Ещё три сказки, сказ и бонус

– У… – Садриддин закусил губу, затем всё же выдавил из себя, – У Рината в лавке.

– Ага. Что ж. Я ничего не имею против кражи оружия. Особенно – для достойной цели. Только вот не уверен – ковал ли его действительно сам Ринат?

– Ринан, Ринат. Я пробрался к нему в лавку в то самое утро, когда он ушёл во дворец, а его подручные и ученики побежали провожать. И смотреть. На его брата.

– А молодец, коллега. А почему не взял саблю?

– Потому что все они брали сабли. Ну, те, предыдущие шестьсот-с-чем-то-там…

И ни на вот столько это им не помогло! – юноша показал кончик ногтя.

– Ага, снова – молодец. Рассуждаешь, в-принципе, грамотно. Но вот длина лезвия боевого оружия – всё равно, должна быть хотя бы по локоть! А твоим – только в зубах ковырять. На вот, возьми. – Конан вынул из своей, казавшейся необъятной, сумы, ещё один здоровущий кинжал.

– О-о!.. Спасибо, Конан! Вот это да! – Садриддин вынул из ножен лезвие длиной как раз в локоть, и осмотрел в неверной мгле тронного зала его волшебно-стальные, придающие уверенности, отсветы, – А почему он – четырёхгранный?

– Это – не кинжал в обычном смысле. Это – мизерикорд. То есть – оружие для последнего удара. Я видел, как таким специально обученные бойцы в Калабрии убивают быков на потеху публики. А взял я его – как запасной. Для себя, если сломается гладий. – Конан показал плоское узкое лезвие в своей руке, – Ладно, довольно отдыхать. Нужно вынуть мой меч, да идти дальше.

– Но… Погоди-ка, Конан. Ведь мы убили тварь! Значит, теперь-то нам некого бояться! И можно идти за Маликой!

– Экий ты пылкий да нетерпеливый… – иронии во взгляде Конана не заметил бы только совсем уж крот, – Мы убили только первую тварь. А я готов прозакладывать своё ожерелье из клыков медведя против стеклянной бусины, что будет и вторая. И третья…

И тварями сюрпризы чародея не ограничатся!

Коридор, ведший в покои принцессы, оказался совершенно тёмен. Окон, или ещё чего-либо, дающего свет, здесь не имелось.

Конан вновь опустил суму на пол возле полосы света, сочащейся из открытой теперь настежь двери с её уже неопасным стражем, и достал глиняную плошку. Налил масла из бутылочки, почиркал кресалом на трут. Вспыхнувшую искру перенёс на фитилёк масляной коптилки:

– Извини, напарник, но светильник придётся нести тебе.

Садриддин, прекрасно понявший справедливость этих слов, только кивнул.

Так, держась в двух шагах от гиганта-северянина, в точности, как тот приказал, он и двигался сзади Конана, подняв как можно выше руку с коптилкой. И стараясь почаще оглядываться, и сдерживать шумное прерывистое дыхание, рвущееся из трепещущих лёгких. Чтобы полностью успокоиться, и унять дрожь в руке, чтоб не расплёскивать масло, понадобилось несколько минут…

Конан, как и прежде, шёл не торопясь. Иногда почему-то топая по полу ногой в сапоге, и пристально приглядываясь не к темноте впереди, а к потолку и стенам. Этого Садриддин не понимал, пока в одной из стен вдруг не открылся люк, и к их ногам не высыпался копошащийся клубок кого-то мелкого, чёрно-блестящего, и абсолютно бесшумного!

Конан не долго думая принялся топтать клубок подошвами сапог, успев, однако, бросить через плечо:

– Отойди подальше! Ты – в дырявых афганках, а это – каракурты. А, да, ты же не знаешь… Словом – ядовитые пауки!

На этот раз Садриддина прошиб пот, хотя в коридоре было совсем не жарко. Однако светильник в его руке не дрогнул, и освещал поле странного «боя» чётко.

Когда похрустывания и хлюпанья под толстенными подошвами затихли, Конан откинул со лба мокрые волосы, и выдохнул:

– Ф-фу… Ну, вроде, теперь можно и дальше… Э-э, нет, погоди-ка – что это там?

Оглянувшийся Садриддин ничего не увидел, поскольку отсветы огонька слепили его непривычный взгляд. Конан же просто сделал два гигантских шага по коридору, и метнул в темноту кинжал юноши, который до этого нёс просто заткнутым за свой широкий кожаный пояс.

