Тени холодного солнца

Всего этого нет, но в тоже время, ты не можешь расслабиться и предаться обычным занятиям и радостям мирного времени. Снова увы! Ты по прежнему живёшь в походных условиях, питаешься кое-как, спишь в палатке на жёсткой сборной кровати, к тому же тебя безбожно жалят надоедливые комары и мухи. Но сейчас мы, хотя-бы, можем ощутить себя победителями.

Незаметно мои мысли унеслись на пять лет назад. Тогда стояли такие же летние дни, только были они для нас весьма тягостными и мрачными, после проигранного сражения при Маджента¹. Тяжелые воспоминания сменились ещё более тяжелыми мыслями о делах настоящих. Перед глазами всё время вставал бесконечно милый образ Анны-Марии.

Боже мой! Бессмертные Небесные силы, где же ваше милосердие?! – неужели всё кончено, и я потерял её безвозвратно?! Но это казалось настолько невозможным что мой разум отказывался верить в реальность подобного. Последние три года я думал о ней, не иначе как, о своей невесте. А в тот злополучный день я даже с ней не простился. Разговор с её отцом получился ужасным, мы расстались настоящими врагами. Я был в ярости и уехал немедленно. Помню только удивлённое лицо моей Анны-Марии и её огромные зелёные глаза в которых стояли слёзы. Какой же беззащитной она выглядела тогда. Беззащитной и несчастной.

Я знал Анну-Марию с детства, наши отцы всегда были добрыми друзьями. Почему же граф Траумберг мне отказал? Он ведь не мог не знать что мы любим друг – друга. Ополоснув лицо водой я лёг на свою узкую походную кровать. Под руку подвернулась книга стихов Рудольфа Гирша². Некоторое время я пытался её читать, но вскоре захлопнул и отложил в сторону. Его скабрезные до сальности, развесёлые стихи совершенно не соответствовали моему настроению. Взял другую книгу, ею оказался «Наполеон III» только-что вышедший роман Луциана Герберта¹. Постепенно чтение захватило меня. Должно быть прошло около часа прежде чем появился мой денщик Алоис.

– Господин барон, вам пришли письма. – Он положил на соседний стул два конверта. Я равнодушно взглянул на них, и тут меня будто ударило электрическим током. Первое письмо было из богемского замка от графа Траумберга. Вот от него-то я

_____________________________________________________________________

1. 4 июня 1859г. французские войска императора Наполеона III и генерала Патриса де Мак-Магона разгромили 60-и тысячную австрийскую армию у местечка Маджента.

2. Рудольф Гирш (1816—1872) популярный австрийский поэт. Основные произведения: «Balladen und Romanzen» (1841); «Soldatenspiegel» (1849): «Irrgarten der Liebe» (1850). Его творчество носило несколько скабрезный, фривольный и беспринципный характер. __________________________________________________________________________

точно не ожидал никаких писем, особенно после недавнего разговора.

А второе письмо… Боже мой! Моё сердце усиленно забилось. Второе письмо было от неё… Я немедленно выпроводил Алоиса из своей палатки и, дрожавшими руками, вскрыл конверт. Что там!? Неужели мой тусклый, серый мир вновь наполнится красками!? Но тут же на меня нахлынули сомнения. Почему вместе с письмом Анны Марии пришло письмо и от её отца? Может быть это просто прощальное послание, дань вежливости? Мол, простите, дорогой барон, но мой папенька желает мне только счастья, а посему, увы мы не можем быть вместе…

Моё сердце билось в каком-то, уж совсем, сумасшедшем ритме, и я почувствовал что мне не хватает воздуха. Сжимая конверт, я вышел из палатки, развернул его и, собравшись с духом, начал читать. Пробежав глазами первые строки письма Анны-Марии, я понял что мир прекрасен!

«Милый, милый, Людвиг» – писала моя возлюбленная. – «Ты конечно был очень расстроен последним разговором с моим злодеем-папочкой. Но всё вдруг обернулось самым прекрасным, для нас, образом. Мой отец передумал, и теперь он не будет возражать против нашей с тобой свадьбы. И всё это потому, что я у тебя такая умница. После твоего скандального отъезда, я заперлась у себя, ничего не ела и не разговаривала с ним. Я довела своего папочку до белого каления и он в конце концов сдался. Отец больше не вспоминает об этом ужасном князе Виндишгреце, напротив, он сказал что желает, как можно быстрее видеть тебя в нашем замке. Так что. заканчивай побыстрее свою дурацкую войну и приезжай к нам, так быстро как только сможешь.

