Читать книгу: «В поисках потерянной любви», страница 3

– Ты… – голос задрожал, и я сжала простыню, не веря собственным глазам. – Ты пришёл.

– Я буду приходить всегда, когда буду нужен тебе.

Он подошёл ближе, не отводя взгляда. Его шаги были беззвучны, как дыхание сна, и я не знала, сплю ли или просто перешла черту между реальностью и чем-то иным.

– Это сон? – прошептала я. – Или… ты настоящий?

Аксель наклонился ближе:

– А разве это важно, принцесса? Если ты хочешь, чтобы это было сном – я стану им. Но если хочешь, чтобы это было правдой… тогда придётся признать, что ты впустила во дворец не человека, а нечто гораздо опаснее.

– Кто ты? – едва слышно спросила я, боясь услышать ответ.

– Я тот, кого ты будешь бояться, от кого ты убежишь и кого предашь. Но даже здесь ты думаешь обо мне. Ты желаешь меня, даже не осознавая этого, Фьори…

– Откуда ты…

Он придвинулся ближе, забираясь на кровать, заставляя меня отползти в сторону. Его ладони опустились по обе стороны от моего тела, заключая меня в кольцо жара. Ткань на плечах зашуршала, когда он наклонился, едва не касаясь губами моих губ. Его дыхание скользнуло по коже, горячее, как порочность и грех в одном лице.

– Неужели ты всё забыла, моя кьярна?

Ответить я не успела, лишь открыла рот от возмущения, но слова так и не сорвались. Горячие губы мужчины накрыли мои.

Поцелуй был нежен… на одно краткое, обманчивое мгновение. А потом он стал жадным, властным, словно он не просто хотел прикоснуться, он хотел вернуть воспоминания. Те, что я не могла сама вернуть.

Меня охватило пламя, неведомое и дикое, от которого всё существо задрожало. Сердце билось отчаянно, с болью и сладостью, с ощущением, что я теряю и снова нахожу саму себя и нечто запретное.

Он отстранился лишь на миг, достаточно, чтобы я увидела, как горят его глаза. В них было нечто нечеловеческое: древнее, голодное, полное воспоминаний, которых я не помнила…

– Кто ты на самом деле?

Он улыбнулся – медленно, опасно.

– Я – тот, кто заберёт у тебя всё.

Аксель посмотрел в мои глаза, будто пытаясь вытащить из них что-то забытое, стёртое временем и болью. Затем его губы вновь скользнули к моим, на этот раз не для поцелуя, а чтобы прошептать:

– Я пришёл не за тобой, а за тем, что ты мне должна. И если ты вспомнишь… я отпущу тебя.

Он медленно отстранился, и я ощутила, как пустота разливается вокруг нас, как холод после жара. Он смотрел на меня ещё миг… а потом исчез. Не растворился в воздухе, не шагнул в тень, а просто исчез.

А я осталась, на смятой постели, с горящими щеками, дрожащими руками… и с поцелуем, который был слишком настоящим, чтобы быть сном.

Оболочка

Храм Знаний казался Ивэлин самым величественным местом, в котором ей доводилось бывать. Даже дворец, в котором она выросла, терялся на фоне этого места.

Проходя по широкому залу, увешанному зеркалами и увитому насыщенной зеленью, девушка ловила себя на мысли, что это место определённо – обитель местного божества. Сомнар ничего не рассказала и вообще исчезла с корабля. Но сны, в которых Амария поведала о мире, в котором принцессе предстоит существовать, не оставляли сомнений в том, что всё происходящее – реальность.

Стоило кораблю бросить якорь, как за ней тут же приплыла лодка, на борту которой был лишь молчаливый высокий мужчина в броне. Он не проронил ни слова, игнорировал все вопросы и довольствовался только кивками или движениями руки, когда от Ивэлин требовалось сойти на берег и взобраться на запряжённую лошадь.

Дорога пролегала через лес, показавшийся непривычно странным. Стоило всадникам очутиться на кромке, как все звуки стихли, даже ветер перестал гулять сквозь стволы, лениво раскачивая листву.

Незнакомец махнул рукой, показывая, что нужно остановиться. Принцесса сжала поводья, и жеребец послушно замер, дёргая ушами.

