Тени холодного солнца

– Ладно девочки, не ссорьтесь, – попросила Катарина своих подружек. – И так очень страшно. А как его звали, того графского сына?

– Это никому не известно, и нам запрещено расспрашивать про всё что связано с проклятым портретом. Если хозяин узнает какие разговоры мы ведём, то недолго и места лишиться. А если нас выгонят из замка, то где мы на приданое заработаем? – произнесла Гертруда почти что шёпотом. -Да и какая разница как его звали, уже четыреста лет прошло.

– Старуха Марта наверняка знает. – не согласилась Клавдия. – Только с нами она не будет разговаривать. Вот если-бы её подпоить…

 
                                        * * *
 

С тех пор минуло уже два с половиной года. Катарина с подругами по прежнему играли в их «Страшную игру"и всякий раз на мрачном фоне портрета они видели одни и те же безжизненные лица господских предков. Множество страшных историй, рассказанных девочками перед сном, уже не пугали Катарину. Да и вообще, все эти старые легенды замка казались уже чем-то вроде детских сказок и не воспринимались всерьёз.

Но портрет всё равно её пугал. И каждый раз проходя через зал она старалась не смотреть на него. Сейчас, войдя в кладовую, она положила стопку белья на предназначенную для этого полку и огляделась. Находившиеся там трое женщин о чём-то активно спорили.

– Разбаловал её отец, ох разбаловал. После смерти жены слишком много свободы стал ей давать, вот и совсем девка уважение к нему потеряла. Ошалела от вседозволенности.

– Понятное дело – любимая дочь. И внешне, ну вылитая графиня – мать, царствие ей небесное, – сказала Грета, худощавая женщина лет тридцати пяти.

– Это вы о нашей молодой барышне говорите? – весело спросила Катарина. – Ну и как она сегодня?

– Плохо, – махнула рукой пухлая, конопатая Берта. – Всё на папеньку дуется, заперлась и никого видеть не хочет. И так уже шестой день. Слава Богу, хоть сегодня нормально покушала. А то первые три дня так вообще ничего в рот не брала. И как она только выдержала? Я бы точно не смогла.

– Похоже у нашей красотки приключилась «Чёрная немочь» – предположила насмешливо Грета. – А у господ по научному она зовётся – «Меланхолия».

– Да какая разница. Сохнет девка, ой сохнет, и с отцом она так и не разговаривает.

– Это всё из за того красавчика офицера что был здесь неделю назад.

– Вот именно! Он её сватать приехал а наш граф его и завернул: сказал, мол ваш род недостаточно знатен для нас, сударь.

– Неужто так и сказал?! – ахнула Берта.

– Ну да, они там в кабинете почти целый час спорили и кричали друг на друга. Офицерик этот выскочил от него весь красный, злой, сразу прыгнул в экипаж и на вокзал. Только его и видели. Говорят, отправился прямиком на войну. Даже с нашей барышней не простился. – А ведь какой красавчик! – мечтательно воскликнула Грета причмокнув губами. – И весь такой благородный, сразу видно что тоже из графьёв, не меньше. И какой красивый… Высокий, стройный, а глаза какие голубые… Что ещё нашему графу нужно, чем не жених для его дочери?

– А барышня наша в него по уши влюблена, сразу видною, – усмехнулась Катарина. – Ещё-бы в такого и не влюбиться. Кстати его Людвигом зовут.

– Ты ещё тут порассуждай, соплячка малолетняя, – накинулась на неё Мария, самая старшая из присутствующих женщин. – Ещё молоко на губах не обсохло а туда же. И нечего вам тут, господские дела обсуждать.

– А какой у него мундир красивый… и передать нельзя. Наверно гусарский! – вновь затянула Грета свою песню.

– Да в артиллерии он служит, – сказала Мария, – и не граф он вовсе, а барон. А барон это тот, кто, вроде как, у господ, чуть помельче считается. Вот в этом то всё и дело.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Грета.

– Что ж мне не знать? Ведь этот Людвиг – единственный сын покойного барона Конрада Хагендорфа. Его отец, до самой смерти, был лучшим другом нашего графа. Ну и сам он, раньше частенько сюда приезжал, ещё с детства. И с красавицей нашей они уже давно сохнут друг по другу. А Их Сиятельство, стало-быть, отказал… Ох не к добру это, не к добру. Ведь офицерик то наш отсюда прямо на войну поехал, а вдруг как смерти начнёт искать. Что же с нашей барышней то будет? – стала сокрушаться добродушная женщина.

