Карантин для родственников

– Дура! Дура! А все мать… ютись теперь в двухкомнатной маломерке. Сама с отцом в зале, а мне с детьми – спальню – шесть квадратных метров! Одна кровать да старый шкаф. Работы нет, на бирже для юристов – дырка от бублика. Идиотка!

– Ника, ты, что – куришь?! – Елена вышла на балкон.

– Да, курю! По твоим стопам иду – ты, что ль не курила?! И вообще, если бы не ты со своим « дочка, собирай вещи, уезжай!..», хрен бы я с Новосибирска дернулась! У тебя видать, мамочка, тяга какая-то срывать меня с места. Ладно, в первый раз… но сейчас могла как-то по-другому помочь, квартиру на время снять. Андрюха ведь у меня прощения просил! Все бы наладилось. А что теперь?! Ни кола ни двора. Работать кем? Городок небольшой, с юристами перебор. Остается что? Полы в подъездах мыть, в ларьке сигаретами торговать? А все мать – ты! Свой нос суешь во все! Я, так и знай, уеду обратно!..

– Дрянь ты, Ника. Мы с отцом в который раз тебя спасаем. Узнай Роговцевы про твои шашни на стороне, в канаве бы с пробитой головой валялась.

– Да, конечно, в канаве! Руки коротки! Он в ФСБ бухгалтером работал. Да у него самого рыльце в пушку – любовниц знаешь сколько?!

– Замолчи!

– Вы что разорались? Соседи кругом…

– Да ладно, папа! Все – поговорили.

Поздно ночью Елена тихонько вышла на балкон. Размахнувшись, выбросила темно-зеленый камешек…

***

По материнской линии Ника лицом напоминала прабабку. Родом из Херсонщины, выйдя замуж за крымчанина, проживала в Евпатории. Вспыльчивая, страстная, она умерла в тридцать шесть лет от заражения крови. Антисанитария подпольного аборта осиротила пятерых детей.

– Ой, Вероникушка наша, вылитая мама моя. Смотрю фотки, что ты прислала, ишь как природа возвращается. Такие же ямочки на щечках. А когда она приедет ко мне? А как ее детки? – в телефонную трубку голос матери звучал бодро:

– Как живете-то, как дела?

– Да, нормально, мама. Все нормально, разъехались, слава богу. Ника квартиру сняла, рядом, девятиэтажка. Детсад под боком. С работой, даст бог, что-то прорежется. Все живы, здоровы. Я тебя, мамочка, тоже целую…

Через полчаса – звонок от Ники:

– Мам, мне на бирже работу предлагают! На завод юристом! Правда, на полставки, оклад небольшой, но главное – зацепиться!

***

– Ты чего вцепилась в него?! Я вас в магазине видела, как сестра с младшим братом.

– Подумаешь, пять лет разницы! А я что, с двумя детьми одна должна мыкаться?

– Ника, побойся бога, ну хотя бы полгода мужика в постель не пускай. От мужа ушла. Семья разбита! Понимаешь, это как карантин… Выздороветь надо! К детям лицом повернись. Без отца остались! Душу в порядок приведи – столько дров наломала…

– А я люблю его!

– Врешь, дорогая! Просто в койке стервец хорош. С Андреем-то облом: пил, пил да и сплыл как мужик. Вот у тебя и зачесалось. Да ладно бы мужчина, а то пацан, студент.

– Через год институт заканчивает, заживем как люди!..

– Так чего вместе не приходите к нам? По-людски познакомились бы, присмотрелись поближе.

– А он стеснительный.

– Ну, конечно, кувыркаться с тобой – нормально, а за полгода хотя бы раз к нам прийти – слабо?!

– Мама, отстань! Не лезь! Сколько той жизни, я жить хочу!

***

– Бабуля, правда, скоро конец света? В школе говорят, двадцать второго декабря. Мы с мамой фильм смотрели. Страшный! – Оля буравила Елену встревоженным взглядом.

– Сказки все это. Не бери в голову глупости.

– А тетя Таня, соседка! У них в погребе (я с ихней Люськой лазала туда) – тушенка в ящиках. Сгущенка, мешки с мукой, электроплитка, раскладушки. Бабуля, а мы как?!

– Ольга, отстань от бабушки! – Ника вошла на кухню, включила чайник. – Сто раз тебе говорила – конец света, выдумки племени майи… – адреналин для дураков. Я в другое верю: черные дыры там… с кометой можем столкнуться. А ты, мама, что молчишь? Веришь в конец света?

