Читать книгу: «Шаги между нами»

Ana Maya

THE STEPS BETWEEN US

Copyright © 2025 by Ana Maya

All rights reserved

This book is a work of fiction. Any references to historical events, real people, or real places are used fictitiously. Other names, characters, places, and events are products of the author’s imagination, and any resemblance to actual events or places or persons, living or dead, is entirely coincidental.

Перевод с английского Екатерины Фокиной

© Е. Ю. Фокина, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 Издательство Азбука®

* * *

Плейлист для атмосферы

«Beggin’» – Frankie Valli & The Four Seasons

«Tu Vuò Fà L’americano» – Renato Carosone

«Marina» – Rocco Granata

«Bring It On Home to Me» – Sam Cooke

«I Say a Little Prayer» – Aretha Franklin

«Suspicious Minds» – Elvis Presley

«It’s a Shame» – The Spinners

«Oye Como Va» – Santana

«I Love to Love» – Tina Charles

«Ain’t No Sunshine» – Bill Withers

«Midnight Train to Georgia» – Gladys Knight & the Pips

«When Will I See You Again» – The Three Degrees

«Don’t Leave Me This Way» – Thelma Houston

«Love Really Hurts Without You» – Billy Ocean

«How Deep Is Your Love» – Bee Gees

«Copacabana (At the Copa)» – Barry Manilow

«Wuthering Heights» – Kate Bush

«Heart of Glass» – Blondie

«No More Tears (Enough Is Enough)» – Barbra Streisand & Donna Summer

«Save a Prayer» – Duran Duran

«Islands in the Stream» – Dolly Parton & Kenny Rogers

«Total Eclipse of the Heart» – Bonnie Tyler

«California Dreamin’» – The Beach Boys

«Kiss» – Prince

«The Edge of Heaven» – Wham!

«Smooth Criminal» – Michael Jackson

«No Ordinary Love» – Sade

«Black Eyed Boy» – Texas

«La Camisa Negra» – Juanes

«Lovers In a Past Life» (Acoustic) – Calvin Harris & Rag’n’Bone Man

«Beggin’» – Måneskin

A JPBP. Nuestras vidas no podrían ser más diferentes ni estar más alejadas, y sin embargo pienso en ti cada instante de cada día, y me pregunto cuántos pasos hay entre nosotros.

Посвящается ХПБП. Наши жизни не могли бы быть более разными и далекими друг от друга, и все-таки я ежеминутно думаю о тебе и задаюсь вопросом: сколько же шагов нас разделяет?

Прошлое. Часть 1

У денег есть одна особенность: они имеют вес. Если пятьдесят тысяч стодолларовыми купюрами тянут на полкило, значит полмиллиона добавят к багажу около пяти килограммов. Я помедлила, чтобы прикинуть, сколько еще пачек могу положить в чемодан.

С экрана донесся голос Кэтрин Хепбёрн: «Мне начинает казаться, что со мной определенно что-то не так». Я чувствовала то же самое – с той лишь разницей, что мои ощущения не были ни заблуждением, ни преувеличением.

В последний июньский день 2005 года по телевизору шел фильм «Дверь на сцену», комедийная драма тридцатых годов о независимых и остроумных женщинах. Слушать их диалоги я могла бесконечно. Мне даже не нужно было смотреть на экран: каждое движение персонажей я знала наизусть. Полупрозрачные шелковые занавески аметистового цвета колыхались от ветра, врывавшегося через открытые французские окна. Воздух снаружи был свежим, пропитанным запахом зелени и ароматом ландышей.

Моя комната находилась на верхнем этаже. Дом стоял на острове посреди реки в одной из стран Юго-Восточной Европы, которая за последний век столько раз меняла границы и название, что в итоге ее имя утратило всякий смысл. Точно так же, как ее жители потеряли свою национальную идентичность. Точно так же, как уровень безумия во всем мире повысился на октаву.

Через два часа ожидался очередной полицейский рейд, и к его началу чемодан с деньгами должен был исчезнуть. Информацией поделился один из наших осведомителей, работающий в полиции.

Даже у большого загородного дома, подобия современной крепости с вооруженной охраной и камерами наблюдения, есть дверь, которая открывается при определенных обстоятельствах. Наш дом и был такой крепостью, скрытой за бесконечной зеленой стеной из ив и болотных кипарисов, растущих вдоль берега.

