Читать книгу: «Наконец-то в доме газ. А у вас?»

Пролог. В лес я больше ни ногой

Моя лютая неприязнь к лесу началась лет с девятнадцати. Знаете, существует такой афоризм: «кто в армии служил, тот в цирке не смеется»? Я его перефразировала: «кто в „Лесопилке“ учился, тот в лес больше ни ногой». Будучи студентами, мы давали ВУЗам короткие и ёмкие прозвища: Институт текстильной промышленности называли «Тряпочки», Институт культуры – «Кулёк», Первый медицинский – «Пипетка». Моей Альма-матер была Ленинградская лесотехническая академия – «Лесопилка».

Во времена нашего студенчества преподаватели «горели» своим делом. А когда человек кайфует от того, чем занимается, то невольно заражает этим и окружающих. Поэтому в «Лесопилке» учиться было интересно даже тем, кто не планировал связывать свою жизнь с лесом. Осенью, зимой и весной теоретическую часть лесных наук мы с энтузиазмом постигали в гулких стенах исторических аудиторий главного з

дания, возведенного в 1840 году. А летом нас, воодушевленных теорией, вывозили на практику, как говорится, «в поля», в нашем случае – «в леса». До сих пор помню профессора энтомологии (наука о букашках). Высоченного худощавого старика, похожего на Паганеля из фильма «Дети капитана Гранта», и его эмоции, когда он склонялся над очередной сикарахой:

– Вы только посмотрите ка-ка-я прелееесть!!! Какие максиллы и мандибулы!! Видите какой хитин?! Не-про-ши-ба-е-мый!

Максиллы и мандибулы – это нижние и верхние челюсти той самой букахи. Ну а хитин – «броня» – то, чем покрыта ее тушка.

Эти эмоции не могли оставить нас равнодушными. Мы окружали место события, заглядывали через головы друг друга, чтобы рассмотреть объект исследования и… отскакивали в сторону от увиденного. Вид какой-то сколопендры с близкого расстояния – такое себе удовольствие. Но это все равно было интересно. Тем более что каждый членистоногий экземпляр сопровождался историями, привезенными профессором из экспедиций.

Как я уже говорила, зимой мы учились в городе, а летом нас «загоняли» на практику в лес. Именно это стало причиной моей многолетней ненависти к местам скопления высоких деревьев. Даже после окончания ВУЗа предложение сходить за грибами вызывало у меня не радостное предвкушение от общения с природой, а нервный тик. Спросите, почему? Ведь лес – это прекрасно. Берёзки, ёлочки, цветочки на полянке. Романтика.

Рассказываю.

Практика обычно проходила километрах в пятидесяти от города, в окрестностях поселка Лисино. И как сказал преподаватель по лесной таксации (наука об учете лесных ресурсов):

– Товарищи студенты, нам очень повезло! Состав леса в этих краях характерен для типичной тайги.

Мы не очень понимали, в чем наше везение, видимо в разнообразии флоры и фауны, преподавателю виднее. И вот приехали мы на практику в самый первый раз. С веселым гомоном, надеждами и ящиком домашнего вина, которое привез от родителей наш одногруппник Лёха, заселились в общагу местного лесного техникума. Это была двухэтажная, чуть покосившаяся деревянная постройка. В комнате – по двадцать человек. Удобства… нет, не на этаже. Удобства во дворе. А на вопрос «где можно помыться?» комендант махнул в сторону речки. На нашем курсе учились в основном ребята, чьи родители были плотно связаны с лесным хозяйством. Им было не привыкать к жизни на природе. Нас, городских, было всего четыре девочки—припевочки, вооруженных лозунгом «в жизни надо попробовать всё», и мы смогли бы воспринять практику как некое приключение, если бы не одно «но».

Насекомые.

Глава первая. Комары

Как вы помните, окрестности Лисино сродни типичным таежным лесам. Здесь обитали не те городские комары, которые прежде чем присесть на тебя, два часа прицеливаются. Соотношение того, что ты окажешься проворнее городского комара, примерно десять к одному. 99% из них погибают еще на подлёте, а остальные штабелями валятся в обморок при виде фумигатора. В Лисино обитали другие комары.

Комары—людоеды,

комары—вампиры,

комары—исчадия ада.

Во-первых, они крупнее городских собратьев раза в два. Видно, что росли на хорошем питании: лоси, кабаны, косули составляли их ежедневный рацион. А во-вторых, они не прицеливались к добыче, то есть к нам. Они атаковали на бреющем полёте и, казалось, не кусали, а бурили скважины в наших нежных молодых телах.

Каждое практическое занятие коварные преподы заводили нас в лес и перед тем, как отправить выполнять задание, долго и нудно объясняли его суть. Я не понимала, почему нельзя теоретическую часть проводить «на берегу», то есть в помещении техникума. Там хотя бы марля на окнах (москитных сеток в те стародавние времена еще не изобрели). И получалось, что когда тридцать пышущих здоровьем и наполненных горячей кровью студентов начинали кучковаться под кронами столетних елей, там уже ждала ОРДА. Пока мы внимательно слушали преподавателя, из глубины чащи нарастал зловещий гул. Возможно, это вожак стаи монстров с иголкой от шприца вместо носа на подлёте орал:

– На абордааааажжжжж!

И звенящая туча пикировала на едва прикрытые кепками и панамками головы. Веточки для отгона комаров выглядели детской забавой, а репелленты работали по неправильной схеме: если пахнет «антикомарином», значит, где-то близко их любимое «блюдо» – люди.

Вечером в общаге мы зализывали раны и пытались понять, откуда комары так быстро узнают, что именно на этой поляне сегодня планируется «фуршет». Видимо существует некая комариная разведка, когда комар—разведчик, сидя на окне в учительской, подслушивает информацию о практике и доносит ее до комара—предводителя. После этого картина «Утро в лесу» приобретала зловещий оттенок.