– Да как тебе сказать? Где-то прочитала: шел конкурс палачей. Состязались в мастерстве, кто виртуозней. В устрашающих одеждах, с криком, ревом. Народ от такого зрелища заводился на всю катушку. И вот выступает последний. Меч из ножен достал. Всего пару раз им – налево, направо. Потом убрал меч снова в ножны. Поклонился, мол, дело сделано. А вокруг все удивленно брови подняли, дескать, это что, все? А он им: « А вы попробуйте, кивните головами…»

***

Рождество встречали дважды. Первое по грегорианскому календарю – двадцать пятого декабря – дань уважения предкам Елены со стороны отца (мама его, Мария Ольшевская, была католичкой).

– Послушай, Лена, почему крестишься не так? – как-то на поминках кого-то из родни округлила глаза свекровь. – Ты, я знаю, крестилась в православной церкви. Так надо крест класть справа налево, а ты наоборот!

Почему да почему… давай, виртуальный ящик, выдвигайся, будем нащупывать ответ на этот каверзный, для многих людей ересью пахнущий вопрос. А в ящике не густо, по этой теме только одна мысль, причем в стихотворном виде: «Крест слева направо, справа на лево – крона мощна Христианского Древа… Влево ли вправо, по кругу пошла – держат над бездной два вечных крыла…»

Как-то еще школьницей, случайно зайдя в церковь, Елена спросила какую-то женщину:

– Почему вы рукой вот так, справа налево? А если по-другому креститься, что будет?

– Деточка, да ты просто молись. Смотри как мы, а мы так с детства… так надо… так все… А вопросы от лукавого.

Неубедительный ответ еще больше напустил тумана. Вторая попытка в медовый месяц. Вспоминай, Елена, как в доме отдыха, в столовой, рядом с вами, молодоженами, сидел то ли дьяк, то ли батюшка. На твой вопрос, в чем разница православного и католического креста, ответил кратко: « Мы крест на себя кладем, а они от себя». В подробности вдаваться не стал. Вздохнул только: «Ох, грехи наши тяжкие…»

А помнишь, родив Нику, ты ездила по путевке в Трускавец? Карпаты… от небесной сини горы тоже казались синими, в белооблачных шапках… земляника – вкуснее не ела. Первая неделя – процедуры в санатории, а в воскресение, гуляя по городу, ты случайно вошла в костел. Строгая, на грани аскезы простота внутреннего убранства. Высокие готические потолки. Деревянные темные от времени скамейки. Воздух, пропитанный молитвами к Матери Божьей. Впереди тебя опираясь на костыли, зашла женщина, облегченно села во втором ряду. Заходили люди, рассаживались. Зазвучала музыка. Ты тоже присела на скамью. Но… душа твоя вдруг впервые встала по стойке смирно. И рука с легкостью единственного (для того времени) варианта осенила плоть крестом. Слева направо. Почему у тебя именно так, а не иначе? Почему Матерь Божья тебе пока ближе, понятнее, чем православная Огненность Триединства Духа?

Ответ в древнерусской иконописи. Возьми одну из самых известных работ Андрея Рублева «Крещение». Смотри, кто и где стоит за центральным образом Бога-сына. За левым плечом – светлое ангельское войско. За правым – смутные земные облики. Даже сам Иоан-креститель, стоящий справа, выглядит странно. Туловище неестественно длинное, левая рука короче правой. Налицо искажение реальности, присущее людям даже самым, казалось бы, одухотворенным. И согнутая по направлению к земле правая рука Бога-сына указывает людям на их место. Указывает на несовершенство. Вот и решай, как тебе «крест свой нести». Сама не тянешь, душа еще незрелая, силенок духовных маловато? Без помощи светлых ангелов не сдюжишь? Тогда рука, коснувшись лба, спускается к левому плечу – за подмогой сил света. И вместе, сообща, рывок к правому плечу. С одной только целью, чтобы светлело за этим плечом… И завершающий жест руки – вознесение просветленной темноты снова ко лбу…

Хочешь идти по-другому пути? Судьба уже определила тебя через страдания взрастить жертвенность собственного духа? Опираясь на молитвы, посредничество святых, чувствуешь необходимость принять силу православия? И выстоять, не смотря ни на что… Хозяин-барин! Рука – владыка. Реализуй свое Право Славить Бога! Слава и почет тебе, если справишься. Пусть незрелый мир Запада зубоскалит: « Не много ли на себя Русь берет?!». Ей Богом отмерено брать на себя, а не отталкивать… Смело неси крест Православия – обретай бессмертие…

***

Дней десять прижимал мороз. После резко отпустило. На балконе почти разморозился гусь к новогоднему столу.

