Читать книгу: «Созвездие Лубянки. Люди и судьбы», страница 4

 
Я в весеннем лесу пил берёзовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал.
Что любил – не сберёг, что имел – потерял,
Был я смел и удачлив, а счастья не знал.
И носило меня, как осенний листок,
Я менял города, я менял имена.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не блестела луна.
 

Совершенно очевидно, что Грибанов в своей книге излагает версию ухода Носенко к американцам с целью передачи крупной дезинформации ЦРУ. Так ли было на самом деле? Председатель КГБ Семичастный в своих воспоминаниях пишет: «…До самого конца моего пребывания в КГБ мы так ничего о Носенко и не узнали. Много позже дошло до нас, что он не выдал ни одного имени, вызвав, таким образом, даже недоверие к себе американцев, и какое-то время провел за решеткой в суровых условиях: оказался, мол, ключевой фигурой, а затемняет “контакты” между КГБ и Освальдом. <…> А что, если он сознательно утаил имена своих бывших коллег? Если это так, то можно ли говорить о его добровольном побеге… Правду о побеге Юрия Носенко пока еще никто не разузнал. Не знаю ее и я».

Однако Семичастный прекрасно понимал, что Хрущёв легко переступит и через него, как это было уже не раз – и с Жуковым, и с Серовым, и с Грибановым. И он решил действовать. Причём в тандеме с Шелепиным, который в то время был председателем Комитета партийно-государственного контроля при ЦК КПСС и СМ СССР, одновременно являясь заместителем председателя Совета Министров СССР.

Родившийся таким образом в недрах спецслужб заговор по смещению Хрущёва сразу же получил активную поддержку среди членов и кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС. Возглавил заговорщиков бывший первый секретарь ЦК КП Украины, секретарь ЦК КПСС Николай Викторович Подгорный, к которому сразу же примкнули и другие украинцы, прежде всего бывший первый секретарь Днепропетровского обкома КП(б) Украины и председатель Президиума Верховного Совета СССР (с 7 мая 1960 по 15 июля 1964 года), секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев и действующий первый секретарь ЦК КП Украины Пётр Ефимович Шелест, а также первый секретарь Крымского обкома КПСС/КП У, активно поддержавший инициативу Хрущёва по передаче Крыма из состава РСФСР в состав Украины, председатель Совета Министров РСФСР (с 31 марта 1958 по 23 ноября 1962 года) Дмитрий Степанович Полянский.

Согласно дневниковым записям Шелеста, Брежнев предлагал председателю КГБ при СМ СССР Семичастному в период подготовки октябрьского Пленума ЦК КПСС 1964 года физически избавиться от Хрущёва: «Я рассказал Подгорному, что встречался в Железноводске с В.Е. Семичастным, бывшим председателем КГБ СССР в период подготовки Пленума ЦК 1964 года. Семичастный мне рассказал, что ему Брежнев предлагал физически избавиться от Н.С. Хрущёва, устроив аварию самолёта, автомобильную катастрофу, отравление или арест. Всё это Подгорный подтвердил и сказал, что Семичастным и им все эти “варианты” устранения Хрущёва были отброшены… Обо всём этом когда-нибудь станет известно! И как в этом свете будет выглядеть “наш вождь”?»

Вряд ли можно доверять этим откровениям националиста Шелеста. На самом деле основным «вариантом» устранения Хрущёва был 70‑страничный «доклад Полянского» – объективный и предельно жёсткий анализ ситуации в стране, сложившейся в результате деятельности Хрущёва. Предполагалось, что в случае отказа Хрущёва от добровольной отставки на Президиуме ЦК доклад этот открыто огласит на Пленуме ЦК КПСС член Президиума ЦК Дмитрий Степанович Полянский. Однако документ этот содержал настолько «убойный» компромат, что, полистав его, Хрущёв сразу сдался. Тем более что опереться ему – кроме председателя Президиума Верховного Совета СССР Анастаса Ивановича Микояна – было реально не на кого: всех, кого мог, он к тому моменту уже предал и оттолкнул от себя, пустив страну победившего социализма под откос.