Истошный визг, шелест и хлопанье чего-то вроде огромных крыльев сказали напарникам, что варвар не промахнулся! Однако вскоре звуки затихли, и Садриддин, снова проморгавшись, и отодвинув чуть в сторону ладонь с плошкой, увидал на полу позади себя очередную кучу-бугор.

– Посмотрим?

– Посмотрим.

Посмотреть нашлось на что. Гигантский нетопырь застыл на полу, обнажив в предсмертной гримасе неправдоподобно здоровые для такой твари зубы.

– Смотри: он создан кем-то специально. Зубы – чёрные. Чтоб не отсвечивать в свете факелов. Или вот, как у нас – масляных коптилок. – а когда Садриддин потянулся рукой, чтоб потрогать мягкую шерсть на теле размером с добрую собаку, Конан предостерёг, – Лучше не трогай. Может, у него какие блохи-клещи. Такая тварь-паразит, сосущая чёрную заколдованную кровь, если укусит, это может быть поопасней укуса фаланги.

– П-понял. Извини. Как-то само-собой захотелось просто так – потрогать…

– Ну вот и запомни теперь. Мы – на территории врага. Хитрого и коварного. И, думаю, твари вроде давешнего тигра, или вот этого нетопыря – не самое страшное здесь звено обороны. Поэтому ничего «просто так» не трогай!

– Понял. – Садриддин снова порадовался, что его взял в напарники такой опытный воин, – Но… Откуда эта штука залетела?

– Во-он оттуда. – Конан кивнул на неприметный люк в потолке, – Тебе, может, и не видно, а я его щели заметил ещё пару минут назад. Ну что? Двинули дальше?

– Д-двинули.

Однако двинуться дальше получилось не слишком хорошо.

На очередное постукивание сапогом по плитам пола вдруг открылся очередной люк в потолке, и оттуда вывалилась огромная гора каменных обломков размером с лошадиную голову!

О том, как варвар успеет отскочить, Садриддин не беспокоился: сам же, хотя и шёл как обычно в двух шагах позади, еле успел увернуться от запрыгавших по плитам камней!

– Бэл раздери. Ну и как нам теперь перелезть через завал?

– А… Может, не надо через него перелезать? Вон там же – комнаты. Сообщающиеся. Может, обойдём?

– Плохое предложение, юноша. Комнат и дверей в них – верно, навалом. Но для чего, как ты полагаешь, нам попытались перекрыть основной ход? Вот именно. Для того, чтоб мы как раз и попытались – обойти. Наверняка те, кто шёл тут до нас, тоже так думали… Ну и где они? То-то. Поэтому держи повыше плошку – я полез.

Действительно, скоро лоснящаяся от пота спина киммерийца, не заботившегося больше о соблюдении тишины, раскидывая в стороны обломки и глыбы, скрылась в расчищенной могучими руками дыре в завале. Почти тут же там возникло его лицо:

– Забирайся. Дальше – пройдём.

Коридор, всё так же через регулярные промежутки оснащённый дверьми, тянулся и тянулся.

Конан, методично открывавший все эти двери, только чтоб лишний раз убедиться, что в них кроме клубящихся чёрных туч, ничего нет, иногда ругался уже вслух: вместо пола в таких помещениях имелась бездонная дыра, казалось, уводящая в подземелья того самого Бэла. Садриддин помалкивал, продолжая оглядываться назад.

Ничего там не показывалось. Или он просто не мог этого «чего-то» разглядеть…

Вдруг варвар остановился. Садриддин напрягся было, но напарник пояснил:

– Хватит ходить на голодный желудок. Подошло, наверное, уже время ужина, а мы с тобой и на обед маковой росинки в рот не взяли. Садись. Вот здесь – безопасно. Вроде.

Перекусывали, неторопливо запивая лепёшки и кусочки вяленного мяса скупыми глоточками воды. Киммериец ел, аккуратно от лепёшки отламывая. Садриддин просто кусал. Крошек оба старались не оставлять: мало ли… Поели за десять минут.

– Не нравится мне это место. – прервал вдруг словно тисками давящую уши тишину, Конан, – Коридор покоев Малики должен был кончиться ещё пару миль назад, а он всё тянется и тянется. Словно здесь не только время, но и пространство – заколдовано. Как бы… растянуто! Две мили – это мы уже, считай, за пределами городской стены Биркента!

