Читать книгу: «Хуадад-Сьюрэс», страница 20

– А тридцать восьмая Эпоха привела тебя в мой дворец, не отвечающий твоему утонченному вкусу.

О, этот год! Начавшись, как полагается, с седьмого весеннего месяца, он сразу встретил учителя заявлением господина Ганжо-дэо, что его дочери вполне хватит полученного образования. Как назло – хотя чего еще ожидать от последнего года Эпохи, – с работой после увольнения крайне не везло, и к лету ему пришлось отказаться от приличной комнаты, перебраться сюда и выживать, как придется. Его трижды грабили в этих местах!

– Но постой-ка! В седьмой летний тебя никто не попытался прикончить. А в восьмой ты и вовсе снискал расположения у господина Летана-акве. А вот уже и седьмой осенний подходит к концу, и как же он портит тебе жизнь напоследок? – Кетоций указал пальцем на валяющуюся поклажу. – Получай! Теперь придется походить по комнатам и поспрашивать веревку для багажа. Или подкинуть монет извозчику за помощь в погрузке. Ужас!

– Ой, ну хватит уже! – Берко кинул в друга ручкой от чемодана. Она ударилась о торчащую из горловины ключицу и упала на раскрытую книгу. – Ты просто слеп! Все происходит по воле Богов, и они следят, чтобы каждое посланное испытание человеку было по силам преодолеть. И ежели последний сын Брутана разыгрывается не на шутку, они осаживают его и запрещают издеваться над теми, кто вынес достаточно. Не забывают Боги и о награде для достойно справившихся с испытаниями. Как ты верно заметил, не будь этих жутких событий, я бы не получил работу у Летана-акве. Ох, видел бы ты его библиотеку! И он разрешил мне брать книги! Еще немного, и я осмелюсь заговорить с ним о моем труде, и быть может… – ударился в мечтания учитель.

– Я же не ставлю под сомнение планы Великих. Я утверждаю, что Боги не зависят от наших дат. В любом году, месяце, даже дне, можно в равной степени найти что-то хорошее и что-то плохое, – устало сказал Кетоций, а потом едко добавил: – И это ты-то, жуткий нытик, достойно принимаешь испытания?

– Да. Найти можно и хорошее, и плохое, – проигнорировал последнее замечание Берко. – Но Великим приходится учитывать множество факторов. И младший полубог – один из самых трудно прогнозируемых. А он, как и Всесильные, слышит, когда смертные зовут его по имени. Согласно известным тебе трудам о человеческом мышлении, очень многие вещи делаются неосознанно и зависят от посторонних знаков. Получается, когда ты везде видишь семерку, то намного чаще поминаешь, пусть и невольно, седьмого сына Черного Волка. Ты сам можешь этого не заметить, но полубог-то обратит на тебя свой разноглазый взор. Не вижу ничего неправильного в том, чтобы опасаться семерок. А отрицать их влияние на жизнь – просто глупо. Нужно быть готовым к чему-то плохому, тогда у тебя больше шансов справиться с трудностью.

– Или ты примешь за трудность то, что ею вовсе не является.

Берко хотел возразить, но запнулся, почувствовав сдавивший горло ком. Конечно, он не покидает город и сможет часто видеться с Кетоцием – как это происходило до их совместного проживания. Более того, скоро он закажет новые устройства и будет делиться с интеллектуальным другом свежими результатами исследований. Но, видят Боги, ему будет ужасно не хватать еженощных бесед, рассуждений и споров под гулкий храп Обэ.

14

У Бенэрикта Тьера было два кафтана. Один грязно-серый с зеленовато-желтой тесьмой, нашитым гербом и крепящейся к высокому воротнику резной металлической пластиной, выдающей в носящем наряд человеке старшего следователя. Из-за жесткой кожаной подкладки летом в кафтане было очень жарко, но, возможно, именно она не дала ножу войти в плоть смертельно глубоко. Возможно, все три раза. Довольно грубые швы напоминали о каждой из этих поножовщин. В целом наряд выглядел потрепанным и явно нуждался в услугах прачки.

