Читать книгу: «Тэтрум. Навстречу судьбе», страница 4

– Да! А расскажите мне про то, как Переход влияет на мою судьбу. Я ведь правильно поняла, что за мной охотятся именно из-за этого?

– Рассказывать с самого начала? Вы готовы меня выслушать?

– Да, конечно! – Мэйлинь уселась поудобнее.

Кайла собралась с мыслями и начала свой рассказ:

– Я узнала о Переходе в самом его начале. Тогда я была чуть старше вас теперешней, и мой путь уже был связан с магией и эзотерикой. Я умела ходить в астрал, гадала на картах Таро своим многочисленным клиентам. И в какой-то момент в раскладах стала выходить очень интересная информация. Я увидела, что практически все, кто приходил ко мне за ответами, вдруг оказались в эпицентре каких-то значительных изменений. В эзотерике это называется «точка Джокера», это когда у людей появляется возможность резко изменить свою судьбу. Но эти точки перемен большая редкость, а тут я обнаружила их великое множество. Да и в своих собственных раскладах на Таро я видела, что стою на пороге больших перемен. И я отправилась к Папессе. Это Лучевой Эгрегор, покровительница тайных знаний. Вы знаете, что такое Лучевые Эгрегоры?

– Да, нам рассказывали. Их ведь двенадцать? И человек рождается с определенным Лучом миссии. Но их определяют с помощью карт Таро, а у нас дома мы ими не пользуемся. Так что лучевая теория только упоминалась, наравне с другими эзотерическими теориями. Меня всегда интересовала эта тема, но я так и не нашла того, кто может подсказать мой Луч.

– О, в этом я точно смогу вам помочь! Рада тому, что тема Лучей вам знакома. – Кайла облегченно улыбнулась. – Мне просто не хотелось бы потратить весь этот чудесный вечер на лекции об эзотерике. Ну так вот, мой Луч – Папесса, и именно к ней я отправилась за ответами на свои вопросы. Так я узнала о том, что начинается Переход. Мало кто знает, но у Перехода будет несколько этапов. Первый уже был в самом начале, когда барьеры, отделяющие физический план от эфирного и астрального, стали истончаться. Это позволило вернуться в наш мир малому народцу – эльфам, стихийным духам и прочим созданиям, которые покинули наш эфирный план много веков назад и переселились в астрал.

– Да, я знаю об этом. Спасибо. Про то, что барьер пал, нам рассказывали. А второй этап? – Мэйлинь с огромным интересом слушала Кайлу и всеми силами сдерживала свое нетерпение.

– Мы прямо сейчас в нем и находимся. И он продлится еще несколько лет. Вы как раз успеете повзрослеть и начать свой путь Вершителя.

– Вершителя? Я не знакома с этим термином. Нам об этом не рассказывали.

Кайла поняла, что невольно проболталась, упомянув Вершителей раньше времени. Но отступать было уже некуда: девушка явно очень заинтересовалась этой темой, и придется отложить свой рассказ о Переходе.

– Ну что же, – улыбнулась Кайла, – значит, пришло время рассказать о Вершителях. Сперва уточню: вы знаете о том, что будущее – это вероятность?

– Ну как вам сказать… Не то чтобы я в этом разбиралась…

– Есть множество вариантов развития событий для каждого человека, и то, в каком будущем окажется каждый из нас, зависит от множества факторов. Это и личный выбор человека, и его судьба, которая складывается из отдельных кармических задач и формирует миссию на эту жизнь. Еще есть задачи рода, в котором мы рождаемся, и, опять же, Луч миссии, который добавляет своей энергии к рождению человека. И есть еще так называемая сила реализационной власти. Говоря простым языком, это то, насколько сильное влияние сам человек может оказать на свою судьбу и на судьбы других людей. Сила Вершителя похожа на реку, вышедшую из берегов, и ее разлив неизбежно меняет привычное течение жизней многих людей. Вы меня понимаете? – Кайла сочувственно посмотрела на Мэйлинь: как же сложно за короткую встречу объяснить начинающему эзотерику то, что она сама осваивала годами…

Мэйлинь задумчиво кивнула:

– То есть Вершитель – это человек, который оказывает более сильное влияние на судьбы других людей? Я правильно поняла?

