Читать книгу: «Дело Теней», страница 4

Глава 4

Кристина с первого дня полюбила Академию: за разноцветные витражные окна, через которые преломляются солнечные лучи; за просторные аудитории, в которых пахнет то солью, то землёй, то углями в костре, а с ладоней магов срываются почти видимые заклинания; за сосны, что вздымаются за воротами старых стен; за уютные комнатки общежития.

А ещё за озёра. Дорога от ворот, укутанная спокойствием сосен, выходит прямо на пляж залива Москвы-реки и к сети озёр Серебряного Бора. Кристина верит, что вся зелёная территория Строгинской поймы когда-то была зачарована магами, как ещё объяснить, что в получасе от метро находится такая истинно зелёная зона, созданная для стихийников?

И как же красива гладь воды под светом луны! И в отсветах большого города.

До пляжа идти всего десять минут, и, как говорит Ада, которая души не чает в истории, это всё ещё территория Академии – часть пляжа отгорожена высоким каменным забором. Вот только Ада не понимает, почему Кристина даже в холодном сентябре ускользает из тепла и уюта ламп с живым огнём для того, чтобы поплавать. Кристина объясняла ещё в прошлом году: они с детства с семьёй купались если не круглый год, то осенью точно. Мама собирала корзину для пикника, заваривала крепкий сладкий чай и обязательно брала много тёплой одежды. Лиза с визгом врывалась в воду – казалось, от одного только упрямства, потому что быстро мёрзла и вылезала обратно. А Кристина со временем привыкла часто-часто двигаться и плескалась целый час или даже больше, пока её с берега не начинали звать. Отец к тому времени уже разводил костёр и нанизывал сосиски на шампуры.

Теперь, когда мамы нет, Кристина плавает в озере, чтобы помнить те дни – и её тёплую улыбку, и дрожащую от холода сестру в пушистом огромном пледе, и веселье отца, когда он, обжигаясь, снимал поджаренные до корочки сосиски. Дни, полные умиротворения и счастья – не считать же за беду перепалки с сестрой за последний кусочек консервированного ананаса!

Сегодня вечер хорош как никогда. Тихий, с прелым запахом осени и каким-то едва уловимым следом лета, будто оно забралось последними лучами солнца в эти дни и осветило их, обдав августовским теплом. К ночи, конечно, станет холоднее, и Кристина хочет успеть застать часы перед закатом – сегодня лекции закончились в три дня, их отпустили на практику. А вечер оказался свободным. Ада звала в рок-н-ролл бар, Лиза – в караоке, но Кристина мечтала побыть в одиночестве. Ведь можно назвать одиночеством то, когда твои мысли почти все заняты одним… мужчиной?

Кристина пристраивает рюкзачок в корнях сосны, похожих на домик лесной ведьмы, и первым делом снимает ботинки и шерстяные носки – они пригодятся потом, когда она вынырнет из холодной воды. А пока – заколоть волосы крабиком, подвернуть вельветовые брюки и отправиться к воде, чтобы коснуться её пальцами. Вечерний песок холодит ступни, но в рюкзаке припасён термос с чаем. Отчего-то сейчас даже нет тревоги, будто солнце, сосны и сам лес оберегают от любого зла, хотя Ада тревожилась и советовала остаться в Академии, под защитой печатей. Вода, конечно, прохладная – по ощущениям Кристины, кто-то бы и вовсе сказал, что ледяная. Любуясь на отражение солнца в зеркальной глади, она думает, не врут ли легенды, которые говорят, что раньше весь мир был населён духами стихий. Те жили в воде, в кронах деревьев, в камнях и приносили на своих крыльях ветер. А существовали ли тогда тени?

Она бы спросила у Кирилла Романовича… если бы не робела так.