Второй – темно-коричневый и несколько старомодный, с обилием пуговиц и расширением по бокам – надевался, когда было необходимо сокрыть должность, что чаще всего заканчивалось не очень хорошо. Следователь только сейчас, рассматривая швы и заплатки, понял, что в своей «нерабочей» одежде пережил на порядок больше драк. Еще он впервые подумал, что его кафтаны не просто скромны, но даже убоги.

Был у Бенэрикта еще старый военный дублет, но он сейчас не был разложен на полу мансарды для нервного разглядывания: этот вариант следователь отмел сразу. А ведь все так хорошо начиналось!

С Сенкой они совершенно случайно пересеклись вчера утром у столь любимой писчицей пекарни. Следователь «невзначай» ошивался на этой улице с десятого темного по четвертый светлый час уже шестой день подряд. В беседе, которую Бенэрикт хотел бы видеть непринужденной, а не неловкой, женщина обмолвилась, что в парке, в огороженном ботаническом саду, расцвели золотые орехи – деревья с серебристой корой, растущие в горах на крайнем севере и распускающие желтые цветы во второй половине осени. Сказала, что зрелище просто невероятное и что она каждый год смотрит на эту красоту. А он взял и брякнул, что никогда этого не видел, да и вообще никогда не гулял по парку Хуадад-Сьюрэс.

Это было не совсем правдой. В начале службы ему не раз доводилось вязать в парке улыбчивых торговцев лазурью. Можно подумать, для этого нужен следователь! Но тогдашний судья верил, что какой-нибудь из этих медленно умирающих безумцев однажды проболтается об изготовителе отравы, и боялся, что простые стражники пропустят важную информацию в потоке бессвязного бреда. Но по собственной воле Бенэрикт действительно никогда не гулял по парку, не находя в праздном глазении ничего приятного.

Хмурое лицо следователя потеплело: он вспомнил хитро блеснувшие глаза и шутливо-оскорбленный тон, с которым Сенка спросила, знает ли он, что этот парк входит в пятерку самых красивых мест Берии? Потом, не ожидая ответа, писчица потребовала, чтобы Бенэрикт сопровождал ее на прогулке в ботаническом саду. Разумеется, мужчина согласился. И вот, уже собираясь выходить к назначенному времени – на самом деле чуть раньше, чтобы успеть побриться, – он ни с того ни с сего подумал, что его одежда совсем не подходит для променада с дамой. Свет, вызванный милым сердцу образом, потух, и лицо Бенэрикта стало почти что страшным, он с ненавистью уставился на свои потрепанные кафтаны.

Следователь несколько раз прошелся туда-сюда по своей скромной обители, привычно наклоняя голову, чтобы избегать низких балок. Потолки были явно не для человека его роста, но, когда он въезжал, выбирать не приходилось. Да и, по большому счету, он здесь только спал и уж точно обычно не метался, пытаясь поймать разбегающиеся мысли и борясь с накатывающими приступами тошноты.

«А если купить новую одежду?» Случись эта желанная, но пугающая прогулка двумя месяцами раньше, Бенэрикт с горькой усмешкой отверг бы подобную идею: он не для того откладывал деньги, чтобы тратиться на тряпки. Да он бы и вовсе не посмел встречаться с Сенкой, если бы все было как прежде. Но его текущий заработок делал многое возможным. Следователь хорошо помнил, как впечатлился окладом и, принимая бумагу от дворской, попросил передать мину, что это очень щедрое месячное жалование за то немногое, что он делает. Очень хорошо помнил, как пересохло во рту, когда женщина сказала, что это плата за декаду.