Текст доклада был впоследствии уничтожен. Однако его проект (т. н. «вариант»), по словам архивиста Рудольфа Германовича Пихоя («Москва, Кремль, Власть. Книга 1. Сорок лет после войны. 1945–1985» Москва, 2008), был найден в фондах архива Политбюро: «Доклад тщательно подготовлен. Он насыщен специальной информацией, которой по роду своей деятельности не мог располагать член Президиума ЦК Д.С. Полянский, отвечавший в то время за сельскохозяйственную политику. В докладе содержится экономическая статистика, явно подобранная именно для этого документа. Это касается так называемых макроэкономических характеристик – замедления среднегодовых темпов прироста общественного продукта, ухудшения соотношения в развитии промышленности групп “А” и “Б”, падения производительности труда в стране, нарастания объемов незавершенного строительства. Сбор таких сведений и подготовку статистических материалов подобного рода в то время можно было проводить только с санкции ЦК или (как, вероятно, и было в этом случае) по просьбе Комитета партийно-государственного контроля при ЦК и Совмине СССР. В докладе много данных, которые могли быть получены только от Министерства иностранных дел и КГБ… Форма документа настолько не соответствует его содержанию, что возникает мысль – его готовили тайно, готовили очень информированные люди, скорее всего – из спецслужб, а печатала какая-нибудь старая машинистка… В 1999 г. я рассказал о своей находке В.Е. Семичастному, бывшему в 1964 г. председателем КГБ. Не могу сказать, что это известие его обрадовало. В разговоре он подтвердил, что “доклад Полянского” готовился в КГБ экономистами этого ведомства, а печатали документ две старые машинистки КГБ, также специально привлеченные для этого. По словам Семичастного, “доклад Полянского” не должен был сохраниться…»