Голубой взгляд принялся изучать местность, пытаясь понять причину внезапной остановки. И вскоре эта причина сама показалась.

Вердис вышла навстречу. На губах засияла улыбка, когда она шагнула ближе, желая рассмотреть незваных гостей. Одежда богини была соткана из листьев и лепестков цветов, а зелёные волосы заплетены в две тугие косы. Ивэлин не сразу осознала, что задержала дыхание. От Вердис не исходило ни страха, ни угрозы, но в ней было что-то необъяснимо древнее.

– Ты – дочь не своей земли, – голос богини прозвучал тихо, как ветер в траве, но каждое слово отзывалось в груди. – Но всё живое склоняется не перед происхождением… а перед выбором.

– Я не понимаю…

– Всему своё время, и каждой судьбе отведена своя роль, сестра. Мой лес открыт для тебя, так же, как был открыт для Амарии, – богиня махнула рукой, и в ответ на этот жест ветер закружил хрупкие листья и травинки. – Если она выбрала тебя, то и я выбираю.

С этими словами фигура Вердис рассыпалась на сотни лепестков, подгоняемых ветром, но её голос продолжал доноситься сквозь ожившие звуки леса.

Старик, назвавшийся Тареном, постоянно оборачивался, опасаясь, что Ивэлин завернёт куда-то не туда или вообще потеряется. Он получил чёткий приказ: встретить принцессу Рейнграда и немедля доставить её Ксантру. Но девушка следовала за ним без лишних слов. Тарен ценил в людях молчаливость, а потому проникся внутренним уважением к ней. Память подбросила воспоминание о другой принцессе, что бывала здесь не так давно.

Фьори.

Смотритель не мог припомнить столько нахальных людей за всю свою жизнь. И как так вышло, что именно она – законная наследница Эстериона? Если девчонку спасут из лап Смерти, то королевство ждут большие проблемы. Таким людям, как она, не стоит касаться власти…

– Пришли, – тряхнув головой с редкими седыми волосами, оповестил старик и открыл дверь перед Ивэлин. – Господин скоро появится. Прошу, не трогайте здесь ничего.

Шагнув вглубь кабинета, Ивэлин сразу ощутила аромат воска и пыли. Помещение освещали лишь пара свечей на столе, но и их хватило, чтобы приглядеться.

Книги заполняли не только полки вдоль стен: они лежали стопками на полу, теснились в нишах и даже на подлокотниках кресел. Некоторые из них казались древними: с кожаными обложками, покрытыми трещинами времени, с закладками из выцветшей ткани и потемневшими от прикосновений страницами.

Ивэлин сделала несколько шагов вперёд, чувствуя, как пол скрипит под ногами, и в то же время как воздух меняется, становится… насыщенным. Здесь было нечто, что жило вне времени. Она подошла ближе к столу, и взгляд зацепился за предмет, лежащий рядом. Перо, обмотанное тонким золотым шнуром.

В голове пронеслось предостережение старика, и Ивэ отдёрнула руку, хотя всё внутри зудело от желания прикоснуться к необычной вещи.

– Любопытство – тонкая трещина в сосуде разума, – прозвучал голос за спиной, заставивший девушку немедленно обернуться. – Если её не остановить, сосуд рано или поздно даст течь.

Ивэлин взглянула на незнакомца, отмечая, что обычным человеком он точно не был. Бледная, будто мраморная кожа, глубокие чёрные глаза, в которых не отражался свет свечей, и длинные белоснежные волосы, лежащие на плечах.

– Вы… Ксантр? – сдавленно произнесла принцесса. Она видела его во снах.

Мужчина кивнул, обошёл девушку и провёл пальцем по краю деревянного стола, растирая пыль подушечками пальцев.

– А ты – та, что станет новой богиней.

– Уверена, что здесь какая-то путаница…

Ксантр разглядывал сероватые пылинки так, будто в них таился сакральный смысл.

– Путаница есть, ты права. Но вопрос в том, что мы будем делать, чтобы разобраться с этим?

– Разве вы не бог Знаний? Может, и дадите ответ! – Ивэлин не собиралась грубить, но равнодушие божества всколыхнуло внутри нечто доселе неизвестное.