Уже собираясь полезть за спрятанной шкатулкой, застыл. И о чем он только думал? Где он найдет готовое платье на свою тушу? И кто ему подгонит наряд за столь короткое время? «Бесполезно. Может, просто не пойти? А потом извиниться, сказать, что помешала работа. Лучше в записке».

И тут взгляд охваченного паникой Бенэрикта упал на покрытый пылью дорожный сундук. Часть вещей, которые он перевез после учебы, так никогда и не понадобились: награды, книги, кафтан. Резко откинул крышку: какая-то дешевая символическая медаль, кубок, пояс – и вот он! Аккуратный черный кафтан, лишь пару раз ношенный, заказанный к выпуску. «Если срезать ученические знаки, то будет более чем пристойно. Скромно, конечно, но пристойно».

Кое-как просунул руки в рукава: наряд сдавил плечи и ножом врезался в подмышки, а при попытке застегнуться ткань натужно заскрипела. «Немного неудобно, но выглядит он лучше тех. Очень даже хорошо выглядит. А что до рук, то можно и потерпеть».

Довольный Бенэрикт нагнулся за своими обычными кафтанами и новый-старый с треском лопнул на спине… Следователю понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя после последовавшей вспышки ярости. Постепенно справляясь с внутренним сопротивлением, он медленно опустил поднятый над головой стул и чуть позже смог разжать пальцы. Убрал руки от сидения, выпрямился. Глубоко вдохнул и с шумом выдохнул. Как он перевернул комод, мужчина не помнил.

Из-под пола раздался тихий стук, предположительно черенком метлы, за которым последовал приглушенный голос женщины:

– Бенэрикт! Что за грохот?! У вас все в порядке?!

– В полном, Зое! Не беспокойтесь, любезная! – крикнул следователь, стягивая с себя кафтан по частям.

Следователь подошел к комоду и поставил его на ножки. Разумеется, все не могло обойтись без проблем, и два ящика выпали, осыпав пол бумагами. Из центра города донесся бой часов, и Бенэрикт, махнув рукой на все, поднял рабочую форму с пола, случайно наступив на повседневную, и вышел за дверь, оставив все как есть.

В опустевшей комнате комод щерился черными провалами, чьи-то доносы, письма, приказы и описания, обычно лежащие ровными стопками, лоскутным ковриком с какими-то пригорками покрывали пол и темно-коричневый кафтан с отпечатком сапога. Поднятая пыль какое-то время витала, блестя на свету, но вскоре осела. Помещение застыло без своего жильца, и только медленно-медленно двигались тени, постепенно обходя предметы, удлиняясь и собираясь сумраком в углах.

Бенэрикт вернулся, когда уже было совсем темно. Зажег свечу, благодушно посмотрел на беспорядок и, впихнув ящики на полагающиеся им места, принялся сгребать бумаги. Брал не стопками, а охапками, не глядя запихивал в комод и иногда замирал, ощущая отголоски нежнейших духов, оставшихся на его потрепанной одежде. Следователь широко улыбался, чувствуя себя дураком. Самым счастливым дураком на свете.

15

– Какой у тебя милый дом, Летан-акве! Я представлял себе нечто подобное, – едва лишь завидев мина, начал длинноволосый мужчина в свойственной ему манере – игнорируя какие-либо фразы или жесты приветствия. – Эх, подумать только, как предметы, которыми мы себя окружаем, отражают нашу суть.

Он говорил по-берийски практически без акцента.

– Харум-фиро. Я очень рад, что ты приехал!

Летан спускался навстречу гостю так спешно, что лестница впервые показалась ему крутой. Он до конца не верил, что магистр огня откликнется на его корнеграмму.

– Шутишь? Если стий – особенно такой, как ты, – обратился к сети корней, то дело действительно из ряда вон выходящее.

Магистру огня в целом было свойственно несколько тянуть гласные – речь Эл-литянской Империи очень певучая, – но для правильного формулирования мыслей на чужом языке Харум произносил слова еще и довольно медленно. Так, верно, звучал бы жирный кот, пригревшийся на солнце, умей он говорить.

