Читать книгу: «Записки юного боцмана», страница 6

Особенно прикольно было заниматься окрашиванием того борта, которым мы были пришвартованы к стационарному пирсу-стенке (подлодки стояли у плавпирсов, и их игра прилива-отлива не затрагивала). Верхнюю и нижнюю точки ежедневного «дыхания океана» разделяло метра три-четыре, в пирс были вделаны вертикальные брусья-пиллерсы из дерева (чтоб пришвартованные корабли не терлись металлом по металлу или бетону). С борта корабля свисали пара-тройка кранцев – огромных прорезиненных цилиндров (на катерах и буксирах их заменяют старые автопокрышки) диаметром в метр и длиной метра три – как демпфирующая защита от горизонтальных ударов бортов о пристань. То есть, постоянно борт корабля то медленно опускался несколько часов относительно стенки, то также медленно поднимался. А ты в это время висишь – Микеланджело хренов – в беседке в узком темном пространстве между кораблем и пирсом. Кранцы трутся о дерево, издавая соответствующие не очень приятные звуки.

Немного отвлечёмся. Как эти кранцы не обвязывай «уткой» за береговые кнехты, какие толстенные бы ни были швартовые концы – при частых штормовых ветрах с соответствующим раскачиванием корпуса плавказармы – эти канаты неизбежно обрывались и кранцы отправлялись в свободное плаванье по акватории залива (губы Нерпичья). Оставшийся беззащитным металлический борт на адском ветру и постоянном вертикальном перемещении от приливов начинал тереться о береговую стенку, издавая нереальный душераздирающий скрежет, который особо впечатляющ был ночью – спать невозможно!

Наутро после подобного происшествия боцманская команда плавказармы отправлялась под моим руководством на поиски кранца-беглеца. Пробираясь к цели через нагромождения обломков черных скал, матросики успевали подбирать застрявшие во время отлива в камнях морские звезды, крабики, ракушки – все это, впоследствии мумифицированное и залакированное, шло на поделки – народное матросское творчество и едва ли не единственная отдушина-забава. Чтобы достать конец (трос) от кранца порой приходилось лезть в ледяную воду и затем, дружно взявшись за него, волочить кранец подобно бурлакам на Волге на его законное место.

Да, о покраске… Недели за две мы все же умудрились обмазать краской (именно обмазать, а не покрасить) борта и, само собой, надстройки. Ежегодная эпопея была завершена. И там и тут просвечивались сквозь жиденький слой (а мы мазали не по одному разу) шаровой краски рыжие проплешины грунта – свинцового сурика (был еще железный сурик, но им красили только ватервейсы и часть палуб – это совсем просто для настоящего художника). Кое-где отслаивался и грунт, обнажая грязно-черно-ржавый металл бортов. Но эти дефекты были сконцентрированы, в основном, в районе ватерлинии – типа, сверху и издали не видать и дивизионное начальство на нас (ну, в смысле, на командира плавказармы) по этому поводу сильно не наезжало. Главное, чтоб подлодки были в норме, а эти вспомогательные!.. – «Тригосподабогадушу… – и т.д.» – см. выше.

Со временем, уже на гражданке, нахватавшись опыта и знаний во всех сферах человеческой жизни, я понял, что надо было обязательно обезжиривать место под покраску чем-то типа ацетона и его родственниками по нитратной линии. Но его не было, да мы бы и сдохли в узкостях меж бортом и стенкой от таких ароматов. И бензина тоже не было – только солярка от дизелей, но она сама жирнищая хуже детского мыла.

Но и не в ацетоне главное. Вот кошка учит своих котят мышей ловить и под хвостом лизать, гамадрил – гамадрилят – как разбить кокос, а нас, человеческих детёнышей, тогда ничему эдакому не обучили. В советском ВМФ, да и в российском, были и есть учебные центры (учебки) по всем видам «боевых искусств», но не слыхал, что подобные существуют именно по боцманскому (даже, точнее, по шкиперскому) делу. Типа, это фигня полная – сами научатся как правильно гальюны драить и троса в кондейках сворачивать. Это на подлодках – там, да – боцман – это фигура, он на горизонтальных рулях сидит и заведует вертикальным перемещением вверх-вниз: без него погрузиться на перископную глубину можно, а вот с предельной глубины без рулей выбраться – уже фигушки.

И даже при наличии учебок в любой воинской части обязана быть преемственность поколений, особенно на флоте, когда старшина дизелистов готовит себе смену – дизелистика, старшина мотористов – трюмного машиниста, ветеран ВМФ с 2,5 летним стажем (такой, как я в те благословенные годы) окраски заиндевевшего металла – своему новоприбывшему боцманёнку. Вот у нас тогда именно последнего и не было. Я что умел? – несколько основных морских узлов вязать, да знал устройство корабля со всеми его мудрёными названиями (да, еще политзанятия вёл со всей командой – о роли КПСС в коммунистическом строительстве на флоте). Вот и своих молодых водил на экскурсии и натаскивал где у нас спардек, а где шканцы, они хоть научились отличать шпигат от ватервейса и рангоут от такелажа.

Я еще в ту пору сносно мог оперировать дифференциальным и интегральным счислением, имел понятия о теории полёта крылатых ракет и вполне мог бы служить штурманом на небольшом кораблике – до их пор различаю обсервацию от девиации и что такое крюйс-пеленг и нактоуз репитера гирокомпаса. Но всё это на плавказарме не требовалось и мне пришлось заготавливать веники для бани и красить ржавые корабли.

А это уже совсем другая песня.