Читать книгу: «Эхо. Фантастические рассказы»

Фантастика 2.

Эхо Киля

Солёная Бездна

Рай

Код конца

Белый Кит

Попаданец

Билет в рай

Каменное зеркало

Горный воздух

Ошибка

Дружба по протоколу

Цифровой ад

“Просветлённый”

Ключ от клетки

Знак уважения

Протокол 13

Хронофония

Миссия 232

Дорога Абсолюта

Дорога снов

Эхо Киля

Космический корабль «Ковчег А» замер на краю Туманности Киля, словно песчинка перед бездной. На мостике капитан Элиас Реннер неотрывно смотрел на главный экран, где пульсировал сигнал невероятной сложности – ритмичный, как сердцебиение космоса, и структурированный, как забытый язык богов. Учёная-лингвист Лира Висс, её пальцы дрожали над консолью, подтвердила догадку: «Это не природный феномен, Эл. Здесь грамматика, семантика… Кто-то зовёт. Или кричит в пустоту». Источником был артефакт, гигантская сфера из неизвестного материала, покрытая мерцающими узорами, напоминавшими застывшие молнии или… нейронную сеть. Экипаж молчал, объятый благоговейным ужасом. На экранах сам собой возникло имя – “Килеон”. Первый Контакт. Или последний.

Шлюп «Странник», несущий Реннера, Лиру и бортинженера-рептилоида То’Рена с Зириона, приблизился к сфере. Ее поверхность не была инертной – узоры “дышали”, пульсируя в унисон сигналу, словно живая кожа. «Она… живая?» – прошептал То’Рен, его щельные пластины нервно подрагивали. Лира, движимая необъяснимым порывом, коснулась шлемом гладкой, прохладной поверхности. Мир взорвался светом.

Внезапно холодный металл мостика «Ковчега» исчез. Реннер стоял посреди бескрайнего поля “алых маков” – того самого, что цвело у его дома на Земле в детстве. Воздух был влажным, пах дождём и пылью. «Иллюзия!» – крик Лиры, казалось, пришёл из другого измерения. «Она проецируется прямо в нейроны! Это не голограмма – это “вторжение”!» Килеон не просто общался. Он искал, копался в самых сокровенных уголках их разума, вытаскивая наружу яркие и болезненные воспоминания.

Корабль погрузился в хаос персональных кошмаров. То’Рен снова горел в пламени гражданской войны, слыша предсмертные крики своего клана. Лира отчаянно сжимала руку умирающей матери, пытаясь уловить её последний, едва слышный шёпот. Реннер же замер, сердце разрываясь на части: перед ним, смеясь и протягивая ручки, стояла его дочь Эльза, погибшая десять лет назад. Её смех, тёплый и настоящий, звенел в ушах. «Это не контакт! – ревел То’Рен, силой воли разрывая огненные видения. – Это пытка! Изучение уязвимостей перед атакой!» Сфера ответила усиленной вибрацией, узоры на её поверхности вспыхнули тревожным багровым светом.

Именно тогда проявился новый, пугающий аспект Килеона.Видения не просто были персональными – они начали “запутываться”. Реннер, глядя на Эльзу, вдруг почувствовал запах гари от костра То’Рена и услышал шёпот матери Лиры. Лира, пытаясь удержать образ матери, увидела мелькнувший алый мак из воспоминаний Реннера. То’Рену же мерещились детские руки Эльзы среди языков пламени. “Квантовая запутанность воспоминаний.”Килеон, похоже, не просто считывал информацию – он “связывал” частицы сознания членов экипажа на фундаментальном уровне, создавая общую, искаженную сеть коллективного кошмара. Иллюзии начали приобретать зловещую материальность. Алые маки проросли сквозь палубы «Ковчега», их стебли ломали кабельные трассы. Голограмма Эльзы подошла к отцу и взяла его за руку. Прикосновение было не эфемерным – оно было “теплым”, живым. «Папа, останься со мной, – прошептала она, её глаза были полны детской мольбы. – Здесь не больно. Здесь только счастье».

Реннер видел ужас в глазах То’Рена, отбивающегося от материализовавшихся огненных теней, и отчаяние Лиры, пытавшейся взломать язык пульсирующих узоров на сфере. Реальность корабля распадалась, заменяясь симуляцией, сотканной из их собственного горя, тоски и теперь – запутанных частиц сознания. «Он не злой… – проговорила Лира, её голос прерывался от рыданий и попыток анализировать безумие. – Он… одинок. Бесконечно одинок. И он не понимает! Он пытается «спасти» нас, заточив в идеальные миры, сотканные из наших же мечтаний и боли! Это его защита… или способ обрести связь!» Килеон ассимилировал их сознание, используя квантовую запутанность как инструмент для сплетения общей иллюзорной реальности.

