Читать книгу: «Воскрешение», страница 3

Той ночью Элизабет не видела сна. Она видела кошмар. Ей снился мир, о котором говорила Луиза. Это была тёмная, бесформенная вселенная, где всё подчинялось неведомым законам. Вместо звёзд – чёрные бездны, испускающие зловещие световые вспышки. Земля, если это можно было так назвать, была покрыта вязкой, как смола, массой. На горизонте не было солнца, только мерцающий красноватый полумрак, пронизывающий всё.

И там были они. Существа. Их формы нельзя было описать. Они не имели ни рук, ни ног, ни глаз, но всё же их присутствие ощущалось. Это были тени, проникающие вглубь сознания. Они не нападали, но заставляли испытывать леденящий ужас.

Элизабет слышала их шёпот, похожий на шум ветра, но каждая фраза впивалась в её разум, как игла: «Вы вторглись. Вы нарушили. Вы заплатите».

Она бежала, спотыкаясь в этой вязкой пустоте, и видела впереди фигуру Луизы. Сестра стояла неподвижно, словно скованная невидимыми цепями, и тихо шептала:

– Они идут…

Когда одна из теней приблизилась к Элизабет, холод коснулся её сердца. Она проснулась в ужасе, с трудом дыша. Снаружи начинался рассвет, но его свет не приносил утешения.

Телефон резко зазвонил, пронзая утреннюю тишину, и Элизабет почувствовала холодок тревоги. Она схватила устройство, не раздумывая, и нажала на кнопку приема вызова.

– Фрау Харпер, это охрана! – в трубке кричал взволнованный голос. – В лаборатории что-то происходит. Срочно приезжайте! Директор Трэш уже на выезде. Ваши ассистенты в шоке!

– Сейчас приеду! – почти выкрикнула она, вскочив с кровати.

Ей потребовалось не больше нескольких минут, чтобы надеть джинсы, кофту, носки и кроссовки. Она выскочила из квартиры, захлопнув дверь, и вдохнула холодный, свежий воздух утра. Легкий туман стелился над пустыми улицами Цюриха, его прохлада моментально прогнала остатки сна.

Она прыгнула в свой «Опель», вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Двигатель ревел, как зверь, и машина рванула с места, едва не оставляя шины на асфальте. Элизабет сжимала руль так, будто от её усилия зависела скорость автомобиля.

Машина мчалась по улицам, игнорируя красные сигналы светофоров и ограничительные знаки. Каждая камера фиксировала её нарушения, но ей было плевать. Сейчас единственное, что имело значение, – это добраться до лаборатории.

Она понимала, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Её страх усиливался с каждой секундой, но ещё больше её пугала мысль, что опасность может вырваться за пределы лаборатории.

К счастью, полиция не преследовала её. Возможно, утро спасло её от блокпостов, а может, просто никто ещё не успел среагировать. Через двадцать минут она затормозила у здания «Engelsflügel», едва не врезавшись в парапет.

Внутри лаборатории царил хаос. Элизабет вбежала в холл и сразу увидела: охранники носились по коридорам с оружием наготове. На полу лежали окровавленные тела сотрудников, некоторые неподвижно, другие слабо стонали, их лица были искажены ужасом.

От потолка, словно гротескная пародия на акробата, висел Надир – один из оживлённых пациентов. Его тело двигалось, как у обезьяны, пальцы крепко цеплялись за металлические балки. В руках он держал тело Гастона, одного из ассистентов, которое больше напоминало куклу, лишённую жизни.

Скрежет рвущихся сухожилий и хруст ломающихся костей наполнили воздух, когда Надир, словно дикое животное, грыз и разрывал мёртвое тело. Его лицо было измазано кровью, а глаза блестели жутким, нечеловеческим блеском.

– О майн Готт… – только и смогла прошептать Элизабет, ошеломлённая увиденным.