– Да, точно. Но как такое возможно, Конан?

– Сам не знаю. Но сталкивался. Маги, они же – не люди. Им всегда мало места на обычной земле. Им подавай простор, размах… В своих замках и крепостях они как только не изощряются с этим самым пространством. Да и снаружи… Недаром же большая часть чародеев, что я встречал, хотела захватить власть над целыми странами. И континентами. Да и над всей Ойкуменой.

– А много чародеев ты встречал, Конан?

– Порядком. Только вот не скажу, что у меня от этих встреч сохранились приятные воспоминания. Куда чаще приходилось не загадки, как здесь, разгадывать, лазая по созданным кем-то коридорам Лабиринта, словно крыса – а свою жизнь защищать в открытом бою!

– То есть, раньше ты…

– Ну да. Просто отрубал, если получалось, головы таким претендентам на мировое господство. А если не получалось сразу голову – разные другие части тела. Ну, или в крайнем случае – убивал не мечом, а каким другим орудием – для каждого мага, знаешь, подходит своё, обычно заколдованное, оружие: копьё, костяной нож, серебряный клинок, огонь… Правда, все эти ребята обычно норовят защититься в первую очередь – с помощью своей магии. Ну, а нам, простым смертным, тут нужны средства, нейтрализующие… Или хотя бы – указывающие на неё.

– А у тебя, значит, есть…

– Да. – Конан показал кинжал, – Вот этот шарик на рукоятке – моя магическая защита. Друг подарил. Да и меч мой – тоже волшебный. Получил я его… неважно. Главное – он отлично рубит головы даже заколдованных тварей. Да и их хозяев. – и вдруг, без перехода, – Поел, что ли? Ну, пошли.

– Неужели мы никогда не дойдём до конца этого коридора?

– Почему же? Дойдём рано или поздно. – очередной перекус застал напарников уже в добром десятке миль от «входа», – Даже самый могучий чародей имеет свои, так сказать, пределы. Но напрягает меня не это.

– А что, Конан?

– А то, что мы до сих пор не встретили ни единого следа, не говоря уж об останках, тех, кто вошёл сюда раньше нас.

– Но… Для них же время тоже – того… Проходит по-другому! Может, они ушли гораздо дальше?

– Возможно, конечно… Только вот не верится мне, что все они вот так, походя, справились с каракуртами, тигром, нетопырями, крысами, змеями, (Это, кстати, были чёрные мамбы – чертовски ядовитые гадины из земель Зулу!) и мантикорой. Даже мне пришлось попотеть. – Конан, разумеется, скромничал. Мантикору, жуткую помесь львицы со скорпионом, он уложил в два титанических удара – первым отрубил напрочь хвост с ядовитым жалом, а вторым – вскинувшуюся от боли голову. А удалось это сделать потому, что Садриддин наконец прошёл боевое крещение: помахал перед мордой странного создания своим мизерикордом, а затем плюнул прямо в морду твари.

Тварь удивилась, на долю секунды забыв об обороне, Конан воспользовался.

– Но тогда может быть те создания, что здесь живут, просто сожрали их?

– Возможно и это. Но тогда остались бы следы – кровь, части тел, обрывки одежды… А здесь – сам видишь: чисто и даже пыли нет.

– А почему здесь нет пыли, Конан?

– Хм. Не знаю. Но знаю, что если б была – нам было бы легче. Ну, то есть – мне. Читать следы и предвидеть опасности. Ладно, сделаем так: идём ещё пару миль, и останавливаемся на днёвку.

– Днёвку?! Но ведь мы даже…

– Парень! Сейчас, как мне подсказывает моё чувство времени и желудок, уже кончается ночь. Ты, может, и готов блуждать здесь без сна ещё пять суток. А я предпочитаю трезвую голову и зоркий взгляд! А глаза от напряжения, сам знаешь, устают.

Так что первым сторожить буду я. А затем – ты.

«Днёвка» как ни странно, прошла спокойно.

Ничего и никого в длиннющем, и так и не думающем кончаться, коридоре, пока варвар спал, (Даже похрапывая!) не появилось. Садриддин, первые минуты с замиранием сердца вертевший головой во все стороны при малейшем подозрении на необычный звук, слегка расслабился. Но добросовестно «бдил». Даже встал на ноги, чтоб не заснуть на посту. Но вот губы грызть пришлось закончить: на них уже не было живого места!