Дом и остров окрестили Саличе – «ива» по-итальянски. Эксперт по флоре, который обследовал почву и растительность перед покупкой земли, называл деревья по-латыни – Salice nero и Salice bianco, – так имя и прижилось. Еще остров прозвали Призрачным, потому что зимой, когда над водой поднимался густой туман, с речных берегов его было не разглядеть.

Балисто первым почувствовал их приближение. Его заостренные уши уловили шум за несколько минут до того, как открылись тяжелые стальные ворота.

Сначала послышался гул, затем появилась техника: легковые автомобили, фургоны, сирены, мегафоны, даже вертолет. Его огромные лопасти поднимали в воздух пыль и гравий вместе с травой. Вскоре из машин высыпали люди в форме. Они двигались слаженно, словно танцоры мюзикла на сцене театра в Вест-Энде. Со временем мы научились различать их по цвету экипировки: тускло-синий – у обычных подразделений, темно-серый – у спецназа, черный – у тайной полиции, а люди в безупречно-белых мундирах с медалями на груди, самые медлительные болваны, чаще всего приезжали последними в роскошных лимузинах. Мы также освоили искусство не обращать внимания на показательные выступления правоохранителей – участников одной и той же марионеточной постановки.

Я могла бы оставаться в доме или даже ходить за ними следом, ведь обыск был лишен всякого смысла. Они лишь топали грязными ботинками по нашим паркетным полам, трогали и открывали все, у чего имелась ручка, совали нос в выдвижные ящики, шкафы, гардеробы… щупали, рылись, делали вид, что ищут, а на деле просто раскидывали наши вещи. Их цель состояла в том, чтобы показать, кто стоит за этой фиктивной операцией, оставив свой фирменный след – хаос и беспорядок.

В просторном холле наш адвокат рассматривал ордер на обыск, который уже видел накануне, старательно изображая удивление и выдвигая формальные возражения от имени клиента. Его голос разносился по всем уголкам огромного дома. Еще одна марионетка, но хотя бы у нас на зарплате. Вся обслуга пребывала в состоянии полной готовности. Не потому, что нам грозила опасность, а потому, что произойти могло все что угодно.

Я стояла на верху лестницы, наблюдая за суматохой внизу. Если бы кто-нибудь поднял голову, то увидел бы молодую женщину чуть за тридцать с книгой и портсигаром в руках, во всех отношениях заурядную и ничем не примечательную. Я не отличалась ни ангельской, ни дьявольской красотой – так, серединка на половинку. Во мне не было ничего выдающегося или сногсшибательного, за исключением резкого контраста между бледной кожей, пепельно-русыми волосами и неизменно черной одеждой: черный верх и черные капри с короткими разрезами по бокам. Одежду я предпочитала простую, неброскую. В черном я чувствовала себя окутанной тьмой, скрытой от мира.

Я спустилась, раздумывая, куда бы пойти почитать. Перед этим выглянула в сад – мой маленький сын Чарли, который едва научился ходить, играл за домом среди цветов под присмотром няни.

Балисто теперь сидел у входной двери, наклоняя четко очерченную голову то в одну, то в другую сторону, словно пересчитывая всех, кто топтался на лужайке перед домом. Эту немецкую овчарку с золотисто-рыжей мордой, мощной челюстью и черным «седлом» на спине, от шеи до хвоста, назвали в честь шоколадного батончика. Вскоре ему наскучила суета, и он улегся на пол, недовольно фыркнув и опустив голову на холодный мрамор. Он был породистым псом, обученным охранять меня, но со временем потерял интерес ко всему, кроме погони за белками и птицами, перекусов и нашей любимой игры в прятки.

– Mitkommen¹, – скомандовала я и похлопала по левой ноге, направляясь к выходу.

Сначала я хотела пройтись, но потом передумала и села на качели. Они были подвешены к толстой ветке старого дуба, на котором мы когда-то построили маленький домик. Люди туда почти не заглядывали – только жуки и пауки жили там бок о бок.