Кайла облегченно вздохнула:

– Да, правильно! И дело не в том, что именно он делает или говорит. Влияние оказывается самим фактом его присоединения к каким-то процессам. Вот, например, Вершитель с навыками врача едет на какую-то встречу, и так складывается, что именно в эту поездку рядом оказываются люди, которым нужна его помощь. Поймите правильно, люди не начинают болеть в присутствии врача-Вершителя, болезнь уже в них жила и до этого, но Вершитель своим присутствием, катализирует все происходящие процессы, невольно подстегивая обстоятельства, и часто меняет их направление.

– Понимаю, – протянула Мэйлинь. – У меня однажды был такой случай. Я поехала в гости к своей подруге – и именно в день моего визита у ее мамы случился нервный срыв, мне пришлось вмешаться. Я вышла в эфирный план, увидела энергию их дома, попросила подругу призвать домашних духов, и мы с их помощью очистили дом от энергии ша-ци. А потом я поговорила с ее мамой. Ее нужно было просто выслушать… – смущенно добавила она. – И я тогда подумала, что все это произошло при мне, потому что я умела видеть эфирную энергию и знала, как можно помочь. Это ведь то, о чем вы рассказываете?

– Да, именно! Как же я рада тому, что вы меня так хорошо понимаете!

– А Вершителями рождаются? И они… – девушка постаралась подобрать нужное слово, – редкие?

– Энергия планеты живая, и люди, приходя в новые воплощения, вплетаются в эту живую энергию, оказывают свое влияние и на саму Землю, и на человеческие сообщества. Поэтому Вершителей не может быть много, иначе их влияние будет чрезмерным и даже разрушительным. Ведь у людей на Земле свои собственные пути развития, а Вершители меняют направление всей человеческой цивилизации. И да, миссия Вершителя – это врожденное свойство. Но его еще нужно раскрыть и оформить.

Мэйлинь потупилась и почти шепотом спросила:

– А вы не можете ошибаться на мой счет? Я самая обычная… и, как мне кажется, все же не совсем Вершитель… Да, я умею выходить в эфирный план, но я не делаю это как-то по-особенному. Я знаю людей, которые умеют это гораздо лучше меня…

Кайла ласково поглядела на девушку:

– Знаете, то, что вы сомневаетесь в своих свойствах Вершителя, это вполне понятно. Давайте так: вы просто воспримите это как информацию, понаблюдайте за собой с этой точки зрения. Я бы тоже с сомнением отнеслась к тому, что мне рассказывает какая-то призрачная женщина, особенно если это не совпадает с моими собственными убеждениями.

– Ой, нет! – Мэйлинь забеспокоилась. – Не думайте, пожалуйста, что я сомневаюсь в вашей искренности! Я хорошо чувствую людей… и то, что вы говорите, на Потоке мне очень хорошо видно. Вокруг вас очень заметна особая энергия, которая окружает предсказателей и учителей. Мне просто сложно соотнести с собой то, что вы говорите про древние души и Вершителей…

– Не спешите с выводами! Вы в самом начале своего удивительного пути. Всему свое время.

– Скажите, а есть какой-то способ к вам обращаться? Если у меня появятся новые вопросы?

– Да, через астральный план. К сожалению, у вас пока нет устойчивого навыка для перехода в астрал, и без дополнительной поддержки будет сложно, – Кайла немного задумалась. – Однако вы летите в Москву. Там есть одно место, называется «Фабрика волшебства», ее хозяйка Евдокия передаст вам артефакт для выхода в астрал и научит им пользоваться. Тогда и вы сами сможете выходить на контакт со мной.

Она взглянула на часы и с сожалением проговорила:

– А сегодня нам уже пора прощаться!

– Спасибо вам большое!

– Пожалуйста! И я очень рада нашему общению. – И образ Кайлы исчез.

Мэйлинь открыла глаза, некоторое время полежала в кровати в задумчивости, а потом и сама не заметила, как уснула. Ей снились облака и пролетающие рядом сильфиды, с которыми она радостно играла в салочки.