Будить киммерийца не пришлось: он проснулся сам.

Сладко, с хрустом суставов, потянулся:

– Ну, как тут?

– Пока, вроде, никого.

– Отлично. Позавтракаем.

Завтрак, собственно, ничем не отличался от обеда и ужина, кроме того, что вместо вяленного мяса теперь они налегали на сухофрукты:

– Старайся есть побольше груш и урюка. Они просветляют зрение и разум.

Садриддин так и поступил, выбирая из кучи кусочки жёлтого и каштанового цвета.

Не прошли они и мили, как услышали странный шум. Конан, завертевший лохматой головой, прислушиваясь, бросил:

– Плохи наши дела! Дай-ка мизерикорд!

Садриддин поторопился так и сделать, протянув оружие рукоятью вперёд. Конан вдруг подпрыгнул, и вогнал кинжал в стену над головой! Подтянулся, и вогнал ещё выше уже свой гладий. Стена из саманного кирпича выдерживала вес северного гиганта легко.

Когда Конан добрался таким образом, переставляя кинжалы, до самого потолка, он спустил ногу:

– Хватайся, черти тебя раздери, и подтягивайся сюда!

Садриддин так и сделал, решив что ненужные расспросы можно отложить и на потом, а пока главное – избежать этой новой, с гулом, рёвом и грохотом несущейся на них, опасности. Когда подтянулся до рук киммерийца, тот освободил мизерикорд:

– Держись! Что хватит сил – держись!

А и правда: держаться пришлось изо всех сил!

Накативший на них вал чёрной холодной воды оказался почти вровень с их головами: только-только вдохнуть, подтянувшись за очередным глотком к самому потолку!..

Правда, продолжался потоп не больше пары минут, внезапно истаяв, и утихнув. На полу остались лишь лужицы чёрно отблёскивающей ледяной воды, которая, впрочем, очень быстро – не то испарилась, не то – впиталась. Садриддин, у которого с непривычки к таким ваннам, зуб на зуб не попадал, выстучал ими:

– Ко-ко-на-н-н! Можжно с-сппу-ститься?

– Можно. Не соскользни: нога мокрая.

На спуск у юноши ушло куда больше времени, чем на подъём: руки тряслись, соскальзывали, и дыхание сбивалось.

Конан, выдернувший оба кинжала, и кошачьим мягким прыжком вставший на сырые плиты, протянул кинжал назад:

– Замёрз, что ли?

– А-а-га… У нас та-таких ледяных п-потоков даже в-в горных ручьях нетт!

– Эх, малец! Тебе бы побывать в Киммерии… У нас там в реках и ручьях вода такая даже летом. И мы в ней купаемся.

– Н-не может бытть!

– Ха! Ты сомневаешься в слове киммерийца?!

Садриддин поспешил заверить, что конечно же – нет! Просто ему с непривычки никак не согреть тело…

– Ладно, поприседай, помаши руками… Я прикрою пока.

Садриддин так и сделал, ощущая, как постепенно возвращаются тепло и подвижность к мускулам и суставам. Конан, наблюдавший в оба конца коридора, сказал:

– Зато теперь понятно, почему до сих пор нам не попалось следов и пыли. Вода – самый лучший их уничтожитель. Даже собаки после неё не могут взять след. Согрелся?

– Да.

– Ну, надеюсь, теперь тебе понятно, почему у нас так много еды с собой?

– Точно! На голодный желудок, да после ледяной ванны, я бы не то, что идти – ползти бы уже не смог от слабости! А без света, – Садриддин кивнул на плошку, которую успел передать варвару наверх перед тем, как подтягиваться, – давно погиб бы!

– Молодец. Трезво смотришь. На работу.

Ну, двинулись.

Коридор закончился внезапно.

В торце имелась, разумеется, очередная дверь.

– Эта – точно – в покои принцессы! Её делали по заказу Мохаммада шестого в мастерской усто Джалола: вон, его клеймо внизу!

– Отлично. Наконец-то хоть куда-то добрались. Ну, давай. Как в прошлый раз!

Однако из чёрного проёма никто не выскочил. Конан, впрочем, не спешил входить внутрь. Вначале он просунул в покои руку с плошкой, и долго и придирчиво рассматривал помпезно-шикарный интерьер.