Вот некоторые выдержки из этого документа: «Тов. Хрущев, сосредоточив в своих руках неограниченную власть, обнаружил полное неумение, да и нежелание правильно пользоваться ею. <…> Он перестал считаться даже с элементарными приличиями и нормами поведения и так отвратительно сквернословит, что, как говорится, не только уши вянут, – чугунные тумбы краснеют. “Дурак, бездельник, лентяй, вонь, грязная муха, мокрая курица, дерьмо, говно, жопа” – это только “печатные” из употребляемых им оскорблений. А наиболее “ходкие”, к которым он прибегает гораздо чаще, никакая бумага не выдержит и язык не поворачивается произнести. И это сыплется без разбора даже в присутствии женщин. <…> Тов. Хрущев стремится установить личную диктатуру, поставить себя над партией, над ее руководящими органами, над всей страной… <…> До 1956 года включительно темпы прироста общественного продукта повышались, а затем наступил спад… снижение темпов прироста за 8 лет более чем вдвое. Это явление небывалое в истории развития нашей экономики. <…> А во что обошлась, например, его директива о строительстве четырех- и пятиэтажных домов, даже трудно посчитать. Он разогнал Академию архитектуры СССР за то, что она не соглашалась с его выводами, будто такие дома – самые дешевые и самые удобные в эксплуатации, будто они рассредоточивают и сохраняют население от атомного нападения и т. д. и т. п. …Выяснилось, что стоимость одного квадратного метра площади, если учесть затраты на общегородские и районные коммуникации, в 4–5‑этажных домах гораздо дороже, чем в 9—12‑этажных. Внешний вид городов ухудшился, а об удобствах и говорить нечего – в этих домах нет лифтов. Теперь новоявленный Главный архитектор бьет отбой и призывает к высотному строительству. Но, во-первых, кто возместит ущерб, нанесенный его безрассудной директивой, а во-вторых, осуществить переход к многоэтажному строительству – совсем не легкое дело; ведь индустриальную базу такого строительства надо создавать, по существу, заново. <…> Еще больше ошибок, и очень серьезных, допущено по воле, а точнее, по прихоти тов. Хрущева в сельском хозяйстве. В прошлом году в стране возникли серьезные трудности даже с хлебом. В связи с этим тов. Хрущев предлагал даже ввести карточную систему. И это через 20 лет после войны. Мы вынуждены были выделить 860 тонн золота, чтобы купить зерно у капиталистов. <…> Реальная картина такова: по семилетнему плану среднегодовые темпы прироста продукции сельского хозяйства в 1959–1963 гг. должны были составить 8 процентов. В действительности же они составляли за первые четыре года 1,7 процента, а 1963 год был завершен с минусовыми показателями. Мы все еще очень далеки от того, чтобы удовлетворить потребности народа в продовольствии, и даже в таких продуктах первой необходимости, как хлеб, мясо и молоко, картофель и овощи. <…> Сегодня всюду, вплоть до северных районов, заставляем сеять кукурузу, а после того как обожглись на ней, потратили много средств и труда и ничего не получили – даем отбой. <…> По его настоянию было принято решение: ограничить количество скота в личной собственности и сократить размеры приусадебных участков. В итоге: скот порезали, мяса и молока стало значительно меньше, а земля, отрезанная от приусадебных участков, зарастает травой. <…> За 8 лет темпы роста национального дохода снизились к началу нынешнего года в три раза. <…> Хрущев заявил, что если США тронут Кубу, то мы нанесем по ним удар. Он настоял на том, чтобы на Кубу были направлены наши ракеты. Это вызвало глубочайший кризис, привело мир на грань ядерной войны, это страшно перепугало и самого организатора столь опасной затеи. Не имея другого выхода, мы вынуждены были принять все требования и условия, продиктованные США, вплоть до позорного осмотра американцами наших кораблей. Ракеты, а также большая часть войск по требованию США были вывезены с Кубы. <…> Мао Цзэдуна он публично назвал “старой калошей”, тот узнал об этом и, конечно, пришел в ярость. <…> [Тов. Хрущев] грубо вмешивался во внутренние дела румын, кричал, что они ничего не смыслят в сельском хозяйстве, <…> Тов. Хрущев назвал Кастро быком, готовым броситься на любую красную тряпку. <…> Только за прошлый год тов. Хрущев находился в поездках за границей и по стране 170 дней, а сейчас, когда 1964 год еще не закончился, он отсутствовал на работе 150 дней. Если к этому добавить, что в 1963 году им было проведено 128 парадных приемов, обедов и завтраков, т. е. каждый третий день, то сколько же времени остается на работу? Он ездит с огромной