Читать книгу: «Ворон ворону глаз не выклюет. Том III», страница 3

Глава № 3. Охота на червей

К потолку тюремной камеры взвилась едкая дымка, от неё не спасала и распахнутая настежь дверь. Крыс почесал мизинцем кончик носа и оглушительно чихнул. Всему виной был гремучий раствор, над которым трудился горец. Он то возился с пучками сушёных трав, то орудовал пестиком, то капал в пиалу масла из маленьких бутыльков, а после – подогревал смесь на примусе, тщательно регулируя пламя. Вылитый адепт Мудрой, занятый экспериментами.Виктор тоже не бездельничал: склонился над палашом Адды, сосредоточенно водя оселком по длинному клинку. К счастью, дешёвый меч не смог серьёзно повредить лезвие, хоть Виктор и бил так, что искры летели.

– В поселении ондогуров стоял идол: горный баран с огроменными рогами из крови земли. Они похожи на «огнекамни», – Крыс, как ни странно, узнал по описанию Виктора те самые таинственные камни Лийсы.

– Ондогуры?

– Племя-друг славных кодаров, племени Крыса. У них род мудрецов-охотников давно прервался, зато стоит идол, своими рогами отгоняющий всякую чудь. Зря тэ такую ценность упустил. В горах за неё насмерть бьются.

– Твоё племя тоже защищает идол из крови земли?

– Кодарам не нужны идолы. Их бережёт род Крыса так да.

Крыс опустил в пиалу кисть и покрыл костяной нож тонким слоем серовато-прозрачного раствора. Следом он поднёс клинок к огню, подставляя то одну сторону, то другую. Едкая вонь усилилась.

– Так ты из шаманской семейки, – в прошлом Виктор сполна наобщался с «мудрецами-охотниками»: упрямые бараны, смотрящие на всех с непоколебимой самоуверенностью… что ж, это походило на Крыса. – А сам?..

– Нет. Пока нет, – парень покачал головой, вместе с ней качнулась и кисточка, свисающая с длинного конца капюшона. – Крыс ещё не заслужил право хранить свой народ. Сначала должен исполнить Клятву на крови.

– Наслышан я о ваших ритуалах инициации, – Виктор помнил, сколько негодования они вызывали у Софии: та считала их опасным пережитком. – Но много ли пользы ты принесёшь своим славным кодарам, шастая по канализациям Дарнелла? Ты говорил, что просил Ищейку кого-то для тебя найти. Это было связано с клятвой?

– Не тэнад собачье дело, – почти вежливо ответил Крыс и кинул Виктору готовый нож, ставшим чернее сажи. Тот успел поймать оружие за рукоять.

– Не моё. Но мне интересно, как родители могли отпустить своего ребёнка в самоубийственное путешествие на другой конец материка.

– Крыс никогда не оставался один. Предки присматривают за Крысом, помогают своими знаниями. Крыс тоже обязан узнать чё-то новое, чему будет учить потомков, когда умрёт. Так в нашем роду заведено чё да.

– Будешь рассказывать правнукам, как складывать животных из бумаги?

В ответ прилетел рык: «Як хренорогий», следом громко хлопнула дверь. Вот же обидчивый малый. Неужели он сказал правду о связи с предками? Мёртвые, как известно, привязаны к своим останкам, не считая временной одержимости. Но чтобы человек ходил, набитый духами, как бочка сардинами, и при этом сохранил здравый рассудок? Невероятно.

Виктор прищурил глаз и проверил остроту палаша. Оба клинка – стальной и костяной – готовы. Осталось добыть информацию. Лафайетт сам предложил помощь, едва до него дошли слухи о заказе на Марка Монна. Долго ждать вестей не пришлось: спустя пару дней в тюремную камеру заполз жёлтый змей – иллюзия, как понял Виктор, когда вместо чешуи брошенный нож пронзил воздух. Оригинальный почтовый голубь. А костяной нож от манипуляций Крыса и правда стал гораздо крепче, даже скола не появилось от удара о пол.