Безумно любящая тебя, и твоя навеки Анна-Мария, пока ещё фон Траумберг.

P.S. Кстати, в нашем замке стали происходить какие-то странные и таинственные события. Папенька даже хотел меня отправить на несколько месяцев к тётушке Элизабет, в Дрозендорф. В общем приезжай и сам всё узнаешь».

_____________________________________________________________________

1. Луциан Герберт – творческий псевдоним австрийского писателя Юлиуса Гундлинга (1828—1890). Ему принадлежат произведения: «Наполеон III» (1863); «Виктор Иммануил» (1865) и др.

_____________________________________________________________________

Чувствуя приятное расслабленность во всём теле, я вскрыл второй конверт. Вот что писал граф:

«Милостивый государь! После нашей последней встречи, вы вряд ли рассчитывали получить от меня какое-либо послание. Да, мы расстались далеко не друзьями. Я признаю что был излишне резок с вами и наговорил лишнего. Но и теперь я продолжаю считать что ваша кандидатура не является лучшей партией для моей дочери. Однако сложившиеся обстоятельства вынуждают меня изменить своё решение.

Я больше не намерен препятствовать вашему браку с Анной-Марией. Более того, эти же самые обстоятельства, заставляют меня просить вас прибыть как можно быстрее. Сейчас я не могу сообщить ничего более конкретного, но подозреваю что моя дочь находится в серьёзной опасности. Так что, по возможности не медлите. С уважением, Вильгельм Фридрих Август фон Траумберг».

Прочитав письмо графа я ощутил некую растерянность. Анне-Марии грозит опасность? Но что может угрожать моей невесте в стенах её родного замка, под присмотром отца и многочисленных слуг? И что это за обстоятельства, из за которых фон Траумберг согласился на наш брак? Ведь это письмо, несмотря на его сухость, по сути являлось мольбой о помощи.

Положив его послание в карман, я вновь развернул письмо Анны-Марии. Перечитывая его я невольно заулыбался.

– Барон, да вы весь сияете! – раздался позади меня, уже порядком надоевший голос. – Наверное умер кто-то из богатых родственников.

Позади меня, поблёскивая своими круглыми очками, стоял наглый датчанин и заглядывая мне через плечо, как ни в чём ни бывало, пытался читать письмо.

– Ах, нет, я ошибся, письмо явно от девушки. Ну что ж, тогда вдвойне поздравляю, барон. Значит вы счастливый влюблённый?

– Струэнзе, – сказал я поворачиваясь к настырному нахалу, – разве ваша маменька не говорила вам что нехорошо читать чужие письма, тем более так демонстративно?

– Конечно говорила, и неоднократно, – кивнул он своей белобрысой головой. – Но каюсь, я не всегда слушаюсь свою маменьку.

– Тогда, по крайней мере, может быть вы читали распоряжение о режиме, для находящихся в плену офицеров вражеской армии? У нас, вообще-то, всё ещё продолжается война, Струэнзе, а вы шляетесь, как ни в чём не бывало, по нашему лагерю.

– Да полно вам, барон. Война, считай, кончилась, и к несчастью победили вы. А я вовсе не нарушаю режим, прошу заметить, меня отпустили на прогулку под честное слово офицера.

– Ну так и шли бы вы к девочкам, что ли! – попытался я отделаться от него, всецело занятый своими мыслями.

– Фу, барон, как вам не стыдно предлагать такое. – Струэнзе преспокойно расположился на пне, рядом со мной. – В конце- концов вы сами виноваты. До сих пор не можете эвакуировать наш лагерь. Кстати у вас найдётся что-нибудь выпить?

– Вы невероятно назойливы, – я протянул ему свою флягу. – Вроде бы неплохой Бурбон. – Сделав глоток, потом ещё один, он вернул флягу.