свитой, причем в отдельные поездки берет, кроме родственников, много других людей. Например, в США с ним ездили 150 человек. Он как-то резко критиковал Молотова за то, что тот хотел поехать в ГДР с женой и подарить немцам два автобуса. А сам что делает? В США ездил с женой, сыном, дочерью, зятем и возил туда огромное количество подарков. В Париж ездил с женой, дочерью, зятем и также возил подарки. Семья сопровождала его в ОАР, Индию, Индонезию и другие страны. В Скандинавские страны поехал с женой, тремя дочерьми, двумя зятьями. Хотя многие поездки эти бесполезны для страны, вокруг них затевается большой шум. “Правда” и “Известия”, радио и телевидение превозносят их до небес, как событие всемирно-исторического значения, печатают и передают многочисленные фотоснимки. Портретов Сталина за 1952 год в “Правде” было опубликовано всего шесть, а портретов тов. Хрущева только за 1964 год опубликовано в той же газете 147. Вот вам и пример истинного борца против культа! <…> В своих импровизированных выступлениях, а также в беседах с иностранцами он рассекречивает сведения, составляющие порой величайшую государственную тайну. Однажды в неподходящей обстановке козырял количеством ракет; одному из иностранцев сообщил секретные сведения о съемках из космоса. Но особенно развязно он ведет себя за границей. А после всего этого упрекает КГБ, будто его работники не умеют охранять тайну. <…> На заседании Организации Объединенных Наций он снял ботинок и стал стучать им по столу в знак протеста. <…> В Париже на то, что какие-то личности что-то выкрикнули из зала. “На три метра в землю вобьем”, – кричал он тогда во всеуслышание. <…> Он, например, так рассказывал о своей беседе с послом ФРГ перед отъездом в Скандинавию: “Я ему как следует выдал, отругал, сказал, что мы вас всех, немцев, перебьем, сотрем с лица земли” <…> Он все чаще поручает ответственнейшие переговоры не руководителям партии и государства, не министру иностранных дел, не дипломатам, а своему зятю. Аджубей вел переговоры с Кеннеди, с папой Иоанном XXIII, канцлером Эрхардом и т. д. Политика становится, так сказать, семейным делом, и Аджубей теперь его особо доверенный человек. Но зачем в нашем социалистическом государстве, в нашей партии возрождать семейно-династическую дипломатию, которая в большом ходу при дворах королей и императоров? <…> На ряде пленумов ЦК и совещаний он издевался над белорусами. <…> Необходимо обратить ваше внимание и на его неправильное отношение к нашим вооруженным силам и органам безопасности. <…> Что касается офицерских кадров, то Хрущев иначе не называет их, как бездельниками, вносит предложения о лишении различных льгот. <…> По существу, первый секретарь ЦК и глава правительства сбрасывает со счета и органы государственной безопасности. Он мало интересуется их деятельностью, не учитывает многочисленные разведывательные материалы, которые ему систематически дает КГБ. <…> А сколько издано книг и брошюр Хрущева – трудно даже определить! Точнее говоря, речь идет о книгах и брошюрах, не написанных, а подписанных им; сам он писать совсем не умеет. <…> А до чего падок этот «ленинец» на награды и подарки – трудно даже представить! <…> Сын его Сергей, зеленый мальчишка, ничего пока серьезного за плечами не имеет, а уже удостоен звания лауреата Ленинской премии и Героя Социалистического Труда, ему присвоена ученая степень доктора технических наук. Дочь Рада награждена орденом, хотя на работе почти не бывает. Зять Аджубей получил два ордена Ленина и тоже удостоен звания лауреата Ленинской премии. <…> А зачем, спрашивается, надо было выпускать полнометражный кинофильм “Наш Никита Сергеевич”. Разве это не верх безобразия? В этом свете надо критически оценить и позицию тов. Хрущева в борьбе против культа личности. Разве можно изображать Сталина только шизофреником, маньяком и диктатором, действовавшим лишь с помощью топора и плахи? Нельзя перегибать факты, искажать истину. А факты говорят о том, что у Сталина были большие заслуги. Он много сделал для укрепления и умножения завоеваний Великого Октября. Все это общеизвестно. И констатацию такой истины ни в какой мере нельзя рассматривать как попытку возродить культ личности Сталина. Но умалять заслуги Сталина, а тем более зачеркнуть их – нельзя. <…> Среди коммунистов и в народе давно уже возмущаются поведением тов. Хрущева и открыто говорят, что он установил культ собственной личности. <…> Мы считаем, что самым разумным будет поступить так, чтобы тов. Хрущев сам подал в отставку с занимаемых им постов».