Особенно после утренних прогулок. Каждое утро Кристина выезжала на велосипеде, одновременно надеясь на встречи и в то же время страшась их, а потом страшно смущалась, когда всё-таки видела сухощавую фигуру в чёрной толстовке и шортах. Часто Кирилл Романович бегал рядом, и Кристина каждый раз опасалась врезаться в дерево, если засмотрится на эти ловкие движения и рывки.

Но то утром. В лесу, где они оказывались наедине и редко говорили о тенях. Ей казалось, Кирилл Романович будто отдыхает на этих встречах, а ей не хотелось его беспокоить неуместными расспросами.

Когда ступни привыкают к воде, Кристина возвращается на берег и быстро стаскивает свитер и брюки, аккуратно развешивая их на корнях, выпирающих из земли. Пальцы касаются шероховатой коры, а хотелось бы коснуться тыльной стороны кисти Кирилла Романовича, но Кристина тут же гонит эти образы – ну что за глупость! Он ведь взрослый мужчина, преподаватель! И плевать, как сильно заходится её сердце, стоит услышать его голос, или как тянет задержаться в аудитории после лекций. Вряд ли ему интересна юная студентка, да ещё и далёкая от его жизни: от теней и сражений. Может, у него вообще уже появилась женщина, с которой он и проводит вечер.

Почему-то эта мысль жутко разозлила. Лиза, конечно, твердит, что сестра и вовсе не умеет злиться, но это не так. Если сестра выплёскивает эмоции сразу или обращает в движение, Кристина их смывает. Водой, ветром, купанием в озере.

Вздохнув поглубже, Кристина быстро-быстро идёт к воде – и дальше, не давая себе времени понять, как холодно телу, как оно покрывается гусиной кожей. Летят во все стороны брызги, и Кристина ныряет – по плечи – и плывёт, распугивая отражение солнца. Скрипят сосны в жёлто-оранжевом закатном небе. Кристина переворачивается на спину и на секунду раскидывает руки – и кажется, что она падает в этот вихрь красок, а от пальцев по воде расходятся маленькие волны, и магия трепещет на самых кончиках, мягкая, податливая, будто ластится.

Кристина закрывает глаза.

И на мгновение ей кажется, что вот-вот раздастся голос мамы, которая напомнит, что осенью вода холодная, а чай стынет.

Надо шевелиться, чтобы не замёрзнуть. Кристина переворачивается и не может удержаться от того, чтобы не взрезать воду брызгами и маленьким фонтанчиком – и озеро плещется и отзывается. Так кажется. Вода игрива, податлива, она очищает и омывает уставших путников, уносит дурные сны. Приходит в голову, что нужно сделать такую коллекцию кристаллов, которые будут скрывать её тайны, помогать снять усталость и беспокойство и переливаться на солнце.

Задумавшись, Кристина не сразу плывёт к берегу, а когда разворачивается в сторону сосны с корнями-домиком, то едва не вскрикивает от неожиданности: там высится тёмная фигура, и она не сразу узнаёт Кирилла Романовича – только когда он вскидывает руку в том же жесте, которым показывал, как можно поставить простой щит против теней. У Кристины тогда получилось, а он похвалил.

– Я не хотел пугать, – его голос чётко разносится над озером. – Ты в порядке?

Конечно, нет! Кристина даже не знает, кивнуть или что-то ответить? Как Кирилл Романович вообще здесь оказался? Что-то случилось? Тревога путает и сбивает окончательно, поэтому Кристина в молчании доплывает до места, где может коснуться илистого дна, и выпрямляется, прячась от пристального синего взгляда за толщей воды.

А Кирилл Романович подходит так близко к кромке, что носки ботинок почти касаются её.

– Ага, значит, в порядке. Ты что здесь делаешь?

– Купаюсь, – губы едва размыкаются, а ответ тут же кажется глупым. Может, от холода не будет видно, как щёки краснеют?

– Ага. Вода наверняка ледяная. Не мёрзнешь?

– Я привыкла. Я с детства люблю воду и плаваю до первого льда. Так повелось в нашей семье, мы часто так делали. Пикник у реки, даже в сентябре. – Кристина удивляется, почему так разговорилась, а ведь не стоило! Ну какое ему дело?