– Алло, Ника, в морозилке есть место? А то наш гусь с яблоками накроется…

– Давай, приноси. Да, мам, хочу предупредить. Новый год с нами будет Ильдус. Познакомитесь, и все такое.

– Чего? Нет, дочка, я против. Вот отец с вахты вернется, приходите, познакомимся. Посидим по-людски. И потом Новый год – семейный праздник. Пусть он сначала со своей мамой, папой, а после вы встретитесь. Детей у меня оставишь. Гуляйте себе, сколько хотите!

– Нет, мама! Ильдус будет с нами! Он говорит: они не празднуют. Отец – алкаш, а мать к дочери уходит.

– Вероника!

– Все, мам, мне некогда!

***

Спрашивается, какая сила повела Елену на квартиру дочери 30 декабря? Ведь прямо в спину толкало. Узнав по телефону, что Ника на работе, в квартире только внуки и Ильдус, она пошла знакомиться. Позвонила в домофон девятиэтажки. Оля с радостным криком «Бабуля, заходи!» открыла. И – обхохочешься! Кому сказать, не поверят. Никин бой-френд, пока Елена вызывала лифт, поднималась на последний этаж, выскочил на лестничную площадку и шмыгнул на чердак. От смеха внуки хватались за животы: «Ой, бабушка! Он хотел сначала в шкаф, а потом вообще удрал, сказал, чтоб мы молчали. Ой, бабуля, а че он тебя боится?!» Вот и познакомились. А на выходе из дома Елена нос к носу столкнулась с раскрасневшейся Никой:

– Ты чего явилась?! Мы так не договаривались!

– Да ты знаешь, что он…

– Да, что ты он да он! Всю жизнь меня гнобила! И тут лезешь!..

***

На праздничном столе все как у людей: оливье, холодец, селедка под шубой, домашний «наполеон». И – одна. Илья на вахте. Соседи к родне подались. Хоть волком вой.

Куда делась душевная гармония, собранная за рождественско-католический пост? Месяц с лишним в рот мясо не брала. Редко рыбу да креветки, на душе все те же метки! Опрокинув пару рюмок водки, – давай провожать старый год. Вслух, сама с собой, завела долгоиграющую пластинку: « Господи, что за дочь ты мне дал?! Как у нее язык повернулся бросить мне в лицо: «Ты – мать плохая!»

Это я плохая мать?! Да она только прилепилась ко мне, токсикоз жуткий – на изнанку выворачивало. Похудела как с концлагеря. Предлагали беременность прервать, я ни в какую! Рожала – до промежностей разорвалась. Зашивали, не обезболив, по живому… Кормить принесли: мне сразу соски в кровь измотала. Грудь, полная молока, а соски слабые, пупырышки. Я их, как врачи советовали, вытягивала, полотенцем терла, закаляла. Но у нее хватка такая! Я описывалась от боли, а она молоко сосала с кровью. В роддоме и запретили грудью кормить. Такая жадная… Соседкам по палате сцеживаться не приходилось – всех опустошала.

Да разве я хотела, чтоб ребенок стал искусственником?! Оно мне надо было целый год, изо дня в день варить каши, через сито перетирать, молоком разбавлять; возиться с сосками, пузырьками? Это сейчас детское питание – нет проблем. А от тогдашних «Малюток» у детей диатез махровый был. Ну, дочка… Хватает же наглости заявить: «Впитать все доброе с молоком матери – это не про меня!..»

Значит, мать плохая… Да я специальность бросила, из аптеки ушла! Переучилась и два года надомницей на машинке швейной вкалывала. Чтобы она, пойдя в первый класс, у меня на глазах была. Не носилась с мальчишками по крышам гаражей, не падала с деревьев. Шрамы на коленках – места живого нет.

А в четырнадцать лет по ночам через окно во двор как уж выскальзывала. К парню какому-то на мотоцикле. Хорошо, соседка с ночной смены шла, увидела. Отец конечно ремень в руки, она не далась, даже за палец укусила. Вот он ее пару раз ногами и пнул. За сердце потом хватался. И в кого она такая?