– Ну… запричитала, – усмехнулась Грета. – Ничего с ней не случится. Потаскует наша раскрасавица, потаскует да и перестанет. Уж, думаю, руки то на себя не наложит.

– Ох не знаю, – задумалась Мария, потом увидев Катарину снова набросилась на девушку. – А ты что тут уши развесила, работы нет? Возьми вон поднос с кофием и отнеси молодой барыне. И давай побыстрее чтобы не остыл.

– Да мне же пол в зале мыть, – встрепенулась девушка в надежде что новое задание отменит предыдущее. Но, как оказалось напрасно.

– Ничего потом вымоешь, никуда он не денется. – Мария всунула в руки девушки серебряный поднос с кофейником, чашками и различными вазочками со сливками и мармеладом. – Вперёд и без разговоров. И вот ещё что… Войдёшь, поставишь и сразу уходи, не вздумай ничего говорить. А то сегодня Клавдия стала молодую госпожу утешать, ну и получила. Барышня её вытолкала пинками, да ещё ей в рожу водой из графина плеснула. Ох злая она сегодня! Совсем девка осатанела!

– Это из-за жениха, я знаю, – кивнула головой Катарина.

– А вот это не твое дело, господа сами разберутся. Смотри не урони. – После того как за девушкой закрылась дверь Грета спросила:

– А на какую войну жених то несостоявшийся поехал? Я и не слышала о том что император наш с кем-то воюет. Мария лишь глубоко вздохнула: мол кто же их господ разберёт.

– Да Бог его знает. То ли, с русским царём, то ли, с какими-то шведами, сама точно не припомню.

 
                                         * * *
 

Держа в руках довольно тяжелый поднос с кофейными принадлежности, Катарина, миновав несколько коротких переходов, вновь оказалась в полутёмном зале. « А теперь не смотреть направо!» – приказала она себе и двинулась дальше. Взгляд её скользнул по рыцарским доспехам матово блестевшим в полумраке.

Вдруг ей показалось как что-то сверкнуло на их тусклом металле. Нечто подобное зеленоватой вспышке, а точнее её отблеска. Девушка вздрогнула но тут же поспешила взять себя в руки. « Всё нормально, всё как обычно. Не смотреть вправо» – говорила она себе и продолжала идти.

Но почему так потяжелел поднос? Почему вдруг стали плохо двигаться ноги? Да она просто боится! Боится детских страшилок! Но почему? Ведь она множество раз проходила мимо этого гадкого портрета… Что же изменилось сейчас? Надо просто пересилить страх, подойти и ещё раз посмотреть на него. Всё очень просто, она же видела его много раз. Он всё тот же, и в нём ничего не изменилось. Никаких вампиров не существует – ведь так говорит господин граф. Их Сиятельство очень благородный и образованный человек, и он конечно лучше обо всём этом знает.

А, между тем, она чувствовала что портрет её притягивает к себе, манит, будто приобрел над ней некую мистическую власть. Катарина сделала шаг, потом второй, третий. Вдруг, непроизвольно, сами собой у неё зажмурились глаза. Но и ничего не видя она знала что стоит точно напротив проклятого портрета. «Убегай дура! Спасайся!! Не смотри!!!» мелькнула последняя здравая мысль в её голове…

Но видимо было уже поздно, и другая, куда более властная, сила приказала ей – «Открой глаза и взгляни!» – и она словно под гипнозом выполнила приказ. Ну вот, ничего не случилось, – девушка перевела дыхание, всё как обычно, всё… И тут она увидела ЕГО!!! Ужас пронзил тело Катарины подобно раскалённой игле или электрическому разряду, полностью парализовав остатки её воли. Девушка просто тупо рассматривала портрет который уже был другим. Он как будто приобрел более гармоничный, первозданный и законченный вид. И всё из- за того что на нём прибавилось фигур.