Балисто последовал за мной и устроился в густой тени дерева, спасаясь от солнца. Ветер налетал волнами: то едва ощутимый, то порывистый, он шелестел листвой и срывал лепестки с вишневых деревьев. Я сняла лазурные балетки из крокодиловой кожи, отбросила их в сторону, поставила на качели одну ногу и другой оттолкнулась от земли. В этот момент я увидела, как по гравийной дороге подъехала еще одна машина – старый «мерседес-бенц» S-класса, огромный, как танк. Ужасным был не только его цвет – самый уродливый оттенок коричневого, что я когда-либо видела, точь-в-точь подгоревший халапеньо, но и дизельный двигатель, который громко тарахтел в такт вертолету у нас над головой, а временами даже заглушал его. Балисто прикрыл морду широкой лапой и нервно заморгал. Его раздражал шум. Вертолет поднялся выше, уходя на новый круг над островом, будто и сам был потрясен ревом автомобильного мотора.

Машина затормозила. Водитель, по-видимому, решал, где припарковаться, но, не найдя свободного места, так и остался стоять, перекрыв выезд к воротам. Когда рычавший двигатель наконец-то заглох, я ощутила облегчение. Дверь открылась, и из машины вышел высокий мужчина – не в форме, а в джинсах и оливковом бронежилете поверх желтой футболки. Неужто всерьез думал, что в него будут стрелять?

Когда основной бизнес твоей семьи связан с преступной деятельностью, есть лишь две вещи опаснее тюрьмы или смерти. Первая – стать жертвой похищения. Вторая – быть застигнутым врасплох. Это означало, что либо нам не хватает осведомителей, либо те, кому мы платим, плохо справляются с работой. Единственная причина, по которой этот незнакомец мог оказаться здесь, – кто-то из семьи дал добро на его визит.

Обычно я ленюсь анализировать свои первые впечатления и откладываю это занятие на конец дня. И все же что-то в мужчине сразу привлекло мое внимание. Он казался чужим, будто случайно забрел в наши владения прямиком со съемочной площадки дешевого криминального сериала в поисках режиссерских указаний.

У него был слегка неухоженный вид, который совершенно не вписывался в окружающую обстановку. Словно он только что встал с постели. Я прищурилась, чтобы получше его рассмотреть. Волосы темно-каштановые, коротко подстриженные, но растрепанные; усы на удивление аккуратные, в резком контрасте с небрежной щетиной. Образ дополняли зеркальные солнцезащитные очки в толстой золоченой оправе – прямо вишенка на торте. Незнакомец вытащил из машины коричневую кожаную куртку, перекинул через плечо, окинул взглядом окрестности, заметил меня и направился в сторону качелей. Присутствие полицейских его явно не волновало: он спокойно прошел мимо, будто их не было вовсе.

Балисто приподнял голову с травы – сработал инстинкт, но уже через пару секунд пес решил, что незнакомец не представляет угрозы. Скоропалительный вывод с его стороны. Вероятно, Балисто просто не учуял съестного и заключил, что суетиться не стоит.

Чем ближе подходил гость, тем быстрее мое сердце билось от любопытства. Я точно знала, что никогда не встречала этого мужчину, и все же ощущение, будто я его знаю, было слишком сильным, чтобы сбросить его со счетов, даже если с точки зрения логики это было невозможно.

Я чувствовала его взгляд, проникавший сквозь зеркальные стекла очков. С качелей я не сошла: интуиция подсказывала мне то же, что и Балисто, – никакой опасности нет. Незнакомец подошел, улыбнулся и снял очки. У него были густые брови и резко очерченный орлиный нос. На солнце его радужки словно слились со зрачками, и темно-карие, почти черные глаза завораживали, не давая отвести взгляд. Я и не пыталась. Так смотрит котенок, загипнотизированный смятым бумажным шариком на веревочке, который болтается у него перед носом.

•

Спустя десять лет, когда его начали выставлять перед камерами и прессой – в дорогих костюмах из шерсти и шелка от «Бриони», в туфлях «Арчи» с Джермин-стрит в Лондоне, с зачесанными назад волосами, гладко выбритым подбородком, аккуратно подстриженными и уложенными усами, в массивных очках с черной квадратной оправой, – он выглядел как холеный самовлюбленный тип. Но в нашу первую встречу производил куда более приятное впечатление.

•

Он спросил, говорю ли я по-английски, и я кивнула.

– Вы здесь живете?

Голос у него был прекрасный: негромкий, глубокий, хрипловатый, с бархатистыми нотками. В его речи я уловила смесь разных акцентов: преобладал американский английский, в котором слышались отголоски испанского. Я снова кивнула в надежде, что он скажет что-нибудь еще.

– Я заметил, что вы на меня смотрели, – сказал он, будто оправдываясь за то, что подошел.