Один из охранников, не раздумывая, поднял пистолет «Глок-17» и открыл огонь. Глухие звуки выстрелов эхом разлетелись по помещению, но пули не причинили Надиру никакого вреда. Они ударялись о его тело, словно врезаясь в резиновую преграду, оставляя лишь небольшие отметины, которые быстро исчезали.

Надир лишь замер на мгновение, затем повернул голову к стрелявшему. Его лицо исказилось в жуткой ухмылке, и он издал утробный, неестественный рык, от которого мурашки пробежали по спинам всех, кто находился в лаборатории.

Элизабет чувствовала, как её охватывает ледяной страх, но она знала: нужно что-то предпринять, пока не стало хуже.

И тут Элизабет вспомнила историю о воскрешении Лазаря, описанную в Евангелии от Иоанна. Это было одно из самых известных библейских чудес: Иисус воскресил Лазаря, который уже четыре дня лежал в гробу. Согласно распространённому преданию, после этого Лазарь отправился на Кипр, где стал первым епископом города Китиона, ныне Ларнака. Говорили, что он прожил ещё тридцать лет, проповедуя христианство и ведя праведную жизнь.

Однако в памяти Элизабет всплыл другой, мрачный апокриф, который она когда-то прочитала в редкой книге. Согласно этой легенде, воскрешённый Лазарь не обрёл покоя. После возвращения из мёртвых он будто потерял человеческую душу, превращаясь в нечто страшное. В рассказе описывалось, как Лазарь начал испытывать неудержимую жажду крови и плоти, нападал на людей, включая собственных близких. Его глаза были лишены жизни, а движения напоминали диких зверей. В конце концов, сам Иисус был вынужден остановить его. Во время тайной встречи на рассвете Иисус вновь умертвил Лазаря, освобождая его душу от бремени возвращения. Этот апокриф, отвергнутый церковью как богохульный, время от времени использовался как аргумент против идей клонирования и экспериментов с жизнью. Его упоминали противники реанимации мёртвых, утверждая, что такие попытки нарушают естественный порядок вещей и приводят к непредсказуемым последствиям.

Сцена перед глазами Элизабет напоминала мрачные страницы этого апокрифа. Надир Хушматов, как чудовище, разрывал тело Гастона, а охранники беспомощно пытались остановить его. Выстрелы лишь привлекали внимание других оживлённых, которые начали появляться в коридорах лаборатории. Элизабет замерла, увидев их. Девять оживлённых, включая Луизу, метались по коридорам, их движения были неловкими, но слишком быстрыми для человека.

Их лица были искажены странной смесью ужаса и равнодушия. Глаза больше не выражали ничего человеческого, будто за ними скрывалась какая-то чуждая сущность. Некоторые из них выглядели истощёнными, словно время и смерть снова начинали свою работу, а другие, напротив, излучали пугающую силу. Один из оживлённых двигался на четвереньках, его конечности выгибались под неестественными углами. Другой издавал странные звуки, похожие на низкий гул, и его кожа поблескивала, словно была покрыта тонкой плёнкой пота или какой-то субстанцией.

Луиза была среди них, но Элизабет с трудом могла узнать её. Её сестра больше не выглядела человеком. Её движения стали резкими, словно каждый шаг давался с усилием. Лицо Луизы было бледным, глаза утратили ту яркость, которую Элизабет помнила, а губы шевелились, будто произносили слова, которых никто не мог разобрать. Она остановилась на мгновение, посмотрела на сестру, и в её взгляде была смесь боли, страха и чего-то неизъяснимо чуждого.

Элизабет поняла: она совершила огромную ошибку. Что-то в процессе оживления пошло не так, и эти люди – если их ещё можно было так назвать – больше не принадлежали этому миру. Они были лишь оболочками для чего-то другого, не подвластного человеческому разуму и не совместимого с жизнью.

В этот момент из коридора появился директор Трэш. Его лицо выражало смесь гнева и абсолютной уверенности в собственных силах. Он шагнул вперёд, вскинув руку, как опытный регулировщик, стремящийся взять ситуацию под контроль.