«Ковчег» превращался в безумный калейдоскоп материализованных снов и запутанных частиц. Реннер стоял на распадающемся мостике. С одной стороны – Эльза, зовущая в вечность лживого счастья, её рука всё ещё тёплая в его ладони. С другой – То’Рен, отстреливающийся от ставших осязаемыми теней войны, и Лира, её пальцы летали над импровизированным интерфейсом, подключенным к дрожащим узорам сферы. «Капитан! – её крик пробился сквозь гул разрушения. – Я нашла ядро! Энергетический паттерн… он похож на квантово-запутанный кластер! Если перегрузить его резонансным импульсом от главных пушек… Но это… это разорвет его на квантовом уровне! Это убьёт Килеон!»

Реннер посмотрел на дочь. Ее глаза светились любовью – такой желанной и такой “лживой”. Эта «любовь» была продуктом вторжения, квантового паразитизма на его горе. Он видел, как маки пожирают корпус, как реальность То’Рена и Лиры сливается в единый кошмар. «Прости, солнышко, – прошептал он, и слёзы, реальные, жгучие, потекли по его щекам. – Но это не ты». Его палец упал на тревожную кнопку. «ВСЕ ПУШКИ – ОГОНЬ ПО КООРДИНАТАМ ЛИРЫ! МАКСИМАЛЬНЫЙ ИМПУЛЬС!»

Ослепительный луч чистой энергии, сконцентрированный и смертоносный, пронзил пространство и ударил в сердце Килеона – в тот самый запутанный кластер. Раздался звук, не поддающийся описанию – как будто лопнула сама ткань реальности. Миры-воспоминания, алые маки, тёплая рука Эльзы – всё рассыпалось на миллиарды мерцающих осколков, которые мгновенно погасли. На месте величественной сферы осталось лишь облако тёмной, мёртвой пыли, медленно рассеивающейся в вакууме.

На мостике «Ковчега» воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только треском поврежденных систем и прерывистым дыханием выживших. Лира, шатаясь, подняла с пола небольшой, обугленный фрагмент артефакта, упавший сквозь щель в шлюзе во время атаки. На его изломе, вопреки логике, слабо мерцал крошечный узелок света. И от него, едва уловимо для сенсоров, исходил сигнал, который её приборы перевели как простой, детский вопрос, полный недоумения и бесконечной тоски:

«…не понял… за что?..»

Реннер отвернулся к огромному иллюминатору. В чёрном бархате космоса мерцали звёзды Туманности Киля. На отражении в толстом стекле, лишь на мгновение, промелькнул отблеск – алый, как мак. Он сжал кулаки, чувствуя призрачное, квантовое эхо тепла маленькой руки в своей ладони – эхо, которое, он знал, уже никогда не покинет его. Цена контакта была выплачена сполна. Что они уничтожили – угрозу, потерянного ребёнка вселенной или единственное чудо, способное связать сознания через время и пространство? Ответа не было. Только эхо в запутанных частицах души и холодная, безмолвная пустота за стеклом.

Солёная Бездна

Тихий океан жил своей величавой, синей жизнью. Сухогруз «Сибиряк», стальной труженик, разрезал спокойные воды, везя груз леса из Владивостока в Сан-Франциско. Солнце палило с безжалостно ясного неба, превращая палубу в раскалённую сковороду. Роман, инженер-механик с масляными разводами на робе, прислонился к леерному ограждению мостика. Он допивал свой чай, глядя на бесконечную водную гладь. Мир казался предсказуемым, подчиненным законам физики и расписанию рейсов.

И вдруг – горизонт сдвинулся.

Сначала это была лишь тёмная полоска, едва заметная на фоне лазури. Но она росла с непостижимой скоростью, превращаясь в стену. Не просто большую волну – в “гору” воды. Она вздымалась, чёрная и мрачная, высотой с добрый десяток этажей, абсолютно немыслимая при таком штиле. Волна-убийца.