Я ее, от греха подальше, к свекрови в Урюпинск отправила. Школу окончить, в институт готовиться. Разве я могла представить, что свекровь, дура добрая, позволит ей жить без присмотра в другой половине дома с отдельным входом. Сама, значит, пила по вечерам чай с баранками и в ус не дула, что внучка у нее под боком, девственность по пьянке потеряла! Когда мне в руки ее дневник попал (додумалась сунуть под матрац), волосы дыбом встали. Бесстыдство-то какое – так описывать подробности!.. Это – мать плохая? Да я все скрыла от отца!

А как, став студенткой-заочницей, повадилась воровать на моей работе таблетки димедрола… Хорошо, в то время наркоты, как сейчас, не было. Как говорится, малой кровью отделались. Первый год между сессиями что вытворяла! Выпивала лошадиную дозу и спала целый день. А вечером, шатаясь, – на дискотеку! И трава не расти! У нас с отцом, да и у бабки ее голова кругом шла: что это такое с внучкой? Чем больна? Так мало того, идиотка, поделилась таблетками с подружкой. Та наглоталась, а вместо кайфа – скорую пришлось вызвать. Мать девчонки вовремя спохватилась. Потом, как открылось все, я в ногах валялась, чтоб в милицию не сообщали. С института бы Ника с треском вылетела. А я с работы. Слава богу, в аптеке ничего не узнали. Обошлось…

А как, уже заканчивая университет, с Николаем Федоровичем связалась… Он ей в отцы годился. «Ах, мама, у него своих детей нет, он со мной как с дочкой, мы просто друзья!..» Друзья… вот я дура слепая была – верила. Главный редактор газеты! Стихи мои, мерзавец, печатал. Прихотям ее потакал, подарки…

Нет, Федорович, конечно, молодец. Когда развелся с женой, уехал к родне под Новосибирск – вызвал ее. Дал денег на дорогу, с работой помог, юристом в колледже. Потом она замуж вышла. А он ведь к ней прикипел… один ее звонок, сразу на помощь шел…»

– Алло, мам, может, придешь? Старый год проводим, новый встретим. Гусь в духовке такой…

– Гусь свинье не товарищ!

– Мать, ты че пьяная?

–Да пошла ты…

Под бой курантов выбитая пробка в левый угол, шампанское в бокал, бутерброд с красной икрой, и со всем честным народом – Ура!!!

***

Казалось, этот ящик виртуального комода открывался легко. Тридцать первое декабря с елочными игрушками, брызгами шампанского, всякой вкуснятиной на праздничном столе. Общепринятый Новый год. И проверка – идешь нога в ногу с православием или пока еще просто вышел погулять? Значит, вошла Елена в Рождественский пост, мяса ни-ни, а потом, раньше времени – прыг! Соскочила. Перед холодцом новогодним, оливье спасовала.

Другое дело – быть монашкой, жить общей сплоченностью монастыря. Ясное дело, перед соблазном устояла бы. Новый год только с куском постного пирога встретила. А потом, на православное Рождество, разговелась. Но Елена, как ее ни крути, из другого теста, вся на дрожжах. Аппетит, особенно после горячительной рюмки – «пока все не сметем, со стола не уйдем». Эх, вот если б объединились оба Рождества. Исчезла бы путаница во времени (путаница в головах…). Старый Новый год. Горячая холодная вода. Если в корень смотреть: шаг назад, шаг вперед. Программа топтания на месте. Эх, сжечь бы это топтание, как чучело на Масленицу, глядишь, сдвинется камень…

Все-таки подложил нам свинью, царь-батюшка Петр, прорубивший окно в Европу. Дверь надо было рубить. А так высунулся в окно православный народ. Но только по плечи. Сердце, живот и то, что ниже, так и остались за подоконником. Хотя… все что ни делается – к добру… Нет, с этим ящиком еще работать и работать…

***

«… Будьте мудры, как змеи…» Кто, скажите, мешал Елене заранее пролистать в интернете свой гороскоп на 2013 Год змеи? Черной, водяной. Год кролика закончился. А змея обожает зазевавшихся кроликов…

И ведь всех рожденных в августе, астрологи предупреждали: «… в Год змеи родственники буквально нагрузят вас своими проблемами… Ваша независимость ни к чему не приведет. Старайтесь всем сразу угодить, тогда все будет хорошо!..»