– А ну – стоять! – прокричал он. Голос его разнесся эхом по коридорам, полным хаоса. Трэш всегда верил в дисциплину, в порядок, и был убежден, что даже в экстремальных ситуациях все в его заведении подчиняются его воле. Даже ожившие. Его осанка, решительный взгляд – всё выдавало человека, привыкшего к контролю.

Но эта уверенность оказалась роковой ошибкой.

Из темного угла коридора выполз Марк Уилсон, самый первый из оживленных. Его движения напоминали движения богомола: хищные, дерганые, с резкими поворотами головы, будто он сканировал окружающее пространство. Его тонкие, словно вытянутые конечности изгибались под странными углами, а спина выгнулась дугой, создавая жуткий силуэт. За мгновение он прыгнул, и его движение было почти незаметным для человеческого глаза.

Марк обрушился на директора с такой силой, что тот не успел даже закричать. Когтистые пальцы Уилсона вонзились в череп Трэша, с хрустом проламывая кость. Элизабет застыла в ужасе, видя, как Марк с маниакальной жадностью принялся вытягивать из черепа мозг, будто питался им. Кровь фонтаном хлынула на пол, а тело директора рухнуло, словно подрубленное дерево.

Но на этом кошмар не закончился. Едва Трэш упал, как к его безжизненному телу бросились Эрика Лоуренс и ещё один из оживленных. Они с хищной свирепостью раздирали одежду на трупе, их руки, словно когти зверей, проникали внутрь, вытаскивая кишки, печень, внутренности. Кровавый хаос охватил их, как пиршество дикарей.

Один из охранников, преодолев страх, бросился на помощь. Он выхватил пистолет и направил его на Эрику, но не успел выстрелить. Эрика подняла руку, и от её ладони исходила едва заметная волна, словно мираж в жаркий день. Эта волна ударила мужчину, как невидимый кулак, и он полетел через весь коридор. Его тело с оглушительным звуком врезалось в стену. Кожа и мышцы начали медленно сползать с костей, как мокрая бумага, обнажая блестящий скелет. Униформа охранника осталась прилипшей к останкам, ещё сохраняя форму его тела, как нелепый памятник.

– Нет, нет! – закричала Элизабет, охваченная паникой.

Крики ужаса прорезали воздух. Маргарет, одна из её ассистенток, пыталась спрятаться за лабораторным столом, но её нашла Луиза. Её сестра, та самая Луиза, которая когда-то была её любимым человеком, наклонилась над ассистенткой. Луиза просто посмотрела на неё – её взгляд был словно буря, полная молний, и в этот момент Маргарет начала дыми́ться. Её тело стало чернеть, как под воздействием невидимого огня. За считаные секунды от неё осталась лишь обугленная масса, а воздух наполнился едким запахом горелого мяса.

Запах усиливался, разносился по коридорам, превращая лабораторию в настоящий ад.

Охранники, переполненные страхом, начали открывать беспорядочный огонь. Пули свистели в воздухе, пробивая стены, стекло, но не нанося ощутимого вреда оживлённым. Ожившие двигались так быстро, что попадать по ним было почти невозможно. В этом хаосе огонь только добавлял хаотичности, но совершенно не спасал ситуацию.

Элизабет бросилась к сестре, забыв об охватившем лабораторию хаосе. Она схватила Луизу за руки, её голос разрывался криком:

– Луиза, остановись!

Сестра подняла на неё взгляд. Это были уже не глаза живого человека, а окна в бездну. Они мерцали, словно затуманенные звёзды, и отражали одновременно боль, страх и борьбу. Луиза явно пыталась удержать контроль над своим телом. Её тело дергалось в судорогах, словно кто-то невидимый пытался вырваться наружу. Руки дрожали, пальцы судорожно сжимались, а голова запрокидывалась, будто её тянули за невидимые нити.

– Сестра… – произнесла Луиза, её голос был сдавленным, словно слова проходили сквозь плотные слои воды. – Я предупреждала. Они нашли дорогу в твой мир и теперь хотят сделать его своим. Теперь этот мир станет темнее ночи…

Элизабет почувствовала, как сердце сжалось от ужаса и отчаяния.