– Конечно, я не смог бросить все свои дела сразу: Пенторэс, в конце концов, – продолжил гость и тихо, со вздохом, добавил: – Можно подумать, первого взгляда недостаточно, чтоб понять, кто из этих бездарей на что способен… Так или иначе, – стий огня обнажил ровные белые зубы, – мое любопытство и твоя немногословность освободили меня от двух декад этой муки. Поэтому, зачем бы ты меня ни вызвал, я, пожалуй, уже тебе благодарен.

За спиной у магистра огня появились двое слуг, несущих явно тяжелый дорожный сундук.

– Ты не пожалеешь, – улыбнулся стий воды несколько надменно. – Тебе помогут расположиться. Если что понадобится, обращайся к моим людям. Я велю подавать обед, как только отдохнешь и…

Харум звучно стукнул тростью по полу, перебив хозяина дома. Он сразу понял, насколько жест получился грубым, ведь сейчас он был гостем на чужой земле: улыбка стала виноватой, а голос приторным.

– Нижайше прошу прощения, мин Летан-акве. Но, со всем уважением, я в первую очередь нуждаюсь в удовлетворении любопытства, которое нещадно пожирало меня все это время.

– В таком случае мне придется оставить тебя на несколько минут. – Летан повернулся к ожидавшим распоряжений слугам, имен которых не помнил: – Ты! Проводи магистра Харума-фиро в белый зал. А ты – подай нам «Вардэнье» четыреста первой Эпохи. Начинайте накрывать на стол и приготовьте господину комнату. Енка и вот, ты, – он поманил девку, выглядывающую из-за спины дворской, – подойдите.

– «Вардэнье» тридцать девятой Эпохи Золотого Медведя? Боги, Летан-акве. Я, конечно, собирался поныть о нелегкой дороге, но все было не настолько плохо, чтобы тратить на мое ублажение такой нектар, – покачал головой Харум и, проследив за рукой согнувшегося в поклоне коридорного, едва заметно вздохнул перед подъемом на лестницу. Наряд в пол скрывал его увечье, а штурм ступеней выглядел не настолько мучительным, насколько об этом говорил ускорившийся ток крови.

Смотрящий в спину сокурснику мин ругал себя за выбор белого зала. Почему он не предложил коралловый, находящийся на первом этаже? «Из-за открывающегося вида, разумеется», – ответил он сам себе в ту же секунду и перевел свое внимание на слуг, но от внутреннего смущения так и не избавился.

Летан достал из нагрудного кармана маленький замысловатый ключ и протянул его служанке. Та непонимающе уставилась на предложенную вещь.

– В моем столе откроешь нижний ящик, – сказал мин негромко, так, чтобы гость его не услышал. Глаза девки расширились, ведь ей приказывали отворить одно из самых запретных мест в доме. – Там, под бумагами, лежит кинжал. Принесешь его мне в белый зал через десять минут, поняла?

Та кивнула и, неуверенно взяв ключ, крепко сжала его в кулаке и притянула к груди. Она была небольшого роста и хрупкой комплекции, но всем видом показывала, что, напади на нее десять головорезов, она скорее умрет, чем отдаст ключ.

– Господин, может, позволите мне? – неуверенно спросила Енка, единственная в доме, кому было дозволено приближаться к его рабочему столу.

– Чем тебя занять, я знаю, – ответил мин ровно с тем количеством стали в голосе, чтобы дворская практически почувствовала лезвие, терзающее ее плоть. Вновь обратился к девке, чьего имени не помнил: – Если все поняла, иди.

Проводив взглядом семенящую прочь фигурку и отметив, что гость одолел лестницу, повернулся к Енке:

– Где мальчишка?

– У него сейчас свободное время и… – Дворская побледнела под его взглядом, но зато сразу перестала мямлить. – Минут двадцать назад они с конюхом метали подковы.

