Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

Глава 14. Непреодолимая Страшная Сила

Дьявол нанизал на веточку размоченные сушенные грибы, подержал над огнем, поджаривая.

– Вампиры бывают разные. Самые безобидные – мертвецы, стерегущие могилы. Могильные камни, зомби… Подсунули могильной землицы, и вот уже сумасшедший неугомонный мертвец войну тебе объявил. Безземельному человеку сто лет лучше к могиле близко не подходить.

– А зачем они на людей набрасываются?..

– Землицу-то надо вернуть… Ну не объяснять же мне, когда мозги ушли в небытие, что земля у него в нем самом была, и что спустил он ее в унитаз. И говорю: принесешь на Суд горсть земли, будет тебе Вечная Сказка – домик в сказочном саду, хошь на берегу безбрежного моря, хошь на берегу речки, в которой рыба плавает, как бревна, среди тварей мирных и тучных, не принесешь – умрешь насовсем. Вот и стережет он два аршина, которые к нему никакого отношения не имеют. Ведь сказал: «Вот человек, образ и подобие мое в познании добра и зла, которому прежде нужно пройти мимо ангела и меча вращающегося к Дереву Жизни, отведать плоды его, чтобы жить вечно…»

Но кто подружился с ангелом, кто поднял тот меч, кто поел нужные плоды, чтобы надеяться?

Правда, потом ангелы стали херувимами, а меч – обращающимся…

Но с появлением Спасителей, так, наверное, даже правильно: у кого он теперь не пламенный и к кому не обращается? И где те ангелы, если херувимы выкачивают их день и ночь?

Дьявол тяжело вздохнул, на какое-то время уйдя в себя.

– Херувим от слова «хер» – крест, только такой крест, который на человека ставят. Но люди краснеют при слове «хер», и славят херувима, а херувим, в отличии от ангела, уничтожает человека в принципе. Он – иго. Если в земле человека появился херувим, значит, ангел загнулся и человек себе уже не принадлежит, – пояснил он. – Или «древний вампир» – пограничное чудовище…

Нет в нем ничего человеческого, и увидеть его человек без знания не сможет, а имен у него много: демон, василиск, грифон… А если бы посмотрел, то увидел: лицо у него человеческое, а туловище изменчиво, и все, как мудрые люди описали: клюв и когти железные, и не оставляет человека ни на минуту, следуя за ним неотступно. Это слуги вампира, те, кто несет его мысль в сознание. Об этом и Йеся предрек, когда сказал, что сможете следовать за человеком неотступно. По сути, древний вампир – фантом из темного далекого прошлого, слово, облаченное в эфирную плоть. С одной стороны, Святый Дух, олицетворяющий хозяина, с другой – демон, летящий на крыльях ночи, а прародитель его – человек и земля человека, которая поднимает чудовище. Голос его летит по земле, подсказывая и вампирам в образе человеческом, и встречным людям, как заставить проклятого истекать кровью.

Ну, как далекое… – Дьявол пожал плечами. – Не настолько, чтобы не уместиться в одну жизнь, но человек не помнит об этом. Многих ли из тех, с кем встретилась, будучи в сознании, можешь вспомнить?

– Ну-у, – протянула Манька, роясь в памяти. – Я их как бы помню… скорее, знаю, что они есть, но образа нет, даже лица старухи-опекунши не помню… Лица как бы стерты, но если встречу, то узнаю.

– А это лишь те, кто прошел через сознание. А сможешь ли вспомнить тех, кто прошел мимо, когда была без сознания? Именно так в тяжелую годину люди забывают, что они не одни, а железо, как антенна, принимает, рассеивает и умножает голоса древних вампиров, чтобы достал ушей вампира – это их когти и клюв. И если однажды человек сокрушит железо, то поймет, что древний вампир следует за ним по пятам.

Вот такой бог, Маня, не любит тебя. Думаешь, откуда появилось сообщение, что ты убила Бабу Ягу?