– Что мне делать?! – закричала она, одновременно глядя, как остальные ожившие разрушали всё вокруг. Охранники и ассистенты гибли один за другим, их тела разрывали, жгли, ломали.

– Я их задержу на время, – тихо произнесла Луиза, с усилием отступая на шаг назад. – А ты уничтожь нас!

Элизабет поняла. Нейростимуляция, которую она так гордо разрабатывала, стала мостом между жизнью и смертью. Восстановленные пациенты были лишь оболочками, носителями для существ из иного мира. Эти сущности не были злонамеренными в человеческом понимании, но их природа была чужда. Они переписывали суть оживлённых, изменяя их до неузнаваемости, подчиняя своим собственным законам. И эта чуждая природа стремилась распространиться, подчиняя себе весь мир.

– Но… тогда и ты умрёшь, – тихо произнесла Элизабет, её голос дрожал, глаза наполнялись слезами. – Я не готова второй раз потерять сестру.

Луиза улыбнулась, её лицо на миг стало мягче.

– Мы увидимся, – прошептала она. Затем резко повернулась, бросаясь в сторону оживлённых, словно вихрь, врываясь в самую гущу битвы.

Началась страшная схватка. Луиза, черпая силу из тьмы, вступила в бой с бывшими товарищами по эксперименту. Её движения были резкими, но точными. Она бросалась на Эрику и Марка, нанося мощные удары. Эрика попыталась использовать свою невидимую волну, но Луиза словно чувствовала её заранее, уходя в последний момент и с силой ударяя противника в ответ. Марк, двигаясь, как хищное насекомое, прыгнул на Луизу, но она, перекрутившись в воздухе, отбросила его к стене, оставляя глубокую вмятину.

Элизабет, борясь с собой, бросилась к щитку управления. Её пальцы дрожали, когда она вводила коды активации системы уничтожения. Звуки битвы за спиной гремели, отрывая её внимание.

– Быстрее, быстрее! – прошептала она себе.

В этот момент охранник вступил в схватку с Майклом. Последние патроны его пистолета ушли впустую, и он бросился в рукопашный бой. Майкл укусил его за руку, пробивая кожу до кости. Мужчина закричал, но тут вмешалась Луиза. Она с диким криком отшвырнула Майкла в сторону, и тот с грохотом врезался в шкаф, засыпанный обломками.

Железные щиты начали опускаться, медленно закрывая помещение. Элизабет успела выскочить наружу, оставив внутри оживлённых и свою сестру. Щиты громко загремели, запирая коридор. Луиза, обернувшись, на миг встретилась взглядом с Элизабет. Её глаза сияли отчаянной решимостью.

– Прости, – прошептала Элизабет, нажимая на финальную кнопку.

Сигнал тревоги раздался, и спустя секунду внутри помещения активировался термобарический заряд. Воздух накалился до четырёх тысяч градусов. Вспышка была настолько яркой, что на мгновение осветила всё вокруг. Пламя разорвалось внутри, уничтожая всё, что находилось в закрытом пространстве. Останки оживлённых испарились в мгновение ока, не оставив даже пепла.

Лаборатория затихла. Тишина была оглушительной. Элизабет опустилась на колени, её руки бессильно упали. Она потеряла всё. Снова.

Снаружи улицы наполнились ревом сирен, и небо разорвал гул лопастей вертолётов. Несколько военных машин с эмблемами Швейцарской армии окружили лабораторию, оттуда выбежали солдаты в полной боевой экипировке. Их бронежилеты поблескивали в первых лучах рассвета, а автоматы были направлены к зданиям, как будто любое окно могло стать источником угрозы. Полицейские из кантональной службы Цюриха направляли прибывающие машины, блокируя выезды из района. Сотрудники охраны Engelsflügel, кто остался в живых, с поднятыми руками стояли в стороне, их лица выражали смесь ужаса и облегчения.