Летан улыбнулся, чем явно шокировал Енку, но та не подала виду. Человек бы и не заметил ее замешательства. Поэтому мин высоко ценил свою дворскую.

– Приведи его на задний двор, чтобы было видно из окон белого зала. Скажи, будто я обмолвился, что скоро начну его обучать. Потребуй, чтобы он показал тебе свое мастерство.

– Но… я же ничего в этом не смыслю, господин.

– Но ты же хочешь, чтобы твой господин остался доволен?

Енка с поклоном удалилась, а Летан, закончив с этими небольшими приготовлениями, смог присоединиться к магистру огня.

Какое-то время они сидели в молчании, вкушая одно из самых лучших вин. У Летана-акве был праздник, состоявшийся благодаря прибытию магистра огня. Сам Харум-фиро об этом и не догадывался.

– Итак, в честь чего это? – Стий огня поймал солнце в свой бокал и рассматривал, как в розоватой жидкости играют золотые блики.

– Сейчас поймешь. – Стию воды было все сложнее сдерживать улыбку.

– Ну, если оно отравлено, то о лучшем последнем напитке и мечтать нельзя, – отметил гость голосом, по которому было не понятно, шутит ли он.

Не успел хозяин дома ответить на остроту магистра огня, как возникло это. Джорри начал заклинать огонь.

Летан с удовольствием смотрел, как вытягивается лицо его гостя, как расширяются глаза, приоткрывается рот, а дыхание становится заметно частым. Мин невольно поблагодарил Богов, что сам впервые почувствовал силу мальчишки без свидетелей. Интересно, он выглядел также нелепо?

– Кто это? – Харум кинулся к окну, забыв о ноге. Если бы не подхвативший его Летан, он бы растянулся на полу. Без слова благодарности, смущения или злости на свое увечье, стий огня не без помощи доковылял до окна и, почти что повиснув на подоконнике, прильнул к стеклу.

Пока гость переваривал чувство, Летан, стоя рядом, практически без интереса поглядывал, что вытворяет Джорри, сосредоточив куда больше своего внимания на мимике Харума-фиро. Спустя примерно минуту его гость кое-как собрался, выпрямился, поправил волосы и спросил сдавленным голосом:

– Кто это? Почему я его не знаю?

– Джорри Вирон. Ранее Джорри Ухарта. Недавно получивший вольную крестьянин из загибающейся деревеньки на девять дворов с самого юга Берии.

– Ты не шутишь, – не то спросил, не то утвердил магистр огня. Он не отрывал глаз от представления, что устраивал мальчишка, которое не шло ни в какое сравнение с ощущением, источником которого он являлся.

– По линии матери, насколько известно, род самый низкий. По отцу – тоже. Единственное, за что интересное можно зацепиться, – прапрадед был эл-литянином. Когда вы помогали нам подмять остатки Тередии, ваши солдаты много нам узкоглазых детей оставили. Я свечку не держал, но стиев в тех краях не было. Хотя, даже если б кто и был, сейчас это бы уже не играло никакой роли. Джорри – последний из восьми детей. Ни у братьев, ни у сестер, ни у родителей, ни у дедов и бабок не было никаких эпизодов, указывающих хоть на малейшее умение заклинать огонь или другую материю.

– Ты уверен в этом? Я встречал разных в Академии: и стиев, и людей… Я занимаюсь этой работой уже долгое время… И я никогда не видел ничего настолько странного и столь своеобразного. Это все так ненормально! Посмотри же сам! Он же… он… – Магистр огня так и не смог подобрать слово.

Харум явно пребывал в глубоком потрясении, и ему было трудно сообразить, что Летану ощущаемое не ново. Мин терпеливо ответил на вопрос, с которого его гость начал путаную речь, хотя не был уверен, помнит ли тот, что задал его.

– Все, что было мной сказано, выяснял либо я сам, либо мой человек, коему у меня нет причин не доверять и в чьей сообразительности я не сомневаюсь.