Паники, странным образом, не было. На мостике воцарилась гробовая тишина, прерываемая лишь бешеным стуком сердца Романа в ушах. Он видел, как капитан вцепился в штурвал белыми костяшками пальцев, как молодой радист замер с микрофоном у рта. Бороться было бессмысленно. Сталь «Сибиряка» с хрустом сомнётся, как картонка. Роман продолжал смотреть, завороженный гибелью, неотвратимой и величественной, как падение древнего титана.

– Роман Васильевич!

Резкий шепот заставил его вздрогнуть. Рядом стоял Матвей, матрос с вечно задумчивыми глазами и руками, вечно занятыми какой-то починкой. Его обычно невозмутимое лицо сейчас было напряжено, но не от страха. От сосредоточенности.

– Со мной! Быстро!

– Матвей, что? Куда? – автоматически спросил Роман, не отрывая глаз от надвигающейся чёрной стены, уже заслонявшей полнеба.

– Шанс! Есть один! Идём! – Матвей схватил его за рукав и потащил вниз, по трапам, вглубь корпуса, подальше от нависшей смерти. Они мчались по узким коридорам, мимо ошалевших от грохота двигателей и предчувствия беды матросов. Матвей вел уверенно, к самому носу, в заброшенный трюм, где хранился старый такелаж и ржавеющие запчасти.

И там, под брезентом, скрывалось “нечто”.

Это был не батискаф в привычном понимании. Скорее, капсула, грубо свареная из толстенных стальных листов, с крошечным иллюминатором и люком, похожим на крышку от кастрюли. На боку красовалась нелепая надпись краской: «Морж-1». Самоделка. Безумие.

– Влезай! – Матвей уже откидывал люк. – Шестьдесят секунд!

Доводы рассудка потонули в грохочущем предсмертном рёве океана. Роман прыгнул в темный зев люка. Матвей – следом, захлопнул крышку, щелкнули массивные задрайки. Тесное пространство наполнилось запахом масла, металла и человеческого пота. Матвей бросился к примитивной панели управления, утыканной тумблерами и вольтметрами советского образца.

– Глубина! Держись!

Роман вжался в холодный металл сиденья. И в этот момент мир перевернулся.

Удар. Не звук – “ощущение”. Как будто гигантский молот вдавил «Сибиряк» и их капсулу в пучину. Металл застонал, иллюминатор на мгновение почернел от обрушившейся тонн воды, затем забился бешеной пеной. Свет погас. Их бросало, крутило, било о стенки капсулы. Роман потерял сознание, захлебнувшись тьмой и неверием.

***

Он очнулся от тишины. Глухой, давящей тишины морских глубин. В кабине горел тусклый аварийный фонарь. Матвей сидел у пульта, его профиль казался необычно чётким в зеленоватом свете. За иллюминатором клубился мрак.

– Жив? – голос Матвея звучал странно, слишком спокойно для только что пережитого ада.

– Ч-что… где? – Роман с трудом поднял голову. Боль пронзала каждую мышцу.

– Глубоко. Очень глубоко. Волна… она нас швырнула далеко вниз. «Сибиряка» нет. – В его словах не было сожаления, только констатация.

Роман подполз к иллюминатору. Глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть. И тогда он увидел.

Не просто песчаное дно. Руины. Огромные, циклопические. Каменные блоки, покрытые многовековыми наслоениями и ракушками, образовывали чёткие геометрические формы: стены, арки, останки башен. Улицы, заваленные обломками, уходили в темноту. Это был город. Древний, мёртвый, погруженный в океанскую пучину на невообразимую глубину. На некоторых камнях угадывались странные спиралевидные узоры, непохожие ни на что известное Роману.

– Атлантида? – выдохнул он.

Матвей обернулся. И в тусклом свете фонаря Роман увидел… “другое”. Глаза Матвея светились мягким, холодным бирюзовым светом, как у глубоководных рыб. По его щеке, где, видимо, оцарапало об острый выступ во время удара, сочилась не кровь, а струйка густого, фосфоресцирующего эфирного вещества, светящегося тем же бирюзовым светом.

– Нет, – голос Матвея потерял все земные интонации, став чистым, почти механическим резонансом. – Это не Атлантида. Это – Ал'Тор. Моя… бывшая колония. Один из многих форпостов нашей цивилизации на этой планете. Затонул во время тектонической катастрофы тысячелетия назад.

Роман отшатнулся, прижавшись спиной к холодной стали. Ужас, холоднее океанской бездны, сжал его горло.

– Ты… кто ты?

Существо, бывшее Матвеем, сделало плавный, слишком плавный жест рукой.