Два чернильных пятна взглянули на принцессу иначе, и на губах Ксантра на мгновение отразилась улыбка. Амария выбрала Фьори, но ей удалось найти достойную замену. Возможно, она не ошиблась в принцессе Рейнграда. Просто никто ещё не успел разглядеть в ней тот огонь, который пока слабо тлел внутри.

– Огонь, – повторил свои мысли бог. – Он редко рождается сразу. Чаще всего он коптит, копается в древесине души, прежде чем вспыхнуть. И обычно – в самый неподходящий момент.

Он медленно прошёл к одному из шкафов, щёлкнул пальцами и двери сами раскрылись, обнажив десятки свитков. Бумага в них была сухой, пожелтевшей, казалось, тронь, и рассыплется в прах. Один из свитков сам скользнул к нему в руки. Ксантр развернул его, взглянул и свернул обратно.

– Суть знания не в том, чтобы получить ответ. А в том, чтобы быть готовой за него платить.

Ивэлин сжала руки в замок. В груди разлилось раздражение, смешанное с тревогой. Она хотела понять, почему её привели сюда, почему именно она… и в то же время боялась услышать, что вся её жизнь отныне ей не принадлежит.

– Вы знаете, что мне суждено, – проговорила она. – Почему вы просто не скажете? Сомнар говорила, что я стану новой богиней Любви.

– И Ненависти, – добавил мужчина. – Начало Амарии было в том, что она умела сочетать в себе две противоборствующие стихии. Она научилась любить так сильно, что это чувство сжигало её… а потом научилась ненавидеть так, что ей пришлось прятать это, чтобы не разрушить всё вокруг.

Ксантр медленно повернулся к принцессе, разглядывая растерянность на её лице.

– Ты когда-нибудь любила, Ивэлин?

Божество не собиралось обидеть девушку, но её щёки вспыхнули от возмущения, а в глазах сверкнул ужас. Ответ был очевиден: принцесса не успела познать любви. Ей предстояло пройти так много… но времени катастрофически не было. Миру нужна новая богиня. Чем быстрее оболочка вберёт в себя силу Амарии, тем лучше.

Такого не бывало прежде. Боги стояли нерушимыми столпами в мироздании, и никто не смел пошатнуть эту систему. До того дня, как появился Аксель. Их самая большая загадка и… страх. Война осмелился бросить вызов божественным созданиям.

– Придётся учиться, – с этими словами Ксантр шагнул ближе к девушке, заставив её качнуться к деревянному шкафу.

Во взгляде божества не было сочувствия, лишь холодная расчётливость, не подвластная пониманию обычного человека. Вот только Ивэлин не суждено было жить жизнью людей.

Губы бога почти дотронулись до виска девушки, когда он резко отстранился и взглянул на дверь.

– Твой брат жаждет встречи, Ивэлин. Поговорим потом.

Фигура шагнула назад и скрылась в бесчисленных стеллажах.

Принцесса слышала это, но разобрать смысл не смогла. Сердце грохотало в ушах, мешая сосредоточиться. Руки легли на грудь, желая угомонить бешеный стук. Никто и никогда не приближался к принцессе Рейнграда. Это было непозволительно и грубо. Ивэ росла, но никогда не видела на себе заинтересованных взглядов. Даже стража, что охраняла её покои, никогда не осмеливалась поднимать глаза.

То, что совершил Ксантр, было… пугающе. Но так маняще.

– Ивэ?! – Арслан с силой распахнул створку двери так, что та с грохотом ударилась о стену.

В несколько шагов он преодолел расстояние и подошёл к сестре, хватая её за плечи.

– Ты в порядке? Они что-то сделали с тобой? – ледяные глаза пытались найти ответы на побледневшем лице.

– Арс, я в порядке… – принцесса попыталась выдавить улыбку, но король оставался неприступным. Его крепкая хватка удерживала Ивэлин так, что плечи заныли от боли.

– Что они тебе сказали?! – резко тряхнув девушку, спросил король.

Не так представлялась встреча с братом. Вместо тёплых объятий и душевных разговоров Арслан требовал ответов, которых не было. Неожиданно Ивэ осознала, что ей никогда не выбраться из клетки. Её судьба – исполнять чужие прихоти, оставаясь в тени. Только в ответ на эту мысль кончики пальцев закололо, будто что-то внутри сопротивлялось.

Подняв руки и медленно убрав пальцы брата, Ивэлин отстранилась, ощутив, что без его давления дышать легче.

