Читать книгу: «Изобретая чудеса», страница 19

Глава 29
Возможная жизнь

Лариса Константиновна не любила службы, но исправно посещала те, что устраивались в Зимнем дворце. Во время искренней молитвы о здравии императора Александра, Лара внезапно заплакала. Слезы сами катились из-под ресниц: ей показалось, что Бога нет. И чувство безысходности овладело ею. Если бы Бог был, он наверняка услышал бы молитвы всех этих людей, взывавших к его милосердию. Лара точно внезапно осталась одна.

В религии она видела единство с семьей, оставшейся где-то далеко впереди, но если нет веры, то нет и связи с семьей и надежды на возвращение. Она редко задумывалась о том, что ей уже никогда не вернуться назад. Девушка старательно избегала мысли о скорби ее матери, отца, которые и представить не могут, что стряслось с их дочерью. Стоя среди нарядных придворных, она плакала не об императоре, а о себе.

Но слезы эти обратили на себя внимание двоих. Разумеется, их заметил Николай, который украдкой поглядывал на возлюбленную. Он видел, как она заплакала, и, не перенося женских слез, захотел оказаться рядом с ней, ему льстило такое участливое внимание графини. Этот же секундный порыв сентиментальности не остался без внимания Трубецкого, пришедшего чуть позже.

Он также крепко не любил службы, как и самого императора. Оттого, с ленивым желанием исполнить формальный ритуал, блуждал взглядом по лицам собравшихся. Из прочих дам он выцепил образ Ларисы Константиновны и обомлел: как-то раз летом, кажется, когда все они собрались в Рождествено, граф Булгари рассказывал о его первой встрече с Вовк. Тогда ему этот разговор показался бредом, едва ли Сергей Петрович мог представить чистый и молящий взгляд графини, устремленный сквозь своды церкви, к небу. Тогда князь не поверил, что его приятельница способна веровать во что-либо, кроме себя и денег. В его глазах графиня являлась самоотверженной атеисткой, которая ради дружбы с Каташей ездила в храмы. Но вот, видя ее слезы, князь в очередной раз подумал об искренности знакомой. Может ли так плакать во время молитвы дурной человек?

Все смешалось при страшном объявлении смерти императора. Эту странную весть произнес вслух Николай Павлович. Известие это прозвучало внезапно, прервав череду молитвы о здравии, сменив ее торжественной панихидой. Трубецкой нашел забавным и ироничным, что новость о смерти случилась именно во время молитвы о здравии. Воспользовавшись смятением толпы, он приблизился к Ларисе Константиновне и успел подставить ей плечо: девушка пошатнулась, будто каждый звук, разносившийся по часовне, пронзал ее сердце. Дурно стало и вдовствующей императрице. Однако Лариса Константиновна болезненно посмотрела на Трубецкого и, точно знала более самого князя, сказала:

– Сколько крови прольется от одной лишь глупой смерти.

Эти слова не давали ему покоя, когда он ехал разносить радостную весть среди друзей, когда вернулся домой к Каташе и когда проснулся следующим утром. Сергею Петровичу тогда отчетливо вспомнился странный разговор, который случился у него с Ларисой Константиновной в самом начале осени. У графини в тот период настроение вечно было прескверное: она смеялась надрывно и пила без меры. Это уже позже Трубецкому супруга открыла, что несчастная места себе не находит из-за отъезда Марка Николаевича, что она сочла этот поступок не демонстрацией высочайшего доверия, а, напротив, предательством, что все ее веселье лишь игра, и притом не самая искусная.

И вот однажды, кажется, тогда праздновали успешный дебют протеже графини Вовк в театре, зачинщица очередного кутежа вновь выпила лишнего. Трубецкому тогда страшно жаль стало балагурку и, когда та собралась покинуть гости, вопреки своему удовольствию, вызвался сопроводить ее до дома. Впрочем, упоминание про его неудовольствие весьма преувеличено: к этому времени он к девушке уже привык, а привыкнув, даже стал находить ее общество весьма сносным.

В любом случае в тот вечер Лариса Константиновна, повиснув на своем кавалере, плелась домой. Девушка обнаружила, что, если при ходьбе поднимать прямую ногу достаточно высоко, подол будет забавно подлетать вверх и складками разбиваться о ботинок.