Ага, всем угодить, держите карман шире. Нет, начался год нормально. Во второй половине января присмотрели для Ники жилье. Не весь век ей с детьми по съемным квартирам мыкаться. Частный сектор – дом с газовым отоплением. Участок девять соток. Плодовые деревья, клубника, виноград. Цену с миллиона рублей до девятисот тысяч сбили. Живи, радуйся. Вот тебе от нас с папой двести тысяч (пять лет копили на дачу). Пускай в ход материнский капитал (спасибо Данилке). Бери, не ты первая, кредит в банке. Зарабатываешь, уже не просто юрист на заводе – начальник отдела. Нет, год начинался полюбовно, змея не шипела.

Но… «Черная Змея несет неожиданные подспудные перемены… надо все правильно оценивать…» А как это – правильно? Что – правильно, что – неправильно? Вот, к примеру, была у Елены мысль не говорить дочери о звонке из суда. Тем самым поставить крест на ее пресловутой мечте о судейской мантии.

– Ника! Ради бога, держись за то, что имеешь. Заводское начальство на тебя молится: несколько спорных дел влет выиграла, пять миллионов заводу вернула! На кой ляд тебе этот суд?!

–Да ты не понимаешь. Я на частника как на рабовладельца пашу. Жмот. Себе дворец строит – зарплату мне в конверте… на пенсии дуля с маком светит. А в суде – соцпакет. Зарплата. Отпуск два раза! Да чтоб вот так, без связей попасть на должность помощника судьи! Только во сне может сниться.

– А как они на тебя вышли? Блата у нас нет.

– Так, слава богу, что нет. У них раньше, оказывается, был такой свой… На судью доносы писал. А у судьи тетка – председатель областного суда. Парню, конечно, устроили веселую жизнь, подловили на чем-то. На его место решили взять приезжего. Выбор пал на меня. Я еще в августе им свое резюме отправила. Работник юстиции высшей категории, послужной список. И теперь, понимаешь, я на коне! Могу ипотеку взять, дом купить. Ильдус институт заканчивает – заживем!

Так-то оно так. Но… Год черной водяной Змеи. Черный цвет – глубины вод, непредсказуемого космоса… Ухо востро держать надо. А таким, как Вероника

(рожденным в Год лошади) вообще расслабляться нельзя. Сдерживать надо коней. А кони как раз понеслись…

***

– Мам, у меня новость… Я беременная.

– От кого?!

– От Ильдуса.

– Что?.. Ты дней пять назад говорила – вы с ним разбежались, слава богу! Сама говорила – он с какой-то девушкой уже два года переписывается по интернету. Она его ждет. Ты что натворила?!

– Мама, хватит!

– А предохраняться – слабо? На тебе кредит за дом! У твоего студента зарплата, блин, говорить стыдно!

– Да, случайно получилось, вроде пила таблетки.

– Поздравляю!

***

Эх, мечты пенсионно-родительские, слабые вы на голову. Додуматься – жить рядом с детьми. Вот, мол, их дом, а рядом окна в окна – наш. Забор не нужен. И чтоб не только праздники, а просто пирог из духовки – заходите дочка с зятем.

И, конечно, мечты, если их долго усиливать воображением, воплощаются. Рядом с домом, купленным Никой, на соседских воротах надпись: «Продается недорого». Домик деревянный, саманный. Возраст зрелый, цена особо не кусается. Небольшой огород, пяток деревьев плодовых, малина. Под дачу, лучше не придумать. А там, глядишь, расшириться пристройкой. Теплый туалет, приличная ванная – прощай, двухкомнатная маломерка обычной девятиэтажки.

По поводу денег в Год змеи гороскоп Елены прямым текстом указывал на «благоприятное время приобретения собственности». А посему, Илья, давай вперед, в банк за кредитом! Сказано – сделано. В конце мая Елена занялась огородом.

***

Два деревянных дома. Окна заглядывают в окна. Общий забор из старых прогнивших досок разобрали – усадьба!

– Мам, Ильдус хочет гараж. Мы тут у вас построим.

– Дочка, коней не гони. Ишь, разбежались… Глаза раскрой. Парень твой – темная лошадка. Хорошо, что документы на дом только на тебя и на детей.

– Мама, замолчи! Я от него ребенка жду! Мы заявление в загс подали.

***

– Бабушка, а Ильдус попу моет во дворе, – Данька, грызя семечки, хитро улыбался.

– Чью попу? Даня, ты что?