– А ничего вкус у местных декораторов. Впечатляет. Покои – куда там многим королям!

– Конан! Так ведь Малика – любимая дочь нашего падишаха! Он её… э-э… баловал, и покупал всё самое роскошное и дорогое! В-основном, привозное!

– Да, вижу. Драпировки и занавеси – точно из Пунта. А кровать с балдахином – не иначе в Бритунии делали: отличный дуб. Не-ет, ты уж погоди! – могучая рука остановила порывавшегося было войти юношу, и Конан покачал головой, хмурясь, – Думаю, сейчас самое интересное и начнётся!

– Ч-что – самое интересное?!

– Ну как – что? Ловушки, капканы, волчьи ямы… Ну-ка, посмотрим.

Варвар, отойдя чуть назад, мечом выкорчевал из пола одну из чуть выступавших мраморных плит. Садриддин смотрел молча, уже догадавшись, для чего напарник это делает. «Дурацких» вопросов за эти… Часы? Дни? – он научился зря не задавать.

Плита, брошенная умелой рукой, прогрохотала по мозаичному полу спальни, на полпути к постели вдруг исчезнув в открывшемся в полу огромном проёме!

Конан удовлетворённо крякнул:

– Есть одна!

Ещё три плиты, брошенные в разных направлениях, выявили ещё одну яму-ловушку, и поток – на этот раз тарантулов. Которых киммериец, смело вошедший в покой по тропе, проложенной уцелевшими плитами, опять подавил сапогами:

– Экие поганые твари! Не раздавишь так просто: панцири крепкие, как у черепах!

Садриддин, осторожно, бочком, вдвинувшийся в проём, осмотрелся. Осторожно перегнувшись через край, заглянул в ближайшую яму. Его передёрнуло: колья-лезвия с зеркально отполированными остриями и крючьями, словно ухмыляясь, ожидали свои жертвы на глубине пяти его ростов. Глянув же в дальний, самый тёмный, угол комнаты, юноша невольно вскрикнул, рука вскинулась в указующем жесте:

– Конан!..

– Вижу, не слепой. Однако раз гриф не кинулся на нас сразу, значит, его дело – вредить нам как-то по-другому… Сейчас спросим.

– ЧТО?! Ты собираешься…

– Да. Помолчи-ка. И – прикрывай. – Конан и правда, подошёл к грифу, настороженным взором следящим за людьми с насеста в виде узорчато-мозаичного шестиногого столика. Тыкать при этом носком сапога в пол перед каждым шагом киммериец не забывал:

– Приветствую тебя, о почтенная птица. Ты понимаешь меня?

Как ни странно, но ответ прозвучал сразу. Птица словно только вопроса и ждала, чтоб открыть свой страшный загнутый клюв:

– Привет и тебе, чужеземец. Я понимаю этот язык.

Однако продолжения не последовало, и Конану пришлось сказать:

– Прости за невежливость. Я имею в виду, извини, что мы не спросили твоего разрешения, чтоб войти в эти покои. Мы ищем принцессу Малику. Ты не знаешь, где она?

– Ничего, я не в обиде, что вы вошли без спросу. Потому что покои-то – не мои. Они как раз и принадлежали принцессе, пока она ещё жила здесь…

Но её забрал отсюда Ворух.

– Кто такой – Ворух?

– Ах, верно. Вы не можете знать его имя. Ворух – маг, захвативший этот дворец, и живущий здесь… Не знаю уж, сколько лет. Мне кажется, что уже несколько сотен!

– Но кто же ты? Раз не пытаешься напасть на нас, думаю, ты… Не с Ворухом?

– Нет, я – не с ним. Я – кормилица Малики, а в грифа превращена в наказание. За то, что попыталась защитить свою ласточку от грязного и наглого хама!

– Феруза-опа?! – глаза у Садриддина буквально полезли на лоб.

– Да, Садриддин. Не удивительно, что ты меня не узнал. А вот я тебя отлично помню. И серенады, которые ты пел под стеной сада, и верёвку твою глупую, которую стражники унесли, а я – снова выкрала, да через стену перекинула. Чтоб ты, балбес влюблённый, мог спасти свою шкуру, когда настал час обхода!