– Снова паясничаете? – вздохнул Трубецкой.

Лара на это ничего не ответила, а лишь вновь подбросила юбку своим хмельным маршем.

– Вы ведь умная девушка, а ведете себя как…

– Как дворовый мальчишка! – перебила Лариса Константиновна и улыбнулась: – Князь, есть у меня один знакомец, который с этой моей ребячливостью смириться не смог… Но, в сущности, какая разница, как я веду себя на пустынной улице в компании друга?

Он тогда так и не понял, спрашивала ли Вовк его мнение или уточняла, являются ли они друзьями, но мыслями поделился:

– Вам разве не страшно, что о вас говорить будут? Вы ведь часть общества…

– Мы ведь с вами, князь, знакомы довольно давно, храним какие-то общие секреты, женщину одну любим… – Проговорив последнее, Лариса Константиновна поняла, как двусмысленно звучит фраза и замахала рукой, показывая серьезному Сергею Петровичу, что это только шутка. – Я к тому, что в мире множество людей, которые находят меня чудесным человеком вопреки моему легкомыслию.

– Нет, графиня, – покачал головой он, – раздражает в вас как раз то, что вы не глупы и не легкомысленны!

– Вы так считаете?

Лара улыбнулась так, что любой сторонний наблюдатель решил бы, что она дерзко флиртует с собеседником.

– Лариса Константиновна, любой мыслящий мужчина, беседовавший с вами больше часа, подтвердит мои слова. От этого мне и обидно. За вас обидно…

– Мой ум, к несчастью, ничего не значит… Не могу я изобрести, как спасти друзей…

Она печально отвернулась и слова ее последние будто не имели смысла и адресата.

– Знаете, я всю голову сломала, размышляя, что будет этой зимой и как на это повлиять. Я даже замуж пыталась выйти… А все пустое: не я решаю, кому жить, а кому умереть. Просто так обидно, что я все предчувствую, а сделать ничего не могу…

Тогда казалось, она говорила о чем-то своем – пьяный бред. Но, лежа без сна уже не в первый раз по вине Ларисы Константиновны, Сергей Петрович мучился ощущением, что графиня предостерегала его от чего-то страшного.

Уже поднявшись к двери, Лара обернулась и внимательно, словно протрезвев, добавила:

– Если вам вдруг мнение мое интересно, я бы никуда выходить не стала. Просто представьте, сколь отвратительными будут последствия простого появления! Бунт, даже самый удачный, явление страшное и кровавое. – Затем взгляд ее снова затуманился, она повисла на дверной ручке и, захлопываясь дверью, прохохотала: – Сладких снов!

***

Утром все пошло не так: ему пришлось присягать брату и приводить к присяге войска, еще и мать… Мария Федоровна написала тревожную записку, призывая сына вспомнить о тайном акте, на это заявление Николаю пришлось раздраженно отозваться: «Есть он или нет, никто не знает, но все мы знаем, что наш законный государь – мой брат Константин, и мы выполним наш долг, несмотря ни на что». Великий князь злился; если бы он немного больше внимания уделял точности своих эмоций, наверняка бы обнаружил, что на деле – тяжело скорбит, но мужчинам не пристало быть сентиментальными. Он закрылся в делах. Лишь изредка задаваясь вопросом: за что все его так не любят?

Странным бредом казалось Николаю Павловичу происходящее: не мог он понять мотивов Милорадовича, который отчего-то всеми силами препятствовал его восшествию на несильно желанный престол. Нелепая обида появилась в его душе, еще когда в наследники престола его произвели, не спросив его мнения. А нынче на что он злился? На то, что на сей раз престол у него уже отбирали, не испросив его воли? Глупая досада наполняла его разум, мешая мыслить ясно.

Вот он присягнул Константину, которого, как уже не раз становилось ясно из отзывов приближенных, все любили куда охотнее. Отчего же ему казалось, что это будет иметь страшные последствия для всякого?

