Читать книгу: «Ты выбираешь. Книга о том, как пережить травмы и стать себе опорой», страница 3

Отвержение может трогать детскую душу «мягкими лапками». Когда папа вечно занят, мама устала, кто-то из родителей погружен в новые отношения. Когда мнение ребенка в зачатке раздавлено родительским. Отвергать можно шутя, но принижая, как это делал папа Жени из той же первой главы. Отвержение в отсутствии похвалы, когда старания и достижения ребенка воспринимаются как должное.

– Мамуля, смотри, я с президентом! – показывает дочь фото из городской новостной ленты. – Сегодня он посещал наш лицей, на встречу пригласили только лучших учеников! И я там, это так круто!

– А, понятно. С распущенными волосами было бы лучше. Ты когда к олимпиаде по химии начнешь готовиться? – говорит мама, захлопнув крышку ноутбука.

Отвержение в незаинтересованности. В вялом «Угу» в ответ на восторженное «Папа, смотри, какой кораблик я нарисовал!». В холодном «Иди сам поиграй» в ответ на приглашение сына собрать конструктор вместе. «Я плохой, я делаю что-то не так, я неинтересный, мой кораблик некрасивый. Я не нужен, я виноват», – чувствует малыш.

В чувственных реакциях родителей ребенок видит свое отражение. Учится понимать: «Какой я, что я умею, что я делаю хорошо, а что плохо. Кроме тела, у меня еще есть чувства, и они важны». Так формируется одна из составляющих идентичности личности. Мама интересуется его делами, папа хвалит, с ним разговаривают не только словами, но и эмоциями: «Какой прекрасный крейсер ты нарисовал! Куда он направляется? А человек в фуражке – это ты? Смелый капитан! Давай тебе звезды на погонах дорисуем».

«Я есть, я нужен! У меня получается, я умею рисовать, мои достижения интересны другим людям», – радостно трепещут маленькие крылышки, и хочется пробовать еще.

А если створки зеркала захлопнуты, детские глаза видят кого угодно, только не себя. И, вжимаясь в старый зеленый диван, девочка Вероника понимает: мамина злость правильная и справедливая. А обида… ну шевелится где-то глубоко. Наверное, это неправильное чувство, оно не должно существовать. Неловко, неуместно такое ощущать. Пойду-ка я лучше пол помою, чтобы мама не злилась.

ЗАМЕЧАЕМОСТЬ – глубинная потребность ребенка, необходимая для здорового развития психики так же, как дыхание для жизни.

* * *

– Не-за-ме-ча-е-ма-я, – по слогам произносит Вероника. – Я правильно понимаю: в детстве мама не замечала моих переживаний? Не только в истории с поделкой, но и во многих других проявлениях. И поэтому я толком не научилась замечать себя? Да, так и есть. Кривое отражение получается. Я знаю, ты сейчас скажешь: это не приговор!

Я одобрительно киваю.

– Знаешь, какую штуку я сейчас поняла? Ставить в приоритет интересы других людей – это бесконечная попытка приблизиться к себе. В прошлом ничего не изменить. С мамой уже совсем другие отношения, сейчас она не даст той замечаемости, в которой я нуждалась в детстве. Значит, я могу сама замечать свои чувства и потребности. Это и будет первым шагом к тому, чтобы «выбирать себя». Хотя, погоди… «Выбирать себя» так и хочется заменить на «замечать». Как будто нет разницы между этими понятиями.

Обожаю моменты, когда клиент сам отвечает на свои вопросы. Хороший знак – вершина понимания проблемы пройдена, движемся к ассимиляции.

Подхватываю:

– Не только замечать, но и озвучивать свои чувства. Заявлять о своем отношении к ситуации, в которую тебя приглашают: «Я сожалею, что ты расстроена по поводу вашей ссоры. Я раздражаюсь, что вы опять втягиваете меня в свой конфликт. Мне не просто выделять свое время на эти процессы». Об этом можно и нужно говорить людям. Иначе они и дальше не будут замечать тебя.

Островок «замечаемости» расположен между стимулом и реакцией. Стимул – это, например, мамина жалоба на сестру. Твоя привычная реакция – распахнуть крылья и лететь решать вопрос. Скажи «стоп», прежде чем реагировать. Задай себе несколько вопросов: «Что со мной сейчас происходит? Что я чувствую? Какие ощущения в моем теле? Как отношусь к ситуации?» На этом островке произрастает много интересного.

– М-м-м, предвкушаю, как это будет круто, – улыбается Вероника. – Похоже, мой выбор здорово расширится. Если я стану действовать как раньше, то, по крайней мере, это будет осознанный выбор. Я смогу говорить о своих переживаниях и отношении к ситуации, и это тоже выбор. Как отреагирует человек, никогда не известно. Но я предъявлю свою личность, а не функционал, который привыкла врубать при первом же стимуле. Мне есть о чем рассказать Андрею. Выбираю его своим первым «испытуемым»!

Я желаю Веронике крепких крыльев, и мы прощаемся.

После того как за ней закрывается дверь, размышляю, прохаживаясь по кабинету. Я не сказала Веронике того, к чему она придет сама. Оставлю здесь.

Вы выбираете: отращивать мощные крылья, которые помогут вам достигнуть цели, или дальше удобрять детский страх ограничениями, которые сами себе ставите.

Вы выбираете: искать отражение в ком-то или распахнуть створки собственного внутреннего зеркала.

Вы выбираете: расстроить себя или маму/папу/бабушку.

Вы выбираете: благодетельствовать от избытка, с ощущением «меня достаточно, хочу делиться» или из дефицита, в надежде получить кусочек «замечаемости».