Но Кирилл Романович смотрит внимательно, а потом задумчиво обводит пустой берег взглядом, делает взмах рукой. С пальцев срываются искры, и вдруг приходит волна тепла – будто закутали в жар костра. Исчезает гусиная кожа, и пальцы перестают неметь. Хотя Кристина даже не думала, что те вообще немели.

– Так лучше? Если ты простудишься, то пропустишь мои лекции, а мне бы этого не хотелось.

Кристина не знает, куда себя девать от стыда; он садится на песок и достаёт из кармана пачку сигарет. Она не удивилась бы, достань он флягу с виски. Хотя сама предпочитает травяной сбор и шиповник. Но теперь, когда так тепло в воде, выходить совсем не хочется, но и стоять столбом как-то странно.

– А вы не хотите искупаться? – осторожно предлагает она.

– Я маг огня и земли. И не люблю воду.

– А плавать умеете?

– Да. – Кирилл Романович чуть щурится против солнца. – К тому же я ненадолго. Обхожу территорию Академии и проверяю печати. Ну, и теней ловлю. Их пока не попалось, зато нашёл озёрную деву.

– Где?

Он тычет сигаретой перед собой, и в голосе слышится веселье:

– Я о тебе.

Вот теперь она точно краснеет! Хочется нырнуть под воду и спрятаться на глубине, и, возможно, озёрные девы так и делали, высовывая только руку с мечом, но Кристина вместо этого подходит ближе к берегу, чтобы на самом деле оказаться чуть ближе – к нему. Глупо, да, но устоять невозможно.

И только когда вода опускается до бёдер, понимает, что на ней довольно откровенный купальник-бикини, а Кирилл Романович не сводит пристального взгляда.

– Впрочем, – он вдруг поднимается, – говорят, закаляться – полезно для здоровья.

Не выпуская сигарету из зубов, Кирилл быстро расшнуровывает ботинки, стягивает штаны и расстёгивает мундир с косым рядом пуговиц, за ним – рубашку. Наверное, нужно отвести взгляд и не пялиться вот так, но его движения завораживают. Высокий, худощавый, он невольно притягивает взгляд, а синие нити вен на руках словно подсвечены изнутри. Под правой ключицей виднеется шрам, на рёбрах слева, где бьётся сердце, чернеет след, будто от сажи. По плечам вьются вихри тьмы.

Кристина упускает тот момент, когда Кирилл Романович тушит сигарету об пачку и заходит в воду по щиколотку, но тут же морщится и хмурится, будто кот, которого заставляют мыться.

– Она и правда холодная. – Кристина сочувственно кивает.

– Это да. Но ещё и мокрая.

– Вы же в озере.

Хочется рассмеяться, и она отчаянно кусает губы, чтобы не смутить. Если это вообще возможно. Но смех застревает, когда Кирилл Романович переводит взгляд на неё и, кажется, видит её насквозь. Или что смотрит, а точнее, изучает её саму. И становится ещё более неловко от того, какой тонкий и непрочный на ней купальник.

Но тут Кирилл Романович поводит плечами и, выдохнув, с разбега ныряет, подняв фонтан брызг. Выныривает, фыркая, проводит рукой по тёмным волосам и широкими гребками плывёт вдоль берега, недалеко от неё. Искры вспыхивают и гаснут над поверхностью озера, и тепла становится больше – в самом воздухе, в воде.

Солнце медленно садится, и синие сумерки опускаются на лес и озеро.

Кристина отступает и медленно погружается в воду. Ей не угнаться и не успеть, но хочется тоже плыть и ощущать себя… водой.

– А тени могут быть в озере? – с любопытством спрашивает она.

– Редко. Кстати, водоёмы охраняют стражи-милины. Жаль, их так мало.

Кристина знает из его лекций, что в Службе больше сухри. Мол, им проще даётся мир теней, но Кирилл Романович никогда не говорил прямо, а почему так. Может быть, однажды она узнает. А сейчас вечер слишком прекрасен, и особо на расспросы не тянет.

Кирилл замирает в воде и переворачивается на спину, а она подплывает ближе. Сейчас, когда его руки раскинуты, можно рассмотреть ту самую татуировку на правом запястье: треугольник с двумя ромбами, вокруг них – круг пунктиром. А через них проходит прямая линия. Будто росчерк от удара кинжала. Кристина невольно смотрит на ладони Кирилла и вздрагивает: на них тонкие белёсые полосы, как от порезов ножом. Похожие и на левом запястье. Шрамы? И все на руках? Спрашивать боязно, да и неудобно.

– Я сделал татуировку, когда ушёл из дома. – Интересно, это вечер так вдохновляет на откровения? А Кристина спрашивает:

– Почему ушли?

– На самом деле отец выгнал. Всё было сложно, когда я заканчивал школу. Потом вернулся, чтобы забрать вещи, а мама уговорила остаться.

Кристина хочет как-то… посочувствовать? Но сомневается, что это уместно. Она никогда не хотела уйти из дома, а вот Лиза пару раз хлопала дверью, но потом возвращалась. Кристине грустно, когда с близкими разлад, да такой, что родной дом, чьи стены защищают и оберегают, оборачивается местом, откуда гонят.

– В воде ты другая, – вдруг замечает Кирилл Романович, и Кристина понимает, что пока она разглядывала его руки, он изучал её. – Более… безмятежная, что ли.

Знал бы он, какой мятеж творится в её мыслях сейчас! Но в то же время Кристина понимает: да, он прав.

– В воде я всегда расслабляюсь.

– А я для этого кручу пои, – с этими словами он кувырком переворачивается на живот и проплывает пару метров, чтобы коснуться ногами дна. Кристина за ним. – Помогает.

Её богатая фантазия быстро рисует то, как Кирилл Романович крутит огонь. Или пускает его по телу. Она не раз видела выступления пойщиков-обывателей, и это зрелище всегда завораживало и вызывало восторг. А ведь если это делает маг огня! О нет, не просто маг огня, а именно Кирилл Романович! Мысли сбились, спутались, смутили окончательно, а он как ни в чём не бывало смотрит на небо, и на лице непривычная безмятежность.

– Жаль, я не умею творить магию в воде, – негромко произносит Кирилл Романович.

– А вы пробовали? – Ей любопытно, а возможно ли это?

Он хмурится, вытягивает руку над водой, пальцы касаются самой поверхности. А потом… Кристина ахает: от ладони рассыпаются искры, будто бесшумно взрывается фейерверк, а потом они падают, но не гаснут, а оживают светлячками под водой. И вокруг них озеро светится, будто небо, озарённое светом звёзд.

– Как красиво!

Она добавляет собственную магию, тревожит эти искорки, и они начинают кружиться вокруг них. И отступает тянущее чувство одиночества, и не хочется вылезать из воды, пусть этот вечер продлится ещё немного! Ещё чуть-чуть!

Кристина вздрагивает, когда его пальцы касаются её запястья. В этом прикосновении нет никакой похоти или настойчивости, скорее, желание разделить чудесный момент.

Искорки гаснут. И с ними пропадает волшебство, а сумерки кажутся густыми и неуютными. Пора возвращаться. Они выходят из воды молча. Кирилл Романович отворачивается и начинает одеваться, повернувшись спиной к сосне, на корнях которой лежат оставленные вещи. Кристина быстро сбрасывает мокрый купальник, который неприятно холодит, не сомневаясь, что Кирилл Романович не подглядывает. Шерсть свитера приятно колет кожу, как и носки – ступни, а первые глотки чая согревают изнутри. Уходить она не хочет и вздрагивает, когда слышит голос Кирилла Романовича:

– Поделишься чаем?

– О, конечно.

Он делает несколько маленьких глотков, а она чувствует, как от него пахнет озёрной водой и дымом. И что волосы всё ещё влажные, и форменная рубашка расстегнута… голова почти кружится. Так близко. Слишком близко.

Внутри всё звенит от какого-то странного непривычного чувства, пальцы подрагивают от желания хоть немного коснуться этих рук или открытой груди – там, где чёрный мазок на рёбрах.

– Ты узнаешь об этом завтра, но раз мы встретились… – Кирилл Романович непривычно медлит, а потом продолжает, – я через пару дней уйду в тени.

Она вздрагивает, и фантазия бежит вперёд всех мыслей, но теперь образы какие-то мрачные, тревожные.

– Это опасно?

– Это всегда опасно, я тебе уже говорил. Просто… подумал, ты огорчишься, когда узнаешь про замену. Решил сам сказать. Я вернусь. Обещаю.

Почему он ей говорит всё это? И почему – так? Возможно, всё дело в этом озере и вечере, но эмоции взвились и выплеснулись – в порывистом движении, в том, как пальцы вцепились в рубашку, а она вся подалась вперёд:

– Вы уходите сражаться с тенями. Так или иначе. Как рыцарь. А озёрным девам положено благословлять рыцарей.

И Кристина, поднявшись на носочки, касается губами уголка его губ, где прячутся морщинки от усмешек. Легко и нежно, вложив в это благословение. Так ей казалось… а потом Кирилл перехватывает поцелуй. Его губы, ещё хранившие вкус воды, прикасаются мягко и без настойчивости, и в тот же момент Кристина чувствует, как его пальцы дотрагиваются до её щеки и шеи, и дрожь проходит по телу. И кажется, что само время замирает, и бьются сердца, и переплетается дыхание.

Он прерывает поцелуй и шепчет:

– Дождись меня из теней.

– Разве может быть иначе? – Но как же не хочется отпускать!

– Мне ещё надо закончить обход Академии.

Она кивает и отпускает Кирилла вместе с желанием зарыться в объятия и прикосновения. В свитере жарко, сердце колотится, но Кристина ни на чём не настаивает. Ожидание будет тяжёлым, но если он просит…

– Кристина. – Кирилл Романович окликает, когда она щёлкает крышкой термоса и убирает тот в рюкзак. – Раз ты меня благословила поцелуем, хватит уже называть меня Кирилл Романовичем. Можно просто Кирилл.

Он улыбается и начинает застёгивать рубашку, пуговица за пуговицей. Сил хватает, только чтобы кивнуть, а Кристину саму всю трясёт.

– Я провожу тебя до ворот. – Кирилл достаёт сигарету и щёлкает пальцами, чтобы закурить.

– Как долго тебя не будет?

– Несколько дней.

Он не говорит, что это будет быстро. Не успокаивает, что вернётся невредимый. А ей этого и не надо, Кристина пусть отдалённо, но представляет, что такое тени. И кто такие стражи.

У ворот они расстаются, и Кирилл, притянув вдруг её к себе на короткое мгновение, зарывается в её волосы, а потом хрипло произносит: «Я вернусь». И Кристина смотрит, как он растворяется в вечернем мраке.

Кирилл уезжает из Академии за полночь.

После купания в озере он хотел прийти в себя и отойти от… да от всего! От этого обезоруживающего доверия, от трепета девичьего тела, от того, что хотелось продолжить поцелуй. И не торопился завершать обход, чтобы… впрочем, Кирилл сам не мог толком ответить почему. Ведь сам же сказал: «Дождись меня из теней». Дурак! Хотя ладно, Кирилл просто растерялся, пусть в это мало бы кто поверил.

Он выезжает из Серебряного Бора на проспект Маршала Жукова и мчит в центр: дороги свободные, можно не бояться разогнаться до ста, выжав педаль газа. Сердце колотится, не успокоенное, или то тень бьётся внутри? Сейчас не понять.

Ночь в Москве никогда не бывает тёмной или тихой: сплошь огни, свет в окнах высоток и пятиэтажек, фары машин, неоновые вывески, а вскоре появятся первые новогодние гирлянды. И всё это будто пульсирует и вибрирует. Для Кирилла в этом много жизни. И он любит свет и пламя, пусть и электрическое.

Кирилл чертыхается, встряв в совершенно внезапную пробку около Белорусского, и в нетерпении барабанит пальцами по рулю. Бросает взгляд на телефон: нет ли прорывов, где он нужен? Пусть Николай и просил не отвлекаться, но Кирилл чувствует ответственность за этот город и тех, кто живёт в нём. Отец с юности боролся с тёмными магами, которые использовали стихии, чтобы навредить другим, получить выгоду, устроить локальную катастрофу. И считал, что сын продолжит его дело. Но этого Кириллу было мало. И огонь сжигал, вырывался из-под контроля. Как-то он случайно попал на открытую тренировку стражей и увидел то, что его действительно впечатлило: отточенные движения, послушные сполохи огня, сосредоточение. И спросил, а его возьмут – с таким-то пламенем, которым он едва пару раз не сжёг дом?

Возьмут. Научат. Стражам нужны сильные маги.

Отец взъелся и заявил, что Кирилл – чёртов безумец, если решил стать стражем, и жизнь не ценит. Конечно, больше он бесился, что Кирилл пошёл против отцовской воли. Он запретил появляться дома, пока Кирилл не выберет другой путь. Мама пыталась уговорить обоих, но её мягкости не хватило на двух упрямых мужчин, которых любила одинаково. Что ж, Кирилл и не появлялся, пока не решил, что надо хоть рюкзак вещей собрать.

Кирилл выворачивает с Тверской в один из переулков и удачно находит парковочное место – как раз рядом с домом Саши, печатника, который отлично знает все их хитрые узоры. Одни могут открыть проход в мир теней, другие – запереть. Одни только пропустят в преддверие чёрно-белых лесов и полей, другие сразу уведут глубже. В те слои реальности, где время замедляется, а магия меняется с каждым шагом. Захочешь создать искру, а вспыхнет камень.

К таким метаморфозам стражей тоже готовят.

Кирилл взлетает по ступенькам крыльца, привычно жмёт код домофона и, услышав довольный писк, ныряет в подъезд с мраморными ступенями. Дверь квартиры на втором этаже легко поддаётся, стоит Кириллу коснуться ручки – на ней тоже печать, которая признаёт «своих».

В квартире Саши всегда сладковато пахнет красками, деревом и благовониями, которые зажигает его жена, Сюзанна. Она и встречает Кирилла, окутанная тёплым дыханием лета. В её волосах – пёрышки птиц и яркие ленты, и она сама как птица: высокая, с большими глазами, узким лицом и в летящих тканях. На руках часто видны следы татуировок из хны. У каждого мага всегда сильна одна стихия, в случае Сюзанны – воздух. Под её пальцами словно кружатся ласковые ветры, и ткань её длинного платья, вышитого яркими цветами, слегка колышется. Сюзанна загадочно улыбается и прикладывает палец к губам.

– Он рисует. Пойдём, у меня как раз готов пирог.

– Я не голоден. – Кирилл снимает куртку и ботинки, пристраивает их на этажерку рядом с яркими жёлтыми кедами и чёрными «мартинсами».

– Ты всегда так говоришь. – Сюзанна по-птичьи склоняет голову. – А потом Саша удивляется, почему ему достался лишь маленький кусочек.

Дождавшись, пока он разденется, Сюзанна берёт Кирилла за руку прохладными пальцами и ведёт по длинному коридору. На запястьях звенят тонкие браслеты, походка лёгкая. Когда бы Кирилл ни приехал, у Сюзанны всегда готов какой-нибудь пирог.

Она знает, когда придут гости.