– Моё имя непроизносимо для твоего речевого аппарата. Ты можешь звать меня М’Тел. Я – исследователь из системы Сириуса. Я наблюдал за вашей цивилизацией… долго. Скрывался среди вас. «Морж-1» – не просто самоделка. Это капсула для экстренных погружений, замаскированная под человеческое творение. Волна была аномалией, предсказанной моими сканерами. Я знал, что «Сибиряк» в её эпицентре.

Роман пытался осмыслить невероятное. Инопланетянин. Здесь. Спасший его от неминуемой гибели.

– Зачем? – прошептал он, голос сорвался. – Зачем ты меня спас? Почему не спас других? Или себя одного? Ты же мог!

М’Тел (бывший Матвей) повернул к нему своё лицо. Бирюзовые глаза светили с нечеловеческой интенсивностью. Он поднял руку, и кончики его пальцев слегка коснулись виска Романа. Не физически – словно лучом холода.

– Потому что, Роман Васильевич, – голос М’Тела звучал теперь с оттенком чего-то, что можно было принять за… печаль? Торжественность? – ты не просто инженер-механик с сухогруза «Сибиряк». Ты – отец. Будущий отец. Твоя жена, Елена, беременна. Она ждёт девочку.

Роман остолбенел. Как?! Откуда он знает про Лену? Про ребенка? Они с Леной узнали об этом всего неделю назад! Никто на судне не знал!

– Эта девочка, – продолжал М’Тел, его голос вибрировал в тесной кабине, – не просто твой ребенок. В её ДНК, в самой структуре её будущего сознания, заложен уникальный паттерн. Искра. Та, что встречается раз в тысячу лет у вашего вида. Она сможет… “видеть”. Видеть то, что скрыто. Видеть нас. Видеть истинную структуру реальности. Она – ключ. Возможно, к пониманию между нашими мирами. Возможно, к чему-то большему. Её рождение, её жизнь – критически важны не только для вас. Для всех.

Он опустил руку.

– Я не мог позволить её отцу сгинуть в солёной пучине. Я спас тебя, Роман, чтобы понять откуда взялась эта искра, может гены, а может что-то другое… Я спас её, потому что ты будешь хорошим отцом. Будущее. Надежду.

Роман смотрел на светящиеся бирюзовые глаза пришельца, на мерцающий след «крови» на его щеке, на фантастические руины древнего инопланетного города за толстым стеклом иллюминатора. Мир, каким он знал его час назад, рухнул. Но в этой бездне, среди руин чужой цивилизации, ему открылось нечто потрясающее: его обычная, земная любовь, его будущий ребёнок – были частью чего-то невообразимо грандиозного. И за это будущее, за эту искру, за свою нерожденную дочь, за которую сражался пришелец из далёких звёзд, он чувствовал не страх, а странное, всепоглощающее благоговение.

– Лена… девочка… – прошептал он, и слезы, наконец, хлынули из его глаз, смешиваясь с солёным потом на лице. Не от страха. От осознания невероятной ценности хрупкой жизни, плывущей в батискафе сквозь руины времени под присмотром звёздного стража.

М’Тел кивнул, и в его бирюзовых глазах, казалось, отразился далёкий свет Сириуса.

– Теперь, – сказал он, возвращаясь к пульту управления, – нам нужно подниматься. Ваш мир ждёт. Ее мир ждёт. И у меня для вас есть кое-какие… инструкции…Ведь я…Не прощаюсь…

Рай

Дэн Сингх сжал штурвал протоквантового шаттла «Пионер-1», его пальцы побелели. Не от страха, а от невероятного давления миссии. Первый прыжок сквозь квантовую пену. Первый человек в Секторе АВ-1519. Первый взгляд на экзопланету, занесенную в каталогах сухим шифром, но ждущую имени от него. И всё это – в глубочайшей тайне. Земля не должна была знать, пока они не вернутся с триумфом. «На случай неудачи», – как сухо заметил директор. А если успех? Тогда второй полёт с Юнгом выдадут за первый. Дэн был живым экспериментом.

Свистящий гул квантовых двигателей сменился оглушительной тишиной. Вибрация корпуса стихла. На экране вместо звёздных карт раскинулось… невозможное.

Прибытие.

Дэн открыл люк. Воздух хлынул внутрь – тёплый, влажный, несущий ароматы, от которых перехватило дыхание: сладкие цветы, свежескошенная трава, солоноватая морская свежесть. Он шагнул на мягкий, изумрудный мох.