* * *

На следующий день Мэйлинь смогла уговорить Штейнберга остаться на борту в момент загрузки. Тот скрепя сердце согласился, поэтому с раннего утра Мэйлинь буквально на цыпочках вошла в ходовую рубку, забралась в свое кресло, накрытое уже знакомым ей пледом, и постаралась стать невидимой. Находясь тут, она смогла увидеть, насколько сложной и точной была операция посадки корабля. Члены экипажа были молчаливыми и сосредоточенными, никаких лишних слов и действий. Раздавались короткие фразы приказов, сообщений от наблюдателей. Штейнберг, закусив губу, стоял у пульта управления, держа руки на рукоятях машинных телеграфов.

Мэйлинь закрыла глаза, настроилась на требуемое состояние и вышла из тела. У нее появилась странная мысль, что так она станет еще менее заметной и точно не сможет помешать работе.

Плавно снижаясь, дирижабль заходил к импровизированной посадочной платформе. На этот раз баржи разместили ближе к берегу и от причала склада выставили на якорях еще две, поперек реки. Получился импровизированный наплавной мост. На причале уже дымили два небольших грузовых локомобиля, загруженные первой партией ящиков с чаем.

Мэйлинь обратила внимание, что в этот раз духов воздуха было больше, и большинство из них держатся с одной стороны дирижабля. Присмотревшись, она поняла, что с этого направления дует небольшой ветер, и сильфиды по мере своих сил удерживают его, мешая сдуть дирижабль с курса. Вдруг она услышала какие-то крики с берега. В начале пристани стоял митрополит и, подняв руки, что-то возмущенно кричал. Подлетев поближе, она услышала:

– Вы почто духов воздуха растревожили, нехристи окаянные?!

На крик из дверей склада вышел Селим и быстрым шагом подошел к священнику. Подойдя, он сорвал с головы летный шлем и поклонился:

– Мерхаба, уважаемый! Здравствуйте! Да осветит мудрость ваша дорогу перед вами!

Митрополит сбился и возмущенно посмотрел на него.

– А вы кто такой?

– Я скромный служащий торгового дома «Золотая цапля», чей восхитительный корабль вы сейчас видите перед собой. Мы никоим образом не хотели беспокоить воздушных духов. Наоборот, мы договорились с ними помочь нам.

– Это как это?

– Мы предложили им достойную плату за их поддержку.

– Деньгами духов не подкупить!

– Разумеется, мы знаем об этом. Мы предложили им серебряную пыль, чтобы они смогли развеять ее над вашим чудесным городом. Он им, кстати, очень нравится.

– Ну хорошо. – Митрополита удовлетворило такое объяснение. Он успокоился, а потом перевел взгляд на Мэйлинь, явно разглядев ее: – А это кто?

Селиму потребовалось несколько мгновений, чтобы, вглядевшись, опознать призрачную девушку. Он церемонно поклонился, приложив правую руку к сердцу:

– Мое почтение, госпожа. Разрешите представить, мудрейший имам города Томска, а это Владычица западных ветров, княжна Мэйлинь, что одарила нас радостью быть на борту нашего корабля в этом путешествии. Это благодаря ее присутствию духи воздуха были столь благосклонны к нашим скромным просьбам.

Мэйлинь низко поклонилась в приветствии, стараясь спрятать улыбку. В этот момент над рекой раздался гудок дирижабля. Селим воспользовался возможностью и еще раз поклонился:

– Прошу нас извинить, уважаемый, нас призывают к работе. – После чего он надел свой летный шлем и широким шагом направился к пристани. Мэйлинь помахала рукой митрополиту и полетела к дирижаблю.

Под вечер ветер стал усиливаться, окончание загрузки проходило в большой спешке. Наконец «Юньшань» оторвался от поверхности реки и поднялся на высоту нескольких сотен метров. Капитан собрал офицеров дирижабля в кают-компании:

– Поздравляю всех! Господа, это была ювелирная работа! Однако поднимается ветер, и я не рискну швартовать дирижабль в такую погоду. Идем против ветра с его скоростью, стараемся удержаться в пределах города. Я попросил Максимова ночью включить прожектора на берегу, чтобы мы могли сориентироваться. Ночная смена на борту?