В бессоннице Николай заглянул в детскую, где, к своему удивлению, обнаружил Лару. В полумраке она сидела с Адини на руках и что-то тихо ей нашептывала. Николай Павлович, разумеется, слышал, что графиня многие часы проводила в детской, он и сам не раз становился сообщником в дерзких забавах, организованных Ларисой Константиновной. Но в этот тревожный ночной час, увидев Лару, милую Лару, с младенцем на руках, увидел и другую, более полную картину. Потерянный и беспомощный, он вообразил, как просто было бы сбежать с Ларой в Северную Америку, слиться с простой толпой, завести семью и жить счастливо. Он – хороший инженер, отстроил бы дом, а Лара изобретала бы сказки их детям. В тусклом свете одинокой свечи он видел не буйную смутьянку, а благодетельную душу. Тихо, боясь спугнуть волшебное видение, он приблизился к ней и опустился подле на колени.

Лариса Константиновна улыбнулась ласково, в ее глазах цвета хмурого неба не плясала искра борьбы, как это было всякий раз при их прежних встречах. Быть может, впервые за все время их знакомства Николай не видел жесткости во взгляде и не читал под густыми ресницами желание повергнуть всякого, кто посмеет приблизиться. Живой взгляд, добрый и теплый. Лариса Константиновна положила руку на голову Николая, он лег ей на колени. В этой печальной минуте Лара увидела себя в семье: вот ее муж, вот ее ребенок.

Мирное агуканье грудной Александры и медленные прикосновения Лары успокаивали. Многое бы Николай отдал за то, чтобы этот миг длился вечность. Когда младенец уснул, графиня осторожно поднялась и опустила девочку в колыбель. Она подала руку инженеру, без слов она говорила ему: «Мне так жаль, я так хочу забрать твою боль, твой страх…» Ее молчание разлеталось по комнате и наполняло душу надеждой. Лара взяла его за руку и повела в спальню. Она опустилась на постель, он лег рядом.

Она держала его за руку, пока он не уснул. Наутро возле себя Великий князь обнаружил короткую записку, написанную ровными знакомыми буквами, и не было в них ни единого лишнего завитка, ни лишнего слога:

Сегодня мы будем сильными

Л. К. В.

***

Лара вернулась домой рано утром, когда убедилась, что Николай забылся недолгим сном. Ему сейчас не до нее вовсе. Уставшая и подавленная, она опустилась на ступени парадной лестницы и, прислонившись к колонне, прикрыла глаза. Все в доме спало. Казалось, что даже шумные часы в гостиной перестали тикать.

– Лариса Константиновна, что же вы? – На втором этаже появились Пелагея и Лизавета, встававшие первыми.

– Вы уже проснулись? – Лара протерла глаза и встала, подхватив бесполезную сумочку со ступеней.

Наконец графиня ощутила, как сильно замерзла, что пришла зима. Она оперлась о перила. Ненадолго ей представилось, что все хорошо. Что, если одно лишь ее присутствие изменило историю и Константин примет доверенный ему престол? Ей хотелось верить, что сейчас декабрь двадцать четвертого года, что впереди еще вся жизнь.

– Лариса Константиновна, вам следовало разбудить кого-нибудь, – строго заявила Лиза, – еще простудитесь, спите здесь, как нежданная гостья в собственном доме!

К графине Лиза и привыкла, и прониклась, но все же раздражалась всякий раз, как та начинала вести себя странно. А странное поведение было нормальным проявлением Ларисы Константиновны.

– Давайте позавтракаем? – спокойно улыбнулась графиня, старательно веря, что все идет хорошо.

Накрыли в столовой. В доме на набережной старались есть вместе. Изначально, когда все эти комнаты только наполнялись новыми людьми, заведенная традиция исполнялась регулярно, но у Ларисы Константиновны возникало все больше и больше дел, а люди становились все менее родными – связь нарушилась. Лара ощутила за собой обязанность попрощаться со всеми на случай, если что-то пойдет не так.

– Знаете, стоит отправиться в Рождествено! – внезапно нарушила мирный разговор Лара.

– Зимой? – поморщилась Лизавета, привыкшая уже к относительно комфортной городской рутине.

– Да, думаю, там будет славно провести Рождество, Новый год встретить…

– Лариса Константиновна, у вас что-то стряслось? Вас эти монаршие обидели? – прищурилась Пелагея.

– Вовсе нет! – излишне весело отозвалась Лара. – Просто подумалось мне, что вам в городе совсем нечего делать…

– Вы, выходит, нас выпроводить хотите? – подытожила Пелагея.

– Да, – перестала лукавить Лара и заставила себя принять, что хорошо в столице не будет. – Я вас отсылаю в деревню и прошу оставаться там вплоть до окончания всей этой канители с восшествием на трон!

– А что-то не так? – удивилась Лиза. – Константину ж все присягнули. Вот беда!

Лара серьезно посмотрела на девушку, показывая, что возражений не потерпит. Следующим утром дом опустел.

Глава 30
Последнее счастье

Шла вторая неделя безымператорья в России. Уже сам по себе этот факт порождал множество явлений и беспокойств. Но все усугубляли мелкие неприятности, игнорировать которые стало просто невозможно. Вот и Лариса Константиновна, поддавшись общим настроениям, не теряла времени даром.

– Вы с ума сошли! – воскликнул седенький поверенный, когда графиня сообщила все нюансы своего визита.

– Вы говорили мне то же самое, когда я изобрела себе старшего брата, – кивнула девушка и доверительно добавила: – Но мы прекрасно знаем, что я в своем уме.

– Переписать все? На крепостных?..

– Нет, – покачала головой Лара, – вот бумаги, они все вольные и мои дальние родственники. Особенно обратите внимание на Кириллушку!

– Вы дом свой хотите записать на имя певчего мальчишки! – простонал старик.

– Да, а имение, которое, к слову, не родовое, прошу отдать во владение Пелагеи Макаровны. – Лара тяжело вздохнула, окинула комнату усталым взглядом и, прежде чем бюрократ повторил тезис о ее безумстве, добавила: – Вы поймите, время сейчас неспокойное, вам ведь лучше меня известно, что в столице происходит и кто мой покровитель. А если бунт? Что со мной заговорщики сделают? Что будет с этим состоянием? Неужели вам будет приятнее следить за моим разорением? Неужели вы не чувствуете, что все это и ваше творение? Мы за год состояние сколотили!

Она печально вздохнула, пронзительно глядя в погашенные временем глаза. Старика всегда трогала искренность клиентки. Ему было на руку следить за имуществом человека, который ничего не скрывает. Иногда он ощущал себя священником. К тому же у графини действительно были влиятельные покровители. Таким людям перечить практически грех.

– Лариса Константиновна, голубушка, но что же вы будете делать, ежели ничего из того, о чем тревожитесь, не случится?

– Федор Артамонович, ничего не будет, сожжем мы с вами вместе эти бумаги, разопьем вино и вместе посмеемся над моей нервозностью!

Пребывая в веселом расположении духа после столь продуктивного визита, наспех приведя себя в порядок и одевшись поприличнее, Лара отправилась в Аничков дворец. Ей следовало встретиться с Николаем. С недавних пор он настаивал на частом ее присутствии. Впрочем, Лариса Константиновна покривила бы душой, если бы сказала, что ей не льстит придворная жизнь. Она всегда тяготела к присутствию в центре внимания, и вот ныне не было в Петербурге человека, не знавшего ее.

Погода стояла страшно морозная, но ясная. Девушка отчего-то решила не брать экипаж, а пройтись. Поведение ее, казалось, стало менее логичным с отъездом всех жителей дома. В обед только забегала к ней сердобольная девчонка с соседской кухни и приносила какую-то еду, вечером она же затапливала один-единственный камин. Об этом ее просила Пелагея, рассудив, что графиня в странных своих настроениях вовсе позабудет о бренном своем теле. Разумеется, сердобольность внезапной помощницы не являлась чем-то бескорыстным. Лариса Константиновна исправно оставляла какие-то монеты при входе и любезно здоровалась с помощницей, когда встречала ее. Хотя кухонная девчонка чувствовала, что графине до нее нет абсолютно никакого дела, и стоило ей уйти из поля зрения барыни, как та тут же забывала о ее существовании.

Ларе казалось, что она спешит по Невскому проспекту, хотя на деле едва ли передвигала ноги.

– Графиня Вовк! – Если бы придворным дамам допускалось выпрыгивать из засады, Лара непременно бы рассудила, что именно из засады ее и ждали. – Спешите?

Где-то неподалеку от Мойки ее настигла Елизавета Воронцова, статно шествующая в сопровождении камеристки.

– Графиня Воронцова, невероятная радость встретить вас здесь! Ради вас готова отложить всю спешку!

– Будет вам, голубушка, не так сильно вы мне и рады… – Почувствовав, что грубит, она добавила: – Времена нынче не для радости.