– Да действительно неплохой. И что же пишет вам прекрасная леди?

– Ещё немного, Струэнзе, и я буду жалеть о том что одно из моих ядер не подарило вам вечный покой.

– Не сожалейте, барон, иначе я бы стал приходить к вам по ночам. Иногда живой враг причиняет меньше беспокойства чем мёртвый.

– Кстати, я давно хотел у вас спросить, Струэнзе, откуда у вас такая фамилия? – Поинтересовался я у наглого датчанина. – Помнится в ваших датских краях, лет так сто назад…

– Да. Вы совершенно правы, фон Хагендорф. Действительно, Иоган Фридрих является моим родственником по линии отца. Он приходится мне дядюшкой, хотя жил три поколения тому назад. Прекрасный был человек, только очень амбициозный и умный. А это, как известно, далеко не всем нравится. Его же отношения с королевой, вообще вызвали громадный скандал. Вот и поплатился за это головой¹. Так что же пишет ваша несравненная Лаура?

– Струэнзе, ну какого чёрта вы решили что я буду обсуждать с вами свои личные дела? – Бесцеремонность датчанина начинала меня раздражать.

– Не злитесь, барон, – равнодушно отозвался мой назойливый собеседник. – Возможно это всего-лишь зависть, ведь я так и не успел обзавестись невестой. Эта война началась так не кстати.

– Так сколько же вам лет? – поинтересовался я.

– Недавно исполнилось двадцать два.

– Это сражение было у вас первым?

– Ну… нет. Не считайте меня совсем уж мальчишкой. До того как познакомиться с вами я был на Данневеркской позиции и при неудачной обороне Дюббеля. Вообще-то я происхожу из семьи потомственных военных. Мой отец был при при Идштедте, где мы хорошо наваляли вашему союзнику, генералу Вильгельму Виллизену.

– Ну, положим, не такое уж это великое достижение – разгромить наспех собранный ландвер.

– А каков ваш боевой путь? – ехидно задал вопрос Струэнзе.

– Да в общем-то тоже невелик, – признался я. – Был при Маджента, Монтебелло, Сольферино. Сражался с пьемонтцами. Теперь вот здесь. И, кстати, у меня совсем нет времени беседовать с вами. Полученное только что письма побуждают меня немедленно просить кратковременный отпуск. Я должен срочно уехать.

– Торопитесь на свадьбу? – рассмеялся Струэнзе. – Что ж, всё правильно. К чёрту Марса, да здравствует Гименей! А возьмите меня с собой, – предложил он совершенно неожиданно.

– Струэнзе, вы что сошли с ума? – спросил я предполагая что всё так и есть. – Пока не закончилась война, забудьте о свободе передвижения.

– Да я не о том. У меня и мыслей нет о побеге. Просто подумайте, барон, вы же должны продемонстрировать своей невесте какой-нибудь трофей.

_____________________________________________________________________

1. Иоганн Фридрих фон Струэнзе (1737—1772) немец по происхождению, личный врач короля Кристиана VI. Находился в любовной связи с королевой Каролиной Матильдой. Постепенно он стал фактически править Данией. Издал около 600 весьма прогрессивных законов. Сделал гласным судопроизводство, учредил свободу печати, вероисповедания, промыслов и т. д. Но уволил без пенсии множество чиновников, чем вызвал к себе их ненависть. А немецкий язык, при нём, стал единственным государственным языком в Дании, что тоже не прибавило ему популярности. Вскоре королева родила дочь, внешне очень похожую на Струэнзе. В конце- концов королеву и его арестовали. Королеву Каролину Матильду развели с королём и выслали из страны. А Струэнзе 28 апреля 1772г. был четвертован в Копенгагене, в возрасте 35 лет.

_____________________________________________________________________

Так сказать, в доказательство вашей воинской доблести. В древние времена, наши с вами германские предки предъявляли своим невестам головы убитых врагов. Вот и предъявите мою голову, только, так сказать, в живом виде, вместе с туловищем, руками и ногами.

– Мне не до шуток, Струэнзе. В довершении всего вы путаете древних германцев с древними кельтами. Наши предки не занимались подобным варварством.