Змей вежливо приглашал в игровую комнату. Когда Виктор вошёл в знакомый зал, его встретила почти идиллическая сцена: Лафайетт, Якоб и Лиховид развлекались тем немногим, чем было возможно в бункере – настольной игрой. На кивок Якоба Виктор ответил тем же, а вот Лиховид всё внимание отдал расчерченной квадратами доске чатуранги, на которой стояли оловянные фигурки рыцарей. Судя по скучающим лицам Курьеров, степняк уже не одну минуту размышлял над ходом.

Лафайетт, напротив, оживился, когда увидел Виктора, и жестом пригласил сесть рядом.

– Приезд дона Монна навёл шумиху в определённых кругах, грех было не воспользоваться, – с этими словами он протянул конверт. – Все слухи сводятся к тому, что после открытой лекции мистер Монн проведёт особую встречу, на которую пригласят далеко не всех. Полный список гостей достать не вышло, но… – Лафайетт нарочно затянул паузу, – среди них числится Андре Бриссо, бывший глава Шарнесальской торговой гильдии. Моя благодарность не будет знать границ, если он умрёт в муках.

Виктору протянули ещё один конверт: помятый, с грязевыми разводами у края, странно было видеть столь неряшливую вещь в руках всегда утончённого Змея. Внутри оказалась фотокарточка мужчины, лысоватого, с заплетённой в косу бородкой и со взглядом прожжённого интригана. С его шеи свисал полый шарик со слишком мелкой резьбой, чтобы вышло разобрать орнамент. В Вердестте далеко не каждому позволялось носить подобное украшение. Ещё в конверте нашлись вырезки из заморских газет, кое-где встречались даты. Лафайетт следил за всеми жизненными перипетиями Бриссо десяток лет, не меньше.

– Насчёт последнего ничего не обещаю. Сами понимаете, мне будет не до пыток, – Виктор убрал оба конверта во внутренний карман пальто, чтобы подробнее изучить в одиночестве.

– Хотя бы передайте ему мои слова: «Даже мёртвый змей убивает ядом». Этого достаточно.

– Мой друг, опять вы за своё, – вздохнул Якоб. Скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, он всё ещё ждал хода степняка. – Не всегда сведение старых счётов может подарить душевный покой.

– Мой друг, – в тон ему откликнулся Лафайетт и медленно растянул губы в улыбке. Казалось, вот-вот мелькнёт раздвоенный язык. – Я тронут вашим беспокойством, правда, но не утруждайтесь лишними переживаниями о моей душе.

– Ваш «личный интерес» случайно не связан с тем, что я видел в колодце? – спросил Виктор с осторожностью. Каждый Курьер по-своему реагировал на вопросы о прошлом до Двуглавого.

– Верно. Пока я вёл дела в Вердестте, мы с Бриссо тесно сотрудничали несколько лет. Увы, однажды он решил, что выгоднее будет сдать мою команду Кругу Герцогов. Теперь он в Дарнелле, уж не знаю, какими судьбами: может, шпионит для герцогов, а может, сам пал жертвой интриг. Слишком долго я ждал шанса отомстить за друзей.

– Уверены, что убить его должен именно я?

– Я воин пера, а не меча. Бриссо умён и осторожен, его не подловить обычными способами. На приём дона Монна он явится с охраной, против которой ваши таланты будут куда эффективнее, чем мои.

– Вы же бывший пират. Я думал, в море без сабли не выжить.

– Неужели вы приняли мою команду за сборище головорезов? Мы были профессионалами, которые помогали урегулировать любые спорные ситуации. Услугами «Сизого всполоха» обожали пользоваться торговые гильдии Вердестта, мы заработали репутацию лучших исполнителей их вечных интриг.

– По мне, так головорезами вы и были, – Виктор пожал плечами.

– Как вам угодно, – Лафайетт поджал губы с таким видом, словно великодушно прощал оскорбление. – В любом случае нужен был кто-то, кто умеет вести переговоры с ушлыми заказчиками, заключать выгодные контракты, обеспечивать команду всем необходимым. Именно таким человеком и был ваш покорный слуга. Я предпочитаю пачкать руки чернилами, иногда ядом – но не кровью.

