Эпоха мёртвых. Начало

«Террористы»

19 марта, понедельник

– Сем, а ты уверен, что твоя бомба никого не убьет? – спросила Маргарита у брата. – Это ведь не базы данных в банках ломать, тебя папашка тогда не спасет.

Семен отрицательно мотнул головой:

– Я все измерил. Шаг бетонных плит в заборе соответствует окнам в стене здания почти стопроцентно. Пятая плита слева – как раз напротив первого окна слева в цокольном этаже. Ночью там никого не остается, окна полуподвальные. Два охранника находятся в главном корпусе, и еще один на проходной.

– А может быть, там в ночную смену кто-то работает? – снова спросила сестра.

Чем ближе к делу, тем меньше ей нравилась вся эта затея. На стадии планирования все выглядело увлекательно, но чем ближе подходило к осуществлению, тем страшнее ей становилось. Семену же было все равно, он видел перед собой лишь очередную цель и шел к ней напролом.

– Я же считал, сколько людей приходит, сколько уходит, – даже чуть возмутился брат. – В окнах цокольного этажа и свет не горит, только дежурная подсветка. Я видеокамеру на палке через забор поднял, все снял. Ошибки быть не может. И Ксения там была, ходила к папе на работу, заглядывала в окно. Сказала, что там какая-то аппаратура и компьютеры. И, похоже, электрощит. Если все это разломать, то они долго восстанавливаться будут. И взорвется бомба даже не в здании, а снаружи. Стекла вылетят, компьютеры поломает, ущерб нанесем, и все. А то, что Ксенька предлагает, – это невозможно, мы даже во двор здания не попадем.

– Зато мы могли бы попытаться выпустить животных, а так мы можем их убить.

Говорилось это в робкой надежде, что весь зловещий план просто обратится в шутку. И все пойдут домой.

– Клетки совсем в другом месте стоят, ты же сама говорила, – слегка возмутился Семен.

– Бомба есть бомба!

– Да что ты несешь? – аж подскочил на стуле брат. – Какая это бомба? Хлопушка, из селитры с соляркой. Даже осколков не дает. Ничего не может случиться, она скорей тогда забор уронит, чем стену здания повредит.

«Защитники животных» решили перейти к активным действиям. Как всегда бывает в подобных компаниях, одержимых радикальными идеями борьбы за какую-нибудь благородную цель, рано или поздно они делают что-то, о чем потом жалеют или сами, или еще больше жалеет кто-то другой, что бывает гораздо чаще. Каждому хотелось пойти в «борьбе» немного дальше, чем другому, присутствие Семена сыграло роль катализатора, и в конце концов они решились устроить взрыв во дворе НИИ, в котором работал Владимир Сергеевич.

Следует отдать должное «террористам»: они старались изо всех сил избежать жертв, и даже нанесение ущерба представлялось не столь уж важным. Главное – сделать что-нибудь такое, что можно было бы потом обсуждать между собой и что сделало бы их причастными к чему-нибудь тайному. И, в общем, кроме Ксении, всем остальным судьба запертых в НИИ обезьян была «по барабану».

Замысел особой сложностью не отличался. Где-то в дебрях Всемирной паутины Семен выловил рецепт изготовления взрывчатки и детонатора. Купив необходимые ингредиенты, он соорудил из них то, что называется «безоболочечным взрывным устройством», весом около трех килограммов. Проблема была лишь в том, чтобы расположить это устройство напротив намеченных окон цокольного этажа здания и исключить вероятность того, что бомба взорвется в другом месте и кто-то из людей пострадает.

Вполне изящное решение проблемы пришло в голову Семену, когда он в очередной раз проезжал по Автопроездной улице. И Семен изготовил из алюминиевого уголка нечто вроде подвесной горочки с маленьким трамплином. Если ее установить на верх забора, трамплином внутрь, аккуратно положить на нее «полено» бомбы и отпустить, то она должна была упасть на землю и подкатиться прямо к необходимому окну.

Все же НИИ не был военным объектом, да и предполагалось, что исследования, проводившиеся в нем, никаких серьезных проблем повлечь не могут. Ну зачем врагам государства совсем не секретные материалы совсем не секретных исследований, ведущихся на международный грант, которые могут быть полезны в далеком будущем, в космической медицине например. Поэтому охранялось здание преимущественно от воров, которым захотелось бы украсть новые компьютеры, от пьяных, которые не прочь были бы помочиться за его углом, и бомжей, которые с удовольствием ночевали бы в его подвалах, будь у них такая возможность. Три охранника, вооруженных дробовиками и пистолетом, и хорошая система сигнализации, выведенная на пульт вневедомственной охраны, были вполне достаточны для таких целей. Камеры вообще наблюдали лишь внутреннюю территорию, оставляя все пространство за забором в «мертвой зоне». Вполне можно было подойти к нужному месту вдоль забора, закрепить «горку» на стене сверху и уронить на нее заряд.