– А я и не шучу. Помилуйте, барон, я зверски изъеден здешними комарами, у меня всё тело от них чешется. Да я вообще не могу находиться в этой местности. Неужели вам меня не жалко.

– Жалость к врагу – опасное чувство, – отрезал я.

– Жалость к обезоруженному врагу – есть чувство благородное, – немедленно парировал датчанин.

– Честно говоря, вы мне уже изрядно поднадоели, Струэнзе. Да и не отпустит вас никто. По крайней мере пока ваш король Христиан IX Глюксбург не подпишет мирный договор.

– Под вашу ответственность непременно отпустят. И обещаю что не буду вам надоедать. Вообще, я готов быть образцовым военнопленным.

Глава 4

История Ганса Ползадницы, или когда отличная память не только достояние молодых. Рассказ старой Марты о нашествии живых мертвецов имевшее место пол столетия тому назад

– Вы звали меня, Ваше Сиятельство? – прошамкала беззубым ртом старая Марта. – Меня прислал господин Фриц. Сказал что вы хотите говорить со мной.

– Да, Марта, я хочу говорить с тобой, входи и присаживайся, – сказал граф, указывая на одно из кресел стоявших возле горящего камина. Скрюченная старая женщина, тяжело шаркая ногами, добралась до него и кряхтя пристроила на нём свои старые кости.

– Марта, ты очень давно живёшь в нашем замке, наверное ты самая старая жительница в здешней округе, – издалека начал разговор граф.

– Да-да, батюшка. Старая я уже. Вот через месяц исполнится девяносто лет, – зашамкала старуха трясущимися челюстями. – Я долго, долго живу на свете. В нашей округе, почитай, лишь Лаурка Пфальц старше меня, ей уже сто лет без двух. Да… давно, давно живу на свете.

– Это всё прекрасно, но я бы хотел… – попытался прервать её граф.

– Ох давно… – продолжала старуха Марта, как ни в чём не бывало. – В прежние времена как-то легче оно всё было, – затрясла она морщинистой шеей, будто ничего вокруг не замечая. Граф, нервно поджав губы, прикурил сигару от свечи. – Деда вашего, графа Дитриха, хорошо помню. Красивый был мужчина, – продолжала бубнить Марта. – Даже в старости красавец был, одни усы чего стоили. А уж глаза какие… – старуха мечтательно вздохнула. – Ох грешили мы с ним, сильно грешили, сейчас и вспомнить так срам один. Бывало возьмёт нас троих: меня, Берту и Злату, иногда ещё приглашал Гретхен и Милицу. Притащит в спальню, а там у него уже всё готово, закуски там всякие, много бутылок с разными винами. Запрёт дверь, разденет нас до нага, и говорит чтобы мы вакханок каких-то изображали, – " Хочу почувствовать будто я в древней Элладе» – говорит. Уж что это за Эллада такая была, где голые девки бегали. Наверно срам один. Потом сам разденется, к голове своей привяжет оленьи рога, и в чём мать родила бегает за нами и при этом громко так кричит по звериному. Ну точно как олень во время гона.

Он уже старый тогда был, такой как ты нынче, или даже постарше. Говорил что хочет ощутить себя каким-то сатиром или фавном. Кто такой этот фавн? Неужели у него взаправду на голове рога росли? И ещё он говорил, что только так он может набраться мужской силы. А вот когда молодой был, так чистый огонь. Очень, говорят, он до девок охочий был. Только тогда он больше всего свою жену любил госпожу Каролину.

Говорят, что для того чтобы на ней жениться, он со всей своей роднёй переругался. А уж когда та померла, так видимо с горя, и пустился во все тяжкие. Так говорили, сама то я его помню только стариком. Но девок много попортил. Вот Штрубэ, Карлоффы, нынче почитай все его внуки. – Граф резко отдёрнул руку почувствовав сильную боль в пальцах. Оказывается что он ухватил сигару за горящий конец. – Но добрый был человек, плохого про него ничего не скажу, – продолжала шамкать Марта беззубым ртом. – Всех порченых им девок потом замуж выдал, и приданное им справил.