От таинственного голоса Дьявола, от мистической картины освещенных призрачным светом неугасимого поленьего дерева спутанных ветвей ели, больше похожих на крючковатые пальцы, обхвативших ствол, от капели, заглушаемой воем беснующейся в вышине метели, по спине побежали мурашки. Манька зябко поежилась, потеплее закутавшись в одеяло.

– – Я слышу древнего вампира? Значит, радио – это не сама Благодетельница? – догадалась она. Ей даже стало обидно: она-то думала, что во дворце без нее жить не могут, только о ней и говорят, а оказывается, никто о ней не вспоминает.

– Правильно, зачем им помнить о проклятом?

– Ну, в последнее время они вялые какие-то…

– Во-первых, немного железа сносила, а во-вторых, рядом нет человека, от которого отразился бы голос, вошел в твою землю и на другой стороне наябедничал, – объяснил Дьявол. – Так что ни о Кикиморе, ни о Бабе Яге вампиры пока не знают. Возможно, волнуются, почему не выходят на связь, но кто подумает, что исчезновение крутейшей нечисти дело рук какой-то бомжи? Орешки покрепче падали замертво от одного их взгляда. А пропадать им не впервой. Кикимора обычно на зиму в спячку впадает, а Баба Яга закроется в избе на месяц-другой и запасы изводит, катаясь на человеческих косточках.

От его слов у Маньки камень с души упал.

– Так мне бояться или радоваться? – не поняла она.

– Радоваться, что клык им подточила, и помнить: клыки у вампира быстро отрастают. Как только людей встретим, все твои грехи наружу выйдут. Но, кто предупрежден – тот вооружен. Древние вампиры могут пить кровушку, пока слово в земле лежит. Достанешь – развеется. А чтобы достать его, нужно вспомнить, кто слово посеял и что это было за слово. Древние вампиры мелют, что ни попадя, а истина лежит на дне глубокого колодца, и прежде, нужно открыть матричную память ближнего, а он куда опаснее, если стал на путь вампира. Это уже не ближний, а враг, в руке которого и ты, и твоя жизнь, и все, что у тебя есть. Я предупреждал, что как только человек пренебрежет мною, отдам его врагу, который сокрушит его жезлом железным.

Дьявол стал сумрачным, от него повеяло холодом.

– Человек-вампир намного опаснее древних. Сердце бьется и качает кровь, но сердечная чакра холодна, как у покойника, и сокрыто там яйцо, а в нем игольница с иглами – те самые слова. Этими иглами вампир достает кровь ближнего и черпает силу его земли. И если бы сломать те иглы, то древние вампиры умерли бы, а вампир-человек потерял бы свою власть, но достать их ой как непросто!

Думает человек, вот пойду, найду дерево, а в нем сундук, а в сундуке заяц…

Да не тут-то было! Живой пример – мертвецы в избе Бабы Яги. Ведь иной раз и заяц оказывается рыкающим львом…

Сказка ложь, да в ней намек: дерево – сознание вампира, сундук – сердечная чакра, а зверюшки и птички – препятствия, обороняющие вампира. И чтобы достать их, надо найти глубокий колодец, и так глубоко в него нырнуть, чтобы всплыть на другой стороне. А как, если ты и шага ступить не можешь, чтобы не наткнуться на каменную или бестелесную тварь?

– Ты хочешь сказать, что вся эта сказочная галиматья – история боевых баталий вампира с проклятым? – опешила Манька.

– Именно, – Дьявол вышел из сумрачного состояния, уминая прожаренный гриб. – Так что, Маня, ты реально в сказку попала. Но не все сказки с хорошим концом. Единичный случай становился сказкой, а все прочие заканчиваются в подвале Бабы Яги или в болоте у Кикиморы. Тебе просто повезло, что я с тобой был. Бывалый – уж сколько я их на своем веку перевидал.