– Я тоже рада видеть тебя, брат, – холодный тон, каким прежде она никогда не говорила, и такой же ледяной взгляд.

Любовь и ненависть, идущие рука об руку. Кажется, принцесса начинала понимать, о чём говорила Амария в её снах.

❧✧☙

– Я не понимаю, почему Сомнар не может проникнуть в сны Фьори? – возмутилась Катерина, опустив ладони на стол. – Ты говорил, что твоя сестра поможет…

Ксантр старался избегать общения с полубогиней, но в этот раз она сама его нашла. Нагло подсела в столовой, сверля его яркими зелёными глазами. В попытке спасти сестру Катерина переступала через всё: через страх, здравый смысл и любые рамки дозволенности.

Она выглядела измотанной: под глазами собрались тёмные круги, волосы были грязными, а кожа приобрела сероватый оттенок. Чем больше дней Катерина проводила без сна, тем больше теряла связь с реальностью.

– Ты говорил, что Сомнар поможет, – с нажимом повторила девушка.

– Я говорил, что если кто-то и сможет проникнуть в сознание Фьори, то это будет Сомнар. Но ты ведь знаешь, Катерина, – он поднял взгляд, – Сны – не путь в одну сторону. Чтобы войти, душа должна откликнуться. А Фьори… молчит. Она будто не хочет отзываться на наши просьбы.

Катерина отпрянула, как будто он дал ей пощёчину.

– Молчит? – переспросила она. – Ты хочешь сказать, что она… мертва?

Ксантр наконец отложил нож и соединил пальцы перед собой, опершись на стол.

– Она находится в слое забвения. Там, где граница между жизнью, сном и смертью стирается. Это предел, куда не каждый бог осмеливается заглянуть.

– Но Сомнар… – Катерина хотела возразить, но осеклась.

Ксантр кивнул:

– Сомнар пыталась. Но Фьори либо отталкивает её неосознанно, либо кто-то… мешает изнутри.

Он говорил это безэмоционально, но Катерина чувствовала: под этими словами скрывается нечто большее. Подозрение. Страх. Ответ, который он не хотел произносить вслух.

– Ты думаешь, это Хекат? Она удерживает Фьори?

– Возможно. А возможно… Возможно, Фьори и сама не хочет вернуться.

– Что за глупости?! Моя сестра не сдаётся… Она столько всего сделала, борясь за свою судьбу!

– Не все ошибки весят одинаково, Катерина. Есть такие, что настолько тяжело выносить, что проще забыть… и никогда не возвращаться.

Ксантр произнёс это тихо, почти сочувственно, но от этих слов у Катерины что-то оборвалось внутри. Она резко выпрямилась, отодвигая стул, который с грохотом заскользил по каменному полу.

– Ты не знаешь её! – выпалила она, и в голосе дрогнула боль. – Ты видел её силу, её связь с сердцем бога, её дерзость! Фьори не сдаётся!

Ксантр не спорил. Он просто наблюдал. И в его взгляде не было высокомерия, только странная, застаревшая печаль.

– А если сейчас ей невыносимо быть собой? Если боль, которую она перенесла… стала той самой трещиной, через которую просочилась тьма?

Катерина покачала головой, но уже не так уверенно. В груди гудело. Обида. Бессилие. И неуверенность, которую она не хотела признавать.

– Ты ведь и сама взяла на себя слишком много, не так ли? Что сказала тебе Амария? Твой долг – защищать оболочку даже ценой собственной жизни, да?

Божество могло только предполагать, но реакция Катерины говорила сама за себя: он оказался прав.

– Только теперь Фьори не оболочка. Твоя сестра в царстве Смерти. Она носит ребёнка, которого должна отдать Хекат. И тебе надо смириться с тем, что шансы на спасение… невелики.

Ксантр поднялся с места, оставив тарелку с остывшим супом почти полной.

– Чем раньше ты осознаешь, что не всесильна, тем проще будет. Если хочешь что-то сделать – учись работать в союзе. Если хочешь изменить судьбу – дерзай. Но мёртвые никого не спасают. Сосредоточься на живых, – бог Знаний кивнул за спину девушки.

Виран вошёл в столовую, лениво потягиваясь, будто всё происходящее его мало волновало. Он подхватил яблоко из корзины и подбросил его в воздух.