Помню как Иоганн Карлофф отказывался Матильду за себя брать. Говорил что он, как добрый католик, должен только на девственнице жениться. А Матильда, мало того что порченая, да ещё и на сносях с графским выблядком. Долго, помню, они торговались. Недели две а может и больше. Старый граф тогда этому Иоганну уйму деньжищь отвалил, так тот сразу четырёх коров купил. И ещё граф, ему ежегодно за содержание детей платил, Матильда то двойню родила. Да что и говорить, добрый был человек.

И батюшка ваш, граф Рудольф тоже хороший человек был, но другой: учёный, серьёзный. И супругу, матушку вашу, очень любил, ох как любил. И за девками почти не бегал, а байстрючат у него только двое случилось. У Шарлотты от него дочка родилась, а у Элизы Хазе – сыночек.

– Что-что! – граф медленно поднялся из-за стола, и круглыми, немигающими глазами уставился на старуху.

– Ох, Боже ты мой! – старая Марта прикрыла себе рот сухонькой морщинистой ладошкой. – Ох, что же это я, дура старая, языком то всё чешу. Мне бы помолчать про это. Эх старость, старость, голова то совсем пустая стала, – зашамкала она и перекрестилась.

– Дальше, – коротко потребовал хозяин кабинета. – Рассказывай всё что знаешь!

– Дя я вот и говорю, хороший он был человек. Матушку вашу очень любил, сестёр ваших. А уж когда вы, Ваше Сиятельство, родились, так вообще от счастья весь святился.

– Стоп! – граф подошёл вплотную к старухе. – Ответь-ка мне, Марта, следующее: Когда родились эти дети… ну… от других женщин, мой отец был уже женат на матери, или это произошло до свадьбы?

– Ну девка то родилась ещё задолго до его свадьбы. Почитай сразу после того как ваш папенька с военной службы уволились. А вот сыночек то, что у Эльзы Хазе родился.., – тут старуха замялась.

– Ну чего замолчала?! – нетерпеливо произнёс граф. – Давай рассказывай.

– Да старая я уже, Ваше Сиятельство, старая, всего не упомню. Голова то совсем дырявая стала.

– Ну уж нет, старая, теперь не увиливай, – фон Траумберг нервно прошёлся по кабинету. – За язык тебя никто не тянул, а раз уж начала болтать так говори всё до конца. – В нетерпении он начал теребить свои усы.

– Эх, да что уж теперь, махнула рукой Марта. – Вот когда матушка то вас родила, батюшка ваш, граф Рудольф, на радостях три дня пили. А Эльза тогда в замке работала, молодая она была совсем. И вот пошла она к нему значит, постель перестилать, а батюшка ваш там юбку то ей и задрал. По пьяному делу это у него получилось. Эльза тогда сильно плакала, боялась что теперь её никто замуж не возьмёт. А уж потом у них и пошло и поехало, как по маслу. Сама к вашему папеньке бегала.

А батюшка ваш, с утра перво-наперво, проведает вашу матушку: после родов слаба она была очень. На вас полюбуется. А вы лежите себе в колыбельке, ну вылитый ангелочек, только глазёнками моргаете. А уж после вашей матушки прямиком к Элизке шёл, знать потребность у него такая была. А уж когда зачала она, батюшка ваш сразу из замка её удалил, денег дал и за кузнеца нашего Гельмута Хазе, замуж выдал.

– Так-так, то есть ты хочешь сказать что наш нынешний кузнец Вальтер Хазе – незаконный сын моего отца, и следовательно мой брат? – Медленно протянул граф, доставая вторую сигару из шкатулки. – Но что-то не сходится… Ты Марта путаешь, тогда мы с Хазе были бы погодками, но он на десять лет меня младше.

– Ничего я, ваша милость, не путаю, – в голосе старухи послышалась обида. – Вальтер, он законный, его Эльза уже потом, в браке родила. А того сыночка Клаусом назвали, только недолго он прожил. Один год и три месяца ему было когда помер. Ваш батюшка тогда сильно переживал и плакал даже, но старался чтобы жена ничего не заметила.