Облокотившись рукой на спинку отцовского кресла стоял светловолосый молодой человек в зелёном, старинного покроя, кафтане, расшитым золотыми шнурами. У него было тонкое, породистое лицо, выражавшее лишь ироничное презрение. А его благородные, красивые черты, тем не менее, внушали только страх, потому что принадлежали потустороннему существу несущему гибель.

«Он пробудился!!! Восстал!!! Вернулся!!! Спаси нас пресвятая Дева Мария!!!» – такие мысли стучали в голове Катарины подобно огромным молотам в кузнице господина Хазе. Всё это теперь означало одно – в их замок пришла смерть! И ещё: она заметила что ЕГО изображение, как-то резко выделялась на общем фоне картины. Рядом с безжизненными, выцветшими и блёклыми членами его семьи, собственная фигура ужасного визитёра излучала жизненную силу и была будто написана свежими красками. «Носферату, немёртвый!» – девушка вспомнила как называлось это существо в местных легендах и тут силы окончательно её оставили. Грохнул об пол поднос, покатился со звоном серебряный кофейник, чёрный кофе смешался с белыми сливками. В глазах Катарины всё потемнело.

Глава 2

Пробуждение Носферату. Тайна семьи фон Траумберг. Знакомство со Струэнзе

Удушливый пороховой дым, смешиваясь с чуть ощутимым запахом крови забивал ноздри. « Вот он запах победы» – подумал я равнодушно раскачиваясь в седле. Тлела земля, горели разбитые снарядные ящики и какой-то деревянный хлам. Несколько пушек сиротливо стояли оставленные своей прислугой. Два орудия лежали на земле перевёрнутыми, вокруг семь или восемь трупов в форме датских канониров. Дальше снова тела и тела. Одному из них особенно не повезло: парню оторвало сразу и правую руку и левую ногу. Но он уже мёртв а значит ему всё равно. Даже удивительно какие циничные мысли иногда приходят в голову на поле боя. Но в пылу сражения это нормально. Это помогает выжить и не лишиться разума.

Ещё один датчанин, живой, в расстёгнутом офицерским мундире бежал следом за мной, норовя ухватить за стремя. Высокий нескладный блондин в нелепых круглых очках. Близорукий артиллерист… интересно чем ещё удивит нас датская королевская армия?

Бой уже затихал. Далеко впереди слышались раскатистые звуки отдаваемой команды: «Bajonett auf! Vorwarts! Marsch!«¹ Датчанин тоже что-то кричит, но из-за истошных воплей раненых солдат, я не могу разобрать что именно. Кажется я где-то уже видел его. Точно! Несколько дней назад, во время последних переговоров, нас даже представили друг-другу. У этого парня какая-то весьма необычная и примечательная фамилия. Почему-то именно сейчас она начала всплывать у меня в голове. Стронзе… Струнзе…

_____________________________________________________________________

1. Примкнуть штыки! Вперёд! Марш (нем.)

_____________________________________________________________________

Стронзее? Кажется примерно так… Но оказывается меня он тоже запомнил. Видимо, ещё не отошедши от лихорадки боя и внезапного, столь тяжёлого, поражения, он кричал во всё горло проклиная меня на чём свет стоит.

– Остановитесь, чёртов Хагендорф! – вопил он, едва не попав под копыта моего коня. Но кажется собственная безопасность его не волновала. – Будьте вы прокляты! Я не верю! Всё это чёртов бред! Этого просто не могло произойти! Да остановись же наконец, проклятый австрияк!!! Обернувшись к нему я пытаюсь перекричать, напрягая связки:

– Идите вы к чёрту, Струэнзе! (Наконец-то я вспомнил его фамилию). Прекратите истерику! Всё кончено! Вы проиграли и смиритесь в конце концов с этим неприятным для вас фактом! Остаткам армии короля Христиана IX остаётся лишь эвакуироваться на острова Альс и Фюн. Полагаю, война окончена и не в вашу пользу. – Но этот идиот всё не унимался. Забегая вперёд моего кона он продолжал кричать.

– Но как!? Как!? Да нет же… Чёрт возьми, это бред! Как такое возможно?! – Подскользнувшись, он упал лицом в грязь, затем поднялся, сел, и, будто выражая невероятное горе обхватил голову руками всё время что-то бормоча. Мне даже стало его жаль… так переживать из-за совершенно безнадежного дела!