Челюсть Катерины сжалась от злости. В то время как она делала всё, чтобы спасти сестру, он вёл обычную жизнь: улыбался, впиваясь в бок хрустящего яблока.

Девушка уже собиралась уходить, не желая смотреть на лицо, что в последнее время раздражало сильнее обычного.

– Кати, – Виран поймал девушку за рукав, привлекая внимание, но её резкий взгляд заставил его выставить ладони в защитном жесте.

– Не называй меня так.

Придворные дети давно выросли, и их пути разошлись. Пусть сейчас они находились на переплетении дорог – это ничего не меняло. Семья Вирана осталась при дворе королевы-узурпаторши, а Катерина была вынуждена спасаться.

– В детстве тебе нравилось… – почесав шею, замялся мужчина.

Неприступная крепость в виде девушки не дрогнула. Её взгляд, несмотря на усталость, метал острые клинки. Но будто этого было мало, она произнесла таким ледяным тоном, что Вирану показалось, он чувствует мурашки на коже:

– В детстве мне казалось, что близкий друг не предаст.

Слова Катерины ударили сильнее, чем хотелось. Он поражался тому, как девушка способна причинить боль с такой искусностью. Конечно, в её мире всё было именно так. Отец Вирана служил Килиан, но он и сестра были детьми. Что они могли сделать?

Не всем дано бороться в открытую. Кто-то предпочитает скрываться в тенях, чтобы в нужный момент нанести удар.

– Ни одного проклятого дня своей жизни я не позволял себе предавать. Даже когда был там. Даже когда играл по чужим правилам, улыбался, притворяясь дураком, – мужчина шагнул ближе и опёр руки в край стола. – Каждый делает то, что ему по силам, Катерина. Я кажусь тебе слабым, потому что моя сила не идёт вровень с твоей. Но я не стану переубеждать тебя.

Ноги приросли к полу. Дыхание сбилось, как бывает, когда долго бежишь, а потом резко останавливаешься. Слова Вирана звенели в голове, разрастаясь трещинами по уверенности, которой она прикрывала раны.

Он прав. Каждый ведёт ту борьбу, на которую способен.

И вот, стоя у двери столовой, наблюдая, как Виран уходит, оставляя её в одиночестве, она поняла: прощение было чуждо ей.

Простить кого-то – значит признать, что ты ошибалась. Катерина не прощала ошибок. Ни своих собственных, ни чужих. С тех пор как Амария спасла королевских дочерей, для Кати началась постоянная борьба. За жизнь. За месть. За будущее.

Богиня вселила в неё мысль, что Фьори необходимо защитить любой ценой. Не просто как наследницу Эстериона, а как нечто большее, что-то, чего сознание ребёнка пока не могло понять. Но слова богини звучали нерушимо. Не требуя возражений. Не нуждаясь в уточнениях.

А потом Аксель нашёл Фьори. Забрал. Подчинил себе. Катерина ненавидела себя за то, что не уберегла сестру. То, что ей было велено защищать, исчезло. И она осталась одна. Со своими страхами. С бесконечной виной. И сейчас всё повторялось…

Она тихо выдохнула. Ровно. Сдержанно. И только по тому, как дрогнули плечи, можно было понять: что-то внутри сдвинулось. Не простило. Не отпустило. Но услышало.

Любовь и ненависть

– Рано или поздно нам нужно поговорить.

Аксель вошёл в кабинет Килиан без стука, нагло распахнул дверь и занял свободное кресло у стола. Королева лениво подняла на него потухший взгляд.

– Из-за тебя умерла моя дочь, – преодолевая сухость в горле, медленно произнесла женщина.

– И мне жаль…

– Она любила тебя! Мечтала о свадьбе!

Тон голоса повышался, а Аксель кривился от каждого слова. Навязанные чувства мало волновали его, впрочем, как и собственные: те, что не осмеливались поднять пугливый взгляд внутри его сути. Он давно усвоил, что любовь – слабость, и сейчас сильнее убеждался в этом.

– Ты предпочёл защищать предательницу. Как ты мог, Аксель? – слова пропитались ядовитой виной. – Неужели мы не на одной стороне? Я ведь никогда не позволяла тебе усомниться в своей верности… Так почему в нужный час ты отвернулся?!