Военные и полиция провели быстрое оцепление периметра. Дроны зависли над лабораторией, фиксируя происходящее, а группы в защитных костюмах уже начали подготовку к зачистке и сбору улик. Собаки-ищейки нервно бегали вдоль стен, обнюхивая следы.

Элизабет сидела в комнате для допросов, огражденной от основного хаоса толстым стеклом. Её руки дрожали, несмотря на попытки взять себя в руки. Перед ней сидели двое следователей прокуратуры. Один из них, пожилой мужчина с суровым лицом и слегка седыми висками, задавал вопросы. Его голос был сухим, почти механическим, но глаза неотрывно следили за каждым её движением.

– Доктор Хопер, вы говорите, что ситуация вышла из-под контроля. Какого рода эксперименты проводились? Какие меры предосторожности вы предприняли? – его слова звучали как удары молотка, не оставляя пространства для эмоций.

– Это был исследовательский проект… – начала Элизабет, но её голос прервался. Она сглотнула, посмотрела в сторону, пытаясь вспомнить точные формулировки, но всё казалось бессмысленным. – Мы изучали возможность восстановления человеческой жизни через нейростимуляцию… Всё должно было быть под контролем.

– Но что именно пошло не так? – настаивала молодая следовательница с планшетом, её глаза казались мягче, но в них читался профессиональный интерес.

Элизабет не могла ответить. В голове крутились сцены кошмара: рвущие плоть руки, крики, горящие тела…

Тем временем, позади неё по коридору прошёл человек, которого никто не заметил. Это был охранник, укушенный Майклом. Его походка была прерывистой, будто ноги и руки не хотели слушаться. Левую руку он странно вывернул, так что её локоть указывал вперёд, а кисть болталась, словно обломанная ветка. Его голова немного наклонилась набок, как у марионетки с перерезанной нитью.

Но более всего выделялось лицо. Зловещая ухмылка растянулась от уха до уха, обнажая зубы, которые теперь казались острее, чем у обычного человека. Глаза охранника мерцали тёмным, маслянистым светом. Он шёл, излучая уверенность, но его движения выдавали нечто нечеловеческое.

Элизабет даже не заметила его появления. Её внимание всё ещё было сосредоточено на допросе, и она не знала, что кошмар, который, казалось, закончился, только начинал распространять свои тёмные корни за пределы лаборатории.

(12 ноября – 3 декабря 2024 года, Винтертур)

Дополнение к уравнению Дрейка
(Фантастический рассказ)

Я пригласил Томаса Квэйта в кафе, что на 5-й авеню Нью-Йорка. Был поздний час, в кафе было мало людей. Небольшое заведение в классическом стиле, с винтажной мебелью и светлыми абажурами, мягко освещающими небольшие деревянные столики. На стенах висели старые черно-белые фотографии города, добавляя уют и атмосферу ушедших времен. В углу стоял винтажный проигрыватель, из которого тихо лилась джазовая мелодия, создавая расслабляющую атмосферу. Пол устилали старинные плитки в чёрно-белую шахматную клетку, а стойка бара была сделана из потемневшего дуба, отполированного до блеска. Сквозь большие панорамные окна можно было увидеть вечерний Нью-Йорк.

Через витрину я видел Эмпайр-стейт-билдинг – величайшее сооружение города, возвышающееся среди огней. Небоскреб казался неподвижным гигантом, наблюдающим за неугомонной жизнью мегаполиса. Даже в поздний час улицы были освещены яркими неоновыми вывесками, проезжали такси, а люди спешили по своим делам, как будто вечер только начинался. Но внутри кафе царила тишина и спокойствие. Люди сидели небольшими группами, обсуждая свои дела шепотом, иногда поглядывая на экран в углу зала, где шел старый видеоклип Майкла Джексона. На мониторе показывали «Smooth Criminal» – культовый клип с эффектными танцевальными движениями. Знаменитая сцена с «антигравитационным» наклоном завораживала даже спустя столько лет. Музыка в кафе была приглушенной, но на заднем фоне можно было уловить ритмы и легендарный голос поп-короля.