– Да не расстраивайтесь уж так. Ваша армия сделала всё что смогла. Просто соотношение сил было…

– Причём здесь чёртово соотношение сил?! Причём здесь датская королевская армия?! – воскликнул он в отчаянии. – Чёрт вас возьми, Хагендорф, объясните мне: каком образом вы смогли накрыть мою батарею?! Это не должно было случиться! Я всё правильно рассчитал и никак не мог ошибиться! Да я, гори оно всё огнём, был лучшим среди нашего выпуска в Королевской военной академии. Как такое могло произойти?! Как? Каким образом, я вас спрашиваю?!!

– Сочувствую вам, и вашей военной академии, – сказал я, придерживая своего коня чтобы он не задавил беднягу. Но тот, в ярости, вскочил на ноги.

– Перестаньте ёрничать, барон! Я идеально расположил свою батарею. Она должна была быть неуязвима для ваших орудий! Как?!! Каким образом, чёрт возьми, с вашей позиции и с такого расстояния вам удалось меня накрыть?!! Такого же не могло случиться, просто не могло!!!

– Хватит махать руками, Струэнзе. Вы пугаете моего коня и не даёте ему проехать. Вы же видите что загораживаете дорогу, уйдите в сторону.

– Ну уж нет! – обезумевший датчанин попытался схватить поводья. Объясните мне как вы стреляли и пожалуйста по подробнее! Как вы это сделали, чёрт возьми?!

– Хотите чтобы я показал вам блокнот со своими расчётами?

– Да! Да, конечно! – тут же воскликнул он всем своим видом выражая нетерпение. – Я должен разобраться как такое вообще могло произойти.

– Обойдётесь! – жестко бросил я ему. – Вы кажется забыли что у нас идёт война, а мы всё ещё являемся противниками. И не вы один были лучшим в выпуске. После Гейнсбурга я закончил Терезианскую военную академию и, уж поверьте, тоже не был там последним. А что касается прискорбной участи вашей батареи, то позвольте вам порекомендовать труд прусского генерала артиллерии Карла-Фридриха Гёльцендорфа. Так же, неплохо бы вам изучить недавний опыт русских артиллеристов, во время обороны Севастополя.

– Перестаньте, барон, военную историю нам преподавали на должном уровне, – отмахнулся датчанин.

– Ну, так если вы мнили себя Наполеоном, то это ваша Березина… или Ватерлоо. У вас не было ни единого шанса, Струэнзе, ибо перед вами непобедимая армия. Армия Людвига фон Габлентца¹ – нашего блестящего полководца!

– Не льстите себе, Хагендорф, – произнес расстроенный датчанин. Он вдруг посмотрел на меня тяжелым взглядом и саркастически усмехнулся. – Это не армия Габлентца. Это армия фон Врангеля², армия Вильгельма первого-прусского, Бисмарка и Мольтке³. А ваши бравые австрийские парни подставляют пулям свои лбы, исключительно за интересы пруссаков.

– Но-но, господин Струэнзе. Вообще-то мы с ними союзники, – сказал я просто потому, что надо было что-то сказать.

– Вот увидите, Хагендорф что ваш союз «Двух Чёрных Орлов» просуществует очень недолго. И Шлезвиг и Гольштейн пруссаки заграбастают только для себя. А года через два они вломятся и к вам. Будьте уверенны, ударят вас в самый неожиданный и неподходящий момент. Кажется, лет сто тому назад, они уже отобрали у вас Силезию. Разве не так?! – Струэнзе протёр от грязи свои круглые очки и водрузил их обратно на нос, от чего, его круглая белобрысая физиономия стала выглядеть ещё нелепее.

– Знаете, господин Струэнзе, – сказал я, стряхивая жидкую грязь с поводьев, – я устал, у меня чертовски плохое настроение и нет никакого желания спорить с вами. Тем более что мне, почему-то, кажется вы весьма недалеки от истины. А теперь посмотрите направо, видите там большую белую палатку над которой развивается наш имперский чёрно-жёлтый флаг. Запомните его, это флаг победителей! Там же развернут пункт приёма для пленных офицеров. Так-что двигайте туда, господин фаталист и провидец, и побыстрее, пока вас кто-нибудь не застрелил.