– Я не изменил своих планов. Каждого виновного ждёт смерть…

– Вот только твоя Фьори не ответит за смерть моей дочери! Кому мстить мне?! – На лице Килиан выступили чёрно-золотые чешуйки, а в глазах разлилась желтизна. Проклятие Амарии начинало действовать.

Божество не хотело посвящать королеву во все свои планы, но её истерика была совсем не к месту. Война не знает жалости и сострадания. Медленно вытащив клинок из ножен, Аксель полоснул кожу на ладони и придвинул к себе бокал, в котором ещё недавно плескалось вино. Теперь пузатое стекло заполнила другая алая жидкость. Он молча придвинул кровь Килиан, наблюдая за тем, как гнев на её лице меняется на другую эмоцию.

Страх.

Килиан замерла, откинувшись в кресле. Её зрачки дрогнули, расширились, как у зверя, почуявшего капкан. Запах свежей крови наполнил комнату: тяжёлый, металлический, нестерпимо живой. Ноздри защекотало, а пальцы против воли потянулись к щеке, ощущая под подушечками выступающую чешуйчатую кожу.

– Это… – её голос сорвался, обнажив хрип.

– Я даю тебе выбор. Или ты идёшь со мной до конца: без истерик, без эмоций, без жалоб на боль. Или ты станешь следующей.

Приговор прозвучал холодно, безэмоционально. Он не блефовал, не пытался запугать. Королева сделала попытку улыбнуться, но уголки губ задрожали. Проклятие вновь проявилось: на шее выступили тонкие золотистые линии, как следы когтей, что оставила Амария.

– Я потеряла дочь, Аксель… – прошептала она. – И ты хочешь, чтобы я просто приняла это?

– Я хочу, чтобы ты вспомнила, на что мы шли ради твоего трона, – его голос стал резким, как лезвие. – Ради власти, ради разрушения старого мира. И напомню тебе: твоя дочь тоже играла. Просто не рассчитала последствий.

В голове Акселя вспыхнул образ сереброволосой девушки. Её глаза горели: ненавистью, местью, бесконечной борьбой против жизни, уготованной ей. Она была бы идеальной богиней. Пальцы бога ещё помнили, каким податливым было тело девушки в лесу Вердис. Фьори умела любить, но боялась этого чувства.

Теперь это не имело значения. Девчонка воткнула нож в сердце. В его сердце.

Рука потянулась к бокалу, намереваясь столкнуть его с края стола, но Килиан поймала хрустальную ножку. Её пальцы крепко вцепились в исцеляющую кровь. Гордость и обиду пришлось задавить на корню.

Юнец, которым было так легко помыкать, – вырос. Сумел ли он разгадать планы королевы или вёл себя жестоко из собственных мотивов, понятно не было. Но в том, что бог Войны больше не подчинялся чужому влиянию, стало очевидно.

– Рад, что мы друг друга поняли, – наблюдая за тем, как Килиан отпивает кровь, Аксель поднялся. – Я собираю войска для атаки. Первым делом разрушим храм Эйтры, затем займёмся её поисками. Наверняка придётся потрясти Ксантра. Этот червяк точно знает, где она…

Уверенность, с которой он говорил, не вызывала внутри королевы никакого отклика. Она мечтала о дне, когда сами боги падут к её ногам, но теперь долгожданная цель не приносила радости. Будь всё по-другому, будь Сибил жива, возможно, она бы могла поддержать Войну. Вот только теперь внутри зияла пустота. И только слабая искорка мести до сих пор заставляла королеву дышать.

На этот раз Килиан не допустит ошибки и будет до последнего скрывать боль, чтобы никто не смел усомниться в её верности Акселю. А когда придёт тот день и тот час – возмездие откроет свои объятия и вонзит клинок. Ему будет так же больно, как и ей сейчас.

Ярв и Мрак ждали капитана в его кабинете. Первый смотрел прямо перед собой, не решаясь взглянуть на изуродованное лицо товарища. То, что Мрак сам виноват в случившемся, воин не сомневался. Ещё на корабле, в тот день, когда капитан оказался связан божественным предназначением, всех солдат предупредили, что любой, кто тронет кьярну, ещё долго не сможет шевелить руками. Преступление и наказание свершились, не заставив себя ждать.