– Ладно, Сем, покажи бомбу, – попросил Дима.

– Не вопрос, смотри.

Семен нагнулся и резко расстегнул «молнию» на спортивной сумке.

– Это она? – слегка разочарованно спросил Игорь. – Труба какая-то…

– Она самая. А ты что ожидал увидеть?

– Не знаю. – Игорь сделал неопределенный жест. – Бомбу какую-нибудь, наверное на ананас похожую, а это просто сверток.

– Правильно, потому что у такого свертка не будет осколков, – кивнул Семен. – А если будут осколки, то они могут кого-то ранить или убить, например. А форма такая для того, чтобы катилась по трамплинчику.

– А это что? – Маргарита ткнула пальцем на пару длинных пакетов, лежащих в той же сумке.

– Это и есть направляющие.

– Класс! – сказал Дима.

– Да уж, наверное, – подтвердил Семен с гордостью. Послышался звук отпираемого замка во входной двери.

– Тихо, убирайте все, – сказала Ксения. – Анька пришла.

– А что, заложит, что ли? – спросил Семен.

Вообще-то Аня Семену очень нравилась, но она относилась с настолько явной иронией и ехидством к компании «защитников животных», что Семен понимал, что, пока он с ними, вероятность завести отношения с Аней равна нулю. А хотелось бы, даже очень.

– Не заложит, но как-нибудь все испортит. Прячь, говорю! – потребовала ее сестра.

Сергей Крамцов, аспирант, заместитель Дегтярева

19 марта, понедельник

Вид у шефа с Биллитоном был такой, что хоть в цирк не ходи. Могу поручиться, что если бы не маски, то я увидел бы, что стоят они с раскрытыми ртами, как я совсем недавно. У меня вид был попроще, чем у руководства, но это сейчас. До этого я сам выглядел не лучше. Почему? А сами посудите… Мы все втроем стояли у металлического стола, к которому была привязана препарированная обезьяна. Но при этом обезьяна не была мертва, а я никак не пытался поддерживать ее жизнедеятельность. Она просто продолжала шевелиться, распахивала пасть, пытаясь дотянуться зубами до кого-нибудь из нас, и вообще не было похоже, что она собирается помереть.

Стоп, ошибка. Она была абсолютно, на сто процентов, мертва с клинической точки зрения, но это никак не сказалось на ее активности. Несмотря на отсутствие сердцебиения, дыхания и комнатную температуру тела, она была весьма энергична и стала намного агрессивней, чем была при жизни. Вскрытая грудная клетка, растянутая в стороны, опавшее и замершее сердце, и при этом – распахнутые на всю ширину челюсти с оскаленными зубами, поблекшие глаза, кожа, там, где не была покрыта шерстью, воскового оттенка. Легкие не работали, поэтому вместо присущего обезьянам этого вида отчаянного визга она издавала время от времени слабое скуление.

– Сережа… вы нас просветите насчет того, что же мы все-таки наблюдаем, – сказал шеф, предварительно прокашлявшись.

– Боитесь, что глаза подводят? Нет, с глазами у вас все в порядке, – начал я таким тоном, как будто собирался продать им эту препарированную обезьяну. – Вы имеете возможность видеть абсолютно мертвое существо, которое при этом отказывается таковой факт признавать. При этом существо проявляет ранее несвойственную ему склонность к агрессии.

– Портальное сердце? – спросил Биллитон, почесав в затылке.

– Нет. Сначала я тоже так думал… – вздохнул я и театрально скрестил руки на груди. – Впрочем, мы все так думали и наблюдали это на первой стадии работы, но теперь все не так. После вскрытия оживленного трупа я обнаружил, что клапаны печени продолжают работать. Тогда я физически разрушил их, прекратив работу так называемого «портального сердца». Кроме того, в этой обезьяне сейчас нет почти ни грамма крови. Я ее просто откачал. Вместе с тем, как видите, она не намерена успокоиться. Если ее отпустить, она, как и подобает ожившему мертвецу, попытается нас сожрать. При этом она предпочтет нам обезьяну одного с ней вида. Склонность к каннибализму у нее доминирует.

– Есть теория, зачем ей это? – спросил шеф.

– Есть, – кивнул я. – Думаю, что она нуждается в генетическом материале для изменения организма.

– Она же мертвая, – деликатно напомнил мне шеф.