12 октября 1964 года, примерно в 21.00, Брежнев позвонил Хрущёву, находившемуся на отдыхе в Пицунде, и попросил его приехать на заседание Президиума ЦК, назначенное на следующий день. Хрущёв согласился и подтвердил, что прибудет в Москву вместе с Микояном.

Заседание открылось на следующий день 13 октября в 15.00, однако Хрущёва не было. Наконец он появился в зале и занял место председателя. После этого слово взял Брежнев. Он обвинил Хрущёва в создании культа своей личности, грубости по отношению к членам партии, совмещении должностей, разделении партии на промышленную и сельскохозяйственную и многом другом. В ответном слове Хрущёв высказался в том духе, что «вы все меня поддерживали долгие годы, говоря в том числе и с этих трибун, что я всё делаю правильно. Если у вас так много вопросов ко мне, то почему вы их не задавали раньше?» Однако эти резонные замечания потонули в шквале разгромных речей, с которыми выступили Шелест, Шелепин, Кириленко, Мазуров, Ефимов, Мжаванадзе, Суслов и Гришин, а на следующий день – Полянский, Косыгин и Подгорный. Все были против Хрущёва, за исключением Микояна, который пытался осторожно защищать его, подчёркивая его внешнеполитические заслуги. В тот же день, 14 октября, Хрущёв согласился подписать заявление о своей отставке.

Вечером в 18.00 открылся Пленум ЦК КПСС. После доклада, который два часа зачитывал Суслов, Пленум освободил Хрущёва от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС и вывел его из состава Президиума ЦК «по состоянию здоровья», а также признал нецелесообразным в дальнейшем совмещение постов руководителей партии и правительства. На следующий день указом Президиума Верховного Совета СССР Хрущёв был освобождён от должности председателя Совета Министров СССР.

Среди кандидатов, выдвинутых на освободившуюся должность первого секретаря ЦК КПСС, согласно запискам Шелеста фигурировали Брежнев, Косыгин и Подгорный. При этом победу одержал Подгорный. Однако он отказался от неё, мотивируя это тем, что Брежнев моложе и так сложилось, что Брежнев должен занять этот пост. Сам Подгорный 9 декабря 1965 года был избран председателем Президиума Верховного Совета СССР вместо Микояна, отправленного в отставку как достигшего 70‑летнего возраста.

Читатель может сказать, что всё, о чём здесь пишет автор – это дела давно минувших дней. Стоит ли о них вообще вспоминать, ведь мы давно живём в другой стране. Осмелюсь, однако, утверждать, что Родина у человека одна. А в октябре 1964 года, когда происходили упомянутые выше события, я уже второй месяц ходил в первый класс школы № 25 в самом центре Тюмени. Под ногами шуршат жёлтые листья, за плечами ранец с учебниками и тетрадками в косую линейку, пеналом с перьями и мешочком с чернильницей-непроливайкой, на груди слева у сердца октябрятская рубиновая звёздочка с образочком маленького кудрявого Володи Ульянова:

 
Когда был Ленин маленький,
С кудрявой головой,
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной.
 

До школы я дважды побывал в ведомственном детском санатории КГБ в Евпатории, где среди дворцовых построек по дорожкам вышагивали пышные павлины, а важные нянечки в белоснежных халатах водили нас малышей на процедуры в старинную грязелечебницу. Ну и, конечно, море с его синим бескрайним простором и ароматом водорослей. Никогда не забуду, как увидел его в первый раз – наверное, это до сих пор остаётся моим самым сильным впечатлением в жизни. Стояла прохладная погода, и купание всё откладывалось. И вот наконец нас построили парами, вывели за ворота и повели вдоль высокой ограды из серого ракушечника. В какой-то момент небо стало увеличиваться в объёме, затем открылась песчаная коса, на которую с шумом и пеной накатывала бесконечность прохладной воды:

 
Снятся часто
Мне по ночам дельфины,
Снятся чайки
И мачты бригантины.
След мой волною смоет,
А я на берег с утра приду опять…
Море! Ты слышишь, море —
Твоим матросом хочу я стать!
 

Конечно, мы уже тогда понимали, что мирное небо над головой и наше счастливое детство – вовсе не подарок природы, что всё это досталось нам благодаря нашим родителям, которые занимаются важной работой, защищая нашу страну. Поэтому после уроков я обычно заходил в тир, расположенный в подвале булочной напротив школы – выстрел из мелкокалиберной винтовки («мелкашки») стоил, кажется, пять копеек – и шёл мимо Управления КГБ по Тюменской области, в котором работал мой отец. Иногда я открывал массивную дверь с чекистской символикой на ручках и просил дежурного офицера позвать Ведяева Юрия Андреевича. Поговорив с папой в специальной комнате с большими кожаными креслами для посетителей, я выходил на улицу Володарского и шёл до улицы Семакова, где жила моя бабушка Мария Фёдоровна Опрокиднева.