– Ах!.. Так это вы, Феруза-опа, тогда…

– Да, мальчик. Но смотрю, ты вырос в сильного и упрямого юношу. Да и напарник у тебя – настоящий воин! Вместе вы, может, и достигнете успеха там, где восемь добравшихся сюда смельчаков потерпели поражение. И всё равно: чтоб спасти Малику, Воруха вам придётся убить. Иначе он не выпустит вас отсюда: будь то с принцессой, или без неё.

– А где сейчас Малика?

– Она – на половине падишаха, которую облюбовал для себя новый хозяин дворца. Он там развлекается с ней, унижая, и заставляя делать то, что принцессы никогда не делают: мыть полы, стирать, убирать его покои… Петь и танцевать.

– Ах!.. А как же её ручки – такие изящные и тоненькие!.. Но почему, – У Садриддина снова лицо пошло пятнами, и шея покраснела, – Она не откажется?!

– А как она может? Ведь тогда Ворух убьёт её отца!

– Но ведь Мохаммад шестой…

– Я думаю, что он – спасся, и сейчас всё так же правит в Биркенте. Но Ворух создал настолько правдоподобного двойника, что даже родная дочь – принцесса! – не может его отличить! Вот и старается, чтобы старика не пытали, и не морили голодом.

– Проклятье! Бэл раздери!.. – Садриддин употребил и другие слова, топая, и сжимая в бессильной ярости кулаки, – Мерзавец! Да за одно это!.. Бежим скорее! Где он?!

– Спокойней, юноша. С магом можно справиться только с холодной головой и крепкими руками!

– Прислушайся к совету твоего напарника, Садриддин. Он дело говорит. С разумом, затуманенным жаждой мести и яростью, ты много не навоюешь – падёшь жертвой первой же ловушки. Или Стража.

– Ты… Права… – юноша выдохнул, и разжал кулаки, взглянув на ладони, – И я теперь благодарю Небо за то, что оно послало мне такого… Трезвомыслящего напарника, и тебя, о кормилица моей возлюбленной! Подскажи же, что нам теперь делать?

– Ну, во-первых, вам неплохо бы узнать побольше о Ворухе, и его привычках. Чтоб не совать голову в его пасть, а трезво оценивать свои возможности и знать о его слабых сторонах… Предыдущие восемь храбрецов, думаю, уже погибли. Потому что считали ниже своего достоинства заговорить с безмозглой птицей! А я не могу начать говорить, пока кто-нибудь не начнёт первым!

– Заклятье?

– Заклятье. Ворух таким образом как бы издевается над этими беднягами: сообщая им потом, что они могли бы… Но – не захотели! А во-вторых…

– Да?

– Во-вторых вам всё равно придётся перебраться в другое крыло дворца. Потому что Ворух-то рассчитал правильно: все спасатели вначале, разумеется, идут сюда!

Рассказ про чародея и его привычки, впрочем, много времени не занял.

Воочию, так сказать, лицом к лицу, Феруза-опа видала мага лишь однажды – как раз когда он домогался руки и других мест принцессы, и кормилица высказала ему всё, что о нём думает, и все пожелания относительно его дальнейшей судьбы.

За что и поплатилась.

Выглядел маг, впрочем, как вполне обычный человек. Только толстый, и самовлюблённый (Ну, это-то Конан, как уже встречавшийся с магами, легко мог понять: самомнение у волшебников – всегда до небес!..) до безобразия. Лет ему на вид можно было дать около сорока. Бородка, усы. Оружия никакого. Всё оружие – в кончиках пальцев, откуда пошёл фиолетовый свет, словно обернувшийся вокруг тела кормилицы, и впитавшийся в кожу. После чего она и стала… Тем, кем стала.

– А почему же вы не попытались отсюда… Хотя бы улететь?!

– Эх, Садриддин. Сразу видно – неопытен ты ещё. И не заметил того, что твой напарник давно уж разглядел, – птица чуть привстала, и юноша с содроганием заметил, что ноги грифа заканчиваются не лапами, а узорчатой столешницей. Несчастная была навеки прикована к своему насесту – прикована прочней, чем любой цепью!

– Ах, няня!.. Но как же нам вас…

– Освободить? Никак. А вот если вы убьёте чародея, думаю, оковы колдовства спадут сами собой. Так что оставьте меня здесь, и идите. Туда, куда зовёт тебя сердце, юноша, и тебя – твоя жажда наживы и славы, северный воин. К вашей цели.