Кирилл удивляется, как у Сюзанны не мёрзнут ноги – та всегда босиком, по крайней мере, в помещении, как и сейчас. И ему кажется, он следует за волшебной птицей в царство вечного лета, и просторная кухня с большими окнами даже отчасти похожа на такое царство: обои с цветами, линолеум с растительным орнаментом, разноцветные ловцы снов. На комоде мягко журчит живой фонтанчик. Пахнет корицей и имбирём.

Кирилл садится за широкий стол к окну. Тот накрыт для чаепития: изящные фарфоровые блюдечки, креманка, заполненная домашним вареньем, и заварник, от которого поднимается аромат листьев чёрной смородины. Сюзанна хлопочет около плиты, магия воздуха кружится вокруг. Из духовки выплывает румяный пирог и аккуратно опускается на ажурную деревянную подставку. Шипит чайник: вот-вот вскипит. Бытовая магия умиротворяющая и спокойная, её хочется созидать. Хочется наивно верить, что нет никакого хаоса и мёртвой хватки теней. Мелькает мысль: Кристине бы понравилось, пусть она интересуется более академической магией. Но такой уют… почему-то он уверен, что да, пришёлся бы ей по вкусу. Надо будет её познакомить с Сюзанной… чёрт. Да о чём он думает вообще!

Кирилл подпирает рукой подбородок, позволяя себе в кои-то веки расслабиться и ощутить гармонию этого дома: лёгкие покачивания ловцов снов, аромат домашней выпечки, перезвон колокольчиков, мягкие пледы и подушки с этническими узорами.

Сюзанна оборачивается и мягко спрашивает:

– Что ты будешь?

Задумавшись, Кирилл не успевает ответить, а на пороге кухни появляется сам хозяин дома: в рабочем сером комбинезоне, перемазанном краской. Саша протирает кисточку потрёпанной тряпочкой, на лице широкая улыбка, волосы цвета мёда растрёпаны, в глазах пляшут искры.

– Он будет виски. – Саша подмигивает.

– Я за рулём, и мне завтра в тени.

– Ну, не с утра же? Поспишь у нас, как обычно, и поедешь. Сюзанна не даст кошмарам прийти. Они ведь всё ещё снятся?

Кирилл только кивает. Говорить об этом не хочется. Саша достаёт бутылку виски и два рокса. Гремят кубики льда, которые Сюзанна создаёт из воды в кувшине, льётся жидкий янтарь, и первый глоток приятно обжигает. Кирилл привычно тянется за пачкой сигарет, но на всякий случай смотрит на Сюзанну. Та кивает и посылает свежий морской ветер ему на плечи, чтобы тот унёс горький запах.

– Что у тебя? Понимаю, ты просто заехал в гости, но ведь не только. – Саша садится полубоком и чуть щурится.

– Можешь проверить печать? Всё ли верно?

Кирилл достаёт из кармана джинсов помятую бумажку и раскладывает на столе. На желтоватом плотном картоне чётко проведены витиеватые линии и узоры, пересечённые геометрическими фигурами. Указаны координаты входа в мир теней из Академии, откуда Кирилл пойдёт по следам. Саша изучает внимательно, хмурит брови, водит пальцем.

– Здесь ошибка, – он тычет в одну из линий, – тебя так выкинет в серую зону. Помнишь, как пропал Антон летом? До сих пор ищем. Лучше… – он оборачивается в поисках карандаша и достаёт тот из банки с кисточками, – вот так.

Несколько коротких движений, и линии меняются. Саша добавляет:

– И не забудь, только огонь, если ты идёшь один. Проще открыть проход. Сейчас ещё нарисую толковую печать, чтобы запереть выход в город.

– Спасибо. – Кирилл кивает. – А выходить как лучше?

– Лучше – взять с собой печатника, но я так понимаю, у тебя одинокий рейд. Ну, тогда используй стандартный выход в Службу. Не забудь амулет.

– Ага.