Заметив его хитрый взгляд, Манька попыталась определиться: или вампиры не настолько страшные, или Дьявол позаботился об алиби. Он, конечно, в последнее время стал покладистей, но привычки прорекать на обе стороны, не изменил. Скажет потом: «Не облаживался я блаженными, блажили лапшой моей, и не блажите на меня», а если ей подфартит, начнет оправдываться: «Я говорил! Я предупреждал!». Перед ней он, обычно, не оправдывался.

Дьявол протянул ей веточку с недоеденным грибом. Она отмахнулась от лакомства, гадая, как поступить на этот раз. Лучше перестраховаться, чем недооценить противную сторону, не раз и не два пришлось посыпать голову пеплом, когда посчитала себя победившей стороной.

Снег под елью стаял в первую очередь, земля, покрытая ожившим зеленым мхом, почти подсохла, под просушенными горячим дымом ветвями было сухо. поэтому Манька с удовольствием сняла сырые носки, поставив ноги на мягкую шелковистую подстилку. Где-то неподалеку снова повалились деревья, но уже без сотрясания земли. Скорее всего, великаны притоптали маленькие деревца. Она привстала, вглядываясь в темноту. На этот раз воронье не среагировало на шум, и все быстро стихло. Наверное, великаны повернулись во сне. Придвинулась к костру, созерцая огненные языки пламени. То белые, то ярко-желтые, то кроваво-красные, а сама ветвь казалась сгустком плазмы молочного цвета, в которой разливались желтовато-голубоватые струи, как будто по венам текла кровь.

Значит, вампира не отличить от человека…

В таком случае, с трудом верилось, что они могут безнаказанно убивать. Разве укушенные не заявили бы на них? Но после недолгого размышления пришлось признать: у Дьявола были основания, говорить о них как о хладнокровных убийцах. Где роскошествовали, там и нищенствовали, и сознание невольно устанавливало золотую середину, но была ли она? Статистика поворачивалась к Дьяволу лицом: только единицы могли назвать себя Мудрыми Помазанниками, а остальные незаметно приходили и уходили из жизни, не оставляя ни имущества, ни памяти о себе. Да, были люди, которые и жили справно, но ведь Дьявол не отрицал, что не все становятся вампирами и проклятыми, и были те, что удивляли своей щедростью, но они всегда были где-то там, где не было ее, и мечта подружиться с ними оставалась несбыточной, ибо каждый раз убеждалась, что слухи высосаны из пальца. Каждый ограбленный верил, что вот-вот наступит белая полоса и ждал ее годами, а у единиц молочная река бурлила, обильно орошая сады, в которых ломились ветви под тяжестью созревших в один день плодов.

– Уф! – Дьявол, похлопав себя по животу.

– Если как люди, почему они страшные? – Манька пыталась найти отличие между собой и господином Упыреевым. На роль вампира в деревне она больше никого не заподозрила. Ну, может быть, еще его охранники… – нелюдимые и вечно ухмыляющиеся, будто знающие о ней какую-то нелицеприятную тайну. Таким убить человека, как по нужде сходить – неприятные мордовороты. Нет-нет, да и находили недоброжелателей Упыреева в чистом поле или в придорожной канаве, иных еще тепленькими. Но назвать их вампирами язык не поворачивался: не жировали, жили на то, что Упыреев подавал, хотя подавал приближенным он несоизмеримо больше, видимо, не полагаясь на свое вампирское долголетие. И поскольку жили те охранники в деревне, а семьям их было что поесть-попить и во что одеться, многие испытывали гордость, что у деревни есть крепкий обстоятельный хозяин, который никому спуску не даст и чужакам не попустит.

– Потому что клоуны на могилах и пограничные чудовища не умеют вредить самостоятельно, – растолковал Дьявол. – Против человека их поднимают вполне себе живые и благополучные вампиры. Бросил в землю проклятого слово, подошел с другой стороны – и свита тут как тут: пограничные чудовища из гробов восстали и доказывают, кто в земле главный.

– И не укрыться?

– А как, если человек не подозревает об их существовании? – Дьявол зачерпнул из котелка кружку чая. – Вампиры пришли и ушли – кто поверит, что они кого-то убили, если оболочка жива? Кому человек предъявит претензии, что имело место насилие, если не помнит? Для многих ритуал посвящения – игра. То, что один взлетит, а второй упадет, для них само собой разумеющееся, они же поймали недостойного, для них он никто и звать никем, и не многие связывают его падение с ритуалом. А для тех, кто поучаствовал в ритуале и решил последовать примеру, ничего не стоит поймать случайного человека, который им не понравился. Поэтому вампиренышей и прочей нечисти много, а настоящих чистокровных вампиров мало.

– А что с человеком?

– А человек становится в своей земле скитальцем, с болезнями и ужасами на каждый день. И куда бы ни ступил, встанет на железо, под которым глубокая яма, где острые колья и скрежет зубов. В каждом слове проклятый слышит то, что говорили о нем вампиры, чувствует себя тем, кем они заставили его быть. Он ведь тоже вошел в землю ближнего, только не Царем и не Богом, а немощным и убогим существом, исполняющим прихоти вампиров, осмеянный, измазанный непотребствами. Какое-то время он еще живет прежней жизнью, но люди уже не видят его, а только железо. Дела человека с каждым днем все хуже и хуже, а он не замечает, и словно бы пьян, списывая свои неприятности на черную полосу. Только она никогда не закончится. И однажды понимает, что жизнь ушла под откос, как поезд, который не поставишь на рельсы, и он один со своей бедой…

– Значит, спасения нет?

– У проклятых три дороги: первая: помучиться здесь, потом умереть и мучиться там, пока не призову на Суд обоих, а там разговор короткий. Вторая: отправиться на смертный бой с вампиром. Но для этого нужно знать врага в лицо, а он не помнит. Третья: найти того, кто взял его в залог, но для этого надо о-очень низко пасть!

– А я какой иду?

Дьявол рассмеялся.

– Твоя ноша – железо, твоя постель – еловые ветки, твой дом – елки в глухом лесу. Даже у зайцев и медведей есть норы и берлоги. Куда еще ниже падать? Но если докажешь, что вампир не свое имущество заложил, потребую отчет, почему подсунул то, что ему не принадлежало. Но пока вампир – твой господин, твоя земля его признала его своей головой.

– Я не признавала! – возмутилась Манька.

– Почему же твое нутро славит врагов? – ехидно поддел Дьявол. – Попробуй сказать, что ненавидишь вампира, и послушай, что оно тебе ответит!

Манька прислушалась к себе, пытаясь настроится на негатив против Благодетелей. Ненависти действительно не было. Слово «вампир» вызывало лишь приятные ассоциации и необыкновенную душевность, а когда попыталась изменить мнение, на пути встала непробиваемая завеса. Она и не подозревала, что так искренне любит Их Величества – это стало для нее полнейшей неожиданностью.

– Да это ж сад цветущей амброзии, – невольно позавидовал Дьявол. – Я, в лучшем случае, с грязью смешан, в худшем, прибит гвоздиками к вашему грешному существованию…

Манька снова закрыла глаза, медитируя, пытаясь думать о себе положительно, обращаясь к замеченным сущностям. И внезапно наткнулась на жесткое сопротивление…

Тьма внутри предстала пред нею, как резиновая подушка, в которую она упиралась снова и снова, мысли постоянно сбивались, возвращая ее в исходное состояние – и, к ее удивлению, в этом состоянии она себя не узнала. Навстречу поднялась какая-то пространственно-чужеродная муть, как будто она нащупала людей в полной темноте, наощупь, и даже услышала голоса, но слов разобрать не смогла. Сказать, что ее заметили, было бы неверно. Просто едва угадываемые сгустки темных сливающихся между собой образований в ее пространстве обращались не к ней, ее сознание натыкалось на них внутри себя, как на застарелые ноющие занозы, которые невозможно вытащить из-за наросшей сверху здоровой плоти. То, что там люди, едва угадывалось, и она их не знала – это были чужие и незнакомые люди. И эта странная мешанина ограничивала пространство внутри нее. Через это грязное пространство внутри себя она чувствовала тело, но наполнить его положительными эмоциями не получилось, как будто она на самом деле сидела в темнице.

– Это что за хрень? – испуганно вскинулась она.

– Сыны Царствия. И плевела – в печке огненной… И ни один вампир добровольно от этой жатвы не откажется. Во всяком случае, царю Экклезиасту, решившему исследовать природу вампиризма, вылечить себя от оного не удалось, – Дьявол театрально умилился, ударившись в воспоминания. – Что он только ни делал! И вином себя ублажал, и домов себе, любимому, понастроил, и каждую ночь – девственница… Вот только с ближним поделиться ума не хватило!

– Охренеть! – открытие оказалось не из приятных.

– Сказано Йесей: «Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя – это сыны Царствия, а плевелы – сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы – суть Ангелы. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их…» Маня, ты сейчас любуешься на свое поле, в котором проросло семя добрых сынов Царствия, которые праведники, и на себя лукавую плевелу, делающую беззакония. Осталось приблизить твою кончину, чтобы отправить в геенну огненную, но то ты своим упрямством решила испортить вампирам обедню. И кто ты после этого?

Много рассказывал Дьявол о нечисти, но каждый раз Манька открывал что-то новое, все меньше оставляющее ей места в этом враждебном мире. Ее душила бессильная ярость и обида, хотелось расплакаться – даже думать о себе правильно не могла, но эта ярость была лишь в сознании, а внутри нее она была грязь из-под ногтей вампира.

– А нахрена я таскаю осиновые колья, если зло во мне? – раздраженно спросила она. – Ими разве что себя убить. Один огород меня бросил, второй – смерти ищет, – подвела она итог своего безрадостного существования.

– Колья тебе нужны для защиты от живого вампира. И не огород тебя бросил, а черви житья не дают, сама по себе земля – безобидное хранилище информации.

– Но почему именно со мной такая беда приключилась?

– Сколько вампиров – столько проклятых, но другие не бунтуют. Их попросили – они самоустранились. Люди безропотно умирать на войну отправляются и не устраивают истерик, а это похуже судьба. Назови хоть одного, кто бы одобрил твой променад.

– Опять вернуться предлагаешь? Тогда мне действительно останется веревка и мыло – всю жизнь знаю наперед. А если вперед, то неизвестно, чем все закончится. Неужели нет ни одного человека, который бы смог побороть вампира или договориться с ним?

– Иуда… Он не только открыл вампира, но признался и раскаялся. Но чем ему отплатили? Его прокляли, имя стало нарицательным. Люди, как ты, хотят с нечистью жить в мире и согласии.

– Ну правильно, их же вампиры не трогают. Память на месте, железная темница не мучает. Они даже не поверят, что такое бывает, пока самих не проклянут, – с болью в сердце вздохнула Манька. – И большинству боятся нечего – пронесет. А проклятый, даже если захочет изменить судьбу, что он может? Ты ему ни одного шанса не оставил, —скупая слеза жалости к себе скатилась, оставляя на щеке мокрую дорожку.

Дьявол неопределенно пожал плечами, вылил в котелок остывший чай, зачерпнул снова, подул, отпив глоток.

– Везде, где есть вампиры, есть и они, связанные, обездоленные, брошенные в темницу. А среди них тот, который не признал поражение. Я не могу отнять у него надежду. И у тебя не отбирал, только помогаю осознать глубину и ширину трагедии. Ты смогла увидеть древних вампиров, а это уже начало избавления от вампира. Звездопад – чудесное явление, предшествующий его концу. Когда древние посыпались с небес, Сын Человеческий становится персоной нон-грата. Ты, вот, идешь и думаешь: ничего не происходит, все как прежде… А ведь сегодня ночью, когда заглянула в сердце и нашла обман, уже освободилась от вампира, как от наездника, ты уже не ослик со сломанным хребтом. Не объяснять же мне, в самом деле, когда человек умер, что ближний его был вампиром, и любовь у него нарисованная, и жизнь прожил не свою… Прощение не обещаю, но в Бездну пойдете рука об руку, как равные.