– Я в окно видел. А он как покакает, всегда так делает.

В субботу, после обеда, Елена караулила часа четыре. Чуть шум во дворе, сразу к окну, занавеску слегка в сторону. Неужели Данька не врет? Ильдус, конечно, подарок еще тот, но до такой первобытности: в голове не укладывалось.

И на тебе – дождалась. Звук льющейся воды… ну хотя бы шторку какую повесил! Голые мужские бедра… блин, везет с зятьями!

– Он так привык. Его мать приучила. Они туалетной бумагой не пользуются, только водой.

– У вас же туалет в доме!

– А ему там тесно! Он такой, понимаешь, волосатый…

– Да ты себя слышишь, что говоришь?!

– Ой, да ладно! Из мухи слона… Что естественно, не безобразно… Хорошо, натянем леску, повесим шторку!

***

Виртуальный ящик « Теща – Зять» набирал вес. Зятьев уже двое. Скопившиеся за долгий срок мысли требовали незамедлительной разборки: « Работай с нами! Проветривай! Иначе сама задохнешься…» А душком попахивало неслабо: «Ну ты гад, Андрюха! Зятек хренов. Несостоявшийся политолог – трепач районного значения… Два образования, а по сути – быдло! Ни совести, ни стыда… На родителей смотришь как на дойную корову. Живешь на их подачки… Извратили тебя – все по шерсти гладили. А нам расхлебывать?! Нет, парень, ты с Никой жить не будешь!.. Пьянь болотная, и стихи твои – пьяный угар!.. Опять штаны обоссал! Пивохлеб несчастный… Ничего путного такой отец детям не даст. Внуков спасать надо… Ника и так по жизни с приветом, а рядом с Андреем совсем с катушек съезжает…погуливать начала…Вот был бы зять из простой, небогатой семьи, но чтоб надежный!»

Заказывали нового зятя? Получайте. Как и просили – из семьи проще не бывает. Отец «регулярно употребляет», мать, пятерых родив, редко концы с концами сводила. В этой семье научились выживать. И поверьте, будет новый зять сам себе на уме. Может, приклеится намертво. Захочет дочь опять «выпорхнуть» – перья из хвоста полетят. В семье он младшенький, мать чуть ли не до двух лет от груди не отнимала. Парень упертый, молча ставит цель, и – вперед. В армию не взяли из-за плоскостопия. Девчат своего возраста сторонился. Где деньги на подарки да шампанское брать? Студент, заочник, каждая копейка на счету. Вероника для него – то, что надо! Недельное воркование в интернете: да мы с одного города! Работаем на одном заводе!.. При первой встрече сытно накормила, мягко постелила. То, что двое детей, – ерунда. Любить не обязан. Совсем другое дело, когда свой родится. Жаркий шепот по ночам: «Все у нас, любимый, впереди…»

С обеих сторон родители в штыки? Так, когда наперекор – больше сплачивает. Правда, есть девушка из Уфы. Ильдус с ней чуть ли не два года в интернете планы строил: отучусь, приеду, женюсь. Ну, так не стена вкопанная. Любовь в руках держать надо, а не по скайпу миловаться. Жизнь – вот она!.. А заповеди, запреты – что можно, что нельзя – плевать! Счастья хотим!

Елена срывалась на крик: «Вероника, счастье выстрадать надо! Нажми на тормоз! Повернись к детям! Никаких мужиков! Пойми, ты от Андрея гу-ля-ла! Какой бы он ни был гад – у тебя рыльце в пушку. Семья распалась, это как покойник в доме. Траур нужен. Замолить грех надо. Хотя бы на год повесь замок на слабый передок!..» Зря кричала. Шепотом надо было, как бабки-знахарки грыжу заговаривают. Или как змея шипит, глядишь, и дошло бы.

А теперь камень в воду брошен. Круги пошли. Куда, дочь, прикажешь деть накопленную злость бессонных ночей родственников бывшего мужа? Вспышки предынсультного гнева, кровоточащей обиды? Мысли как клубок змей, готовых ужалить: « Да будьте вы прокляты! Мы деньги вбухали несметные! Свадьба! Квартира трехкомнатная! Жили на всем готовом! Внуков одевали, обували! А у нас Оленьку, Даньку забрали! Сын в психушке три месяца отвалялся – вены вскрывал!.. Матери наши, бабушки Андрея, в один год от рака померли – так возненавидели Нику!»