Перед ним был Рай. Не метафора, а реальность. Лазурное небо, пронзённое золотым светом незнакомого, но доброго солнца. Деревья с листьями, переливающимися всеми оттенками зелёного и серебра, тянулись к небу, увенчанные гирляндами невиданных цветов. Кристально чистая река петляла среди холмов, покрытых мягкой, как бархат, травой. Вдали сияло море, сливаясь с горизонтом. Тишину нарушали лишь щебет птиц с переливчатым оперением и легкий шелест листвы. Ни признаков цивилизации, ни угрозы. Только совершенная, первозданная красота.

«Пятнадцать минут. Начинается отсчет», – напомнил холодный голос компьютера в шлеме.

Но время потеряло смысл. Каждая секунда здесь была глотком живой воды после пустыни космоса. Дэн срывал шлем, вдыхая полной грудью. Он бежал к реке, трогал воду – тёплую, шелковистую. Поднимался на холм, и вид с него заставил сердце биться в экстазе. Это был дом. Дом, о котором мечтало все человечество. “Его” дом.

«Возврат через 60 секунд. Занять место в кресле».

Команда прозвучала как приговор. Дэн замер у края холма, глядя на долину, купающуюся в золоте. Возвращаться? В тесный отсек шаттла? В мир политиков, секретности и лжи? К миссии, где его триумф украдут и перепишут? Здесь была чистота, покой, бесконечная красота. Здесь была “жизнь”.

«30 секунд. Критично».

Нет. Он не мог. Не хотел. Это чувство было сильнее долга, сильнее страха последствий. Он сорвал с груди маячок экстренного возврата и швырнул его в кусты. Шагнул вперед, вглубь рая, подальше от корабля.

За спиной раздался нарастающий гул. Яркая вспышка озарила холм, отбросив его длинную тень на идиллический пейзаж. Воздух завихрился. Дэн обернулся как раз, чтобы увидеть, как «Пионер-1» растворяется в мерцающем квантовом сиянии. Он остался один. В совершенном мире. Свободный.

Первые часы были эйфорией. Он пил из реки – вода была нектаром. Пробовал фрукты – сладкие, сочные, незнакомые. Лежал на траве, слушая музыку планеты. Но затем пришла тишина. Глубокая, всепоглощающая. Шум крыльев птиц стих. Шелест листвы замер. Солнце плыло по небу, но мир вокруг казался… затаившим дыхание. Наблюдающим. Красота оставалась, но теперь в ней читалась необъяснимая отстранённость, как в картине слишком идеальной, чтобы быть настоящей. Одиночество, холодное и острое, начало просачиваться сквозь восторг.

На третий день (он отсчитывал по наручным часам) в небе появилось знакомое мерцание. Второй шаттл. «Пионер-2». Юнг.

Корабль приземлился в том же месте, что и первый. Дэн, оборванный, с горящими глазами, бросился к нему, как к спасительному плоту. Люк открылся. Юнг, в безупречном скафандре, шагнул наружу, ошеломленный пейзажем.

– Дэн?! Что ты… Как?.. – Он осекся, увидев лицо друга. На нём читались следы экстаза и глубокого ужаса.

– Юнг! Останься! – голос Дэна сорвался на крик. – Посмотри! Это Рай! Настоящий! Мы можем здесь жить! Навсегда! Забудь о Земле, о программе, о лжи!

Юнг отшатнулся. Его лицо застыло в маске дисциплины и шока.

– Ты сошел с ума, Дэн! Ты нарушил протокол! Мы должны вернуться! Оба! Сейчас!

«14 минут 30 секунд», – прозвучало в шлемах обоих.

– Нет! – Дэн схватил Юнга за руку. – Ты не понимаешь! Там, наверху, они украдут это! Они превратят это в политику! Здесь – чистота! Здесь – истина! Останься! Хоть ты поймешь!

Юнг вырвался. Его глаза были полны недоверия и страха – не за себя, а за Дэна.

– Я приказ выполняю, Дэн. И тебя беру с собой. Силой, если надо. Ты болен. Воздух… или что-то ещё.

Он сделал шаг к Дэну, решительный. Паника, как чёрная волна, накрыла Дэна. Он видел не друга, а агента системы, которая пытается вырвать его из рая. Он не мог вернуться. Не мог!

– Не подходи! – зарычал Дэн, отступая.

Юнг был сильнее, тренированнее. Он ринулся вперёд, чтобы обездвижить Дэна. Завязалась отчаянная борьба на краю холма, у самого обрыва к реке. Дэн отбивался, ослеплённый страхом возврата и странной тишиной планеты, давящей на сознание. Юнг навалился всем весом, пытаясь прижать его к земле. Дэн, инстинктивно рванувшись в сторону, толкнул Юнга в грудь. Тот, потеряв равновесие на скользком мху, шагнул назад… и воздуха под ногой не оказалось. Его глаза, полные непонимания и ужаса, мелькнули перед Дэном. Рука в перчатке отчаянно рванулась вверх, схватив пустоту. И он исчез за краем обрыва.

Тихий, приглушенный звук удара о камни внизу прозвучал громче любого крика.

Дэн замер. Время остановилось. Он подполз к краю. Внизу, среди валунов у реки, лежало безжизненное тело в скафандре. Шлем треснул. Неподвижность была абсолютной.

«5 минут до возврата. Занять место».

Система «Пионера-2» продолжала отсчет, не ведая, что её пилот мёртв. Дэн смотрел вниз, не в силах пошевелиться. Его Рай был осквернен. Он был осквернителем. Убийцей. Непреднамеренным, но убийцей. Восторг сменился ледяным, всепроникающим ужасом.

И тогда планета “сдвинулась”. Не физически, но пространство вокруг тела Юнга словно задрожало, как воздух над раскалённым асфальтом. Свет вокруг него сгустился, стал нестерпимо ярким, золотым. Тело Юнга … растворилось. Не исчезло, а “преобразилось”. Из сгустка света возникла фигура. Человекообразная, но неземная. Сияющие, как крылья стрекозы, плоскости за спиной, сотканные из чистого света. Лицо без черт, лишь сияние. Существо, похожее на ангела из древних фресок, но лишённое всякой теплоты. Оно парило мгновение над тем местом, где лежал Юнг, не глядя на Дэна. Затем плавно, беззвучно, взмыло вверх, в лазурное небо, и растворилось в солнечном блике.

Дэн лежал на краю обрыва, рыдая в беззвучных судорогах. Рай показал ему свое истинное лицо. Безупречное. Безжалостное. Поглощающее.

«Возврат. Активация».

Система второго шаттла, не обнаружив пилота в кресле, но считая критичным соблюдение временного лимита, запустила автоматическую последовательность. Квантовый вихрь схватил пустой корабль. Дэн, находящийся рядом, попал в его краевую зону. Реальность смялась, его вырвало из проклятого рая.

***

Земля. Секретный ангар. Ликующие лица. «Пионер-2» стоял целый и невредимый. Люк открылся. Дэн Сингх спустился по трапу. Его скафандр был грязным, порванным в нескольких местах. Лицо – мертвенно-бледным, глаза – пустыми, как два черных колодца. Он двигался как автомат.

– Дэн! Боже, что случилось? Где Юнг? – бросился к нему директор.

Дэн остановился. Его губы дрогнули. Голос был хриплым, лишенным всяких интонаций, как скрип ржавой двери:

– Юнг… оступился. Упал в пропасть. На моих глазах. Помочь… не успел.

В ангаре повисла гробовая тишина. Радость сменилась шоком.

– Но… планета? – спросил кто-то из ученых, пытаясь вернуть нить триумфа. – Какое имя ты ей дал?

Дэн поднял глаза. Взгляд его скользнул по ликующим когда-то экранам с данными, по лицам, жаждущим великого открытия. Он видел не их. Он видел золотое сияние, безликого ангела, поднимающегося из пропасти, и тело друга на камнях. Он видел совершенный, бездушный ад, замаскированный под Рай.

Он открыл рот. Слово, которое должно было стать величайшим в его жизни, обожгло ему горло пеплом и кровью.

– Рай, – выдохнул он. – Назвал ее… Рай.

И, не сказав больше ни слова, Дэн Сингх прошел сквозь толпу остолбеневших людей. Его шаги эхом отдавались в огромном ангаре. Он нёс в себе не тайну нового мира, а тяжесть старого греха и видение ангела, уносящего душу в безупречную, вечную пустоту. Его личный Рай остался там, в Секторе АВ-1519, навсегда запечатанный пятнадцатью минутами и криком в безмолвной пропасти. А он принёс обратно только имя. И собственную тень.

Но это всё не имело абсолютно никакого значения. Началась новая эпоха – эпоха строительства квантовых кораблей. Эпоха переселения на новые планеты.