В феврале 1966 года отец уехал в Киев на шестимесячные Курсы усовершенствования руководящего и оперативного состава КГБ при СМ СССР. Однажды на курсы из Москвы приехал начальник Службы № 2 (аналитической) Второго главка (контрразведка) КГБ при СМ СССР Алексей Михайлович Горбатенко. Во время лекций и бесед он обратил внимание на отца, который проявлял активность при обсуждении вопросов применения логических и количественных методов при анализе оперативной обстановки, и пожелал с ним встретиться. Эта встреча состоялась и оказалась во многом судьбоносной для всей нашей семьи.

Алексей Михайлович Горбатенко был выдающимся чекистом, почётным сотрудником госбезопасности, одним из лучших контрразведчиков страны, великолепным агентуристом с широчайшим кругозором, натурой творческой, ищущей, оставаясь при этом человеком душевным с тонкими интеллигентными чертами лица. Он родился 21 августа 1916 года в деревне Елисеевка Смоленской губернии, в 1935 году окончил педагогический техникум в городе Рудня, работал учителем и в 1937 году стал директором средней школы в селе Надва Руднянского района на Смоленщине. В 1939 году с третьего курса пединститута Горбатенко был направлен на работу в органы НКВД. С 25 августа 1939 года по 21 марта 1941 года он учился в Ленинградской межкраевой школе НКВД, и после её окончания в звании младшего лейтенанта госбезопасности был направлен на Лубянку, во 2‑е Управление (контрразведка) НКВД СССР. С 1942 года он работал в 1‑м (немецком) отделе оперуполномоченным 3‑го отделения (выявление, разработка и ликвидация агентуры разведорганов противника в Москве).

В соответствии с новой структурой управления, которая была объявлена приказом НКГБ № 0014 от 16/21 мая 1943 года, Горбатенко назначается старшим оперуполномоченным 2‑го отделения, а с 7 августа 1945 года – помощником начальника 1‑го отделения 6‑го отдела (работа в освобожденных от противника районах, розыск изменников Родины, борьба с националистическим подпольем) 2‑го Управления НКГБ СССР.

15 июня 1946 года капитан госбезопасности (что соответствовало армейскому званию подполковника) Горбатенко был назначен начальником 3‑го, с 17 сентября 1947 года – 4‑го отделения Отдела «2‑Б» (контрразведывательные операции против США) 2‑го Главного управления МГБ СССР, а 20 января 1950 года становится заместителем начальника этого отдела, который 25 декабря 1951 года был переименован в 1‑й (американский) отдел. Еще одним заместителем начальника этого отдела был товарищ Горбатенко по Ленинградской межкраевой школе НКВД Борис Семёнович Иванов – будущий резидент КГБ в Нью-Йорке и заместитель начальника внешней разведки ПГУ КГБ СССР. Помощником начальника того же отдела был подполковник Михаил Георгиевич Матвеев, сыгравший важнейшую роль в разоблачении Пеньковского – портрет его висит во главе соответствующего стенда в музее ФСБ России. Иначе как «классикой» эту троицу: Горбатенко, Иванов, Матвеев – и не назовёшь.

21 сентября 1953 года полковник Горбатенко становится начальником 1‑го (американского) отдела, вначале в составе 1‑го Главного управления МВД СССР, а с 18 марта 1954 года – в составе 2‑го Главного управления КГБ при СМ СССР. Заместителем Горбатенко был назначен полковник Матвеев. Непосредственным их начальником был уже известный нам Олег Михайлович Грибанов. 17 ноября 1958 года полковник Горбатенко становится заместителем генерал-майора Грибанова.