Куда деть комья ненависти? Как отвертеться от удара? Готовься, дочь.

***

– Мама, мы заявление в загс подали. Второго августа регистрация.

– Так папа в санатории будет, путевку дали. Ты об этом знала.

– Ой, мам, мы и так упросили, чтоб нас поскорее расписали. Живот-то растет.

– Ника, богом прошу, не спеши! Ну, ладно – беременная. Живете и живите. Бой-френд твой институт закончит, зарплату хоть одну толковую принесет, распишитесь. Куда коней гонишь? Двое детей, третьего ждешь! Кредиты! Сама все тянешь на себе!

– Мама! Опять… ну все не по тебе! Вот и Ильдус говорит: «Что у тебя за мать?!..»

– Ах, мать твою, да твой прыщ даже с родителями нас не познакомил! В одном городе живем – друг друга в глаза не видели. Не по-людски, понимаешь!

– А я что, силком должна заставить?! Его мать меня тоже не жалует! Она башкирку хочет!

– Вероника, что ты творишь…

–А я что? Счастья хочу! Я вот беременная, а ты мне нервы мотаешь!

Начало августа. Солнце лютует. Последний дождь – три недели назад. У Елены давление скачками… Данька и Ольга в новых шортах и майках бегали с воздушными шарами по своему двору:

– Свадьба! Ура! Бабушка, у нас свадьба! Ура!

Пристроившись у окна, через тюлевую занавеску она видела входящую в дом дочери родню нового зятя. Братья с женами, сестра, какие-то дети. Раскрасневшееся лицо Ники. Зять в новом костюме. Родителей не было.

***

– Бабуля! Ильдус нас с Данькой ремнем побил, – Оля сидела на кухне, ела пирожок и давилась слезами.

–Что? А за что?!

–Они у себя в комнате кино смотрели, а я Дане книжку читала. А они нам все время: «Спать! Спать!» А потом, я слышала, мама говорит: «Возьми ремень – ты теперь отец!..» Нет, он несильно бил, я не плакала. Данька плакал!

Ох, ведь екало сердце, жар подступал к вискам – верный знак быть беде. Но все равно, Елена дрожащими руками нашла в записной книжке номер Роговцева, услышав гудки, поднесла телефон к уху всхлипывающей Ольги.

– Все расскажи деду! Что мать ребенка ждет, вышла замуж, что он вас обижает…

И – началось…

– Вы что себе думаете?! Да мы теперь из-за вас алименты не будем получать!..

Вы мою жену беременную заставили трясти животом, бегать туда-сюда! Сказали на даче, а сами в квартире прятались! – Таким нового зятя Елена еще не видела. Возмущенный, осмелевший, как заяц во хмелю.

Да, прятались. Не могла Елена отдать Олю на съеденье Ники, разъяренной от звонка бывшего свекра. Как гром средь ясного неба – вскрылось ее замужество, беременность, а главное, грешок измены всплыл. Вспышками гнева Ника старательно заглушала стыд. Ибо еще неделю назад, мурлыкая в трубку, водила Андрея за нос. Никого-то у нее нет, только работа, дети: «Не знаю, Андрюша, может у нас, что и получится… Конечно, детям нужен отец. А ты мне деньги, как обещал, выслал?»

А тут на тебе! Шило, спрятанное в мешке, острием выпирает. В последующем разговоре Елены с Роговцевым (за два года впервые сказали друг другу «здравствуйте»), само собой всплыл факт, что Ника, живя с Андреем, крутила роман на стороне. На вопрос: «Это правда?» Елена, не раздумывая, сказала: «Да».

А как поступить иначе? Если Андрюха, дорвавшись до телефонных объятий с бывшей тещей, стонал в трубку: « … я ей стихи писал, я ж осознал, понял, полгода не пью. Мне Олюшка снится – стоит в воде мутной и кричит «Папа». Елена Львовна, разве так можно?!.. Ну, сука у вас дочь!»

И как должна была ответить Елена? Бить лежачего? Мол, сам виноват, пивохлеб несчастный. Да что она – нехристь? Помаялся парень по полной программе, и хватит. Пожизненный срок за такое не дают. Не раздумывая, она выложила всю правду-матку, ибо лучшее лекарство горькое:

–Андрюша, сынок! Она давно за твоей спиной шашни водила…Ты прости ее, дуру. Значит, не любила! Она, может, не знает еще, как любить… Послушай меня, главное – зла на сердце не держи, и все в жизни выровняется, сложится как надо…

***

– А вы… Вы – ненормальная! В своих стихах летаете, а людям житья не даете! Дочь ревет каждый день! И я вам не мальчик! Нечего меня обзывать уродом! Я слышал, слышал! Стоял за сараем, когда вы с Никой ругались.