– Значит, надежда есть?

– Она всегда есть, но лучше вампиру на клык не попадать, – честно признал Дьявол.

– Ну, а если дошла, если встретились, что делать? Убить, так убийцей назовут, – с сомнением спросила Манька. – Я ведь и Бабу Ягу с Кикиморой случайно…

– Маня, если встретилась, втыкай осиновый кол, потому как, если уйдет, небо от заклятий покажется с овчинку! Это пока они не знают, что ты от железа избавляешься, списывают неудачи на обстоятельства, а когда поймут, что ты тому виной, тебе не позавидуешь! В страшном сне господину Упырееву не пришло бы в голову, что ты рискнешь сразиться с железом. Да он и не знает, что такое возможно, так уверовал в свое всесилие. Ты не первая, кому он его ковал, просто ты первая, кто его об этом попросил. Но во всем есть свои плюсы… Если бог объявляет тебе войну, значит макнули его лицом в грязь, и не бог уже, а проигравший! Со своей стороны, можешь считать себя героем.

Манька горько усмехнулась.

– Я не герой, я выброшенная за борт, хочу пристать к берегу, а берега все нет. Вампиров нельзя победить. Их много, у них и власть, и золото, и люди их боготворят.

– Тебе нужно победить одного вампира, а о других пусть думают те, кому они испоганили жизнь. Но если человек жаждет крови, то да, ему не победить. Взять, к примеру, Пророка… Увидел железо, услышал радио, решил, что нужно забодать поганцев. Прознали об этом вампиры и пришли к нему тайно – и стал как еще один вампир. Он так и не сумел понять, что только вампиры считают запретными знания о человеке, только вампиры пугают мной, только вампиры утверждают веру мечом. Я Бог и никому не принадлежу, но он объявил меня собственностью и закрыл ко мне дорогу, чтобы только избранные могли увидеть свет в конце туннеля, Первый и Последний укутал его обещаниями теплее, чем мог бы я живым словом.

– А чем Пророк отличается от Спасителя?

Манька все время пыталась представить, как живут Маньки, в государстве, где славили Пророка. Получалось, никак не живут: если в замуж не взяли – ложись и помирай. А ведь это как повезет, иной муж хуже горькой редьки. И она удивлялась порой, почему у Пророка столько фанатов.

– Да ничем! «Мы поместили на шее у них оковы до подбородка, и они вынуждены поднять головы, Мы устроили перед ними преграду и позади их преграду и закрыли их, а они не видят…»

«О те, которые уверовали! Предписано вам возмездие за убитых: свободный за свободного, и раб – за раба, и женщина за женщину. А кому будет прощено что-нибудь его братом, то следование по обычаю и возмещение ему во благе. Это – облегчение от Господа вашего и милость; а кто преступит после этого, для него – наказание болезненное!.. Предписано вам, когда предстанет кому-нибудь из вас смерть, если он оставляет добро, завещание для родителей и близких по обычаю, как обязательство для верующих… Кто же опасается от завещателя уклонения и греха и исправит их, то нет греха на нем…»

«И не убивайте душу, которую запретил Аллах, иначе, как по праву. А если кто был убит несправедливо, то Мы его ближнему дали власть, но пусть он не излишествует в убиении. Поистине, оказана ему помощь».

Дьявол усмехнулся.

– Маня, ты на жизнь жалуешься, а между тем, в государствах Пророка, ради спасения "чести семьи" женщинам до сих пор отрубают головы, побивают камнями, режут, убивают электротоком, душат, хоронят заживо, насилуют и лишают имущества.