Привыкайте к положению военнопленного, ведь для вас война уже кончилась. – Пришпорив коня, я рванул с места и поскакал в расположение своей батареи, обдав растерянного датчанина брызгами грязи. Слегка обернувшись, я увидел как он снова протирает свои очки.

 
                                          * * *
 

В полутёмном зале несколько слуг суетились вокруг, неподвижно лежавшей на полу, Катарины.

_____________________________________________________________________

1. Людвиг-Карл Вильгельм фон Габлентц (1814—1874) – австрийский фельдцейхмейстер. Участник датско-австро-прусской 1864г и австро-прусской 1866г войн. Один из лучших офицеров Австрийской империи. Из-за тяжелой болезни и финансовых неурядиц покончил жизнь самоубийством.

2. Врангель Фридрих-Генрих-Эрнест (1784—1877), граф, генерал- фельдмаршал. 15 декабря 1863г. назначен главнокомандующим прусскими войсками в войне с данией. Но в связи с возрастом вскоре сложил с себя обязанности.

3. Мольтке Хельмут Карл Бернхард фон (1800- 1891), граф, германский генерал- фельдмаршал. В 1857—1888гг.– начальник генерального штаба Пруссии, начальник полевого штаба Вильгельма I

_____________________________________________________________________

– Вот негодяйка, посмотрите-ка весь пол залила, какие превосходные сливки пропали, – сокрушалась одна из кухарок.

– Да, но что с ней такое?! Эй, Карл, Стефан несите сюда огонь! – крикнула Мария двум здоровенным парням. Оба огромных детины в ливреях и чулках с башмаками приблизились держа бронзовые канделябры с зажженными свечами.

– Побрызгайте на неё водой, – сказал кто-то, и чертыхнулся, наступив ногой на упавший кофейник.

– Жива! – произнесло облегчённо сразу несколько голосов. – Да! Кажется шевелится! Наверное это просто обморок.

– Уж не беременна ли она? – спросил один из верзил поднося канделябр.

– Фу, Стефан, какие глупости ты говоришь. Какой ты всё-таки гадкий! Катарина ещё девственница, – негодующе ответила Мария. – Ката, милая-что с тобой?

Девушка открыла глаза, ошарашенно оглядела окружавших её людей и при помощи Марии и Греты поднялась на ноги. Казалось что она не понимает что с ней произошло.

– Боже мой! Глядите, да она вся дрожит, – воскликнула Мария. Тело Катарины действительно всё тряслось. Разомкнув бескровные губы она прошептала:

– П-п-п… ПОР-Т-Т-Т-РЕТ-Т-Т. – Затем пошатнулась и снова чуть не потеряла сознание. Все присутствующие, как по команде, посмотрели на картину. И спустя мгновение пространство зала будто взорвалось от воплей ужаса что единовременно вырвались из множества глоток. Толкаясь и мешая друг-другу, все слуги, включая едва живую Катарину, бросились вон.

– Он вернулся!!! Дьявол вернулся!!! Боже спаси нас!!! Вопли раздавались уже в конце галереи, и впереди всех улепётывали Стефан с Карлом, по прежнему сжимая в руках подсвечники с пылающими свечами. Спустя десять минут всё пространство старинного замка: от украшенной скульптурами древних горгулий, крыши, до обширных подвалов, погрузилось в пучину первобытного страха. Спустя ещё час, страх пришёл и в ближайшую деревню.

 
                                         * * *
 

– Сюда! Сюда, Ваше Сиятельство. Сейчас вы лично всё увидите. Да я и сам, сперва не поверил. Возможно ли такое? Народ всё время выдумывает различные сказки, вот я и думал что это очередная чепуха… Ох Господи! Что с нами будет?! Что делать теперь?! Что делать?! – Причитал маленький, плешивый человечек, всё время вздыхая и разводя руками. Он семенил немного впереди своего спутника, подобострастно распахивая перед ним двери и угодливо заглядывая в глаза.

Тот же представлял собой полную противоположность суетливому человечку. Это был высокий стройный мужчина лет пятидесяти. Его красивое волевое лицо обрамляла густая шевелюра уже изрядно тронутых сединой волос, и пышные усы. Он был одет в, кирпичного цвета, длиннополый замшевый сюртук с широкими лацканами, и узкие чёрные брюки. Это был хозяин замка – граф Вильгельм Фридрих Август фон Траумберг.