Резкий грохот заставил всех вздрогнуть: Якоб треснул кулаком по столу с такой силой, что фигурки улетели с доски на пол. Лиховид похлопал его по плечу, приговаривая: «Да не переживай тако, зато на настоящей битве я бы не рискнул с тобой бодаться», а сам едва сдерживал ухмылочку. Его долгие раздумья над комбинацией прошли не зря.

Пока Якоб мрачно расставлял рыцарей по местам, Лафайетт предложил Виктору присоединиться к игре. Впервые Курьеры пригласили составить им компанию, но для Виктора эти люди – неизбежный придаток к силам Кэйшес, не более того.

– Забей, Лаф. У новичка оченно аристократичная задница для игр простого люда.

Лиховид заливисто смеялся, довольный своей шуткой, пока его не дёрнули за куцый хвост с такой силой, что лицо задралось кверху.

– Я не расслышал. Повтори, – Виктор давил на степняка взглядом и всё сильнее тянул за хвост, грозя его оторвать.

Лафайетт охнул: «Прекратите немедленно!» Якоб молча встал с места, готовый усмирить всех силой, если придётся, но Виктор уже разжал руку. Перепуганные глаза Лиховида ясно сказали, что намёк он понял.

До Дня основания хватало времени для тщательной подготовки к заказу. Первым делом Виктор начал появляться на вечерних лекциях в Ахеронской академии под видом слушателя. Бродил среди адептов, рассматривал статуи Квадранты и строгие геометрические узоры на стенах – раньше они помогали привести мысли в порядок, теперь же вся эта вездесущая символика стала раздражать. Помнится, София тоже кривилась от ромбов, когда оказалась под влиянием Скорбящего палача. «Геометрия – отражение непреложности законов», как пишут в учебниках. Может, именно поэтому так и хотелось внести хаос в порядок линий.

Виктор изучал академию, как хищник изучает свои угодья. Подметил, где чаще всего можно наткнуться на прислугу и адептов, а где стояла тишина даже в полдень. Самым уединённым местом оказалась крыша астрономической башни, теперь переоборудованной под оранжерею с целебными травами. Виктор пытался набиться в садовники, но адепты заявили, что помощники им нужны в куда более важных делах, а за растениями иногда присматривает старенький лектор. Ответ его полностью устроил. Запрятав свёрток за цветочными горшками, Виктор был уверен, что в ближайшие пару дней его тайник никто не раскроет.

Без напарника подготовка к убийству оказалась не такой занимательной… или скорее – без Хейда? Проверять и сравнивать не хотелось. Люди раздражали, и не только они. Фитиль, принимаемый раньше за стержень, практически догорел. Что случится, когда грянет взрыв, Виктор не задумывался. Ему стало всё равно.

В День основания Дарнелл вспомнил, кем он раньше был – жемчужиной Тормандалла, её первой столицей, с которой началось становление империи. Праздничная суета охватила улицы: город утопал в буйстве разноцветных лент, над площадями развевались флаги со скорпионами, а осень подыграла этому великолепию, щедро позолотив кроны деревьев. Музыка гремела из уличных громкоговорителей – ритмичная, как пульс праздника. Толпа подпевала, смеялась, сметала с прилавков традиционных карамельных рыбок и дешёвое вино.

В этот раз было легко затеряться в толпе: не пришлось заморачиваться ни с мундиром, ни с оружием. В цирюльне Виктору сбрили отросшую щетину и уложили волосы, после чего он завернул в первый попавшийся магазин, где ему подобрали чёрный костюм-тройку и шерстяное пальто. Он переоделся прямо в примерочной, оставив старую одежду, как змея оставляет кожу – без сожаления.

«Хейд бы порадовался, что я наконец-то избавился от этого пыльного мешка», – хмыкнул Виктор с долей тоски, когда посмотрел на своё отражение в витрине магазина.

Хотел он слиться с толпой, да перестарался. То и дело ловил на себе женские взгляды – долгие, игривые. Пока Виктор носил мундир, ему редко перепадало так много внимания. Наоборот: к Хранителям не боялись приближаться только те, кто нанял их для защиты.