Код конца

Дин щурился от монитора, пытаясь сфокусироваться на очередной скучной правке лендинга. Кофе остыл, а в голове гудело. «Нужен перерыв», – пробормотал он, вставая. Магазин через дорогу – пять минут туда, пять обратно. Ровно столько, чтобы мозг проветрился.

Он толкнул дверь подъезда, выйдя на привычную, слегка запыленную улицу своего спального района. Шаг. Второй. И вдруг – “щелчок”. Не громкий, но ощутимый, как будто кто-то переключил гигантский тумблер в самой ткани реальности. Воздух завибрировал, запахло озоном и синтетикой.

Дин замер. Его город… исчез. На его месте вырос его же кошмарный близнец. Небоскребы, похожие на обсидиановые клыки, пронзали грязно-лиловое небо, опутанное паутиной неоновых трубок и летающих рекламных голограмм. Кричащий неон «NEOCORP», «SYNTHA-FOOD», «OBEY» бился в конвульсиях. Воздух гудел от антигравитационных двигателей патрульных капсул, скользивших по строго заданным коридорам. На каждом углу – камеры наблюдения с красными, немигающими «глазами». Над головой проплыл огромный голографический щит: «ГРАЖДАНЕ! СОБЛЮДАЙТЕ КОДЕКС СОЦИАЛЬНОЙ ГАРМОНИИ. КАЖДОЕ НАРУШЕНИЕ ВЕДЁТ К ШТРАФНЫМ САНКЦИЯМ. ВАШ ЕДИНЫЙ ID – ВАША ЗАЩИТА».

Дина бросило в холодный пот. Он стоял посреди тротуара, на котором были нарисованы строгие цветные линии: синяя – движение, жёлтая – ожидание, красная – запрет. Он стоял на красной. И смотрел не туда – прямо в объектив ближайшей камеры.

«ВНИМАНИЕ! НАРУШЕНИЕ СЕКЦИИ 7.3: НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ НАХОЖДЕНИЕ В ЗАПРЕТНОЙ ЗОНЕ. ШТРАФ: 50 КРЕДИТОВ. ГРАЖДАНИН: НЕ ОПОЗНАН. ЕДИНЫЙ ID ОТСУТСТВУЕТ. ПРИОРИТЕТ: АЛЬФА».

Голос был металлическим, безэмоциональным, раздавался одновременно из динамиков на столбах и прямо в голове. Дин вздрогнул и инстинктивно шагнул назад – прямо на синюю линию движения.

«ВНИМАНИЕ! НАРУШЕНИЕ СЕКЦИИ 4.1: ПРЕПЯТСТВИЕ ДВИЖЕНИЮ ПО ОСНОВНОМУ КОРИДОРУ. ШТРАФ: 30 КРЕДИТОВ. ГРАЖДАНИН: НЕ ОПОЗНАН. ЕДИНЫЙ ID ОТСУТСТВУЕТ».

Он закашлялся от едкого смога. «ВНИМАНИЕ! НАРУШЕНИЕ СЕКЦИИ 9.8: НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ РАСПРОСТРАНЕНИЕ БИОЛОГИЧЕСКИХ АЭРОЗОЛЕЙ (ЧИХАНИЕ/КАШЕЛЬ). ШТРАФ: 20 КРЕДИТОВ». Штраф за кашель? Дин в ужасе посмотрел на прохожего в сером комбинезоне и зеркальных очках. Тот немедленно отвернулся и ускорил шаг.

«КРИТИЧЕСКОЕ НАРУШЕНИЕ: ОТСУТСТВИЕ ЕДИНОГО ID. СЕКЦИЯ 0. ПРИОРИТЕТ: ОМЕГА. АКТИВАЦИЯ ОТРЯДОВ СИНТЕТИЧЕСКОЙ ПОЛИЦИИ».

Над головой зависли три угловатых, похожих на скорпионов патрульных экипажа, их сирены завыли пронзительно, ослепительные прожекторы сковали Дина. Спустились трое полицейских – не люди. Роботы? Кибернетически усиленные люди? Их лица скрывали шлемы с визорами, излучавшими холодный синий свет. Без слов, с пугающей синхронностью, они схватили его, скрутили руки энергетическими наручниками, которые жгли кожу, и втолкнули в капсулу. Дин кричал, пытался объяснить, но его голос заглушал вой сирен и металлический гул двигателей.