Только помните: маг, перед тем, как начать колдовать, обычно вскидывает руки к небу, и перебирает пальцами: может, концентрирует волю, может – получает какую-то силу из воздуха… Не знаю. Но без этого перебирания он не колдует. Это мне позже передала Малика, пока чародей спал. Она видела, как он создавал тварей для охраны дворца, и устраивал коварные ловушки против тех, кто мог прийти на помощь… А ещё он любит… – впрочем, рассказ о привычках и мерзких пристрастиях мага оказался обидно краток: Малика не часто навещала кормилицу.

– Благодарю тебя, мужественная женщина. Ты очень помогла нам. Надеемся, что когда чары спадут, ты снова сможешь обрести ноги, и стать, как все.

– Спасибо на добром слове, северянин. Желаю вам с Садриддином удачи… И помните – колдун коварен и опытен. Наверняка Биркент – не первый город, который он облюбовал для жизни. Вот только не знаю – выгоняли его из предыдущих, или же он сам уходил, по доброй воле… Он как-то сказал Малике, что ненавидит скуку и однообразие.

Да, вот ещё что: спит он только тогда, когда выставит вокруг себя кольцо из псов-кентавров, пауков, и гарпий!

– Поняли. Ну, спасибо ещё раз, Феруза-опа! Счастливо вам оставаться!

– Удачи вам, напарники.

И – трезвой головы.

– Какая терпеливая и мужественная женщина. Жаль, не часто встречалась мне такая преданность.

– Да, Феруза-опа любит Малику больше, чем себя. Наверное, это потому, что её собственная маленькая дочь умерла тогда, когда кормилица растила их обеих – от какой-то, как сказал придворный лекарь-табаб, мозговой опухоли. Вот и перенесла она, как я думаю, всю свою любовь – на Малику…

– Похоже на правду. – Конан и Садриддин удалялись от покоев принцессы быстро, не забывая, впрочем, внимательно смотреть по сторонам, – Жаль только, что её так легко обмануть.

– Как – обмануть?! Ты о чём, Конан?

– О том, что маги обычно куда коварней, чем женщины могут себе вообразить. Я, например, не верю, что Малика могла сюда приходить так, чтоб об этом не знал Ворух. Знал, конечно. А спящим – прикидывался. Я уверен: он специально дал девушке рассказать няне-кормилице о кое-каких своих якобы привычках… Для того, разумеется, чтоб направить наши усилия туда, где от них не будет толку.

– Конан… Получается, ты никому не доверяешь?

– Дело здесь не в доверии, юноша. А в реалистическом подходе. К врагам вообще, и магам в частности. Ну вот не верю я в то, что маг выпускает сияние из пальцев, и долго сосредотачивается. Потому что, как уже сказал тебе, встречался с этой братией… Постой-ка: что это?!

Внезапно словно бесшумная волна тёплого воздуха ударила им в лицо, и прокатилась дальше – вдоль коридора. Конан чертыхнулся: плошка погасла. Пришлось срочно скидывать суму, и снова возиться с кресалом и трутом: благо, вокруг было тихо!

Но когда огонёк лампадки вновь загорелся, напарники оказались поражены: они стояли буквально в десяти шагах от всё ещё приоткрытой двери в тронный зал!

– Ох, не нравится мне всё это. Похоже, чёртов Ворух следит за нашими передвижениями, и уж наверняка подслушивал, о чём мы толковали с кормилицей, да и между собой: вон, трупа тигра уже нет!

– Ты мне лучше другое объясни, Конан. Как это так – к покоям принцессы мы шли чуть не двое суток, а вернулись – за две минуты!

– Как это происходит, юноша, сказать не могу – я не чародей. Но ясно одно: теперь нам опять придётся попотеть. Поэтому предлагаю перекусить и выспаться! Так как мы знаем, что вот эта часть коридора – безопасна.

Вроде.

Сон Садриддина оказался на этот раз беспокоен: ему всё время что-то снилось: то он тонул под лавиной из муравьёв, которые его тело немилосердно грызли, то – убегал от какой-то твари вроде помеси крокодила со львом! То жуткий великан с толстым пузом и лоснящейся жиром кожей, сбрасывал его в котёл с кипящей смолой…

– Знаешь что, напарничек, если б я спал, ты разбудил бы меня в любом случае – так часто ты вскрикиваешь, рычишь, и громко стонешь!

– Извини, Конан. Снилась… Всякая гадость!