– Вам я рада именно так, как говорю! – не смутилась Лара, – Как там юг?

– Куда теплее столицы. Впрочем, можно ли заметить холод, когда здесь такое происходит?

– Да, скучать уж точно не приходится. А как ваш сын? Алексей?

– Александр, – поправила графиня. – Позвольте, но вы здесь одна? Нет, не могу позволить юной и незамужней девушке прогуливаться без сопровождения!

Лара скептично приподняла бровь, но быстро нашла в себе силы улыбнуться и выразить безмерную благодарность. Она старательно меняла тему, лишь бы не заговаривать о политике в очередной раз. Глупое заблуждение, что местных дам интересуют одни лишь шпильки, хоть в России XIX века и не было моды на фавориток, вмешивавшихся в дела государственные, скучающие красавицы становились теми еще интриганками.

– И что же мы с вами будем делать, если он согласится занять законное место? – перестала ходить кругами Воронцова, когда Лара справилась о здоровье всех известных ей родственников графини.

– Ума не приложу, – беззаботно пожала плечами девушка. – Едва ли моя жизнь значительно изменится, хотя мне было бы страшно интересно взглянуть на цесаревича.

– Да, Великие князья, как известно, предмет вашего повышенного интереса, Лариса Константиновна…

– Интересоваться статными мужчинами не грех, особенно когда не обременена семейными хлопотами…

Лара лучезарно улыбнулась и, надеясь, что на этом разговор будет окончен, набрала воздуха чтобы нараспев проговорить «Все-го хо-ро-ше-го», но Воронцова перебила:

– Не может же вас вовсе не беспокоить, что выше вас, Лариса Константиновна, встанет какая-то полька? – ужаснулась Воронцова. – Она ведь даже не принцесса! Подумайте о своей подруге Екатерине Ивановне, ведь она княгиня.

– Подумать страшно! – театрально прикрыла рот рукой Лара, чем вызвала недовольство собеседницы.

– Графиня Лариса, – разочарованно покачала головой Воронцова, – ведь это действительно страшно!

– Что же, любезная графиня, вы от меня хотите? Предлагаете отправиться в Варшаву и всадить мелкой дворянке клинок в самое сердце?

Она улыбалась так, точно вела беседу с маленьким ребенком. Впрочем, Ларису Константиновну действительно веселило происходящее. Графиню Вовк уже давно посещала одна дурманящая фантазия: слабая здоровьем Александра Федоровна не переживает волнений или очередной простуды и великодушно погибает. Эта ее жертва позволяет освободить Николая от старого обещания, и вот, перестрадав траур, ее инженер делает возлюбленной предложение, у них рождается сын Виктор… Лару смешила эта мысль, как и любая иная, в которой она становилась супругой Николая Павловича. В конце концов, вот она реальность, которая ожидает за чертой помолвочного кольца: бешеные дворянки, боящиеся царствования императрицы из менее знатного рода. С горечью девушка признавала, что ее мечты рушатся еще до того, как стали хоть каплю возможными.

– Лариса Константиновна, я хочу, чтобы вы дали понять нашему любимому Великому князю, что мы всецело за него! – неожиданно пылко воскликнула женщина.

– Мы – это все аристократки?

Лара хотела пошутить, добавить что-то искрометное, но не успела: перед ней резко затормозили сани, подняв сноп сияющего снега. Прежде чем графиня Воронцова успела опомниться, Лариса Константиновна уже уносилась вдаль. Она молча смотрела на своего внезапного похитителя и не решалась сказать хоть что-то. Чувство вины сковывало грудь. И один лишь резкий отдаленный стук.

***

Кондратий Федорович заболел, и не было в этом ничего такого: а кто, собственно, не болеет зимой? Но сейчас все это казалось так не к месту! Вот! Вот он час, когда следовало бы действовать решительно, а он вместо этого вынужден отпиваться чаем, кутаясь в одеяло. Нет, все это не ко времени!

А впрочем, быть может, это знак? Ведь когда-то, кажется давно, он давал обещание горячо любимой Ларе не доводить дела до открытого бунта. Но если уж дело дошло, быть может, самому остаться дома? Рылеев болен, кто его осудит? Кондраша откинулся на подушку. Отчего-то на душе у него было неспокойно. Разве не об этом он мечтал? Разве не такого шанса для Отчизны ждал?