– Скажи-ка, Фриц, что обо всём этом говорят люди? – спросил он у своего управляющего. – Но тот лишь снова развёл руками.

– Боятся, Ваше Сиятельство. Все очень напуганы, – пролепетал он. – Вы уж извините, но многие просто собираются бежать.

– Значит бежать… – граф нахмурил брови. – Как это не вовремя. Вот что Фриц, я пригласил доктора Войцеховского. Пусть осмотрит дочь. Распорядись подготовить для него комнату, он приезжает завтра во второй половине дня.

– Хорошо, Ваше Сиятельство, будет исполнено, – кивнул головой Фриц. Впереди, рядом с закрытыми массивными дверями, сгрудилось более двух десятков человек, испуганно переговариваясь друг с другом. Судя по их напряженным лицам они, в любой момент были готовы дать дёру.

– Вот, ваша милость, как вы и распорядились почти все люди собрались здесь. – Широким шагом граф подошёл к одному из них. Это был здоровяк Карл, по прежнему державший в руке подсвечник.

– Пойдёшь со мной, – коротко бросил ему фон Траумберг. Здоровенный, двухметровый парень дёрнулся будто получив пощёчину и мгновенно побледнел.

– Ваше Сият… во… Ваш… – забубнил Карл толстыми трясущимися губами, и в его глазах заблестели слёзы. Он словно – бы весь сжался и стал ниже ростом.

– Я же говорю, они все боятся. Суеверные люди, что с ними делать, – в пол голоса пояснил управляющий. – Они думают, что тот кто его увидит, тот обязательно умрёт. Якобы покойник ночью сойдёт с портрета и кровь его выпьет. Темнота – одним словом.

– Ладно, дай сюда, – скомандовал граф, отбирая у вспотевшего Карла канделябр. Затем окинул строгим взглядом толпу притихших слуг, и шагнул к дверям зала. Услужливый Фриц распахнул перед ним обе створки тяжелой двери пропуская вперёд.

– Я, с вашего позволения, тоже здесь подожду, – скороговоркой произнёс маленький человечек, отводя глаза. – Мало ли что, все так напуганы, вдруг кому- нибудь плохо станет. – В ответ граф, издав некое внутриутробное рычание и сжимая побелевшими пальцами канделябр вошёл в тёмный, пустой зал. Тут же управляющий, со вздохом облегчения, аккуратно и беззвучно прикрыл за ним дверь. Замолкшие слуги опять начали тихо переговариваться.

– Я жене велел вещи собирать. Пускай с детьми пока у тестя поживут. – Да, такие дела… Это же надо… а я, грешным делом думал что это пустые россказни, глупые сказки и не больше. Что же теперь делать?

– Бежать! Бежать надо отсюда, пока целы! Пускай хозяин сам разбирается со своими ожившими покойниками. Бежать, бежать, и как можно дальше от замка!

– Ага… бежать значит! Ну-ну! А мне вот некуда бежать, и место своё я не хочу терять. Может быть всё ещё обойдётся.

– Вроде бы чеснока он боится, а ещё распятий… Но точно надо у старой Марты спросить. При ней ОН уже пробуждался.

– Чепуха, не Марту надо про него расспрашивать, а Магду Шлоссе из деревни. Больше чем она, про всякую нежить, никто не знает.

– Это потому, что Магда-трактирщица сама ведьма.

 
                                          * * *
 

Стоял уже поздний вечер, и зал был погружен в полную темноту. Впрочем, время суток тут не имело значения. В этом зале не имелось окон, и если не были зажжены массивные бронзовые люстры, здесь всегда царил мрак. Таковы досадные издержки средневековой архитектуры. Вероятно, в те времена, из за отсутствия окон подобные помещения считались самыми безопасными. Лишь в углу зала тускло поблескивало пламя свечей.

Граф, держа канделябр, стоял вперив немигающий взгляд в пресловутый древний портрет. Ни один мускул не дрогнул на его породистом, красивом лице. Только смертельная бледность, подёргивающиеся усы и взъерошенные волосы выдавали сильнейшее волнение этого мужественного человека. Да может быть, ещё, сверкающие безумным блеском глаза.