– Раз ты так говоришь… – Харум затряс головой. – Но больно это эф’фе-енсо!

С его родного языка это переводилось как «странно». В цензурированном варианте.

– Я нашел его случайно. Почувствовал.

– Он наполненный, Летан. Буквально до краев бурлит силой, – зачем-то выдал его гость очевидное. Стий воды уже догадался, что из-за единого начала силы переживания стия огня были несравненно глубже, чем у него. Возможно, если бы мальчишка прекратил играть с пламенем, Харум смог бы наконец собраться. Подтверждая догадку мина, магистр растерянно пробормотал сам себе: – Но почему же он выглядит как типичный тередиец?

– Потому что он человек, Харум. Он ее не слышит – я проверял. Но она его слышит. Тут случилось ему разругаться с дворской, жутко разозлиться – и свечи можно было даже не зажигать: на глазах во всем доме плавились. И он, – Летан дружелюбно улыбнулся, – похож на тебя. На вас. Манеры, черты, желание лезть на рожон, долго добиваться любой вбившейся в голову чепухи, а по достижении – полностью потерять к ней интерес. И этот ваш странный юмор. Хотя у него он еще не отшлифован. А его интеллектуальные данные никак не могли быть унаследованы от крестьянской семьи: он сообразителен, у него превосходная память, конечно он ленив и неорганизован, но это не отменяет вышесказанного.

– Воистину прекрасное создание. – Харум все же смог повернуть лицо к собеседнику. Он наконец-то собрался, вернув своему облику если не привычное ленивое пренебрежение, то сосредоточенную невозмутимость. – Внешность смущает, но ты уверен, что он просто человек? Я бы не удивился, если бы здесь оказался замешан Ларс и его неумение оставаться в штанах долгое время. Но я готов поставить половину своего состояния, что этот сопляк сильнее Ларса! Он наверняка из первого поколения полукровок. Может, он умеет слушать, но не знает, как тебе объяснить, что чувствует? Или, например, не хочет?

– А ты знаешь фиро, часть силы которого могла бы быть такой? В голову приходит только Весив-фиро си Гинко, но, насколько мне известно, он все еще живет в затворничестве. Да и стар он. Не смог бы. Даже двадцать лет назад уже б не смог.

Какое-то время они молчали.

– Может, он сын или внук Кразера-фиро? Может, тот не был убит, а сейчас лишь скрывается? Врагов-то у него было предостаточно. Поэтому мальчишка и был подброшен в такое место.

Летан вздохнул. Об этом он тоже думал.

– Даже если предположить, что его отец Кразер, то кто должна быть мать? Части его сил тоже не хватило бы. А наполненных дам обычно не упускают из виду месяцев на шесть. И почему тогда Ухарта? В Берии, на границе с Маланией. Да и… Есть один момент, о которым ты еще не знаешь. Похож он на всех своих братьев и сестер. Слишком похож, чтобы не быть рожденным в Ухарте от крестьянки.

Повисла тишина. Действо внизу приняло интересный оборот, когда огонь перекинулся на деревья, мальчишка перестал справляться, а прислуга кинулась таскать воду. Но два стия были слишком поглощены размышлениями, чтобы как-то оценить разыгравшееся представление.

В зал бесшумно вошла девка и мелкими шажками едва ли не подбежала к Летану, протягивая ему ключ и сверток. Взял предметы, а служанку прогнал кивком. Наивно полагающий, что вопросов на сегодня уже достаточно, Харум не обратил на прислугу никакого внимания.

– Итак, ты ведешь к тому, – начал стий огня с неожиданным раздражением, – что отродья Брутана просто взяли, собрали по гнездам сиренек столько капель силы, что хватило бы на полноценного стия, и наградили ею какого-то крестьянского ребенка? Что за шутка Богов?

– Вот это – шутка Богов. – Летан протянул Харуму кинжал.