– Да, капитан, – сказал Ли Ван Хо. – Я предполагал, что ветер поднимется, и не стал отправлять никого в гостиницу.

– Почему ветер должен был подняться? – заинтересовалась Мэйлинь.

Ей ответил навигатор:

– Потому что баланс восстанавливается. Несколько дней был искусственный штиль, сейчас некоторое время будет более ветрено.

– Как вы думаете, мастер Бао, сколько это продлится? – задал вопрос капитан.

– Самый сильный ветер будет ночью, к утру подутихнет. Думаю, к вечеру можно будет вернуться на швартовку. В крайнем случае, еще день.

– Принято. Как раз к этому времени будут готовы запчасти. Дальше пару дней на установку – и сможем отправляться. На сегодня все. Не смею вас больше задерживать.

Последующие несколько дней прошли без приключений.

В последний день на поле аэровокзала Максимов организовал прощальный обед. Были поставлены шатры, на столах была хоть и немного странная для гостей, но вкусная еда.

Когда стемнело, «Юньшань» отошел от причальной мачты и, включив все огни и освещая лучами прожекторов ночное небо, стал подниматься. С барж на реке взлетели вверх ракеты фейерверка, и, издав прощальный гудок, «Юньшань» взял курс на Москву, покидая гостеприимный Томск.

* * *

«Сонм темных крыл парил, пронзая огнь небес…» – Магистр устало откинулся на спинку кресла. Все же Валенсио Саратини весьма поэтично описывал свои путешествия в Нижние миры. Продираться через его философские размышления, просеивать мистический бред, вытекающий из подсознания, отравленного напитком истины, было все сложнее. Напиток истины… Его рецепт Валенсио унес с собой в могилу, а все из-за страха перед конкурентами из других тайных орденов. И даже его любимый ученик не мог внятно описать это мистическое зелье. Есть, конечно, и более прямой путь к знаниям… Магистр с трепетом вспоминал часы, проведенные в беседах с архангелом Габриэль, но она никогда не поддерживала его интерес к Нижним мирам, к Падшим. Габриэль хмурилась, ее прекрасные полные губы сходились в тонкую линию неодобрения, а образ становился расплывчатым, таял, разрывая контакт. Магистр прекрасно осознавал последствия такого разрыва. И все же ему казалось, что их особая связь с Габриэль и с ее подопечным эгрегором защитит его от падения. Да, это было предрешено…

Магистр посмотрел на часы. Покровитель пятого ночного часа Абасдарон заступит через десять минут. Время еще есть. Он подошел к алтарю. Вертикальная часть все еще закрыта пологом. Более восьми лет этот полог не поднимался, и знаки архангелов оставались скрытыми.

«Господь мой, Ты Тот, который дарит Вершителям особую силу и наделяет их духовным превосходством. Даруй и мне частицу Твоего великодушия! Именем Твоим я призываю Твоего архангела Кассиэля. Пусть проявит свое индивидуальное присутствие. Мои свечи все еще белы, а знак Твоей величайшей милости, Крест Спасителя, лежит на моем алтаре. Позволь мне коснуться Твоей мудрости, о Адонаи!»

Магистр коснулся указательным пальцем кристалла в центре алтаря – и в ответ на его прикосновение бледный свет снизошел и освятил алтарное поле. Магистр опустился на колени перед алтарем и, создав внутреннюю тишину, закрыл глаза. Перемещение в свой астральный предел было стремительным. Словно мощный поток воздуха подхватил астральное тело Магистра, и перед его глазами открылось пространство алтарной комнаты в тонком плане. Все вещи привычно стояли на своих местах, алтарные свечи горели, заготовка амулета ждала своего часа, а вертикальная часть алтаря была все такой же черной. Магистр помнил свой давний спор с архангелом Михаэлем, в результате которого огненный меч архангела перечеркнул возможность призывать архангелов Божественного присутствия, уничтожив алтарные символы на стене комнаты. И только символы архангела Кассиэля уцелели, остались нетронутыми. Магистр взял в руки Атоме и коснулся сигила Кассиэля, кольцо с черной жемчужиной затрепетало на указательном пальце правой руки. Магистр поднес его к губам, выдохнув:

– Кассиэль…

Часть 2. Фёдор

Глава 4

Поезд прибывал на станцию ранним утром. Остановка тут была короткая, не более пары минут, потому немногочисленные пассажиры уже стояли в тамбурах вагонов. Когда поезд остановился и проводники открыли двери, из второго вагона вышел молодой мужчина. Он был высоким и стройным, на вид чуть больше двадцати лет. Поправив на голове фуражку, он закинул за спину похожий на армейский ранец, огляделся и пошел в сторону выхода с платформы. В конце платформы стоял невысокий мужчина средних лет в строгом костюме. Увидев гостя, он приподнял фуражку в приветствии и спросил:

– Фёдор Алексеевич?

– Да. Здравствуйте.

– Тимофей Алексеевич, – он пожал протянутую руку. – И вам доброго утра. Коляска под парами, ждет вас. Прошу следовать за мной.

Дорога до деревни заняла чуть более часа. Возничий попался неразговорчивый, что весьма устроило Фёдора. Свернув с тракта, экипаж проехал немного по петляющей в поле дороге и въехал в деревню. Остановившись у самого большого дома на улице, возничий повернулся к Фёдору и сказал:

– Пожалуйте в дом. Алексей Михайлович, наш староста, ждет вас.

Войдя во двор, Фёдор увидел припаркованный шестиколесный полицейский «Руссо-Балт» на широких каучуковых колесах. Судя по дымкам, поднимавшимся из двух его труб, на нем только что приехали. Рядом на завалинке у крыльца сидели двое мужчин и степенно беседовали, явно его поджидая. Старостой оказался сухонький, небольшого роста мужчина, рядом с ним с кульком семечек в руке сидел крепкого вида полицейский ротмистр. Увидев вошедшего в калитку гостя, староста неторопливо поднялся и поприветствовал:

– Здравствуйте, – и замер в ожидании ответа.

– Здравствуйте. Я по делу господина Тихомирова, про Великодворье.

Мужчина недоверчиво посмотрел на Фёдора и представился:

– Алексей Михайлович, староста здешний.

Поднявшийся со скамейки полицейский пробасил, протягивая руку:

– Ротмистр Афанасьев.

– Кузнецов Фёдор Алексеевич. Очень рад знакомству.

Староста повернулся к открытому окну и крикнул:

– Аксинья! Поставь самовар и накрой стол! У нас гости! – После повернулся к Фёдору: – Пожалуйте в дом, сударь. Проголодались небось с дороги.

Сидя за столом в светлой и чистой комнате, староста завел разговор:

– Ну, рассказывайте теперь, молодой человек. По какому вопросу к нам, почему за вас Вельямин Тихонович просил: встретить вас, помощь оказать?

– Он ко мне приезжал и рассказывал про Великодворье. Про то, что деревню прокляли, и теперь там никто жить не может. Просил снять порчу. Подобные случаи – это моя работа, и вот я здесь.

– Вы уж простите меня, Христа ради, а вы не слишком ли молоды для такой работы?

– Мне двадцать два. Первое свое посвящение я прошел в пятнадцать. – Фёдор улыбнулся. – Как говорили мои учителя, возраст – это тот недостаток, что сам проходит со временем.

– То есть вы говорите, что сможете избавить нас от той пагубы?

– Мне сперва посмотреть нужно на месте, определиться, с чем работать. То, что господин Тихомиров рассказывал, звучало очень литературно. А что вы можете рассказать про ту деревню?

– Что я могу про Великодворье рассказать? Ну, слушайте… Появился у нас с десяток лет назад купец один, Вельямин Тихомиров. Купил землю рядом с лесом и построил там деревню. Он в Италии долго жил и хотел тут какую-то коммуну организовать. Построил дома, пригласил людей. Земли у нас бедные, песка много, вот там в основном мастеровые и поселились, кто гончар, кто кузнец, даже стеклодув был. И хорошие люди, я вам скажу, и работящие, и с головой. Мы дружно жили… Я так сейчас вижу, что с позапрошлого лета неприятности начались. Сперва собаки у них беспокойными стали. Лаяли напропалую, несколько сорвались и убежали. Потом попритихли и дохнуть начали. И к той весне почитай все и померли. А новые как-то не приживались. Ну там решили, что и ладно, без них обойдутся. Дикого зверя меньше стало, а лихих людей тут со времен императора Петра Алексеича не видели. Вот только потом и с людьми беды случаться начали. Спать стали хуже, дети болеть пошли, а как пара младенцев умерло, народ засобирался и стал уезжать кто куда.