– Т-А-А-К… – прошептал он словно сделал глубокий вдох. – Значит всё это правда. Невероятно! Так вот ты какой, дядюшка Вилли, проклятие и позор нашего рода. Опять пришёл крови попить?! – Слегка отшатнувшись он с усмешкой погрозил портрету пальцем. Ну а древний незваный родственник равнодушно взирал с портрета на своего далёкого, живого потомка, и глаза его излучали весёлое лукавство и презрение. Он словно-бы говорил – « Я здесь нахожусь по праву и ничего ты мне не сделаешь. Я у себя дома». Граф пошатнулся но справившись с волнением вновь посмотрел на портрет.

– Что ж, дядюшка, читал я о твоих похождениях. И дневничок мы твой храним, тот который ты переплёл в человеческую кожу. Да.., дядюшка Вилли, знатный ты был убийца, а ещё предатель и клятвопреступник. Уж не знаю, кто из вас двоих был кровавее – ты сам, или валашский господарь Влад Дракула, которому ты служил?! Только зря ты явился на этот раз, дядюшка. Это мои люди, они под моей защитой и я за них в ответе. Поэтому я намерен сделать то, что не удалось ни моему отцу ни деду: Уничтожить тебя, дьявольское отродье, уничтожить полностью и окончательно. Четыреста лет слишком долгий срок, даже для тебя, дядюшка.

С этими словами граф повернулся и шатаясь побрёл к выходу. Сделав несколько шагов он вдруг остановился. Воспоминания раннего детства, которые он силой воли, так долго, изгонял из своей памяти, теперь явственно выплыли наружу и обрушились подобно водопаду. Они всплывали фрагментарно как отдельные эпизоды, воспоминания о том что произошло почти пятьдесят лет назад.

Он вспомнил возбуждённых людей бегущих куда-то, и что-то кричащих. И ещё, некий полузадушенный, испуганный шёпот словно витавший в воздухе: « Он вернулся! Вурдалак! Упырь! Носферату!» – в то время он ещё не знал значения этих слов но чувствовал что произошло нечто плохое. Тогда ему было всего четыре года. Поддавшись всеобщему возбуждению он ничего не понимая бежит вслед за слугами, и видит как из людской выносят на белой, перепачканной каплями крови, простыне какую то девушку.

Ещё он вспомнил как, спускаясь с лестницы, ему что-то кричал его старый, хромой дядька-воспитатель Петер, – старый солдат сражавшийся ещё под знамёнами фельдцейхмейстера Вильгельма Вартенслебена. Кажется он просил своего подопечного не идти дальше. Но он, конечно не стал слушаться своего дядьку, ведь тот был всего лишь слуга. Тогда уже мать, грубо и больно схватив за воротник уводит его прочь. При этом она всё время отворачивала ему голову не давая смотреть на тело несчастной служанки прикрытое белой простынёй с кровавыми пятнами.

Затем, в замке появилось сразу несколько священников. они читали молитвы и кропили все помещения святой водой, не забывая даже самые потаённые закоулки. А на следующий день он уехал вместе с матерью и двумя старшими сёстрами в Вену и ничего уже больше не видел. Вернулись они только спустя четыре месяца.

Его поразило то, как за это время постарел отец, как покрылись сединой его волосы. А ещё он стал прихрамывать и часто держаться за сердце. Да и вся жизнь в замке как-то приутихла. Там где раньше раздавался смех и царило веселие, теперь стояла, почти могильная тишина. А ещё, помнится, по возвращении, он не досчитался двух своих нянек и старого дядьку Петера. Ещё кто-то умер из служивших на конюшне, и на кухне. А в соседней деревне погибло ещё больше людей.

На все его детские вопросы, взрослые либо отмалчивались, либо говорили о эпидемии какой-то опасной болезни пронесшейся в этих краях. Его отец умер спустя четыре года после тех событий. Умер внезапно, так ничего и не открыв своему сыну. Из болтовни слуг он конечно знал легенду о старинном портрете и связанном с ним их семейном проклятии, но полагал всё это глупыми сказками необразованной черни. И лишь в день своего шестнадцатилетия, ему удалось узнать немного больше.