После всех потрясений, связанных с бегством Носенко – а он, как мы знаем, одно время был сотрудником американского отдела – и отставкой Грибанова, 27 февраля 1965 года Горбатенко был назначен начальником Службы № 2 (аналитической), преобразованной в 1967 году в Управление «А» Второго главка КГБ при СМ СССР. Одновременно генерал-майор Горбатенко становится заместителем начальника Второго главка.

В своих воспоминаниях мой отец пишет: «Горбатенко А.М. пригласил меня на обратном пути из Киева в Тюмень встретиться с ним во Втором Главном управлении и конкретно обсудить вопрос о моей дальнейшей работе. Было намечено два возможных варианта: практическая работа в Службе “А” ВГУ КГБ СССР или обучение в очной аспирантуре ВШ КГБ им. Ф.Э. Дзержинского. После этого почти все преподаватели по спецдисциплинам киевских курсов стали проявлять ко мне повышенный интерес. Иногда даже на несколько часов закрывали меня в кабинете, чтобы я сочинял демаскирующие признаки различных этапов “движения” агентов-нелегалов… После окончания курсов я заехал в Москву, встретился с А.М. Горбатенко. Он принял меня как старого знакомого. Решили, что я поступаю в очную аспирантуру на кафедру контрразведки, которой руководил В.И. Масленников, и буду тесно сотрудничать с работниками Службы “А”».

Вскоре произошло событие, которое во многом повлияло на расклад сил в стране, подняло статус органов государственной безопасности на качественно новый, более высокий уровень и определило в том числе и судьбу нашей семьи. 18 мая 1967 года Семичастный был снят с должности председателя КГБ при СМ СССР и на его место по предложению Леонида Ильича Брежнева единогласно на заседании Политбюро ЦК КПСС был назначен Юрий Владимирович Андропов. Семичастного отправили назад на Украину на малозначительный пост первого заместителя председателя СМ УССР. Можно, конечно, сказать, что Брежнев поступил с приведшим его к власти Семичастным так же, как и Хрущёв поступил со своим ближайшим соратником Серовым. Что Брежнев боялся тандема Шелепин – Семичастный в той же мере, как и Хрущёв опасался силового блока Жуков – Серов. Однако это лишь субъективные факторы, которые, конечно, никогда нельзя сбрасывать со счетов, но нельзя и преувеличивать их значение. В действительности для выдвижения Андропова – новой восходящей звезды на небосводе Лубянки, – были гораздо более глубокие объективные причины, скрытые от глаз сторонних наблюдателей за великолепным фасадом бывшего здания страхового общества «Россия» на площади Дзержинского и доступные только профессионалам.

Генерал-майор Николай Владимирович Губернаторов, с которым автор этих строк был хорошо знаком, в конце1950‑х – начале 1960‑х годов работал старшим следователем следственного отдела 6‑го Управления КГБ и, по его словам, имел негативное мнение о всех трёх председателях – Серове, Шелепине и Семичастном, «явно случайно оказавшихся не на своем месте – по протекции Н.С. Хрущева. <…> Шелепин, видимо, вскоре понял, что в КГБ он лавров не заработает, тем более, что со стороны большинства чекистов он не ощущал ни симпатии, ни поддержки. Поэтому, обуреваемый корыстными амбициями, он при содействии своего благодетеля Н.С. Хрущева вернулся в ЦК КПСС. При этом он добился назначения вместо себя председателем КГБ своего друга, тридцатисемилетнего комсомольца В.Е. Семичастного. Тот же, в свою очередь, привел в КГБ целую когорту своих приятелей комсомольцев. С лихой удалью и молодым задором он взялся за наведение порядка в инакомыслии. В работу разведки и контрразведки Семичастный не вникал, подготовкой и обновлением кадров не занимался. Многочисленные совещания, на которых Семичастный выступал с пустыми и трескучими речами, только раздражали опытных чекистов. Начались громкие провалы в разведке. А когда Светлана Аллилуева (дочь Сталина. – А.В.) бежала в США и объявила там о публикации написанных ею мемуаров, в ЦК КПСС решили Семичастного снять».

Как вспоминает Губернаторов, «чекисты восприняли назначение Ю.В. Андропова с нескрываемым удовлетворением и надеждой, так как знали о его участии в партизанском движении и мужественном поведении в Венгерских событиях 1956 года. Надо сказать, Юрий Владимирович сполна оправдал наши надежды. Будучи его помощником с начала 1976 по 1982 год, я мог воочию видеть те положительные сдвиги и преобразования, которые он проводил в Комитете государственной безопасности. Прежде всего, следует отметить, что Ю.В. Андропов совершил настоящую кадровую революцию в органах госбезопасности. <…> Ю.В. Андропов приступил к масштабному обновлению чекистских кадров путем их всесторонней подготовки и переподготовки. В Высшей школе КГБ СССР по его инициативе были созданы два новых факультета – вечерний и заочный. Кроме того, там же были открыты аспирантура и докторантура, а с целью единой подготовки руководящих кадров для спецслужб стран соцсодружества образован 3‑й факультет. При поддержке Ю.В. Андропова прошло организационное оформление Курсов усовершенствования офицерского состава (КУОС) КГБ при первом факультете ВШ КГБ СССР. С 1969 года КУОС базировались в г. Балашиха. Первыми начальниками этих курсов стали Х.И. Болотов, Г.И. Бояринов и Э.Г. Козлов, которые подготовили для страны ведущих офицеров таких знаменитых спецподразделений, как “Зенит”, “Каскад”, “Альфа” и “Вымпел”».

Большое внимание Андропов уделял не только повышению образовательного уровня, но и воспитательной работе среди сотрудников госбезопасности, созданию положительного образа чекиста. Будучи сам, по словам Роя Медведева, человеком умным, интеллигентным и трезвомыслящим, он и от подчинённых требовал внимательного и бережного отношения к людям – будь то собственные сотрудники КГБ, его добровольные помощники или же подозреваемые и подследственные. «Я хорошо помню, как Юрий Владимирович однажды с полной серьезностью сказал мне, – пишет Николай Владимирович Губернаторов, – что высокая мораль и духовность исторически свойственны нашему народу, составляют его нравственную сущность, следовательно, данные качества должны отличать и тех, кто защищает безопасность и саму государственность этого народа».

Ну и наконец, ещё одно важное обстоятельство, которое должно быть поставлено в заслугу Андропову, заключается в том, что он смог поставить на значительно более высокий уровень медицинское обеспечение и жилищно-бытовые условия сотрудников и ветеранов органов госбезопасности. Ведь за весь послевоенный период не было построено ни одного нового здания для органов госбезопасности. Внешняя разведка (ПГУ) располагалась на 7‑м этаже основного здания на Лубянке и просто задыхалась от скученности. В небольших кабинетах ютились по 15–20 сотрудников. Второй главк (контрразведку) немного разместили за счёт «передислокации» Следственного управления в Лефортовскую тюрьму. А внутреннюю тюрьму на Лубянке заняли оперативные подразделения. Высшая школа КГБ (в/ч 33965), которой постановлением СМ СССР № 652–266 от 2 июля 1962 года было присвоено имя Ф.Э. Дзержинского и которая в 1967 году была награждена орденом Красного Знамени, с 1960 года размещалась в старом неприспособленном здании на Ленинградском проспекте, дом № 3. Высшая разведывательная школа (ВРШ), которая по-прежнему именовалась 101‑й школой, сиротливо ютилась в ветхих деревянных бараках за городом в лесу. 14 октября 1968 года она была преобразована в высшее учебное заведение – Институт КГБ. 19 декабря 1968 года институт был награжден орденом Красного Знамени, а в марте 1984 года ему было присвоено имя Ю.В. Андропова.

Начальником Второго главка Андропов назначил генерал-лейтенанта, с 27 октября 1967 года генерал-полковника Георгия Карповича Цинёва, который до этого был начальником 3‑го Управления (военная контрразведка) КГБ при СМ СССР.