Я благодарен Пророку не меньше, чем Йесе, что снял с меня груз ответственности и освободил от необходимости каждый раз объяснять, за что. Достаточно сказать: «Здравствуй, дорогой, я Дьявол! Ты в аду. Хочешь к Пророку или к Спасителю? Тогда тебе туда! Счастливого пути!» А когда человек от Дьявола справедливости ждет, я должен ему как-то растолковать, что мир сложнее устроен, чем он привык думать, и что есть нечисть, с которой он себя связал, и земля его…

Много ли ты способна думать во сне и сопротивляться естеству? Мне при твоих живых извилинах в здравом состоянии это сделать не по силам, а когда мозгов не осталось, когда сознание меньше, чем у малого дитя, потому что всю жизнь за него думали сыны царствия, так и вовсе невозможно!

– Только не говори мне, что ты еще Аллахом подрабатывал! – с презрением передернулась Манька.

– «Поистине, Аллах купил у верующих их души и их достояния за то, что им – Рай. Они сражаются на пути Аллаха, и убивают и бывают убиты, согласно обещанию от Него истинному в Торе, Евангелие и Коране. Кто же более верен в своем завете, чем Аллах? Радуйтесь же своей торговле, которую вы заключили с ним! Это ведь – великий успех!»

Дьявол всплеснул руками.

– Маня, кто, кроме меня, заинтересован в торговле душами? Но люди смотрят на сказанное – и не разумеют. Они почему-то считают, что душа – это их вера. Но разве веру взял Бог у человека во сне, чтобы создать ему пару, ближе которой у него никогда не будет? Они – одна плоть. Вот обманул человек ближнего, убил носителя матричной памяти и забрал землю, но разве он заложил мне душу? Я купил их обоих! И пусть радуется торговле краденным, пусть мечтает сидеть на подушках посреди райских кущ – какое мне дело? Я не раб ему, чтобы унизиться до переговоров с лжецом и убийцей. А если человек жив и душа его чиста, он и при засилье Пророка найдет ко мне дорогу.

Размышляя над услышанным, Манька согласилась: ну, Богу Нечисти виднее – справедливо.

– А «Мы» – это у них кто?

– Разве в твоем мире ты нащупала только одного сына Человеческого? Они были и слева, и справа, и позади, и впереди. И у каждого есть сеятель. В главе учения Пророка «Перенос ночью» сказано: «И потом мы вернули вам поворот (успеха) против них и помогли вам богатством и сынами и сделали вас более обильными в пособниках…»

Самое циничное признание вампира. Взяли и облагодетельствовали за одну ночь: проснулся в Раю, с кучей незримых помощников… Человеку в это трудно поверить, но именно так происходит, когда в одну ночь он теряет все.

Те, кого ты смогла нащупать, и есть Сыны человеческие.

Проклят человек, который надеется на человека и плоть, а не сознание делает своею опорою. Он будет как вереск в пустыне и не увидит, когда придет доброе, и поселится в местах знойных в степи, на земле бесплодной, необитаемой. Спасители притягивают взор, глаза человека видят их вокруг, а в нем самом они закрыты облаками. А когда с человеком я – человек смотрит в себя. Пространство его, как губка, в которой спит мерзость: я пришел – и вся земля наполнилась живительной влагой, все черви выползли навстречу – и так человек обретает зрение.

– А Веселый Бог?

– Когда-то у народа были великие знания о высоких материях, а что осталось? Полчища больных людей верят в танцующих богов с серпами и черепами, но кто увидел хоть раз? Паству, Мудрые Наставники и Просветленные Спасители, собирают не менее значительную, а поговорить не с кем, – Дьявол с досадой развел руками. – Да разве ж я стал бы тратить на тебя время, если б хоть кто-то искал моего общества? Но уж лучше оставаться в прозябании, чем пытаться объяснить человеку, за что вселенная решила от него избавиться. Я не лодырь, но есть труд, в котором нет смысла.

– А я могу стать вампиром? Я есть, ты есть, почему бы нам не подписать договор, чтобы вампир испытал то, что выпало на мою долю? – Манька понимала, что должны быть какие-то специальные условия для ритуала, но раз уж она смогла обойти всех, узрев Дьявола при жизни, почему бы не использовать этот шанс для восстановления справедливости. Для нее этот вопрос был животрепещущим.