Только она всё равно заметила. Спросила – «чем вы так опечалены, мой друг?». А он отвечает, что мол, сильно его беспокоит судьба империи. Видит он неминуемую угрозу со стороны Бонапарта, который не потерпит существование в Европе никакой другой империи кроме собственной. И не знает он на кого наша Австрия сможет опереться. Англичане коварны и любят загребать жар чужими руками, а русский царь, пока молод и глуп. И ещё у него какой-то там Суворов давно умер, а нового нет. Вот, батюшка, про англичан то я знаю, это народ такой хитрый, что живёт далеко от сюда, на островах. А вот кто такой этот Суворов? – может быть ты, батюшка, мне объяснишь, дуре старой.

– Да неважно это, Марта, – нервно отмахнулся граф. – Суворов, это русский фельдмаршал, полководец такой был, очень талантливый, не проиграл ни одного сражения. Но не о том разговор, скажи лучше что случилось с той девочкой, которая раньше родилась?

– Ах эта… Каролиной её назвали. Вот сам ваш батюшка так и назвал, в честь своей матери и вашей, стало быть, бабки Каролины фон Траумберг, урождённой фон Вальдштеен.

– Ну так и что с ней случилось в дальнейшем? – многословие старухи начинало раздражать хозяина кабинета.

– Родилась она 20 апреля 1796 года, – наморщила лоб Марта. – Хорошая была девушка. Плохого про неё ничего не скажу, работящая, набожная. Она давно уже уехала из наших краёв. Замуж вышла за какого-то Фрица Вердера, кажется купеческого сына из Тироля. И он увёз её на свою родину. Помню, свадьба была очень хорошая, вся наша деревня гуляла. Ваш батюшка тоже приехал. Выпил несколько чарок, поцеловал невесту в лоб и подарил какие-то драгоценности. Помню серги там были и колье, кажется. Каролина была очень удивлена, что граф так расщедрился, ведь ей, бедняжке, никто так и не рассказал о том кто её отец, на самом деле. Ваш батюшка это строжайше запретил, очень он опасался что ваша матушка про всё узнает.

А свадьба та состоялась в мае 1813 года, только я запамятовала четвёртого или пятого числа. Помню только что война уже шла. Ох старая я стала, голова то совсем пустая. А у жениха то её, говорили, обувной магазин и несколько лавок в каком-то Инсбруке были. Только что это за Инсбрук такой? Может хоть ты, батюшка, мне объяснишь?

– Да нечего тут объяснять, Марта. Просто город такой.

– Вот и я говорю, уехали они в этот Инсбрук, дети у них родились. Сначала девочка потом мальчик, а затем сразу двойня родилась- два мальчика. Отец ваш, граф Рудольф, справлялся о их житье-бытье, через господина Ноймана, адвоката, да вскоре сам умер. Что стало со старшими детьми я не знаю. Но один из близнецов стал священником, хороший, говорят, человек, только до женского пола весьма охочий. Лет двадцать тому назад, приезжал он сюда, искал родственников своей матери, и пару месяцев прожил в нашей деревне.

А второй попал в плохую компанию, Гансом его звали. Стал воровать да в карты играть по кабакам. Дружки ему кличку дали «Ползадницы», уж не знаю почему. Так и звали его все – Ганс Ползадницы. Убили его потом в пьяной драке. Его же дружки и зарезали, видимо награбленное не поделили, а может ещё что. Подобное нередко бывает в таких компаниях, ибо это всё пропащие люди. Об всём этом уж его брат рассказал, тот который священник.

– Ладно, Марта, это дела прошлые, – граф поспешно попытался изменить тему. – Я же хочу тебя расспросить о делах более важных. Тебе, несомненно известна легенда связанная с древним портретом. Ты очень давно живёшь в замке и должна помнить события произошедшие…

– Давно, ох давно живу, прав ты батюшка, – зашамкала старая Марта, будто не слыша слов хозяина. – Хороший человек был ваш отец, граф Рудольф, правильный и серьёзный. А вот о его братьях, то есть о дядьях ваших, я такого сказать не могу. Уж извини, батюшка, но оба они были прохвостами с детских лет. Генрих, дядя твой, паскудник был, каких не бывало. Ещё с детства, когда он за голыми девками подсматривал, во время купания.