Мой одноклассник Томас Квэйт пришел вовремя и сел напротив меня. Он был одет солидно: дорогой серый костюм, белая рубашка с тонкой синей полоской и аккуратный галстук, поверх которого поблескивала серебряная булавка. На запястье – массивные часы, явно бренда класса люкс. Взгляд у него был чуть надменный, как у человека, привыкшего к власти и уважению. Он знал, чего достиг, и осознавал свою значимость. Теперь Томас был конгрессменом, и через его руки проходили бюджеты множества ведомств, он умел принимать решения, от которых зависели миллионы. Это был человек, который четко знал себе цену и не боялся демонстрировать свое положение в обществе.

Я же был обычным астрофизиком, который работал в рамках программы SETI – проекта, занимающегося поиском внеземных цивилизаций. Наша структура существовала уже несколько десятилетий, но сейчас Томас намеревался прекратить финансирование, считая, что ресурсы лучше направить на оборонное ведомство. Я учился в Принстонском университете – одном из самых престижных учебных заведений США, известном своими научными исследованиями и преподавательским составом. Моя докторская диссертация была посвящена звездообразованию в ранней Вселенной, и называлась «Процессы формирования звёздных кластеров и влияние межзвёздной среды». За годы работы я получил десяток премий и наград за вклад в науку, и проект SETI казался мне перспективным, особенно после того, как мы зафиксировали странные сигналы из созвездия Киля.

Созвездие Киля – это одно из самых ярких и интересных созвездий южного полушария неба. Оно содержит множество массивных звезд и объектов глубокого космоса, включая туманность Киля, в которой происходят активные процессы звездообразования. Туманность светится благодаря мощному излучению молодых звёзд и сверхновых. Особенностью этого созвездия является его обилие радиосигналов и вспышек гамма-излучения, что и привлекло наше внимание в рамках программы SETI.

– Привет, Томас, – сказал я, начиная разговор. – Давно не виделись.

– Привет, Эрик, – кивнул одноклассник. – Аж с окончания колледжа. Ты не изменился.

– Ты тоже, – ответил я. – Что закажешь?

Квэйт помедлил, задумался, а потом сказал:

– Кофе и кусочек творожного пирога.

– Отличный выбор, я тоже это возьму, – произнес я и позвал официанта.

Подошел чернокожий парень, который бросил на нас любопытный взгляд. Я сделал заказ, и он отошел на кухню.

Мы с Томасом начали вспоминать школьные годы – уроки, спортивные соревнования по регби, совместные рыбалки на озере. Это были простые и беззаботные времена.

– Я потом поступил в Гарвард, – с легкой гордостью произнес Томас. – Закончил финансы и менеджмент. Работал в крупных компаниях, пока не увлекся политикой. Теперь я в республиканской партии. А ты?

– Я всегда интересовался наукой, – пожал я плечами. – Астрофизика. Работа в Чили в обсерваториях.

В Чили находится одна из крупнейших сетей астрономических обсерваторий в мире. В пустыне Атакама расположены такие обсерватории, как ALMA (Атакамская большая миллиметровая антенная решетка) и Паранальская обсерватория, оснащенная телескопами VLT (Very Large Telescope). Уникальные климатические условия – сухой воздух, высота над уровнем моря и минимальное световое загрязнение – создают идеальные условия для наблюдений за звездами и галактиками. Здесь ученые со всего мира собираются, чтобы исследовать Вселенную в поисках новых открытий.

– Защитил диссертацию, потом меня пригласили в SETI…

– Ах, вот оно что, – протянул Томас, внимательно глядя на меня. – Понимаю. Я хочу закрыть финансирование, и тебя послали, чтобы меня отговорить, так?

– Ты попал в точку, – признался я. – И я хочу тебя отговорить от этого.

– Почему? Вы бесполезная организация. Никаких результатов, – хмыкнул Томас. – Десятки лет правительство вас финансировало – и где итог? Где инопланетяне?