– Да, – кивнул я. – Но организм все равно живет, просто другим способом.

Шеф замолчал, подумал, затем кивнул:

– Согласен. Жизнедеятельность налицо. Что ты еще накопал?

Накопал я уже немало. Все же два выходных просидел на работе, не вставая. И некоторый материал уже появился.

– Я пытаюсь просто систематизировать то, что мы имеем в результате несчастного случая с обезьяной, и никак не могу закончить. Все переворачивается с ног на голову.

– Ну давай кратко пробежимся по выводам.

– Давайте, – согласился я. – Первое: мы получили вирус с очень высокой вирулентностью, чего не искали. Заражение может произойти любым путем, вплоть до воздушно-капельного. Достаточно просто находиться рядом, и ты инфицирован. Обезьяна в клетке, которую я подносил к обезьяне-зомби, уже инфицирована, я взял анализы крови. При этом нет никаких признаков болезни, вирус ведет себя крайне неактивно. Тогда я снова взялся за крыс и, чтобы не возиться и не мудрить, просто впрыснул четырем крысам подкожно кровь обезьяны-зомби.

– Откуда такая вирулентность? И что получилось?

– О вирулентности… Вот изображение вируса… – Я покликал мышкой на экране монитора, выведя изображение чего-то, напоминающего цифру 6. Поэтому и вирус мы прозвали «Шестеркой». Решили, что называть «Девяткой» – много чести. – Видите эти волоски? Раньше их не было, а теперь вирус «полетел», чего раньше за ним не наблюдалось. А по поводу впрыскивания крови мертвой обезьяны живым крысам… Получилась неожиданность. Все крысы умерли в течение часа и через пять минут восстали из мертвых. Они не проявили никакого интереса друг к другу, но, когда рядом с их клетками я поставил клетки с живыми крысами, зомби впали в агрессию.

– Живые крысы инфицированы? – уточнил шеф.

– Именно! – подтвердил я. – Инфицированы все до одной, но помирать не собираются и чувствуют себя прекрасно! Никаких признаков какой-либо болезни. Более того, две крысы были из числа «гепатитных», и теперь вирус гепатита у них явно находится в подавленном состоянии. «Шестерка» уничтожает заразу. Тогда я сделал следующее: запустил в клетку к крысе-зомби живую крысу. Зомби намного медленней живой крысы и явно слабее, но у живой крысы началась настоящая паника, она даже не могла обороняться. Как будто все ее оборонительные инстинкты дали сбой, в них не заложена схема обороны от ожившего трупа.

Я дал шефу с Джеймсом полюбоваться на видеозапись мечущейся по клетке белой крысы. Вторая крыса неуклюже преследовала ее, переваливаясь с боку на бок.

– Возможно, – поджав губы, произнес Биллитон. – И что было дальше?

– Крыса-зомби сумела все же отхватить изрядный кусок мяса с живой крысы, – продолжил я. – Рана не была смертельна, я рассадил крыс снова в разные клетки, а раненой крысе даже сделал перевязку. И она умерла примерно через час. И через пять минут воскресла. Повторный опыт с этой мертвой крысой и крысой живой дал другой результат – живая крыса отбивалась и даже напала на мертвую, сильно ту покусав.

– И тоже умерла? – спросил Дегтярев.

– Именно, – подтвердил я.

Шеф помолчал, переваривая информацию, затем сказал:

– То есть получается, что заражение, произведенное воздушно-капельным путем, делает особь просто носителем. Даже ведет к улучшению состояния. А заражение, когда вирус попадает непосредственно в кровь, ведет к смерти и последующему оживлению?

– Именно так. Похоже, что ударная доза чужого вируса, уже измененного под конкретного носителя, попавшая прямо в кровь, вырабатывает токсин. И он убивает, а дальше включается механизм оживления. Кофе будете?

Я подошел к кофеварке и включил ее.

– Нет, спасибо, потом ночью не усну, – покачал головой Дегтярев. – Я лучше покурю здесь у тебя, не возражаешь?

Как всегда. Я не курю и дым на дух не переношу, но шефу отказать не могу. Не потому, что он шеф, а потому, что он мне по-человечески очень нравится. Уважаю я его. А если бы кто другой в моей лаборатории курить вздумал – вылетел бы отсюда в два счета. Я даже Оверчука дважды выставлял с сигаретой.

– Что с вами сделаешь, курите.

Я достал из шкафа желтую пластмассовую пепельницу с логотипом сигарет «Кэмел», которая хранилась у меня специально для таких случаев, и выставил на стол. Откуда она здесь взялась – сам не знаю. Исторически сложилось. Дегтярев щелкнул зажигалкой, прикурил и выдохнул дым в сторону от меня. И за то спасибо.