И вновь мин понадеялся, что, когда ему подали это оружие, его лицо выглядело не так нелепо.

– Это было у мальчишки. Сказал, что подарок хорошего друга. Больше ничего об этом друге не сказал. Лишь то, что секреты этого человека он ценит выше собственных.

Разумеется, когда Летан поднял этот вопрос спустя пару дней, данных Джорри на адаптацию, он не мог удовлетвориться подобным ответом. Сразу же попытался надавить на мальчишку, и тот чуть ли не со слезами признался, что успел снять нож с покойника, которого забили в Стэржеме. В Перепутьях на тела всегда накидывались, словно воронье, – мин это знал. Как знал и то, что, делая это «признание», мальчишка впервые ему солгал. Тем не менее он сделал вид, что «правда» его устроила, планируя вернуться к теме позже – может, через год, – когда Джорри уже окончательно обживется и если и не начнет верить своему благодетелю, то хотя бы будет в полной мере осознавать, чего может лишиться.

– Ты сказал, что доверяешь своему слуге, который все разнюхал. Но посмотри мне в глаза и скажи, что ты абсолютно уверен, что мальчишку не подбросили. Имея на руках это! – Он взмахнул кинжалом перед лицом Летана. – Хотя это все равно та еще загадка…

– Я ни в чем не уверен, Харум. Но, мне кажется, мы уже затронули маловероятность этой темы, – ответил Летан несколько холоднее, чем хотел.

Они снова помолчали прежде, чем мин нарушил тишину:

– Не мне тебе рассказывать про сплетни и длинные языки. Про то, что ты можешь не знать лично и ни разу не видеть человека, но быть в курсе всей его жизни.

Харум посмотрел на него с усталой улыбкой, в которой Летан прочитал сожаление о невозможности убедить стия воды излагать мысль короче. Он продолжил:

– Ухарта – деревушка крошечная, и за семьей Джорри всегда наблюдали пристально, потому что было на что посмотреть. От этих людей ничего бы не ускользнуло. Информация, которую удалось собрать на месте, не противоречит словам мальчишки…

– Ах, как же! – картинно взмахнул руками стий огня, перебив мина. – А твой человек – мастер развязывать языки, да и еще из тех, кого так просто не проведешь! А где не помогало убеждение или угрозы, всегда срабатывало золото!

Перестав кривляться, Харум глубокомысленно заметил:

– Но в то же время маленькие поселения, как никакие другие, умеют хранить свои тайны.

– Я думал о его происхождении достаточно долго, Харум. Уж продолжительнее четверти часа. И если тебе легче верить, что он невероятно удачное и редкое первое смешанное поколение от почти двухсотлетнего старика-затворника, или мертвого тирана, или кого-то из рода, о котором уже сотню лет ничего не слышно, то мне легче думать, что это замысел Богов, их эксперимент, я не знаю. Попытка возродить нас в первозданном виде. – Он помолчал. – Нас осталось совсем мало, а люди ведут этот мир к уничтожению.

– А ты все о том же… – притворно вздохнул стий огня и положил Летану руку на плечо. Глядя в глаза, он сказал: – Отдай его мне. В нем сила, тебе чуждая. Ты никогда не вытащишь из него все, что он может.

– Хочешь привязать его к себе? А потом еще женить на своей младшей дочери, за неимением у нее чистокровных кандидатов и ради эксперимента, дабы посмотреть, кто из нас прав? Не знаю, – Летан скрестил руки на груди, – какая мне с этого выгода?

Верхняя губа Харума дернулась в оскале, а глаза зло сверкнули. Конечно, он ожидал от мина бескорыстного благородства, а Летан, само собой, считал себя весьма благородным. Но не безрассудным. А раз уж Боги распорядились свести Джорри именно с ним, то было бы безрассудно не воспользоваться этим.