А потом, как сейчас помню, в году 1799, он сюда приезжал, в ногах у твоего отца валялся и денег просил. Вроде бы он там казённые деньги потратил. Проиграл или на девок спустил, не знаю. Толька могли его под суд отдать и имущество описать если не возместит убыток. Ругались они с вашим батюшкой, очень сильно ругались. Батюшка ваш, даже по лицу своего братца ударил. Но денег дал. Только толку от этого никакого не было. В ноябре 1802 года, аккурат перед рождением вашей старшей сестры Элизабет, он опять заявился. И всё тоже самое, проворовался он где-то, и снова денег просил.

Тогда ещё больше они ругались, ваш батюшка гнать его стал, так он не уходил… – Старуха внезапно закашлялась и замолчала.

– Ну, и что же ты замолчала, – устало спросил граф. Он уже понял что болтливая старуха совсем не проста, и с памятью у неё всё в порядке. Она чего-то от него добивается, и просто так не заговорит. Но тут всё прояснилось само-собой и очень просто.

– Так, батюшка, я же тебе почитай целый час тут рассказываю. Притомилась немного, и в горле совсем пересохло. Может быть, Ваша милость, мне, старой, хоть стаканчик шнабса поднесёт? – заохала хитрая старуха, тяжело и притворно вздыхая.

– Да-да, извини, Марта, – забеспокоился граф. – Плох тот хозяин что задаёт гостю вопросы на пустой желудок. Но шнапса нет, такого здесь не держим. Зато есть коньяк, думаю он тебе подойдёт. – С этими словами, хозяин кабинета достал бутылку и налив бокал, протянул его Марте. Старуха взяла его и опорожнила одним глотком.

– Уф, хорошо! – старая Марта вытерла губы ладонью. – Хорошая вещь, и сила в нём есть. Только приторный он какой-то, шнабс-то он попривычнее будет. Может быть у тебя, батюшка, и закусить чем, найдётся? – Усмехнувшись, граф открыл дверь и позвонил в колокольчик.

– Ганс! Ганс, где ты есть, бездельник! – позвал он слугу. Вскоре, заспанный Ганс поставил перед Мартой большое блюдо, на котором стояли тарелки с холодным цыплёнком, нарезанным хлебом и сыром. Старуха накинулась на угощение с неожиданным аппетитом, которому мог бы позавидовать и молодой человек со здоровым желудком. Набивая рот, старая Марта не забыла вновь наполнить графским коньяком свой бокал.

– Так вот, я и говорю, – продолжала она своё повествование. – Очень сильно они тогда поругались… – Глубоко вздохнув, граф прервал бесконечный рассказ старухи.

– Довольно, Марта, Бог с ним, с дядей Генрихом, – сказал он. – Я позвал тебя чтобы поговорить о более важном деле и… И, кстати, не довольно ли тебе уже, матушка? – не выдержал граф, увидев как старуха опорожнила уже третий бокал коньяка.

– Ну что вы, Ваша милость, Старая Марта свою норму знает, – старуха мерзко захихикала, и глаза её уже изрядно осоловели. – Так о каком деле вы хотели со мной поговорить? – Граф встал, и подойдя вплотную к старухе, пристально посмотрел в её покрасневшее лицо.

– Я хотел поговорить с тобой о НЁМ! – резко выговорил он. – О моём про/клятом родственнике Вильгельме фон Траумберге. О демоне что живёт в старинном портрете. Ты конечно уже слышала, что сегодня его изображение вновь появилось там? – Выпученные глаза старухи, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Беззубый рот раскрылся, издав полузадушенный хрип.

– Ой-ой, батюшка, страсти то какие ты говоришь, – перекрестившись, старуха сделала неуклюжую попытку подняться с кресла. – Ох, старая я совсем стала. Совсем ничего не помню. Да и засиделась я с тобой, батюшка, виданное ли дело чтобы слуги, так запросто с господами вместе сидели. Нехорошо это. Пойду я пожалуй. – Марта вновь сделала попытку подняться, но тяжёлая рука графа легла на её плечо и вдавила в кресло. Старуха охнула и замолчала.

– Хватит пустой болтовни, Марта! Ты единственная в замке, кто помнит его последнее пробуждение, и единственная во все округе, дважды пережившая пришествие этой неведомой сущность. Ты должна знать что это такое и… как нам от него защититься.