– Давай, Сережа, продолжай.

– Продолжаю, – кивнул я, разогнав дым рукой. – Именно так и получается. Тогда я, к стыду своему, взял грех на душу и впрыснул одной из инфицированных, но живых крыс раствор мышьяка. Угадайте, что получилось?

– Крыса умерла и воскресла?

– Именно так, – подтвердил я, после чего заявил: – То есть мы имеем ситуацию, что если вирус вырвется за пределы этой не слишком хорошо охраняемой лаборатории, то он вызовет гибель всей человеческой цивилизации.

– Гхм… ты уверен? – чуть не подавился дымом шеф. – Очень уж радикальный вывод.

Вывод куда как радикальный, надо объяснять. Попробую.

– Я не уверен, разумеется, опыты на людях я не ставил, но полагаю, что, если воскресшие обезьяны нападают на живых обезьян с целью их съесть, если воскресшие крысы нападают на живых крыс с той же целью, то и что-то подобное может произойти с человеком.

– С этим согласен, – кивнул Дегтярев. – И что?

– А возможность инфицироваться, просто находясь рядом с зомби, составляет почти сто процентов, вы понимаете? – Я сделал некий жест, долженствующий изображать полет. – Вирус летает в воздухе, он буквально испаряется. Как будто таким образом поддерживает свою популяцию в организме не выше некоторого предела, который полагает для организма безопасным.

– И?..

– И тогда любой мертвый восстанет, необязательно даже быть жертвой нападения. Жертва аварии, жертва несчастного случая прямо в «скорой помощи» и так далее. Любой инфицированный. И нападет на живого, а живой заразится непосредственно от нападения, вскоре умрет, восстанет и так далее. Фильмы ужасов отдыхают.

Дегтярев вздохнул, помолчал, глядя на свое отражение в темном стекле окна. Во дворе уже ночь была. Затем сказал:

– Знаешь, это возможно. Опасность в том, что вирус не вызывает болезни у переносчика. Сначала переносчик должен погибнуть, чтобы «темная сторона» вируса себя проявила. А пока он жив, то и жаловаться ему не на что. Он ведь даже гриппом болеть не будет.

Ну вот, долго объяснять не потребовалось. Шеф быстро соображает, понял, в чем настоящая проблема.

– Именно так. В этом и опасность, – продолжил я. – Будь моя воля, я сейчас уничтожил бы все образцы этого модифицированного нами вируса. Пусть останется тот, который мы нашли в экспедиции – нулевая вирулентность, содержится исключительно в организме некоторых глубоководных рыб, и даже если ты рыбу съешь, то все равно не заразишься. Начнем работать заново, от отправной точки.

Если честно, то у меня волосы на голове последние сутки шевелились не останавливаясь. Я просто представил себе, что же это такое. Эта зараза может распространиться по всему миру, и никто даже тревогу не поднимет. Представьте себе одну из великих пандемий прошлого, хоть ту же «испанку», благо ее природа тоже вирусная. Люди болели и именно поэтому с ней боролись, как могли в то время. А теперь представьте, что люди не болели, а наоборот, лучше себя чувствовали. Кто-нибудь стал бы бить тревогу? Сомневаюсь. Весь мир бы спокойно заразился. А затем начали бы подниматься мертвые, чтобы «питаться от живых». И тогда бороться с вирусом было бы поздно. Почему? А он уже у всех у нас внутри.

– Это не так просто, – подумав, сказал шеф. – Он есть у американцев, например. Программа международная, и даже если мы уничтожим образцы здесь, то это мало что изменит. А вот поднимать тревогу надо, в этом ты полностью прав. Этот НИИ совершенно неприспособлен для работы с опасными инфекциями, нет ни требуемых мер безопасности, ни охраны. Я завтра же выйду на наше руководство и потребую перевести дальнейшую работу в место, где меры безопасности выше. А сейчас мы ничего дополнительно сделать не можем. Что мы еще знаем?

– Примерно то же, что знали раньше, – ответил я. – Но есть нечто интересное. Когда из поля зрения крыс-зомби исчезла потенциальная добыча, две из них как будто продолжали искать ее, а затем впали в некую кому. Две других вели себя пассивней и впали в летаргию сразу. Однако стоило поблизости появиться живым крысам из числа инфицированных, и они снова начали оживать. Я пересадил крыс-зомби в одну клетку и запустил туда крысу из числа инфицированных. И они ее съели, не оставив почти ничего, но даже то, что осталась, ожило. От нее осталась голова и треть туловища, ни одной лапы, вся кровь вытекла, но она все равно ожила.