Хруст ломающихся костей долго стоял в ушах воина, повидавшего немало жестокости. Но то, с каким наслаждением делал это Аксель, несравнимо ни с чем.

Капитан вошёл без лишнего шума. Окинул взглядом солдат, расстегнул ремень на поясе и бросил клинок на край стола, чтобы занять место в кресле.

– Сначала Храм Судьбы, – медленно произнёс он, усаживаясь за стол. – Уничтожьте всё. Люди должны видеть, что у неё нет власти. Её пророчества – прах. Я не собираюсь играть по её нитям.

Мрак затаил дыхание, а Ярв еле заметно кивнул.

– Затем отправьте людей к Храму Знаний. Напомните Ксантру, что он не сможет спрятаться за свитками и иллюзией нейтралитета. Пора разбудить его страх.

На короткий миг взгляд Акселя потемнел. Ледяная ярость скользнула по лицу, но исчезла, оставив лишь привычную холодную решимость. Он не хотел думать о том, что Фьори сбежала от него к этому червяку. Девчонка покинула его в лесу, в месте, где всё было так идеально…

– И мне нужно, чтобы Вердис позволила пройти к храму Хекат. Без её согласия – туда не добраться.

– Но как? – неожиданно спросил Мрак, нарушив мрачное молчание. – Эта тварь никого не пускает без своего желания…

Всё произошло за секунду. Аксель встал и этого оказалось достаточно, чтобы воздух сгустился. Он оказался рядом с Мраком, и рука легла на горло так быстро, что тот не успел даже вдохнуть.

– Назови её так ещё раз, – прошептал бог. – И я вырежу твой язык. Чтобы больше никто не услышал твоего мерзкого голоса.

Он отпустил, и Мрак, скашливаясь, упал на одно колено.

– Вердис – не просто богиня. Она сердце леса. Её нельзя принудить… но можно убедить. Передайте ей мои слова: я прошу. Один раз.

Война не любил о чём-то просить. Его просьбы всегда походили на угрозы. Только ему нужно было сердце. Ощутить Эйтру без сердца не получится. Змея постоянно ускользает от него, понимая, что её ждёт, когда он доберётся.

– И скажите ей… если она откажет, я заставлю лес выть. Заставлю деревья корчиться в пепле. И даже ветер забудет, как шептать её имя.

Мрак, потирая горло, медленно выпрямился. Ярв стоял недвижимо, не осмеливаясь даже вдохнуть слишком громко.

– Выполняйте, – сказал Аксель и сел обратно.

❧✧☙

В Храме Знаний принцессу приняли с заботой и вниманием. На её просьбы найти необходимые книги о богине Любви и Ненависти отзывались с охотой. Никто не рассказал ей, как будет проходить посвящение в богини и о том, когда оболочка примет силу Амарии.

Однажды она набралась храбрости и спросила об этом у Ксантра, но тот пожал плечами, погрузившись в омут воспоминаний.

Даже Амария, приходящая в снах, твердила только одно:

Любовь и ненависть. Разбуди эти чувства в себе…

Как это сделать, Ивэ не понимала. Она любила отца и брата, даже своих служанок во дворце любила. Та любовь была тихой, тёплой, земной. Она не жгла, не рвала, не переворачивала мир. А ненависть…

Ивэлин не знала её вкуса. Не по-настоящему. Она злилась, конечно, на несправедливость, на страх, который держал её в клетке, на судьбу, что распорядилась с ней так жестоко.

Ивэлин пыталась. Она читала истории о чувствах, о трагедиях, где герои отдавали себя целиком, где умирали ради поцелуя, предавали ради прикосновения. Но страницы оставались чужими. Слова мёртвыми. Они не касались её души.

Каждую ночь она засыпала с надеждой, что проснётся другой. Что почувствует огонь тот самый, о котором говорил Ксантр и шептал голос Амарии во снах. Но её внутренний мир оставался тихим и… пустым.

Листая сухие страницы, принцесса в который раз убедилась, что выбрана зря. Тяжёлый вдох сорвался с губ, и она захлопнула книгу, не желая читать истории, восхваляющие Любовь и оправдывающие Ненависть.

– Неинтересно? – голос Ксантра заставил Ивэ вздрогнуть и обернуться. – Говорят, дамам нравятся книги про отважных героев и настоящую любовь.