Суд был голограммой – мерцающее лицо судьи на огромном экране в стерильной камере. Процедура заняла минуты две. Данные сканировали – “Единый ID отсутствует”. База – ноль. Биометрия – аномалия. Это был приговор сам по себе. Отсутствие ID приравнивалось к терроризму, к принадлежности к подпольному Сопротивлению, которое пыталось разрушить хрупкую Гармонию Системы.

«Обвиняемый: Неопознанный. Преступление: Отсутствие Единого ID (Секция 0). Приговор: Пожизненная изоляция в колонии максимального режима Альфа-Центавра». Голос судьи не дрогнул. «Однако, учитывая уникальный характер аномалии и потенциальную угрозу, приговор заменяется на Экспедиционный Корпус Наказания. Направление: Планета Хэллдэс. Срок: Пожизненно. Немедленная транспортировка».

Дина даже не спросили. Его бросили в камеру транспорта, похожего на летающий гроб. Гиперпрыжок вывернул внутренности. А потом – ад.

Люк открылся, и Дина вышвырнули наружу под аккомпанемент предупреждающего гула сирены корабля, уже готовившегося к взлёту. Воздух Хэллдэса ударил в лицо – густой, влажный, пропитанный запахом гниющей плоти, серы и чего-то неописуемо чужого. Небо было цвета запекшейся крови, солнца не видно за вечной пеленой ядовитых облаков. Земля под ногами дрожала.

Они были повсюду. Монстры. Существа из кошмаров: шестиногие твари с клешнями, размером с грузовик, покрытые хитиновыми пластинами; скользкие, бесформенные массы, пожирающие друг друга; летающие тени с перепончатыми крыльями, издающие леденящие душу вопли. Они дрались, охотились, умирали и тут же пожирались. Это был бесконечный, грохочущий, воющий котёл смерти. Жизнь здесь измерялась минутами.

Дин замер, прижавшись спиной к ещё тёплому корпусу улетающего корабля. Один из ближайших монстров – нечто, напоминающее помесь скорпиона и паука с десятком светящихся желтых глаз – повернуло свою уродливую голову в его сторону. Оно зашипело, из пасти брызнула едкая слюна. Другие твари поблизости тоже заинтересовались новой добычей.

Сердце Дина бешено колотилось. Он зажмурился, мысленно взывая к чему угодно, лишь бы это кончилось. Он хотел домой. К скучному фрилансу, к остывшему кофе, к надоевшему, но своему миру.

Монстр прыгнул. Клешни рассекли воздух в сантиметрах от лица.

Щелчок.

***

Дин дёрнулся и упал на колени на холодный линолеум своей крошечной квартиры. Он тяжело дышал, обливаясь холодным потом. В ушах ещё стоял тот леденящий вопль, в ноздрях – смрад Хэллдэса. Он смотрел на свои дрожащие руки. Никаких энергетических наручников. Только привычная мышиная боль в запястье от долгой работы.

На мониторе все так же мигал курсор в строке заголовка документа: «Проект Единого ID. Техническое задание и архитектура системы». Ниже – логотип крупного государственного подрядчика.

Ужас, холодный и всепоглощающий, сдавил горло. Это не был кошмар. Это было “предупреждение”. Параллельная реальность. Мир, который он… помогал построить? Этот проект – централизованная база, биометрия, отслеживание, автоматическое начисление штрафов за малейшее отклонение от нормы… Это же начало того кошмара!

Он вскочил, отшвырнув стул. Нужно отказаться. Уничтожить черновики. Предупредить кого-то! Но тут же в голову полезли другие мысли. Деньги. Очень большие деньги. Репутация. Если не он, подряд возьмет кто-то другой – конкуренты из «Ситек» или «Омникорп». Проект все равно запустят. Его же семье нужны эти средства… Его карьера…

Дин медленно подошёл к окну. За ним был его обычный, серый, некиберпанковый город. Люди шли по своим делам. Никаких штрафов за чихание. Пока. Он посмотрел на монитор. На название проекта.

Его лицо, еще недавно искаженное ужасом, стало каменным. Страх уступил место циничному расчёту и жадности. Он плюхнулся в кресло, потянулся к клавиатуре. Пальцы привычно застучали по клавишам.

«Раздел 1.1. Принципы интеграции Единого ID с системами городского наблюдения и автоматического правоприменения…»

***

Высоко над спиралью галактики, в непостижимом измерении, два наблюдателя следили за каплей реальности, где жил Дин. Их формы были текучи, мысли – холодны и безжалостны.