Дегтярев кивнул, как бы подтверждая, что усвоил информацию, затем спросил:

– Самый, возможно, важный вопрос: как убить зомби?

Верно, до этого должно было дойти. Как убить то, что уже давно мертво? Звучит странно.

– Я пытался сделать это несколькими способами, – ответил я. – Ни яд, ни травматические повреждения на них не действуют. Удалось достигнуть результата двумя способами – разрушение мозга и удар электричеством. В первом случае я просто пробил череп крысы шилом, во втором – поднес к животному электроды и дал сильный разряд.

– Не воскресли заново?

– Нет. – Я даже сделал жест некоего сверхотрицания. – Я не стал забрасывать их в печку пока, продолжаю наблюдать, но они стали самыми обычными трупами.

– То есть поражение центральной нервной системы, и все? – уточнил Дегтярев.

– Да, только центральной нервной системы, – кивнул я. – Повреждения позвоночника вызывают частичный паралич, как и у живых, разве что зомби, судя по всему, дискомфорта от этого не испытывают. Просто часть тела отключается. В общем, оживший труп все же можно убить, но с большим трудом.

– Ладно, заканчивай свой отчет, и пошли по домам, – вздохнул тяжко шеф. – А лучше – просто пошли по домам, поздно уже.

– Может, вы и правы, – согласился я. – Я скопирую отчет на диск и закончу его дома.

Я уже на стенки от усталости натыкался, надо бы поспать. А потом можно и отчет закончить.

– Правильно, давай.

Дегтярев Владимир Сергеевич

19 марта, понедельник

Дегтярев затушил сигарету и вышел из лаборатории. Выводы, изложенные Крамцовым, действительно поражали. Вот так, совершенно неожиданно, они получили биологическое оружие, небывалое по своим характеристикам, апокалипсис, судный день в чистом виде, в самых ужасных его формах. Владимир Сергеевич религиозную литературу не читал, но нечто насчет «… и мертвые восстанут из могил» все же откуда-то помнил. Как раз тот самый случай. И это в исследованиях, имевших самую мирную направленность. Владимир Сергеевич вовсе не был ученым-маньяком из кино, готовым на все для продолжения исследований. Он даже не против был прямо сейчас уничтожить полученный вирус, прозванный «Шестеркой», но теперь это ни к чему бы не привело. Остались отчеты, осталась документация по его модификации, остались образцы нового штамма в других лабораториях, работающих по этой программе. Скрыть результаты, полученные здесь, теперь даже опасней, чем опубликовать их в открытой печати. Слишком много людей уже посвящено в то, что происходит здесь.

Дегтярев выкурил еще сигарету, глядя в окно своего кабинета. Он принял решение. Завтра с утра он официально затребует от своего руководства перевода дальнейших работ по «Шестерке» в место с повышенными мерами безопасности. Если же его начальство не сочтет необходимым принять такие меры, он, Дегтярев, открыто передаст свои выводы по экспериментам военным. Контакты у него имелись, и кое-какие предварительные шаги втайне от своего нового руководства он предпринял заранее.

Военные, разумеется, не самые лучшие партнеры для работы и, скорее всего, заберут всю работу по программе себе, наглухо перекрыв к ней доступ другим, но они гарантированно переведут исследование в такое место, где безопасность проекта будет обеспечена на сто процентов. Лаборатория в закрытом городе Горький-16, в просторечии именуемом «Шешнашкой», – именно такое место.

Владимир Сергеевич взял свой портфель со стола, вышел из кабинета, запер за собой дверь и спустился вниз. У стойки, за которой сидели двое охранников, он столкнулся с Крамцовым, сдававшим ключи от лаборатории.

– Закончил, Сережа?

– Да, отчет дома допечатаю.

– Хорошо. С утра ты мне его сразу на стол. Ты прав, меры надо принимать немедленно. Пойду с твоим отчетом к начальству.

– А начальство отреагирует?

– Если пообещаю передать материалы в «Шешнашку», то отреагирует, никуда не денется.

– Да, это подействует.

Ученые вышли из трехэтажного здания института во двор. Уже стемнело, но вечер был необычно теплым для середины марта. Дегтярев, продолжая наслаждаться неожиданно возросшим благосостоянием, год назад прикупил себе уже вторую «вольво», на которой и ездил теперь, а у Крамцова рядом с машиной начальства прямо во дворе института был припаркован пожилой, но ухоженный «Форанер» скромного серого цвета, с багажником на крыше и на высоких колесах, выдававших любителя внедорожной езды.

– Ладно, до завтра, Сережа.

– До завтра, Владимир Сергеевич.