– От чего дети умерли?

– Доктор приезжал, говорил про чахотку. Они кашлять начинали, потом желчь черная в кашле появлялась – и так и угасали понемногу. Дольше всех кузнец Прокофий продержался. Он один жил, детей не было. А потом сосед мой видел, как тот с топором по улице пылил. Размахивал над головой, орал что-то про нечисть и про то, что не дастся. А к осени и он собрался – в телегу все набросал грудой и уехал. Мимо нас проезжал, даже рукой не махнул. Говорят, во Владимире обосновался, видели его там, на завод работать устроился. У нас молодежь зимой ходила в Великодворье. Интересно им было, но страшно. Об заклад бились, кто сможет там ночь провести, но как-то не решились. Правда, Пашка, мельника сын, говорил, что февральскую ночь там просидел на осине, но он брехун знатный, и ему не поверили. А весной мы поняли, что эта пагуба и к нам начинает подкрадываться. Кошмары начались, снится людям то болото, что их засасывает, то как будто что-то на груди сидит и давит. И запах тинный потом до полудня мерещится.

– Кикимора? Тут болота есть?

– От нас за лугом, на краю леса, само Великодворье это проклятое, а за ним почитай в полусотне шагов речка Пра. Она торфяная, вода темная, берега топкие, но это не болото. Насчет же кикиморы мы не разбираемся. На Пасху, а она ранняя была, мы крестным ходом вокруг деревни прошли, чтобы от тьмы огородится, да только сразу после нее у нас Мишка пропал, мальчонка семи лет. Мы всполошились, прочесали все вокруг и на окраине Великодворья, как раз на берегу той речки, в камышах нашли его. Мертвым. Личико, перекошенное от страха, и рот забит травой болотной, целый пук, как будто вколотили… – Староста помрачнел и покачал головой, вспоминая. – Ну, вот мы в полицию и обратились, чтобы нашли они душегуба этого. Ну а тут пусть Фрол Титович рассказывает.

Ротмистр, который до того сидел практически неподвижно, вздохнул, покрутил ус и начал:

– Мне не много рассказывать, да и тяжело это, ну да ладно… Я как в тот день прибыл, сперва все вокруг места, где тело нашли, ходил, следы искал. Но затоптали там все, а вот ближе к деревне, куда крестьяне не сунулись, нашел следы маленькие. Бежал он быстро, к реке. Но следы только его, никого другого не было. Пошел я по деревне ходить, откуда он бежал высматривать. И вот ничего, не было там следов, ни мальчонки, ни кого еще. Ну там сухо было, может поэтому. Ходил я ходил, а потом присел на крылечке одного дома – и сам не заметил, как задремал, видимо, с устатку. Очнулся уже на закате, и тут меня такой тоской накатило, прям хоть вой. И вижу я – напротив меня куст темнеется… и он движется. Так плавно, медленно приближается. И шипит тихо, каким-то высоким звуком. Я фонарь схватил, приказал по уставу: «Стой, кто идет!» – и включил его. А там ничего. Куста нет, а шипение продолжается. И начинаю я вслушиваться, а это как женский голос какой. Шипящий, высокий, но как песню поет. Я струхнул маленько, вокруг обернулся, фонарем поводил, а ничего, всё пустая улица. А вот потом страшное началось. Я на звук повернулся, а он прям рядом звучит, и смотрю – всё пусто, а как фонарь под ноги опустил, так сразу во тьме передо мной в двух шагах женское лицо и увидел. Зеленое, все в каких-то потеках… И словно осокой оплетенная, как будто большая кочка передо мной стоит. Я фонарь поднял, и в свете оно все исчезло, а как опять убрал, снова видеть это стал. Я отскочил в сторону, вижу – дверь открытая темнеется. Почему туда побежал, это я сейчас не скажу. Ну так вот… Я в избу вбежал и трясусь весь. Вижу красный угол с образами, а за иконами целый пук свечей лежит. Я под образа сел, спиной в угол вжался. Свечу зажег, в левом кулаке держу, правой крещусь постоянно. Ну, думаю, тут меня никакая нечисть не возьмет. И вдруг чувствую, как мне на плечи холодные руки ложатся… и такое шипение со спины из угла тихое. И тут холоднючими губами меня в загривок и целуют. Каюсь, вот тут я не выдержал, оконную раму выбил и на улицу выпрыгнул. Как досюда бежал, уже не помню. Только помню стакан в руке и Алексея за этим столом напротив.