– Давно это было, Ваше Сиятельство, очень давно. Не помню я уже ничего, – зашамкала старуха, её голова на морщинистой шее затряслась как от нервного тика. – То ли было оно, ти ли нет, уже и неупомню, одно слово- старость не радость.

– А ну не лги мне, старая! – стёкла огромного книжного шкафа зазвенели от окрика графа. – Расскажи мне всё что знаешь, что видела во время прошлого его пробуждения. Что мой отец делал тогда? Как справиться с этим чудовищем? Всё рассказывай, а не то я тебя в богадельню сдам!

– Ох, батюшка, страшно, страшно мне вспоминать, уж очень ужасные дела тут творились, – запричитала Марта, делая последнюю попытку уйти от этой темы. – Стоит ли и вспоминать страсти такие?

– Рассказывай! – потребовал граф, уже более мягким тоном. – Ты же слышала что он вновь пробудился, вот мы и должны найти способ его остановить. А лучше всего, навсегда упокоить.

– Как же, упокоите вы его! – в голосе старухи послышалась насмешка. – Нет, ваша милость, не в вашей власти его упокоить. И не два а три раза на моём веку он приходил, – добавила она с тяжелым вздохом, сцепив морщинистые, узловатые пальцы.

– Как, целых три раза?! – удивился граф. – Этого я не знал.

– Про самый первый раз я ничего не помню, – продолжала старуха. – В то время мне и четырёх годков не было. Потом уж, после, из разговоров родителей и своей бабки, я узнала что ОН убил девять человек. А во второй раз, демон пробудился незадолго до смерти старого графа Дитриха и увольнением со службы вашего батюшки. Это случилось в 1794 году, мне тогда было около двадцати.

Лето тогда стояло жаркое, мы с вашим дедушкой уже не первый год как, во всю, грешили. Первым о его приходе стал кричать Пётр служивший кучером. Я уж не знаю как он оказался в том крыле замка, ведь никаких дел у него там точно быть не могло. Но именно он первым увидел что мертвец занял своё место на портрете.

Страшно он перепугался тогда и поднял крик. Дедушка ваш назвал его дураком, сказал что только такой дурень как он, может верить в детские страшилки. Но это он при слугах так себя держал. Всё бодрился и не хотел чтобы люди его страх видели. А когда мы с ним наедине остались, так прямо затрясся весь, побледнел. Всё твердил что проклятый мертвец теперь за ним пришёл.

Я тогда ещё не знала что к чему, стала его успокаивать как могла. А он, как заорёт на меня: – «Дура! Ничего ты не понимаешь! Только ноги задирать умеешь! Это сама смерть за мной пришла. Упырь проснулся! Носферату! Мой отец умер от сердечного приступа, столкнувшись с ним ночью, в галерее на втором этаже. Потом племянника моего загрыз, всё горло ему разорвал и кровь выпил. А ещё раньше, бабку мою Элеонору Шварценберг убил, и после смерти саму вампиршей сделал. Так что, ей несчастной, пришлось потом осиновый кол в сердце вбивать. А теперь, видимо, по мою душу пришёл. Понимаешь, ты, дура безмозглая, что нет от него спасения! Это проклятье нашего рода».

– Как же так? – в задумчивости граф обошёл вокруг письменного стола. – Ведь по официальной версии принятой в нашей семье, мой прадед- граф Альфред, скончался от апоплексического удара находясь в библиотеке. Неужели и здесь виноват вампир?

– Вот этого не знаю, Ваша милость. Но уж очень ваш дедушка был напуган. На утро велел он готовить экипаж, хотел в аббатство ехать, чтобы какого-то известного священника оттуда привести и замок освятить. И ещё он хотел побольше святой воды там раздобыть. А утром Петра нашли мёртвым, он так и застыл сидя на козлах. Лицо у него было страшным, рот открыт, глаза выпучены, как будто он увидел самого дьявола. И ещё, говорили что у Петра было прокушено горло. Прислуга, конечно, вся была в ужасе, многие сразу сбежали из замка, другие потом. В замке оставалось всего человек семь или восемь, да и те, так дрожали от страха что готовы были бежать куда угодно.