Я знал, что мой одноклассник был практичным человеком. Он всегда хотел видеть конкретные результаты, и не в туманном будущем, а здесь и сейчас. Все циничные практики такие – они предпочитают вкладывать средства туда, где можно сразу увидеть отдачу. Иногда такие подходы даже полезны. Например, физики Третьего Рейха не смогли создать атомное оружие, поскольку для Гитлера это была слишком долгая и сложная задача, а ему требовался мгновенный эффект на фронте. В итоге у нацистов так и не появилась атомная бомба. Но сейчас другая тема и другое время.

– Ты хочешь результат? – спросил я.

В это время официант вернулся с заказом. Перед нами стояли две чашки ароматного эспрессо и два кусочка творожного пирога. Пирог выглядел аппетитно: золотистая хрустящая корочка и мягкая, влажная начинка с нотками ванили и лимона. Кофе источал насыщенный аромат свежемолотых зёрен, слегка горьковатый, с оттенками шоколада и лесного ореха.

Я аккуратно отломил ложечкой кусочек пирога и, попробовав его, почувствовал приятную сливочную текстуру с лёгкой кислинкой. Томас отпил глоток кофе, вдохнул его крепкий аромат, и, насмешливо глядя на меня, продолжил:

– Конечно. Можешь выложить?

Я откинулся на спинку стула и посмотрел на своего одноклассника. Я его знал лучше, чем он мог подумать. За маской уверенности и цинизма скрывалось желание быть в курсе всех новых открытий, чтобы всегда оставаться впереди.

– Хорошо, Томас… Для начала, ты знаешь, что такое формула Дрейка?

– В Гарварде такую формулу нам не преподносили, – усмехнулся Квэйт, ослабляя узел галстука. – У нас больше по экономике… проценты, балансы, дивиденды…

Мне пришлось пояснить:

– Формула Дрейка – это уравнение, предложенное американским астрономом Фрэнком Дрейком в 1961 году, которое оценивает количество технологически развитых цивилизаций в нашей галактике, с которыми мы могли бы потенциально вступить в контакт. Цель формулы – дать научное представление о шансах обнаружить внеземную жизнь. Дрейк разработал её в рамках подготовки к первой конференции по поиску внеземного разума, и с тех пор она стала основой исследований в этой области. Формула систематизирует наши знания и гипотезы, учитывая такие параметры, как скорость звездообразования, доля звёзд с планетами и вероятность появления жизни.

– И на эти гипотезы вы требуете десятки миллионов долларов наших налогоплательщиков? – Томас нажал на слово «налогоплательщиков», как бы подчёркивая, что распоряжаться деньгами народа впустую нельзя.

– Согласен, Томас, – я не мог назвать его другом, потому что в колледже мы не были друзьями. Просто одноклассниками. Но сейчас я встречался с ним, чтобы поставить точку над «и». – Хотя формула Дрейка является полезной концепцией, почти все её параметры сложно точно оценить. На момент её создания многие значения параметров были неизвестны. Даже сейчас, после открытия тысяч экзопланет, остаются большие неопределённости, особенно в некоторых переменных. За последние десятилетия многие учёные пытались использовать формулу Дрейка, чтобы оценить число цивилизаций, но результаты варьируются от единичных значений до миллионов.

Пессимисты утверждают, что число таких цивилизаций может быть очень маленьким, а продолжительность их существования – всего несколько сотен лет, что делает контакт практически невозможным. Оптимисты, напротив, считают, что разумная жизнь может быть распространена повсеместно и таких цивилизаций может быть множество.

Квэйт слушал меня с насмешливой ухмылкой, его взгляд выражал явное недоверие. Он слегка щурился, приподняв бровь, как бы говоря: «Продолжай, удиви меня». Казалось, он заранее настроен скептически и с трудом сдерживает желание оборвать мою речь.