Но Лара, ведь буквально накануне она с мучительной тревогой спрашивала: точно ли ее друзья не предпримут страшных действий? И что? Кондратий Федорович, пылкий и искренний, гордившийся своей правдивостью, солгал. Солгал кому? Милой Ларе – источнику веры в светлое и лучшее. Однако рассказать Ларисе Константиновне обо всех планах равносильно уничтожению всего предприятия. Не было сомнений в ее связи с Николаем, и, хоть девушка упорно твердила, что вероятный император ей нужен лишь для улучшения дел Отечества, Рылеев, практически однозначно, веровал в то, что, выбирая между благом народным и любовником, она без колебаний предаст идею.

Кондратий Федорович, несомненно, был прав: выбирая между неизвестными ей людьми и Николаем, она без раздумий выбирала второго. Однако выбор ее между лучшим другом, который еще ни разу не обманул доверия, и любимым, который все их отношения свел к похотливому фарсу, все еще оставался задачкой с множеством переменных.

– Кондраша, – Лара держала друга за руку, сидя подле его диванчика, – любимый Кондраша! – В ее глазах блестели слезы. – Молю тебя, сдержи слово. Посмотри же, как чудесно у меня все с Романовыми складывается! Правда, ведь чудесно?

И перед уходом краткая мольба: «Не губи нас всех». Тогда, выходя из привычного дома, Лариса Константиновна из последних сил сохраняла в себе тонкую надежду: ее Кондраша – человек слова, он обещал бездействовать. К тому же литератор болен, все говорит о том, что завтра ничего не будет. Быть может, завтра ничего не будет? И один лишь резкий отдаленный стук.

***

Николай с интересом смотрел на закутанную в шубу Лару. Все в ее виде являлось странным и говорило о том, что графиня только открыла глаза. В руках она сжимала казавшийся неуместным молитвенник.

– Чудно́ выглядите, Лариса Константиновна, – устало улыбнулся внезапный гость.

– Не думала вас сегодня встретить… – растерянно пробормотала она.

Лара смотрела на гостя и точно не понимала, действительно ли это происходит. Череда тревожных снов, объединенных резким стуком, и вот он финал: осколки морозного снега, врывающиеся в промерзший до самого естества дом, и несчастный инженер, который, быть может, уже завтра окажется мертв?

Девушка поежилась и отступила, приглашая его войти. Они прошли в единственную отапливаемую комнату. Гостиную было не узнать: обычно ярко освещенная, точно наполненная жизнью, сейчас превратилась в странный склад, где аккуратно сложенные платья занимали кресло, а возле камина вызывающе красовался чугунный чайник, диван, в свою очередь, застилали пуховые одеяла, которых было такое количество, что внезапный гость осмелился предположить, будто их старательно собрали из всех комнат.

– И в доме у тебя, Лара, чудно́… – протянул он, входя, – где же все твои слуги?

– Я их отправила в деревню, – пожала она плечами.

– Зачем?

– Это очевидно… – протянула Лара, не зная, какие слова лучше подойдут. – Мне страшно, и я не знаю, что будет завтра. Мне так страшно!

Она кинулась Николаю на шею и вся затряслась.

– Что же ты? – На миг ему почудилось, будто она знает куда больше. – Завтра торжественная присяга, приходи во дворец, ты нужна ей…

Он осекся. Считать Ларису Константиновну верной подругой Александры Федоровны казалось привычкой, но на деле сам инженер еще ни разу не задумывался о чувствах Лары. Каково было ей так жить? Он еще раз огляделся и, кажется, почувствовал душу Ларисы Константиновны. Теперь Николай Павлович точно отринул свои собственные страхи, чтобы забрать то, что тяготило ее.

Впрочем, неэгоистичный порыв продлился недостаточно долго, чтобы он спросил главное: «Лара, что ты знаешь о завтрашнем дне?» Задай Николай верный вопрос, и все сложилось бы иначе. Сделай он ряд иных выборов, связанных с Ларисой Константиновной, вся история сложилась бы иначе. Возможно.

– Завтра я пришлю кого-нибудь, тебе помогут собраться, ты должна там быть. – Николай поцеловал ее в макушку, как целовал Марию.

– Я буду рядом с тобой, ты только ничего не бойся…