К Ахеронской академии Виктор пришёл сильно загодя и всё равно недооценил жажду местных поглазеть на столичное светило: народ выстраивался в длинные очереди, чтобы занять лучшие места в зале. Виктор скользнул мимо толпы, желая поскорее добраться до свёртка в оранжерее, но тут что-то зацепило его внимание. Фигура в бордовом кейпе сидела на железном заборчике чуть поодаль от академии, сгорбившись так, что накинутый на голову остроконечный капюшон скрывал лицо.

– Никто из всего табора родственников не сказал тебе, что приходить сюда – идиотская затея?

Крыс чуть не свалился с ограждения клумбы. Судя по ошарашенному виду, он не ожидал, что Виктор сможет к нему подкрасться.

– Говорят, этот ваш мудрец картинки показывать будет. Интересно ведь поглазеть, а то Крыс забудет скоро, как выглядит родной край, – буркнул Крыс. Поправив капюшон, расшитый голубыми горскими символами, он скрылся от солнца и проходящих мимо зевак.

– «Мудреца» охраняют другие Левиафаны. Не то место, куда нужно лезть мальчишке. Даже если это ты.

– Дети гор созревают быстрее разнеженных задниц из низин. Крыс испытание охотой ещё на свою тринадцатую весну прошёл чё да! Пра-пра-пра, Туган Многорукий, великим воином был. Когда враги захватили его поселение, он в одиночку всех прихлопнул. Если кто сунется – пожалеет.

– Уверен, что стоит бахвалиться достижениями давно помершего предка, а не своими?

Молниеносный взмах руки, и Крыс тыкнул в бок Виктора кончиком костяного шипа.

– Все, кто Крыса недооценивал, пеплом по ветру развеяны.

– Убедил, – Виктор отвёл от себя руку парня. – Может, ты и билет купил, чтобы на картинки свои поглазеть?

– А надо было ли чё ли?

– Цена написана под каждой новостью о лекции Монна.

– Вот же дикость – знания на железки обменивать! У вас, низменников, всё не как у людей. Оттого и дураков полно.

– Говорит мне человек, который не удосужился прочитать одну строчку. – Виктор нахмурился и на всякий случай уточнил: – Ты же умеешь читать?

– Делать Крысу нечего – ваши загогулины разбирать, – пробубнил горец и натянул клетчатый шарф на нос. – Зато Крыс знает, как пишется «пошёл в жопу». Показать?

– Не сегодня, юный грамотей.

Рисковать головой из-за тоски по дому? Нет, Виктор не мог этого понять. «Дом» – это клетка, объятая пламенем, косые взгляды родителей и жуткие голоса прошлого. Но что вспоминал Крыс, когда думал о доме? Поколебавшись, Виктор предложил ему показать обходной путь в академию – пусть смотрит на свои картинки, раз так хочет. Как-никак эта лекция для Монна станет последней, и другого шанса Крысу не представится.

Свёрток дождался хозяина там, где его оставили. Виктор отбросил тряпку в сторону и прогладил ножны палаша, чувствуя, как в нём зарождается предвкушение. Крыс выглянул из-за плеча и присвистнул: «Чё, идёшь на охоту с таким дрыном? Не многовато ли для одного человека? Ну и глупый тэ, токо внимание привлечёшь». Виктор молча закрепил ножны на поясе и прикрыл их полами пальто. Не стоило Крысу знать о том, что он задумал.

Двум беззаконникам не составило труда прокрасться мимо адептов, взмыленных из-за подготовки к выступлению Монна. Виктор заранее приметил для себя смотровую площадку – комнатку с диапроектором и выходящим в актовый зал окном. Монн приехал со своей аппаратурой, поновее и удобнее, потому сегодня это помещение никому не сдалось.

Поглазев со всех сторон на массивную тушу диапроектора, Крыс засунул любопытный нос в содержимое шкафчиков. Он перебирал коробочки с диапозитивами, вряд ли понимая, к каким учебным темам те относятся – его привлекали красочные рисунки на крышках.

– Ха, глянь-ка! Какая больше люба глазу? – Крыс с озорной улыбкой протянул Виктору две карточки.