Кирилл делает глоток виски и прикрывает глаза. Но быстро вскидывается: кажется, вот-вот уснёт. Пока Саша рисует, Сюзанна заканчивает колдовать с пирогом и присоединяется к ним, садясь так близко к мужу, что они слегка касаются друг друга плечами. В них столько уюта и тепла, что иногда становится завидно. С тех пор как Кирилл заключил сделку с тенью, он шарахается от женщин. А вдруг навредит. Так почему же это не остановило его сегодня от поцелуя? И от того, чтобы залезть в воду?

Саша подвигает к себе тарелку с пирогом и откусывает, с аппетитом жуёт, и Кирилл не удерживается и тоже утаскивает свою порцию.

– Через сколько объявить тревогу? – уточняет Саша.

– Три дня.

– Николай в курсе?

– Да. Он занят в городе, да и я справлюсь один.

Саша только пожимает плечами, и этот жест у него означает: «Тебе лучше знать», хотя явно не согласен. Но Кирилл не хочет никем рисковать. Одному… спокойнее. Иногда он боится себя – точнее, тени.

Ещё глоток виски. Сюзанна кладёт голову на плечо Саше и смотрит тёмными глазами на Кирилла. Она не жалеет, в её взгляде понимание и спокойствие.

Ведая не только воздухом и бытовой магией, Сюзанна также обладает даром провидения – тот течёт в её крови вместе с водой и воздухом. И каждый раз она предлагает заглянуть в будущее Кирилла. Тот вежливо отказывается. У него впереди только огонь и вьющиеся тени. Никогда ему не обрести тот покой, царящий в доме Саши и Сюзанны, птицы и художника. Кирилл несёт в себе лишь хаос и пепел, который остаётся после всех костров.

Молчание прерывается жужжанием телефона. Кирилл вздрагивает и достаёт тот из куртки. Удивлённо смотрит на сообщение. Сюзанна прикрывает глаза и шепчет:

– Она рухнет в его силу.

Кирилл вскидывается от этих слов – неясная тревога поднимается внутри. Ощутив её, тень трепещет, готовая сорвать поводок заклинания. Но магия Кирилла чувствует успокаивающие волны тепла от Саши, который напоминает: здесь друзья, а не враги. Сюзанна смущённо отводит взгляд:

– Прости. Я не хотела лезть в тебя.

Кирилл кивает, утихомиривает тень и всё-таки читает сообщение.

«Надеюсь, купание в озере не стало разочарованием».

Саша целует Сюзанну в висок и кладёт добавку пирога. Вишнёвый сок оставляет тёмные следы на блюдечке, и Кирилл несколько секунд смотрит на них, размышляя, что ответить Кристине.

«Вовсе нет. Хотя вода всё ещё мокрая. Кстати. Не верь тому бреду, что будет рассказывать Когтев. Он в тенях был только один раз».

«Ты идёшь смотреть на то, как ветер тревожит антрацитовые листья? Или… в более густые слои?»

Он усмехается. Его давно никто не спрашивал, что его ждёт в тенях.

«Загляну на чай к теням и вернусь». Задумчиво смотрит на экран телефона и всё-таки набирает: «Не скучай».

«Я буду ждать, когда ты вернёшься».

– Что это с тобой? – с подозрением спрашивает Саша.

– Я встретил озёрную деву, – глухо отвечает Кирилл и залпом допивает виски. Чувствует, как чуть кружится голова, а веки слипаются. Действительно, лучше остаться у Саши и выспаться. Тот обещает к утру отрисовать обе печати, а Сюзанна провожает до гостевой комнаты.

– Постарайся вернуться живым, – напоследок напутствует Саша.

– С чего такая забота?

– Не хочу потом объясняться с твоей матерью. Или Николаем.

Кирилл напрягается и резко дёргает пуговицу форменной рубашки. На мгновение Кирилл представляет лицо Николая, когда тот узнает, что он не вернулся. Нет уж. Он справится. И никто не пострадает.