Я нарочито не обращала на незнакомца внимания, и он продолжил:

– Я здесь впервые. Потратил кучу времени, чтобы найти это место, а оно, оказывается, такое огромное, что не заметить нельзя, ну, вы понимаете. Вы сами отсюда?

Гость завершил свой вопрос широкой дерзкой улыбкой. Он с интересом и осторожностью взглянул на задремавшего Балисто, размышляя, стоит ли его погладить.

Одной из моих привычек, не раз действовавшей людям на нервы, была манера задавать встречный вопрос и уводить разговор от любых личных или откровенных тем, если я не знала, что сказать.

– Кого вы ищете? – осведомилась я с деланым безразличием.

Он приподнял брови, услышав мой беглый английский, и на мгновение засомневался, не занесло ли меня сюда тем же поездом, что и его.

– Босса, наверное. – Мужчина вытащил из кармана джинсов небольшой желтый листок и перевернул его так, чтобы я увидела имя. – Максимилиан Молер. Знаете его?

Я указала на парадную дверь и посоветовала обратиться к лысому адвокату в темно-синем костюме – тот поможет найти нужного человека.

– И зовут его Макс, – добавила я.

Однако гость не ушел и просто стоял рядом, словно хотел составить мне компанию, раздумывая, что бы еще сказать.

– Как вам машина? – Он кивнул в сторону коричневого монстра.

Меня растрогала простота его вопроса. Незнакомец пытался удержать разговор на плаву.

– Можно ответить честно? – уточнила я.

Он рассмеялся, и в уголках глаз появились тонкие лучики морщин – едва заметные следы «гусиных лапок».

– Редко встречаются красивые женщины, которые ценят честность. Валяйте, я выдержу.

Гость снова улыбнулся, и на его щеках проступили ямочки. Мое лицо обдало жаром.

– Звук у нее впечатляющий, – солгала я, раскачиваясь на качелях.

Балисто замахал пушистым хвостом из стороны в сторону, подметая землю: мол, хватит болтать чепуху, дайте поспать.

– На самом деле это не моя машина, я ее одолжил. Вместе с грохотом, который она издает…

Он порылся во внутренних карманах куртки, нашел красную пачку «Мальборо» и протянул мне сигарету. Я покачала головой – чужих сигарет никогда не брала. Мужчина указал на маленькую черную коробочку, лежавшую на земле поверх книги и портсигара.

– Это зажигалка? Можно воспользоваться?

Это действительно была моя зажигалка, винтажная, в стиле ар-деко, покрытая черной эмалью и украшенная бриллиантами, – изделие парижского салона «Картье». Единственная ценная вещь, которую я всегда носила с собой. Я кивнула. Он присел, взял зажигалку и прочитал английское название книги. Возможно, узнал его, но ничего не сказал.

– А что значит буква «A»? – спросил он, увидев гравировку на зажигалке.

– Первая буква моего имени.

На этом пора было остановить качели и вернуться в дом. Я забрала зажигалку из его рук, оставила книгу, портсигар и туфли и ушла, не оборачиваясь, лишив его возможности задать новый вопрос или как-то иначе продолжить беседу. Назвать ему свое имя значило проявить излишнюю и преждевременную откровенность. К тому же у меня не было ни малейшего желания представляться: люди обычно начинали вести себя совершенно иначе, когда узнавали, что Макс – мой отец.

Балисто последовал за мной, недовольный тем, что мне не сидится на месте. Как только мы вошли в дом, он растянулся на полу в холле, охлаждая свою рыжеватую шерсть. Я перепрыгнула через него и поспешила в библиотеку, окна которой выходили на дуб с качелями. Библиотека была солидная: стены заставлены книгами от пола до потолка.

Вдоль одной из стен, за массивным столом из бразильского палисандра, Макс разместил коллекцию классических детективов, которую собирал с юности, – бесценный архив тайн и загадок: сборники криминальных историй, тома Эллери Квина в твердых обложках, антологии преступлений и интриг, подборки расследований, рассказы об убийствах, шедевры остросюжетной прозы… На полках вдоль противоположной стены выстроились словари иностранных языков – от латинского до русского, энциклопедии по символике, мировым религиям, направлениям в искусстве, а также разнообразные тезаурусы и бесчисленные биографии художников, писателей и актеров. Далее шли книги по медицине: не только учебники, но и справочники, анатомические атласы, словари терминов и даже тематические журналы, хранившиеся в специальных зеленых кожаных футлярах с тиснеными ярлыками. Последнюю стену занимала классика от Данте Алигьери до Стефана Цвейга – роскошные издания в твердых переплетах, нередко на языке оригинала, без единой пылинки и в строгом алфавитном порядке.