На правой картонке художник изобразил серокожую деву. Она прятала лицо за погребальной вазой, будто устыдилась спадающего с её обнажённого тела савана. Квадрианцы напридумывали множество образов Пепельной судии, но такой развратный вариант Виктору попался впервые. Левая карточка представляла, очевидно, Мудрую. Её пышные формы едва прикрывала накидка из перьев, а змееподобные цепи подчёркивали её чувственность, обвивая тело и ниспадая к бёдрам. Уголки карточек истрепались, а краска слегка выцвела. Крыс отыскал постыдный тайничок одного из адептов.

– Та, что без перьев.

– У тэно совсем нет вкуса, – Крыс сморщил нос и спрятал под кейп обеих дам.

Вскоре зал наполнился зрителями, взволнованными, словно они пришли на театральное представление. Истосковались дарнеллцы по зрелищам. Крыс тоже занял своё место, примостившись на скамью под бок Виктора. Свет медленно погас, вместе с ним затих гудящий зал. К трибуне, как на сцену, вышел виновник торжества – Марк Монн. Его кричаще-алый фрак бросал вызов мрачной серости Дарнелла, как и завязанный на шее пёстрый платок. Другого человека за такой наряд обозвали бы клоуном, сбежавшим из «Фестиваля чудес Мугнус», но Монн смотрелся в нём удивительно органично.

Покусывая ноготь на пальце, Крыс внимательно уставился на учёного. Весь его вид так и говорил: «Ну давай, удиви меня своими россказнями, мудрец низменников». И Монн рассказывал. Много, живо, громогласно; не будь зал настолько большим, ему не понадобился бы микрофон. Люди пришли за развлечениями, и Монн дал им развлечения, описывая забавные случаи из опыта общения с горцами, на что Крыс морщился: «Во чешет-то!» Рассказал о встрече с медведем, что тоже не осталось без комментария: «Да такой тщедушный индюк не ушёл бы живым от грозы севера».

Больше всего слушателей волновала история чудесного спасения, и Монн не мог не поведать о Глотке Предтечей. С горечью он помянул жену и коллег, сгинувших при внезапном сходе лавины. Поделился трудностями выживания, расписал красоту полярного сияния, его единственного источника света в краях долгой ночи, и со слезами на глазах вспомнил свои чувства, когда его на последнем издыхании спасли охотники… Вот только про саму Глотку Монн ничего не рассказал. «Завораживающая и таинственная пустошь, погибель всего живого», – ну, люди об этом знали и раньше.

Несколько месяцев назад Виктор услышал другую историю.

Не было ни простора лекционного зала, ни восторженной публики, только маленький аил из сруба лиственницы, да тепло очага. Столичное светило в тот вечер больше напоминало бродягу: вместо помпезного фрака куталось в шкуры и шерстяные платки. Голос Монна дрожал – то ли от холода, то ли от страха, когда он сбивчиво рассказывал Софии о странной аномалии в Глотке Предтечей. Якобы успел заметить её с вершины скалы за мгновение до того, как снежная лавина унесла в пропасть всю его команду.

Виктор тогда насторожился. Марк Монн не выглядел раздавленным горем. Да и на вопросы о том, как ему удалось спастись, отвечал уклончиво. София отнеслась к новому знакомому мягче: «Каждый по-своему переживает горе, Раймонд. Не будьте так суровы». Хотя и её больше волновала не судьба Монна, а его история. Зацепка на Левиафанов – вот что она услышала в сбивчивых речах учёного. Ради призрачной надежды узнать больше о культистах София поднялась на гору, и её усилия оправдались. Вдалеке посреди замёрзшего моря, она увидела корабль.

«Новая земля» – легенда прошлого. Пару десятилетий назад этот ледокол стал символом прогресса, а его команда – человеческой смелости. Построенный с помощью передовых технологий, он должен был разломить многовековый лёд и открыть путь к центру Глотки Предтечей. Но мечта обернулась трагедией. «Новая земля» стала могильным камнем для своих создателей, погребённая в снежной пустоши вместе с их амбициями.

Виктор помнил, как размеры судна поразили его даже издалека. С помощью мощных линз удалось разглядеть вокруг корпуса новые пристройки, лестницы, балконы. Целое поселение на сотни, а может, и тысячи человек. Кто же не побоялся спрятаться в безжизненном крае, куда не сунется даже Чёрная гвардия? Ответ напрашивался сам собой. Если бы София показала на сходе приближённых те самые диапозитивы… Марк Монн нарочно заманил её в ловушку Скорбящего палача. Для Виктора этот заказ – не только повод испытать свои силы. Он жаждал отомстить любому, кто навредил его хранимой.

Тем временем Монн закончил душещипательный рассказ о злоключениях на севере. Началось то, чего Крыс ждал с таким нетерпением – показ «картинок». Когда на белоснежном экране появились изображения, толпа ахнула. Круглые домики с высокими крышами, массивный идол-оберег в виде снежного барса – для городских жителей всё это выглядело ожившей сказкой. Изображения домов сменились видами гор, местных растений, живности. Крыс сбивчиво шептал: «Видишь ту крючковатую скалу? Это Пик Глупцов, рядом с ним Крыс подстрелил своего первого козла так да. А вон Бурый склон, там батя охотился на Гремучую Кость. Эта зараза криками сбивала людей с пути и губила в расселинах». Когда на экране появился слайд с дольменами, он аж подпрыгнул: «Да кто пустил чужака в священное место?! За оскорбление мёртвых его самого положено вскрыть!»

Два часа пролетели незаметно. Слушатели одарили Монна овациями, а тот растроганно попрощался: «Вы самая благодарная публика, которую мне доводилось видеть! Рад, что Дарнелл тепло принял меня. А теперь советую поторопиться: концерт Элли Белл – лучшее завершение сегодняшнего дня. После меня вам необходимо порадовать уши её прекрасным голосом», и рассмеялся вместе с залом. Он с улыбкой отвечал каждому, кто хотел обмолвиться словечком, щедро раздавал рукопожатия и оставлял на душах людей маслянистую чёрную печать. Ублюдок.

– Как так вышло, что ты вляпался в Левиафанов? – поинтересовался Виктор у Крыса. Раньше горец скорее послал бы его, чем ответил, но хотелось верить, что с тех пор их отношения немного потеплели.

– Не в Левиафанов. В Ищейку. Крыс пришёл к нему как к человеку, который может найти кого угодно, и попал в силки. Болезненный урок, из-за него Крыс потерял уважение предков и чуть не лишился руки. Земля тоже стала отвергать Крыса. Глупо, глупо. Больше никакого жульничества чё да! Крыс должен сам исполнить Клятву на крови, тогда заслужит прощение.

– Что такого Ищейка сказал тебе сделать? У меня он просил сущую ерунду.

Крыс отвёл взгляд и вжал голову в плечи, скрывшись под капюшоном как черепаха.

Актовый зал потихоньку опустел. Вокруг Монна крутилось девять человек с чёрными бражниками на плечах, и это не считая гостей – если верить Лафайетту, они тоже явятся с сопровождением. Придётся хорошенько потрудиться.

Виктор скинул с плеч пальто и пиджак, закатал до локтей рукава рубашки ослепительно синего оттенка: то ли хранительская привычка тянула к такому цвету, то ли память о родовом гербе.

– Не думай, что Крыс собирается помогать ли как ли, – сказал горец, покачиваясь с носка на пятку, – но между делом мог бы подсобить. Не оставаться же тэно должным.

– Запри за мной все выходы из корпуса и дёрни тревожный звонок. Справишься?

Крыс почесал нос, подумал немного и кивнул.

Стоило лекции закончиться, и академия вмиг опустела. Просторные коридоры, ещё недавно гудевшие от голосов адептов и посетителей, погрузились в тишину. Даже самым ярым последователям Квадранты иногда хотелось немного отдохнуть. Почему гостю из столицы позволили хозяйничать в здании и дальше – отдельный вопрос, как бы не пришлось в следующий раз прийти за головой ректора. Впрочем, сейчас Виктора заботило другое.

Планировка второго этажа лекционного корпуса выглядела чудовищно запутанной, почти издевательской. Никакого квадрианского порядка и чёткости, одни бесконечные переходы, лестницы и тупики, которые легко сведут с ума новичка. Но Виктор успел изучить этот лабиринт заранее. Хейд бы оценил, как ловко он ускользал от взглядов мордоворотов с чёрными бражниками, хотя проще и быстрее было бы прорваться силой. Но Виктор помнил предупреждение Лиховида: культисты связаны между собой. Достаточно одному из них заметить нарушителя – и Монн вместе с гостями тут же сбегут.

Откинув шпингалет, Виктор тихонько перебрался через окно в лекционном зале и оказался на балконе. Холодный ветер взъерошил его волосы и задрал воротник рубашки, а оглушающая музыка с новой силой ударила по ушам, заставив Виктора поморщиться. Здесь, под открытым небом, он мог не бояться патрулей – Левиафаны не хотели светиться на улице. Это упрощало задачу.

Общие балконы соединяли несколько залов, так что дело осталось за малым: отыскать нужную дверь. Виктор двигался осторожно, отмеряя каждый шаг, и вскоре услышал голоса. Они доносились из приоткрытого окна. Подкравшись ближе, Виктор прижался к балконной двери и заглянул в замочную скважину.

– Вряд ли мистер Годвик порадует нас своим присутствием, – послышался незнакомый голос. – Когда мы виделись на званом вечере пару месяцев назад, он беспокоился, что, возможно, стал целью Курьеров. Если это правда, то Годвик уже мёртв.

– Прискорбно, – отозвался Монн. Усевшись на краю стола, он покачивал в руке наполненный вином бокал. Через скважину только его и получилось разглядеть. – Но уверяю, что скоро Курьеры перестанут быть проблемой.

– Да легче клопов вытравить, чем этих душегубов.

– Если мы придём к соглашению, то это случится куда быстрее, чем вы можете представить, – Монн одарил невидимого собеседника улыбкой. – Впрочем, сейчас речь не о Курьерах. Я жажду услышать ответ на моё предложение.

– Я не верю, что из бастарда выйдет пристойная замена донны Аргелл, – раздался мягкий, клокочущий голос. А вот и Андре Бриссо, судя по говору. – На чьей стороне окажутся симпатии людей: горюющей вдовы, что пытается сохранить империю ради законных наследников, или юнца с сомнительной репутацией? Даже я наслышан о диком нраве дона Бледри.

– Как знать, как знать, – мягко усмехнулся Монн и отпил вина. – Ходит молва, что разум леди Аргелл помутился после смерти мужа. Со дня похорон она ни разу не показала народу свой прекрасный лик, в то время как её тени без устали линчуют заговорщиков. Сколько невинных успело пасть жертвами её навязчивых идей, не пересчитать. Так недалеко до массовых чисток, как было при Арчибальде III.

– Всё ещё неубедительно, – раздался третий голос, скрипучий и с лёгкой одышкой. – При упоминании Аргеллов люди первым делом вспоминают Арчибальда IV, а не его отца-тирана или обезумевшую жену. Империя с трудом пережила уничтожение Хоррусов, если сгинут ещё и Аргеллы, особенно когда на пороге война с соседями, вашего мальчишку насадят на вилы.

– Ох, мистер Вартайнн, вы же работаете с информацией и лучше меня знаете, как быстро меняется народная любовь.

– Знаю. Но вряд ли у ваших союзников хватит сил изменить хоть что-то, – безразлично проскрипел мистер Вартайнн. – По крайней мере, не когда дело касается взбалмошного бастарда. Его право на корону эфемерно, с равным успехом вместо Бледри на трон можно посадить осла.

– Ну что же вы накинулись на бедного юношу, как стая стервятников, – хохотнул Монн и отбросил со лба кудрявую прядь. – Дайте ему шанс. С правильными людьми, стоящими позади трона, он ещё всех удивит. И вы, дорогие друзья, можете стать теми самыми благодетелями. Не хватает лишь поддержки бывшего советника Кромвелла, и в этом я уповаю на вашу милость, судья Фаранн. Никто, кроме вас, не в силах спасти сэра Кромвелла из заключения. Будет настоящим преступлением позволить леди Аргелл отрубить его светлую голову, согласитесь? Что же до Вердестта… Напомню, мистер Бриссо, что мы – ваш единственный шанс вернуться к власти. Общими усилиями мы сможем объединить обе империи, сделав их единой и великой, как было изначально. – И он добавил со странным надрывом в голосе: – Единство – сила, которую не стоит недооценивать.

– Один неверный шаг, и Чёрная гвардия уничтожит нас и наши семьи, – послышался нервный возглас. – Это вам нечего терять, мистер Монн, а у меня подрастают внуки. Если уж ставить на кон всё, то я хочу увериться, что оно будет того стоить. Или, может, у вас водятся друзья и среди теней императрицы?

– Чего нет, того нет, – Монн развёл руками. – Но любую тень можно изгнать, если посветить достаточно ярко. Вот слушаю вас, господа, и вижу, что не все до конца осознают происходящее. Переворот неизбежен. Вопрос лишь в жертвах. Чем больше людей на нашей стороне, тем безболезненнее он пройдёт, чего я очень желаю. Время Аргеллов прошло.

Едва Монн успел договорить, как здание наполнил дребезжащий звон. В голосах почтенной публики, что ещё минуту назад рассуждала о судьбе Тормандалла, надменность сменилась недоумением и страхом:

– Вы слышали?!

– Кажется, начался пожар?

Тихо скрипнула балконная дверь, но никто не обернулся – народ торопился к выходу, всё ещё не понимая, что происходит. Палаш легко скользнул из ножен. Виктор оценил обстановку с одного взгляда: семеро людей в дорогих костюмах спускались по ступеням амфитеатра, пятеро охранников в мантиях адептов топтались у трибуны, напряжённые и явно подозревающие, что опасаться надо не мнимого пожара. Кто-то успел выйти из зала, их черёд придёт позже. Сегодня никто не покинет лекционный корпус живым.

Первым убийцу заметил Андре Бриссо. Он стоял ближе всех к балкону – выглядел куда старше, чем на фотокарточке, но его взгляд сохранил былую цепкость.

– Кто вы такой?! – громко спросил он, привлекая внимания остальных.

Ответом стал резкий выпад палашом. Первый из охранников даже обернуться не успел, а его голова уже катилась по паркету, разбрызгивая кровь. Вот теперь в зале начался хаос. Люди метались, как мухи под стеклянным колпаком, охрана ринулась убийце наперерез, но никто не смог выдержать его напора. Что Левиафаны, что обычные люди, – все они кричали одинаково и умирали одинаково.

Гость из далёкого Вердестта решил под шумок сбежать через балкон, пока остальные выбежали в коридор. Но Виктор его заметил. Разобравшись с охраной, он бросился в погоню – и вскоре настиг на улице.

– Молю вас, остановитесь! Я могу исполнить любое ваше желание! – в отчаянии выкрикнул Бриссо, стараясь привлечь внимание прохожих. Но площадь внизу осталась глуха в его мольбам о помощи: ленты трепетали на ветру, музыка рвала уши, и у людей не было интереса высматривать фигуры на балконе академии, когда вокруг них ждало столько развлечений.

Виктор приблизился.

– Извините, но я просто хочу вас убить.

Бриссо метнул взгляд за спину Виктора, и ужас застыл на его лице. Понял, что спасения не дождётся, а всё, что осталось от охраны – это пятна крови на синей рубашке. В отчаянии Бриссо швырнул запрятанный в рукаве стилет – Виктор легко увернулся, шагнув в сторону. Рывок, и большая ладонь сжала цыплячью шею жертвы, пахнущую крепким мускусным парфюмом.

– Даже мёртвый змей убивает ядом, – исполнил Виктор желание Лафайетта.

Он дал Бриссо несколько секунд. Испещрённое морщинами лицо дрогнуло, глаза распахнулись от осознания – и тогда Виктор рассёк ему брюхо, быстро и точно, будто вскрыл запечатанный конверт. Шагнул назад, чтобы на сапоги не попали блестящие и скользкие кишки.

Но жатва ещё не закончилась.

Виктор прикрыл глаза и услышал… нет, не голоса, Левиафанам они не нужны. Он слышал биение сердец. Бешено колотящиеся, отбивающие ритм животного страха – вот она, услада для ушей, а не весёленькие песни из громкоговорителей. Жертвы в панике терялись в лабиринтах коридоров, искали выход, но находили лишь Виктора. Пока бражники пели в унисон с клинком, никто не мог спрятаться.