– Ты для начала ближнего поймай! – отстранился Дьявол. – Роды вампира фиксируются многократно.

– Но ведь можно как-нибудь повернуть наложенное проклятие вспять?

– Йеся и Пророк дали конкретные указания: ночь, тайная комната, молитва, а по-другому бессовестное существо получается.

– Это как?

– Ну, например, поймали не того, прославили не там… И вампир не бог, и проклятый не проклятый – оба великомученики. С утра проклят, а к вечеру открыл Благодетелей. Или делиться не желает, завистлив, и больно ему видеть Мучителя. И бунтует иногда народ, выходит с вилами на Благодетелей под предводительством новоявленного мессии. Но, как правило, век их недолог, свои же последователи ловят и тащат к Истинным Благодетелям.

– А как же вампирское бессмертие, которое ты им наобещал?

– Я?! – изумился Дьявол. – Бог с тобой! Это им Спасители обещают, с них и спрос! Конечно, любой вампир уверен, что он облачен в поддир бессмертия, ведь столько свидетелей доказывают, что он готов к вечной жизни, но к чему мне думать, что он себе нафантазировал? Сегодня он ближнего умертвил, а завтра на меня поднимется, я-то побогаче буду. Да я понятия не имею, что с вами в Бездне происходит, я в нее войти не смог. Возможно, не сгорают, по себе сужу: когда сунулся, горел как спичка. И это я – изнанка Бездны, она мне Отец, а я ей Сын. Естественно, я предположил, что вы как полено, брошенное в печь, от которого одна зола остается – собираю и преумножаю свои пределы. Одеяние из этой золы получается крепкое.

– А люди, которые участвуют в ритуалах, совсем вампиров не боятся?

– А чего им бояться? Они ж не произносят это слово вслух. Это в землю проклятого они приносят боль и унижение, а брату уготовляют стези Бога. Люди верят человеку-вампиру, древние устремляются навстречу, чтобы обнять обещанием райских кущ.

– И ты, – недовольно сказала Манька. – Ты тоже веришь.

– Я не верю, меня это устраивает.

– Как же тогда побороть нечисть, если сам Бог на ее стороне?

– Люди связали тебя и поставили на колени, но разве ты не человек, чтобы стать умнее и сильнее мучителя? Ведь проклята дважды: ближним, который вошел к тебе, а ты приняла, и мной, потому что позволила попрать землю. Но сними с себя одно проклятие – и снимется второе.

– Но нельзя же вампира во всем винить. Имущества у меня сроду не было, а когда хотела дело начать, в долги залезла. И кого винить, кроме себя? Надо было учитывать, что кризис может наступить. Могу ли я считать себя умнее кузнеца Упыреева, если не думаю наперед?

– Маня, вампиры забрали у тебя людей, которые могли бы загореться твоими идеями, воду, которую проливаю на человека помогая проявить смекалку и прозорливость.

Йеся сказал: «Если же Я Духом Божьим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие. Или, как может кто войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного?»

Как можно креститься сознанием и не попасть в рабство?

Ты скажешь: «нет» – и земля поднимет против тебя черных птиц, скажешь: «да» – и снова клюют, скажешь: «я – человек» – и обрушится на тебя весь ужас, потому что в доме твоем – вор и убийца, который стал хозяином и назвал тебя непотребными словами.

И вот ты – убогая, распятая, уведенная в полон. Память твою заменили записью, которая не меняет своего мнения от обстоятельств, прославляет вампира день и ночь, уговаривает тебя сдохнуть… – и заменяет в твоей земле одну реальность на другую. И бросают вампиры о тебе жребий, как о муже Анании и жене его Сапфире, которые продали все, чтобы положить к ногам апостолов. А когда убивают, говорят: «Вот как сильны мы и Дух Наш Святый!» И каждый раз, когда убивают, смерть человека считают знамением и чудом. Страх человека – награда им. «Ты солгал не человеку, а Богу!» – говорят они.