– Некоторые современные версии формулы Дрейка добавляют новые параметры, учитывают такие факторы, как влияние гравитационных волн или гамма-всплесков на развитие жизни, – продолжал я. – А также роль экзопланет в различных зонах обитаемости, например, подповерхностные океаны на спутниках планет-гигантов. Включают оценки числа цивилизаций, которые могут мигрировать или создавать искусственные системы связи. Да, формула Дрейка остаётся основой для проекта SETI. Хотя её численные результаты спекулятивны, она стимулирует исследования экзопланет, астробиологии и астрономии. С каждым новым открытием, например, обнаружением экзопланет в обитаемой зоне, мы можем всё точнее оценивать параметры этой формулы. Таким образом, формула Дрейка – это важный концептуальный инструмент, помогающий осмыслить и обсудить вероятность существования разумной жизни во Вселенной.

– Эрик, – перебил меня Томас. – Мне нужны результаты. А они у тебя есть?

– Есть, – ответил я. – Я внес дополнения в формулу Дрейка.

– Да? – бровь у Квейта изогнулась в удивлении. Он явно не ожидал этого, и на секунду его циничная маска дала трещину.

– Если использовать стандартные оценки, то по пессимистичному сценарию вероятность наличия хотя бы одной технологически развитой цивилизации в нашей галактике крайне мала – около 0.000024. По оптимистичным оценкам, может существовать до 7,5 миллионов таких цивилизаций в Млечном Пути. Эти результаты показывают огромный диапазон неопределённости и подтверждают, что исходные значения параметров формулы существенно влияют на итоговую оценку. Но я ввёл дополнения, и выяснил…

– Что? – Томас подался вперёд, его заинтересованность было трудно скрыть.

– Что вероятность того, что на Земле уже есть инопланетные существа, равна практически единице, – спокойно ответил я и достал из портфеля папку с расчётами. – Вот, взгляни, Томас.

Он даже не притронулся к ней, а лишь процедил сквозь зубы:

– Глупости!

– Нет, не глупости. Я учёл множество параметров, включая возможность существования варп-двигателей у инопланетян. Мы зафиксировали всплеск активности этого двигателя в созвездии Киля, а недавно – и рядом с Землёй. Наличие таких технологий открывает возможность преодоления межзвёздных расстояний за считанные часы.

Варп-двигатели – это гипотетическая технология, основанная на теории искривления пространства-времени. Если обычные двигатели позволяют перемещаться через пространство, то варп-двигатели создают локальное искривление, сжимая пространство перед кораблём и растягивая его позади. Таким образом, корабль словно «скользит» по волнам искривлённого пространства, избегая ограничения скорости света. Это позволяет теоретически путешествовать между звёздными системами за очень короткое время.

У Квейта вспыхнули глаза, он был заинтригован:

– Если бы это было так, Пентагон сообщил бы нам об угрозе, – сказал он, нахмурившись. – Эрик, ты всегда был фантазёром. Но военные ничего не обнаружили.

– Моё дополнение к формуле Дрейка учитывает больше параметров и даёт более широкие выводы. Я расчитал, что вероятность наличия инопланетян в человеческом обществе велика, – продолжал я.

Томас расхохотался, его громкий смех привлёк внимание посетителей кафе. Он наслаждался этим моментом, видимо, считал мои идеи несерьёзными.

Я посмотрел через витрину на ночной Нью-Йорк. Вечерний город, как всегда, кипел жизнью. По улицам мчались машины, блестящие от отражённого света неоновых вывесок и уличных фонарей. Пешеходы спешили по своим делам, кто-то смеялся, кто-то разговаривал по телефону, туристы фотографировали Эмпайр-стейт-билдинг, сияющий вдалеке. Нью-Йорк никогда не спит, и даже в этот час город был полон энергии и движения. Я вдыхал холодный ночной воздух, смешанный с запахами уличной еды и кофе, и вспоминал, почему так люблю этот город. Нью-Йорк был местом, где мечты встречаются с реальностью, где среди шума и суеты можно найти вдохновение и идеи, которые могут изменить мир.

– По моим расчётам, доля инопланетян в экономически развитых странах достигает от 20 до 66%, – сказал я, глядя на Квейта.

Томас удивлённо уставился на меня: