Читать книгу: «Мы всего лишь осколки», страница 2

– Так почини его! Нет? Тогда пора бы уже привыкнуть и смириться с тем, что кондиционер не будет работать никогда!

Затем подхожу к столу в гостиной и вижу, что он завален какими-то бумажками, книгами, а на стуле валяется смятая футболка, и кричу брату:

– Саша! Почему тут опять такой срач? Сейчас же убери все, мне нужен стол!

Сашка появляется в комнате со стаканом воды в руках:

– Мне он тоже нужен, я задания к школе делаю. Ты можешь сесть на кухне.

Мне хочется закричать на него громче, но это бессмысленно. Он не виноват, стол нужен ему для учебы, и я действительно могла бы сесть на кухне. Мне просто нужно успокоиться.

Ближе к вечеру, пока я секатором обрезаю лишние листочки винограда, представляя, как режу не стебельки, а головы каждого, кто придумал эту треклятую войну, которая длится уже больше пятнадцати лет, то слишком активно, то лениво, ко мне подходит Снежана. Она ласково обнимает меня за плечи и шепчет:

– Успокойся, все будет хорошо.

В отличие от меня, Снежана добрая, ласковая, где-то наивная, но только не сейчас. Сейчас я знаю, чего она хочет, и это бесит меня еще больше. Она привыкла всего добиваться улыбками, нежными объятьями и лаской, и в этом ее хитрость. Не мудрено, что мама ее так обожает и потакает во всем. Я же, наоборот, холодна и расчетлива, порой даже слишком, и я не могу себе позволить быть нежной и доброй ни на минуту. Я никогда не пойду обнимать сестру или кого-либо, чтобы добиться своего; скорее, я поставлю перед фактом, прикрикну или просчитаю действия и добьюсь своего. Но, как бы то ни было, сейчас мы идем в дом, где я принимаю душ и переодеваюсь.

Снежана уже надела кремовое платье в горошек, оно красивое и благородное. Нарядных платьев, подходящих к случаю, у нас всего два, и оба когда-то принадлежали маме. Мне досталось белое в нежный цветочек. Рисунок наивный, легкий, и горох мне нравится больше, но у Снежаны наивности хоть отбавляй, так что пусть лучше идет в серьезном горохе. Сестра достает бусы, имитирующие жемчужины, и надевает на себя. Бусы – дешевая бижутерия, и не мне судить, на что Снежана тратит свои карманные деньги, но мне кажется, это бесполезное приобретение, и я чуть поджимаю губы.

Снежана крутится перед зеркалом, и все домашние с восторгом смотрят на нее.

– Какая же ты у меня красавица! – замечает мама, и так оно и есть. По части красоты Снежана унаследовала от родителей все самое лучшее: большие голубые глаза с длинными кукольными ресницами, аккуратный курносый носик, пухлые губы и густые вьющиеся волосы, тонкую талию, грудь, до которой моей, пожалуй, никогда не вырасти, хоть я и старше. Я не завидую ей, но ее внешность меня немного пугает, вернее то, как реагируют на нее окружающие. Парни и мужчины всегда провожают ее взглядом, пытаются познакомиться, пристают. Снежане с ее характером легкомысленной кокетки было бы намного безопаснее родиться похожей на меня. Я смотрю на мир строгими серыми глазами, мой носик острый, а губы тонкие. В целом мое лицо благородно и даже красиво, но только если не сравнивать меня со Снежаной. Я худее, мои формы не столь выражены и выгляжу, пожалуй, даже младше, несмотря на то что рост у нас один. И такая внешность делает меня незаметной, позволяя не привлекать особого внимания, показываясь на улицах и в людных местах.

Наконец сеанс самолюбования окончен, и Снежана поворачивается ко мне. Она буквально светится от счастья:

– Настя, ты такая красивая! Мама, скажи, ей так идет это платье!

– Была бы еще красивее, если бы чаще улыбалась и не поджимала губы. Тебе же всего восемнадцать, а не восемьдесят.

Хочу огрызнуться, сказать, что будь она моей клиенткой, то видела бы мою улыбку чаще, но одергиваю себя. Мои губы растягиваются в широкой улыбке, она фальшивая и искусственная, но мама этого не замечает. Она улыбается мне и всего на минуту забывается.

– Подожди, к этому платью у меня были красивые серьги.

Она встает с кресла, опираясь на клюку, и даже успевает сделать один шаркающий шаг, как память возвращается к ней, и её улыбка гаснет. Но все же она натягивает ее снова, пятясь назад в кресло. Бьюсь об заклад, сегодня ночью она вновь будет плакать об ушедшей жизни.

Раздается звонок, это пришли подружки Снежаны, и мы выходим из дома. Снежана целует обеих в щеки, я лишь бросаю «Привет!». Они идут вперед, и я слышу, как Полина, самая неугомонная из подруг моей сестры, шепчет ей:

– Зачем ты взяла её?

Снежана тихо ей отвечает:

– Она одну меня не отпускала!

– Ну что за глупость! – восклицает Юля. – Все ходят на танцы без взрослых.

«Взрослых», – повторяю я про себя. Я всего на два года старше каждой из этой троицы, но в каком-то смысле она права. Я знаю, все воспринимают меня как взрослую, в их глазах мне скорее восемьдесят, чем восемнадцать, ведь я всегда командую, указываю, что делать, и принимаю решения, и ответственность за все и всех лежит на мне.

Я уже простила Полину за родителей, которые не дали мне и куска хлеба, когда мы так нуждались. В каком-то смысле они были правы, я бы тоже сейчас не дала. Нет никакого смысла в помощи семье, потерявшей кормильца с матерью, которая прикована к постели, и шестью малолетними детьми. Сейчас я тоже понимаю, что кусок хлеба не поможет, тогда как работящим рукам он будет не лишним. Это было давно, и нет никакого смысла в обидах, тем более что, по словам Снежаны, Полина делилась с ней обедом в школе, а это не мало, особенно если это правда.

Девчонки смеются, им не терпится прийти на танцы, а мне скорее страшно и не уютно. Я знаю, что большинство девчонок от пятнадцати и старше бегают по танцулькам, и слышала, что в этом нет ничего хорошего. Сегодняшние танцы – это не только музыка и движения на танцполе, но и кое-что еще.

Нет, это приличное место, самые приличные танцы во всей округе. Они проходят на открытой веранде хорошего кафе, и если девушка выглядит симпатично, то ее пускают бесплатно. О возрасте никто и не спрашивает: тут все старше восемнадцати, и всех это устраивает.

Мы проходим к танцплощадке, и Снежана с подругами идут вперед, туда, где находится бар. Я немного волнуюсь, но денег у нее все равно нет, так что ей вряд ли удастся выпить, и потому остаюсь у входа, намереваясь простоять здесь весь вечер, не сводя глаз с сестры.

Мне есть о чем волноваться: сразу находятся молодые люди, которые подходят к троим подружкам, а затем приглашают танцевать. Сестра улыбается до ушей, и я невольно улыбаюсь тоже. Как мало ей надо для счастья! Всего-то что бы однажды тебе разрешили пойти на танцы.

Снежана танцует один танец, второй, третий, и я перестаю считать и все чаще поглядываю в сторону столиков. Я рано встала и к вечеру уже не чувствую ног от беготни по городу и работы в саду. Столик мне не светит: сев за него, нужно сделать заказ, а мне это не по карману.

Возможно, мне можно было бы присесть за стойку бара и заказать воду. Вода даже здесь стоит не дорого, верно же? Но группа шумных вояк, расположившихся там, меня пугает. Так что решаю остаться здесь, в тени.

Я отвлекаюсь всего на минуту, но теряю Снежану из виду. Где же она? Я выпрямляюсь и иду на кромку танцплощадки, верчу головой во все стороны и не обращаю внимания на нахальный голос, раздающийся совсем рядом:

– Меня ищешь?

Я лишь отмахиваюсь. Раздается новая мелодия, и я вижу Снежану с совсем другим молодым человеком, к которому она прижимается слишком близко и смеется. Она что, пьяна? Мне срочно нужно подойти поближе, и на помощь приходит обладатель нахального голоса:

– Потанцуем?

Я киваю, не глядя, и позволяю вывести себя на танцпол, и вот уже одна рука оказывается на моей талии, а вторая сжимает ладонь. Он пытается сократить расстояние между нами и прижать меня к себе, но я делаю шаг назад и уверенно говорю: «Нет». Я умею говорить очень уверенное «нет». Обладатель нахального голоса лишь усмехается, но больше попыток не делает, а я не свожу глаз со Снежаны настолько, насколько это возможно на танцполе.

– Как тебя зовут?

– Алевтина, – живо вру я, сама не знаю зачем.

– Костя.

«Да мне вообще-то все равно», – думаю я про себя.

– Кого ты там так высматриваешь? – Я не отвечаю, и он продолжает: – Дай угадаю? Парень бросил, и теперь танцует с другой?

Столь нелепое предположение заставляет меня рассмеяться и посмотреть на человека, который его сделал.

Он молод, красив, и искорки в глазах выдают веселый нрав, и потому я решаюсь открыться:

– Нет же! Там моя сестра танцует, и я боюсь, не выпила ли она. Младшая сестра, понимаешь?

– Да, конечно. У меня тоже есть младшая сестра.

– О, сейчас ты скажешь, что тоже следишь за ней?

– Нет же, – смеется он, – она уже взрослая и давно замужем. Какая твоя?

– Та, в платье в горошек.

– Ок, – коротко отвечает он и ведет меня в танце прямо к ней, так что мы оказываемся совсем рядом. Снежана замечает меня, и расстояние между ней и ее партнером становится более приличным. Ее глаза веселые, но совсем не пьяные, я зря волновалась.

– Успокоилась? – интересуется мой насмешливый партнер.

– Да, вполне, – теперь я рассматриваю его более внимательно, и тут сразу же появляется мой второй недостаток. Или достоинство, как хотите. Кроме того, что я маниакально слежу за членами моей семьи, я еще во всех вижу потенциальных покупателей.

Так-так. Он молод, не больше 30, гладко выбрит и не в форме, но на запястье браслет военного. Странно, по-моему, все офицеры любят похвастаться своей формой, а уж танцы – самое место для этого, разве нет? Возможно, он просто отсиживается в штабе, и никакого звания нет, так что и похвастаться нечем. Но рубашка явно дорогая и новая, такую простой солдат позволить себе не может. Значит, офицер. По правде говоря, я не сильно разбираюсь в званиях, для меня кто не солдат, то офицер, а значит потенциально мой клиент. Я чуть передвигаю ладонь на плече и чувствую стальные мышцы через рубашку. Он определенно не сидит за столом в штабе.

– В отпуске? – спрашиваю я.

– Нет, меня выгнали подумать над своим поведением.

Я смеюсь. Очень остроумно. Значит, в отпуске, я знаю такой тип очень хорошо. За пару недель отдыха они хотят получить все возможные удовольствия и готовы потратить все, что заработали.

«Настя! Что ты делаешь? Ты впервые в жизни на танцах, танцуешь с приятным молодым человеком, а думаешь, что ему продать!» – мысленно кричу я себе.