– Он ночью прибежал. Весь белый. Нас всех напугал грохотом. Я ему водки налил, так он стакан граненый как воду высадил, в два глотка. А потом голову на руки уронил и уснул за столом.

– Вы только, сударь, не рассказывайте никому об этом. – Ротмистр выглядел очень смущенным. – Я, когда в Туркестане в страже пограничной служил, на троих бандитов с шашкой выходил, у меня два Георгиевских креста. А вот такого страха, как тогда, я отродясь не испытывал.

– Хорошо, конечно. Спасибо, господин ротмистр.

– Ты давай уже по-простому, Фёдор, без званий.

Фёдор кивнул.

– А скажите, Фрол Титыч, вы еще раз там были?

– Нет, мне того раза хватило.

Фёдор повернулся к старосте:

– Алексей Михайлович, а вы в церковь обращались?

– Обращались. Письмо написали. Ну и приехало двое – поп и служка, парень безусый. Походили, он кадилом подымил, кропилом помахал. На ночь остались, посреди той деревни костер развели. А утром мы их уже не застали. Пропали оба, как сквозь землю провалились.

Ротмистр громко хмыкнул:

– Алексей, ну не вводи ты гостя в сомнение! Не надо слухи старых бабок пересказывать. Я же тебе говорил, что утром их из буфета на вокзале железнодорожном выводил. В дым пьяных.

– Ну а я же их не видел! А мы им и пожертвование со всей деревни собрали! – после он с тем же возмущением повернулся к Фёдору: – Так что про деньги даже не заикайтесь. Пока нечисть там, с меня ни полушки не получите!

– Мне и не надо. Меня господин Тихомиров просил разобраться. Там же его земля.

– Хорошо. Ну и как разбираться будете?

– Сперва мне надо там осмотреться. Понять, что происходит. Обычно кикиморы такой силой не обладают, надо понять ее источник. Сможете меня туда отвести?

– Я скажу Тимофею, он вас со станции забирал, он вас подвезет. Не обессудьте, но высадит вас на расстоянии, в саму деревню въезжать не будет. Надолго вы там?

– Часа два точно пробуду, может больше.

– Пару часов он вас подождет. Ну, или вы сами ему скажете, когда приезжать. Если ближе к закату задержитесь, то не обижайтесь – к нам пешком возвращаться понадобится. – Он хитро подмигнул: – Ну или Фрол Титович вас в буфете на станции встретит.

Выйдя из экипажа, Фёдор осмотрелся. Погода была шикарная, на синем небе белели облачка, звенели комары, дул легкий ветерок. Закинув ранец за плечи и поправив фуражку, он широким шагом пошел к деревне. На околице он остановился и стал готовиться. Снял пиджак и, аккуратно его сложив, убрал в ранец. Закрепил на голове странного вида обруч и опустил на левый глаз прикрепленную к нему отполированную до полной прозрачности пластинку горного хрусталя. Надел на пальцы несколько перстней с разного цвета камнями. Последним он достал из небольшого кожаного мешочка серебряный диск на цепочке. На диске был выгравирован волк и несколько странных символов, к диску снизу на кольце был прикреплен клык. Зажав амулет в правом кулаке и обхватив ладонью левой, Федор поднес его к губам и с силой выдохнул в него:

– Честер, лютый, иди ко мне!..

