буду должен уже две.

– И что? Ты вот так просто решил заплатить ему неизвестно за что?

– Не неизвестно, за что, а за мое душевное спокойствие и целостность моего организма, как сказал Сергей. А что мне еще остается делать?

– Дать ему в морду.

– Ага. Дать. Просто сказать. Вот он сам мне сейчас и дал в морду. Он старше, сильнее. Что я могу? – Валентин вот-вот был готов расплакаться.

– Заплатишь сейчас, потом все время будешь с ним расплачиваться, – сурово проговорил Матвей, – Если нет сил дать отпор физически, будь твердым хотя бы морально. Ты никому ничего не должен. Пойми это. Ну, получишь по мордам пару раз, потом ему это надоест, и он отстанет от тебя. Зато, будешь чувствовать себя мужчиной.

– Тебе легко говорить, – обиженно проговорил Валентин, – Тебя никто ни разу не трогал. А меня уже около полугода доят.

– Полгода? – Матвей сделал вид, что не догадывался о периодически случавшихся инцидентах.

– Ну, да. С самого начала учебы Сергей со своими друзьями взяли меня под свой контроль.

– Что ж ты мне ничего не говорил об этом?

– А то ты сам ничего не видел.

– Не видел, – соврал Матвей.

– Ну, вот как-то так. Стыдно было очень признаваться в таком. Так ты мне одолжишь тыщу или нет? А то пойду, займу у кого-нибудь другого.

Матвей вдруг решился действовать.

– Ладно. Где Сергей сейчас?

– На кухне.

– Пойдем, поговорим с ним. Но ты должен быть готов, чтобы на кулаках отстоять свое право на уважение.

– Да ты что? – испугался Валентин, – Он меня прибьет.

– Возможно. Но не насмерть же. Зато после уже никто тебя не посмеет трогать. Собственное спокойствие иногда необходимо заработать через боль.

– Нет. Ты что? Я не пойду. Я и не знаю, что ему сказать.

– Я все скажу. Пошли.

Матвей взял Валентина под локоть и силой вывел из комнаты. На кухне никого, кроме третьекурсника Сергея, здоровенного детины, на полголовы выше Матвея, не было. Сергей сидел на подоконнике и курил в открытое окно. Вообще-то курение в стенах общежития было запрещено, но Сергей таким образом показывал, что он выше всяких правил. Увидев вошедших ребят, он затушил сигарету, выкинул окурок на улицу и слез с подоконника. Презрительно посмотрев на Валентина, Сергей ехидно протянул:

– Ну что, принес?

– Ничего он тебе не принес, – за товарища ответил Матвей.

– А ты кто такой? – Сергей словно бы только что заметил Матвея.

– Я его друг, – спокойно сказал Матвей.

Валентин побледнел, как полотно, весь сжался в комок, став словно бы меньше ростом. Дар речи он полностью потерял.

– Друг, говоришь? – Сергей подошел вплотную к Матвею, – Ну, раз друг, то, может быть, ты мне за друга заплатишь?

– С чего это я должен тебе заплатить? – Матвей был очень спокоен.

– С чего? – Сергей оглядел Матвея с ног до головы, мерзко ухмыльнулся, – С того, что кто-то должен позаботиться о твоем здоровье, о твоем спокойствие.

– Я и сам прекрасно справляюсь со всем этим, – произнес Матвей, не отводя взгляда от глаз Сергея.

– А вот здесь ты глубоко ошибаешься. Обещаю, что меньше, чем через минуту, ты это поймешь. Но сначала я сделаю это…

Сергей подошел к выключенной плите, на которой стояла кастрюля с недоваренным супом, снял с нее крышку и плюнул внутрь посудины. Поместив крышку на место, он развернулся к Матвею, сжав огромные кулаки. И тут же согнулся пополам от боли в правом боку.

– Ах ты, тварь! Я хотел просто с тобой поговорить. Но ты лишил нас ужина, – голос Матвея стал раздраженным. Он почувствовал сильную злость к этому человеку, но больше бить его не стал.

Валентин от страха прислонился спиной к стене. В его голове уже рисовались ужасные картины возможного последующего развития ситуации.

– Па-ашел вон отсюда, ублюдок! – Матвей схватил Сергея за шиворот рубахи и силой вытолкал его с кухни.

– Это еще не конец нашего разговора. У тебя будут большие неприятности, – держась за бок правой рукой, Сергей направился на свой этаж.

– Жду с нетерпением, – вслед ему прокричал Матвей.

– Ты что наделал? – запинаясь, прошептал Валентин.

– Все нормально, – Матвей взял кастрюлю с испорченным супом и направился в туалет, чтобы вылить ее содержимое, – Позови сюда всех ребят первокурсников. Быстро!

Через десять минут на кухне собрались около десяти молодых людей. Они обступили Матвея, который с некоторым возбуждением начал говорить.

– Слушайте, парни. Я так понимаю, каждого из вас так или иначе здесь притесняют старшие ребята. И сколько вы собираетесь это терпеть?

Ребята стояли молча, понуро опустив головы в пол.