И – дочь, потирающая от волнения руки, по-собачьи преданно глядевшая на Ильдуса:

– Мама, уходи! Не приходи к нам больше!

***

-… Ленка, любимая, не рви сердце! Сама знаешь – поколение пошло такое… Вымахали, ростом выше нас, а в жизни слепые. Толку от их институтов, им мозги еще вкручивать и вкручивать. Хорош тебе плакать – нос, глаза красные. На вот, девочка моя, утряси баланс – выпей водички, – губы Ильи трогала усмешка:

– Лучше давай о чем-нибудь приятном. Помнишь, как мы на море в Крыму? От Черноморского километров пять, место безлюдное. Небо звездное. Вода теплая, лунная дорожка. Хлопнешь рукой по воде – брызги серебряные как искры. А мы с тобой нагишом… ты ногами своими обхватила меня… сама прохладная, а губы жаркие… Ленка, помнишь? Ты потом танцевала на песке… высокая, статная – прям богиня. Любимая, дорогая… ну, все – не плачь, не плачь. Иди ко мне…

… Конечно, ты тут все сама – я на вахте месяц, а когда и два. Ну, потерпи, до пенсии год остался, и – все! Из дома ни ногой! Еще так надоем – сама меня на заработки отправишь. Все, спи, родная…

***

Виртуальный ящик «Любовь…», верхний, справа. «… Поцелуи слюнявые, неприятно. Это что – любовь?.. Какая-то воинская повинность… Обожглась молоком, теперь дуй на воду…»

Первая любовь к Елене пришла в двадцать лет. До этого только влюбленности гадкого утенка: вскользь взглядом, учащенным сердцебиением. На школьных дискотеках она, худенькая, вызывающе рослая, в одиночестве подпирала стену. Поступив в медучилище, вначале уперлась в сдерживающий фактор: зубрежка, конспекты. Опоздания в общежитие, а если еще учуют спиртное, – вылетаешь. Но пахнущая морем Ялта… Воздух свободы от родителей… Тяга к приключениям… Пару раз чуть не вылетела. Спасибо папе и ангелам-хранителям. Уберегали, утрясали. Но на каникулах перед последним курсом прорвало.

– Ленка! У тебя еще молоко на губах не обсохло! Любовь у нее!– мать срывалась на крик.

А дочь соседей по лестничной площадке, Людка, лет на пять старше, покуривая сигарету, делилась опытом:

– Ты что, слепая? Да он весит – центнер. Каланча – больше двух метров. Ладно, был бы накачанный. Так ведь полный, рыхлый. Потом, знаешь, подруга, в народе говорят: «Жирный гусь хорошим не бывает». Такой мужик в постели через пару минут выдохнется. Эх, ты, глупая. Любовь у нее, дурочка.

Да, дурочка. А зачем в любви ум? Действительно, взглянуть со стороны парень – этот не красавец. И первый ее любовный опыт – тройка с минусом. Девственность отдала, а удовольствия – кот наплакал… И, казалось бы, о чем тосковать, зачем сердце такое глупое? Разорвать бы эти четки – шнурок с узелками мучительных вопросов:

– За что он так со мной?! В глаза глядел, говорил « люблю…». Он же так пел… Я ради него на все бы пошла… Как теперь жить?.. Поиграл и растоптал. Хоть бери снотворное горстями…

В который раз в голове прокручивались картинки первых встреч. Ресторан, она с подругой. Он с гитарой в руках, на сцене. Огромный… – сто двадцать килограммов, рост два метра пять сантиметров. Обожал сладкое. А его самого – обожали буквально все. Девчонки на танцплощадке сохли по этой глыбе, а подвыпившие мужики в ресторане обсыпали деньгами. У него был голос. Боже, как он пел… особенно «Историю любви» Поля Мориа. Проходи в то время конкурс «Голос» на Первом канале, все кресла наставников повернулись бы в один миг. Глубокий удивительно завораживающий тембр голоса. Но повернувшись, вряд ли бы жури не задел контраст между красотой звука и телесным излишеством: « Это сколько съедено сала, вареников?!.. Спортзал по тебе плачет, парень…»