Тогда на праздник приехал его дядя Генрих: весёлый толстяк служивший по дипломатическому ведомству. Дядя буквально завалил его подарками, много шутил, много пил, словом, был очень весел и беззаботен. Но по окончании праздника, он отвёл его, шестнадцатилетнего юношу, в отцовский кабинет, усадил в кресло и сказал что должен рассказать ему одну историю. История же эта является страшной тайной их семьи.

– Неужели, дорогой дядя в нашем замке тоже обитает приведенье? – спросил он тогда, рассмеявшись. Но дядя посмотрел на него, как-то, весьма строго, и он с удивлением понял что дядя, весь вечер налегавший на разные вина и, вроде как пивший без всякой меры, сейчас совершенно трезв.

– Я дипломат, мой мальчик, – усмехнулся дядя Генри, заметил его недоумение. – А всякий дипломат обязательно должен уметь много пить, но всегда сохранять голову трезвой. – Вот что, Вилли, твои детские годы кончились. Ты теперь взрослый человек, и к тому что я хочу тебе рассказать тоже должен отнестись именно как взрослый человек.

– Я слушаю, дядя Генри, – сказал он, польщённый новым к себе отношением, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Ты наверно уже слышал легенду связанную с древним портретом что висит на втором этаже в зале без окон?

– Которому больше трёхсот лет?

– Да тому самому.

– Ну слышал. Якобы на нём изображен один наш предок, который продал душу дьяволу и поэтому его закрасили. Конечно я это слышал. Слуги очень боятся этого портрета. Боятся даже смотреть на него. Говорят что этот, ну… которого закрасили – вампир, и что он иногда выходит из картины для того чтобы пить кровь живых. Но ведь всё это – чушь несусветная, дурацкие сказки.

– А что ты помнишь о событиях происходивших здесь двенадцать лет назад? Ты тогда был мал, но что-то всё же должен помнить.

– Ну… Почти ничего, ведь мы с матушкой сразу уехали в Вену. Помню только, что здесь была какая-то эпидемия и умерло много людей.

– А что это была за эпидемия, ты не знаешь?

– Нет, мне это не известно. Возможно холера или что-нибудь ещё. Я не понимаю, дядюшка какое это имеет значение? Столько лет прошло.

– Я вот тоже так думал, – кивнул головой дядя. – Знаешь, когда это случилось, меня не было в стране. Я был послан в Англию с тайной дипломатической миссией, ко двору Георга III. Но у Георга случился очередной приступ безумия, и из-за этого наша миссия затянулась. А положение в Европе тогда было очень тревожное.

– Да я знаю, всё из-за этого чёртово корсиканца Наполеона.

– Побольше уважения, мой мальчик! Ты говоришь о великом человеке! – строго сказал дядя. – В 1813 году мы заключили в Тёплице союзный договор с Джорджем- Гамильтоном графом Абердином. Но мы хотели получить от англичан большие гарантии. Ну это так, к слову. Так вот, когда произошли эти события, я был в Англии. Сразу по возвращении я навестил брата и от него узнал всю эту историю. Ты тогда со своей матерью и сёстрами был ещё в Вене. Рудольф не хотел вас вызывать раньше чем здесь всё полностью закончится. – Дядя закурил сигару откинувшись в кресле, сделал затяжку, потом продолжил рассказ. Глядя куда-то в пустоту он произнёс.

– О Рудольф, Рудольф… Я был неприятно поражён его видом. Мой брат постарел лет на десять-пятнадцать, и производил впечатление человека вконец сломленного жизненными ударами. Вот тогда он и поведал мне всё что здесь приключилось. – Он снова затянулся, затем налил себе в бокал коньяка. – Знаешь, я всегда думал о своем брате, твоём отце, как о самом прекрасном, правильном и благородном человеке. Но более всего меня привлекало в нём его точность мысли, логика, прагматизм. – Дядя осушил бокал, опять затянулся сигарой и продолжал: – А тогда, передо мной стоял вконец сломленный жизнью, постаревший человек. У него тряслись руки, он постоянно читал молитвы и крестился. А ведь раньше Рудольф совершенно не отличался религиозностью. Так… посещал церковь, скорее в силу обычая, общественного приличия, что- ли.