– Какой смысл читать про чью-то любовь? – выдохнула Ивэлин, не скрывая усталости и разочарования. – Это не делает меня ближе к тому, кем вы все хотите, чтобы я стала.

Она не заметила, как пальцы сжались в кулак на колене. Разговоры о чувствах, которые должны вспыхнуть по велению судьбы, раздражали всё больше.

Ксантр стоял в полумраке между двух книжных стеллажей, как всегда бесшумен, спокоен, почти призрачен. В его взгляде не было ни жалости, ни ожидания – только наблюдение.

– Встань, принцесса, – мягко попросил бог и протянул руку.

Девушка осторожно вложила ладонь и поднялась. От прикосновения к тёплой коже по телу пробежала лёгкая дрожь. Ивэлин собиралась разорвать контакт, но Ксантр притянул её к себе.

– Ты ищешь чувства, как будто они живут в книгах. Но любовь – не строка, и ненависть – не сюжет. Иногда они приходят в касании. Иногда в предательстве. А иногда… – он опустил взгляд на губы принцессы, – в том, кто тебе не нравится.

Она сглотнула. Грудь поднималась в неровном ритме, сердце стучало слишком громко. Всё внутри подсказывало: это опасно. Слишком близко. Слишком глубоко. Слишком не то, чего она ждала.

– Вы… – прошептала она, но сама не знала, что хотела сказать.

Ксантр едва склонил голову. Его рука обвивала её талию, не сжимающая, но удерживающая.

– Я не твой враг, Ивэлин. И не спаситель. Я – отражение. Ты ищешь чувства? Смотри на них. Смотри в себя.

Он отпустил так же мягко, как и притянул, но даже когда между ними возникло расстояние, тепло от его прикосновения осталось на коже, как метка. Принцесса понимала, что делает бог, но противостоять не могла. Впервые в жизни кто-то не боялся прикоснуться к ней, не боялся гнева короля Рейнграда.

Желание ощутить вкус чужих губ захлестнуло с головой. Пусть на короткий миг, пусть это только ради исполнения долга, но так хочется ненадолго стать живой, настоящей, почувствовать…

– В следующий раз не спрашивай, как найти любовь и ненависть, – сказал он, растворяясь в темноте библиотеки. – Задай себе вопрос: что ты будешь делать, когда они найдут тебя.

Оставив принцессу в одиночестве бороться с колотящимся сердцем, Ксантр ушёл. Ему хотелось проветриться, ненадолго забыть обо всём происходящем, но он не мог.

Ветер на крыше заиграл с его длинными волосами, лаская их своими невидимыми руками. Подойдя ближе к краю крыши, бог закрыл глаза и втянул свежий воздух.

Ксантр опёрся ладонями о каменный край. Впервые за долгое время он столкнулся лицом к лицу со своим страхом – незнанием. И именно сейчас, когда всё трещало по швам, он ощущал слабость.

Амария ушла. Навсегда. Не в сон, не в покой – в пустоту. А вместе с собой она унесла тайну: как божественная сила находит новую оболочку и вбирает силу бога.

Ксантр знал многое. Он слышал рождение звёзд и видел, как умирают миры. Но сейчас… Сейчас он был слеп.

Принцесса Рейнграда была заменой, но выбора не было. Хрупкая. Ранимая. Полная несформулированных надежд и ещё не пережитой боли. Амария выбрала не её. В голове мелькнул образ: напуганное лицо, искусанные губы и голубые глаза, полные непонимания.

Ивэлин должна стать той, кем не является. И он должен был помочь.

Даже если это значит – сломать её. Она должна почувствовать. Не думать, не мечтать, не представлять. Любовь – как вспышку. Боль – как пульс. Ненависть – как дыхание. И тогда внутри неё раскроется то, что спрятала Амария.

Чёрные глаза устремились к вершинам гор, обдумывая. Ксантр не был стратегом. Он многое знал, но война и разрушения были чужды для того, кто собирал мудрость и опыт. В том, что Аксель придёт, божество Знаний не сомневался. У него всё было готово ко встрече с любым, кто посмеет посеять зерно хаоса в его обители. Но если сам Война решится показаться, то вопрос времени, сколько выстоит Храм.