– Гадость, говоришь?.. Хм-м… Ну-ка, расскажи: вдруг, как это иногда бывает, твои сны – как бы пророческие? И нам встретится что-нибудь из того, что тебе сейчас…

– Не может быть! Не бывает муравьёв с бульдожьей челюстью! И крокодилов на львиных лапах! А вот в котёл с кипящей смолой мы вполне… – вздохнув, Садриддин рассказал то, что запомнил из кошмаров.

Конан пошкрёб щетину, действительно отросшую за это время:

– Правдоподобно, будь оно всё неладно… Маги, они ведь – те ещё коварные гады. Ладно, идём-ка. Проверим, так сказать, воочию.

Ставшее традицией открывание двери Садриддином, с киммерийцем напротив – наготове, прошло без происшествий: никто на них из чёрного, словно, как выразился варвар, желудок Неграла, проёма, не кинулся.

Плиты коридора падишахской половины Конан лупил подошвой сапога уже куда чаще. Да и по стенам и потолку взглядом пробегал пристальней.

Однако тварь, действительно напоминавшая помесь крокодила, росомахи и крысы вывалилась на них сверху совершенно, вроде, ниоткуда: не иначе, как Ворух сотворил её прямо в воздухе коридора!

Конан отбил первую атаку, наотмашь ударив мечом по нагло разинутой пасти, заранее исходящей слюной: нижняя челюсть оказалась разрублена почти до середины! Садриддин же, успевший зайти сзади, прыгнул твари на спину, всадив свой мизерикорд обеими руками в шею сразу за основанием черепа!

Тварь изогнулась в немыслимое кольцо, сбросив непрошенного наездника так, что тот врезался в стену, почти потеряв сознание от удара, и Конану пришлось схватить крокодила за хвост и оттащить прочь: иначе могучие когтистые лапы разворотили бы юноше живот!

Правда, активное сопротивление почти сразу стихло: тварь вытянулась на полу, жалобно рыкнув на прощанье, и, испустив дух, обмякла.

– А молодец ещё раз. Быстро схватываешь. Удар нанёс точно куда надо!

– Спасибо – тебе. За то, что снова спас… – Садриддин тёр изо всех сил шею и тряс головой, – Если б не ты – точно вспорола бы мне живот скотина бронированная…

– Думаю, да. Вон: посмотри. Тут-то трупы не убраны.

Действительно, чуть подальше лежало несколько человек. При ближайшем рассмотрении Конан узнал и кое-кого знакомого: эти трое вчера (Вчера ли?!) ужинали с ним в зале караван-сарая. Садриддина же поразило выражение ужаса, застывшее на лицах:

– Это они… Этой твари так испугались?

– Не думаю. Взгляни на раны: их словно пилили, или рассекали тупым ножом. А «наша» тварь могла только кусать и рвать. Когтями. Судя по лапе – пятью. А здесь – один разрез… Так что поработал кто-то пострашней. И поопасней. Думаю, скоро встретимся.

Встретились и правда – скоро.

Высокий как бы человек, ростом с доброго верблюда, вышел навстречу сам, возникнув, как и крокодилокрыса, прямо из воздуха. В каждой руке длиннорукое создание несло по сабле. А ног почему-то было четыре. Однако недолго Садриддину пришлось удивляться. Конан крикнул:

– Держись за спиной! Чтоб я тебя не задел!

После чего варвар неуловимо быстрым движением нырнул в ноги монстру, и что было сил рубанул по двум «передним»!

Ноги перерубились.

Тварь грохнулась оземь, невольно вытянув руки с саблями вперёд – смягчить падение! Конан не стал «благородно» ждать, когда чудище поднимется, а просто отрубил тому голову, даже не вставая: прямо с колена!

– Только не ворчи, ладно? По твоему лицу вижу, что ты привык к «честному» ведению единоборств. Но это – не человек. И мы – не на арене гладиаторов. Так что шансы – не «равны»!

Садриддин проглотил действительно вертевшиеся на языке слова укора, и подошёл поближе. Почесал затылок:

– Конан! Это же… Это…

– Да. Думаю, за основу маг взял обычного муравья. Просто чудовищно его увеличил, и научил обращаться с оружием. Хорошо ещё, что хитин ножек не столь прочен, как добрая сталь! – киммериец любовно похлопал по рукоятке вновь сунутого в ножны меча.