У его правой ноги появилась призрачная фигура большого волка. Приветственно кивнув ему, Фёдор повесил амулет на шею и проговорил:

– Ну что, дружище, пойдем посмотрим, что тут и как.

Деревня была необычная, в отличие от большинства деревень этого региона она была построена не в поле или на краю леса, а в самом лесу. Чистые, достаточно крепкие на вид дома стояли на разном расстоянии от центральной улицы, между ними росли высокие сосны. Заборов вокруг домов не было, только в некоторых местах были небольшие палисадники, окружающие заброшенные огороды.

Идя по улице, Фёдор внимательно смотрел по сторонам. Волк шел в нескольких шагах перед ним, держа нос у земли.

Окна домов были целые, крыши без провалов, однако не было никакого шума, сопровождающего обычно любое человеческое поселение, – ни лая собак, ни смеха детей или разговоров взрослых. В центре деревни поперек улицы лежало несколько бревен, рядом с которыми темнела проплешина от костра. Видимо, в этом месте заночевали те монахи, о которых говорил староста.

Сев на бревно рядом с кострищем, Фёдор задумался. Пока нет никаких следов темной энергии. И внутренние ощущения, которым он всегда доверял в таких ситуациях, сейчас спокойные: кроме любопытства, никакой тревоги. Оберег и защитные амулеты тоже не проявляли никакой активности. Не было в его адрес ни внимания, ни тем более какого-то негативного магического воздействия. Просто лес, просто деревня, в которой, однако, никто не живет, только сходят с ума люди и иногда умирают дети.

Поднявшись, он пошел дальше по улице. У соседнего дома волк остановился и, развернувшись мордой к двери, пригнулся.

– Что там, Чес?

Волк посмотрел на него и мотнул головой в сторону дома.

– Человек?

Зверь в ответ отошел на шаг.

– Дух?

Тот вернулся на прежнее место.

– Домовой?

Волк радостно замахал хвостом.

– Честер, хватит шутить, ты же не собака! Ладно, я тебя понял. Давай попробуем поговорить.

Фёдор подошел к волку, встал рядом с ним и, повернувшись к двери, поклонился:

– Хозяюшко, прояви себя. Помоги нам узнать про беды места этого.

Ничего не изменилось. Чтобы лучше сконцентрироваться, Фёдор закрыл правый глаз и стал смотреть только левым, через хрусталь, стараясь держать взгляд несколько расфокусированным.

– Хозяюшко, выйди к нам, прошу тебя. Я же и приказать могу, – и он протянул вперед раскрытую правую ладонь. Ничего не изменилось.

– Хозяюшко… – проговорил Фёдор несколько разочаровано.

Чес, прыгнув с места, влетел в дом, пройдя сквозь стену. Через несколько секунд на крыльце появилась туманная фигура в сопровождении волка. Домовой был низким, не более метра ростом, и выглядел по сравнению с другими своими собратьями очень изможденным: тонкое тело, практически прозрачные руки. Он вышел на крыльцо и поклонился Фёдору.

– Здравствуй, добрый дух. – Фёдор еще раз поклонился. – Я пришел с миром, чтобы убрать тьму из этой деревни. Ты можешь мне помочь?

Домовой отрицательно покачал головой.

– Я не прошу действий. Мне нужны ответы на мои вопросы. Тут есть еще домовые?

Опять отрицательный жест.

– Куда они подевались?

Домовой плавно развел руками в стороны.

– Разбежались значит. Что их прогнало?

Домовой поднял руки, пытаясь показать что-то, что было выше его, а потом пожал плечами.

– Ну да, верно, ты не сможешь объяснить. Скажи тогда, откуда оно пришло?

Тот махнул рукой в направлении дальше по улице.

– Спасибо, хозяюшко. Я же могу у тебя потом еще что-то спросить?

Честер повернулся к домовому и улыбнулся, начав плавно увеличиваться в размере. Домовой отшатнулся и быстро закивал, соглашаясь.

– Благодарю тебя, хозяюшко! Пойдем, Чес.

Пройдя через деревню, они подошли к реке. Рядом с причалом на берегу лежал плот собранный на основе десятка пустых бочек, который местные, скорее всего, использовали как паром, чтобы переправляться в лес за рекой. И никаких следов.