Это была моя любимая комната в доме – из-за больших потертых кожаных кресел цвета тимьянового меда. Их покрывали мягкие яркие лоскутные одеяла, которые сшила Mãe – так я называла мать. Имя звучит как «май». За чтением я провела в этих креслах несчетное количество дней и ночей, сидя боком, закинув ноги на огромный подлокотник и устроив голову на спинке. В холодное время года комнату согревал огромный камин, в котором горел огонь. Сейчас он казался заброшенным, как пустая театральная сцена. Я закрыла дверь, на цыпочках подошла к одному из окон и спряталась за портьерами из плотной парчи с переливчатым блеском, подглядывая сквозь щелочку. В библиотеке стояла зловещая тишина.

•

В школе у меня не складывались отношения с числами. В точных науках я была слаба. Читала только те романы, которые выбирала сама, а не те, что велели. Терпеть не могла анализировать литературу. Не выносила вопроса «Что хотел сказать автор?». Ненавидела зубрить даты, события, битвы. История становилась интересной, только когда превращалась в рассказ, иначе она утомляла. Я не любила писать сочинения. Зато у меня была способность к языкам, и к двенадцати годам помимо родного, который двадцать лет назад назывался сербохорватским, пока это название не исчезло, я свободно овладела английским, испанским, итальянским и немецким. Но не французским. Видимо, он оказался несовместим с моей группой крови. Изучение языков давалось мне легко; я ощущала себя хамелеоном, создавая новый образ в зависимости от того, на каком языке говорила. В детстве я болтала на разных языках с куклами, как это делают девочки во время игры. Когда я выросла, куклы исчезли, а навык подражать чужой речи остался.

•

Незнакомец стоял на прежнем месте и спокойно курил, наблюдая за домом, за полицейскими, сновавшими вокруг, и за кружившими в воздухе цветочными лепестками. Я вела себя по-детски, но лишь потому, что не хотела, чтобы наш короткий и неожиданный диалог оказался иллюзией, самообманом, чем-то, чего на самом деле не было. Поэтому я и задержалась у окна, желая убедиться, что этот мужчина реален. Меня пленили вовсе не его обаятельные остроты и не дерзость улыбки. Меня поразило полное отсутствие напряжения или опасности, когда я находилась рядом с ним.

Как бы мне ни запомнилась наша первая встреча, до конца того дня мы больше не обменялись ни словом, хотя я внимательно следила за каждым его движением.

Докурив сигарету, он вошел в дом. Я тихо приоткрыла дверь и осторожно выглянула в коридор. Гость перекинулся парой слов с нашим адвокатом, и тот отвел его в кабинет Макса.

Балисто, демонстративно не подававший признаков жизни, раздраженно поднялся, недовольный скоплением чужаков на своей территории, и пошел за ними. Это было странно, ведь Балисто никогда не проявлял интереса к незнакомцам и не сопровождал их… разве что по команде.

Убедившись, что посетитель у Макса, я снова проверила, где Чарли, а потом вернулась в дом и незаметно проскользнула в укрытие, откуда был виден кабинет. Толстая стена между спальней Макса и его кабинетом на самом деле была встроенным шкафом с потайными дверцами по обеим сторонам, замаскированными под витражные панели. Любой, кто находился в одной из двух комнат, мог рассматривать абстрактные узоры на стекле, не догадываясь, что за ним подглядывают.

•

Когда Макс купил землю и начал строить дом, то попросил не беспокоить его по поводу архитектуры, планировки комнат, интерьера и мебели. Его интересовал только собственный кабинет. За проект дома отвечала Mãe. Она обратилась в местное архитектурное бюро и работала с ним с первых дней ветреной осени до самой цветущей весны. Вместе они придумали спрятать шкафы внутри стен, сделав их пригодными для хранения… или укрытия. Скрытые раздвижные дверцы, всего полметра в высоту, были оснащены электроприводом и открывались с помощью маленького пульта. Только Mãe и я знали их точное расположение, а пробираться внутрь, не считая меня, умел только пес.