– Мы с тобой и мальчишкой едем в Академию. Я клянусь тебе, что сделаю все возможное, чтобы ты стал следующим магистром воды, – медленно произнес магистр огня после явной внутренней борьбы.

«Кто бы сомневался, что тебе это по силам».

– Не пойдет.

– Почему?! – выкрикнул Харум.

– Не распаляйся, стий огня. Просто подумай. Ты собрался притащить его в Академию после Пенторэс, нарушая правила.

– Совет поймет, как только они его увидят. А в первые несколько месяцев все равно нет ничего интересного, кроме углубления навыков высшей речи. Иначе б приехал я к тебе?

– А теперь подумай еще раз.

Когда-то они были близкими друзьями. Поэтому, прежде чем на лицо магистра огня лег свет понимания, он назвал Летана высокомерным сукиным сыном.

– Ты не о совете беспокоишься. А о студентах.

– Мальчишка даже берийскую полнопись не знает. И видел бы ты, какой восторг у него вызвал «целый мешок» сахара в моей кладовой. А ты хочешь отправить его в место, где учатся будущие Правители, князья, герцоги, принцы и где уже меньше чем через год все разговоры будут вестись на сложнейшем языке мира. Да еще и швырнуть его во все это на особых правах. Он ребенок, Харум. Его сломают так, что не починишь.

Предугадав, что собирается сказать магистр огня, стий воды перебил его:

– В свой дворец ты его тоже не отправишь. – Эл-литянин тут же закрыл приоткрывшийся для отвергнутого предложения рот. – Во-первых, из выросшего в южной деревне сопляка и так не просто сделать что-то пристойное, а ты хочешь, чтобы он еще и адаптировался к другой стране, языку и обычаям – слишком много времени будет потрачено. Во-вторых, как я уже говорил, он похож на вас своей увлеченной горячечностью – за ним надо приглядывать, а какой бы ответственной ни была твоя прислуга и исполнительной жена, без пристального надзора хозяина владений его блажью никто не будет заниматься достаточно усердно. Мы поступим следующим образом. Я оставлю мальчика при себе до следующего Пенторэс. Постараюсь вбить в него хоть какие-то приличия и умения и прослежу, чтобы он не делал глупостей, особенно относительно женщин, чтобы наш с тобой эксперимент был чистым. С ним уже работают несколько учителей: все очень разные по происхождению и характеру. Мне интересно посмотреть, как он будет с ними взаимодействовать и дальше. Позже я займусь развитием его дара и начну выгуливать в свете.

Харум едва слышно пробормотал что-то на эл-литянском. Летан догадывался, что это было нечто не очень лестное.

– Ты в это время будешь аккуратно выполнять свою часть договора. Плавно, Харум, готовить почву. Его выступление на вступительных испытаниях лишь подтвердит твои слова о моем педагогическом таланте, а на сказанное не совсем серьезно предложение остаться я дам согласие. Как только станет очевидным, что кресло магистра воды мое, мальчишка станет твоим.

Стий огня шумно втянул воздух.

– Раз ты уже сам все решил, то будь по-твоему. Платить за него хоть сам будешь?

– Да, – ответил Летан, невольно усмехнувшись.

– Что еще?

– Я солгал ему, что если он будет лучшим среди представителей заклинателей огня, то сможет учиться бесплатно.

Быстро все поняв, Харум хмыкнул:

– А паренек не промах, да? Гордый, своенравный, умный, похожий на нас. Знай он свою истинную цену – тебе пришлось бы нелегко. Возможно, ты прав. За таким надо наблюдать пристально. Проблем не боишься?

– Проблем? От сбежавшего крестьянина, который еще и не чист на руку? Который без каких-либо бумаг смог проникнуть в город в период усиленной охраны и обысков? Который в свой первый день в Хуадад-Сьюрэс устроил пожар и влез в местные преступные разборки? Который за первые пару декад уже влюбил в себя всю мою прислугу? Боюсь проблем? Нет, Харум. Я с большим любопытством их жду.