Вы выбираете каждую секунду, даже когда произносите: «У меня нет выбора».

Глава 3. Меня предали. Красиво отомстить или «сдать себя в аренду предателю»?

– Отомстить, – тихо, но уверенно сказала клиентка, едва шевельнув сухими губами.

Передо мной сидела маленькая женщина с огромными, как у ребенка, голубыми глазами. Ее волосы были убраны под обтягивающую ярко-розовую шапочку. Руки она прятала в длинных рукавах зеленого свитера. Из ворота дутого белого жилета торчала тонкая шея. Казалось, одежда была ей велика. Она походила то ли на подростка, то ли на розу, вставленную в сугроб. Кстати, ее так и звали – Роза.

Роза пришла на консультацию впервые. Ни разу не взглянула на меня. Застывшая, она лишь вяло теребила ногтем торчащую из рукава нитку. «Вам комфортно сидеть? Какой запрос на консультацию? Что вас беспокоит? Каких хотите изменений?» – расспрашивая эту женщину, я чувствовала себя щебечущим воробьем, который пытается извлечь из сугроба проскользнувшее вглубь семечко. Ее ответ был кратким – всего два слова:

– Предательство. Отомстить.

Понятно. Маленькую женщину кто-то предал, и она хочет отомстить.

Спасаясь от разрушительного стресса, психика и тело включают режим энергосбережения. Они как будто выполняют программу: «Эмоции в заморозку, думай медленно, говори мало, двигайся только по необходимости, ешь минимум. Поберегись, не расплескивай внимание на окружающий мир, который столкнул твою жизнь с айсбергом. Распределяй энергию разумно, тебе еще понадобятся силы, чтобы затыкать пробоину всем телом и удерживаться на плаву неопределенное время».

Роза казалась недоступной для диалога, полноценного контакта. Мне еще только предстояло «отковырнуть кусочек айсберга» – вникнуть в ситуацию. Но я смогу это сделать, только когда она позволит, будет готова.

Я стихла, погрузившись вместе с Розой в угрюмое безмолвие. Из коридора доносились голоса и цоканье каблуков. В окно за нами подглядывал взъерошенный голубь. Вокруг «айсберга» шевелилась жизнь.

Пока клиент не обозначит, чего он хочет от меня и от нашей коммуникации, от сессии и психотерапии в целом, любые мои интервенции и вопросы останутся семенами, брошенными в снежную насыпь. Как в жизни.

Пока вы не сформулируете, чего хотите от другого, от ситуации, от себя в ситуации, коммуникация будет выстраиваться на ощупь: на домыслах, фантазиях и проекциях.

А также на неосознаваемом желании переложить ответственность за свой выбор на партнера: «Я не скажу тебе, чего хочу, потому что сам не знаю. А ты как-нибудь догадайся и дай мне что-то такое, от чего мне станет комфортно». Или: «Я обиделась. Но буду молчать и вздыхать, чтобы ты чувствовал себя виноватым». Или: «Я злюсь на тебя! И буду грохать дверями, демонстративно ужинать одна, пока ты не поймешь, что причинил мне боль!»

Что можно дать молчащему человеку? Уж точно не поддержку в духе «Все наладится, главное – не отчаивайся. Ты не первая и не последняя. Жизнь прекрасна, за черной полосой обязательно будет белая!»

Поддержкой невпопад можно ранить, вогнать в чувство стыда, вины, разозлить: «Все справляются, а у меня не получается. Наверное, я какой-то неправильный…»

Настойчивые расспросы тоже не помогут. «Расскажи, что и как произошло? В какой момент ты заподозрил неладное? А что ты ответил? А он что? А потом? И чем все закончилось?» – все равно что выуживать из человека с температурой под сорок, на каком автобусе он ехал, кто рядом чихал, где подцепил инфекцию.

Удовлетворение своего любопытства и раздирание вопросами травмированной души часто путают с заботой.

Иногда потенциальные клиенты, впервые постучавшись в мой мессенджер, детально описывают историю своих токсичных отношений, детство, как стали жертвой мошенника. «Далее. Далее. Далее», – тыкаю я, разворачивая послание, и не дочитываю. Бесполезно, под «простыней» фактов не видно переживаний.

«Что вы скажете по поводу моей проблемы?» – прилетает вопрос.

«Похоже, вы оказались в трудной ситуации. Но мне ничего не известно о вас. Можем обсудить на консультации», – все, что я могу ответить.

Понять, что происходит с человеком на самом деле, как обойтись с его состоянием, я смогу только при встрече. Когда клиент рассказывает о событиях, он присутствует полностью. Звучит не только голос. Вибрирует тембр, работает мимика, говорит тело, вспыхивают эмоции. Владея таким богатым материалом, я могу спрашивать о чувствах. А они играют ведущую партию в каждом акте жизненной истории.

Дать совет человеку, когда он не просит? Ни психологи, ни другие люди не могут конкурировать с человеческим иммунитетом и знать, как лучше ему справляться с травмой. Боль живет и трансформируется под психологическими защитами. Они уникальны для каждой психики, идеально выстроены. В лучшем случае совет наткнется на сдержанное «Спасибо, я попробую» и скатится водяными каплями по жирному слою равнодушия, так и не проникнув в сердцевину иммунного механизма. В худшем – усложнит поиск собственных ответов. «Постарайтесь переключиться на что-то хорошее. Посмотрите на ситуацию с другой стороны, как на опыт», – никогда не скажу я, потому что не могу гарантировать, что это поможет.

«Поддержать» невпопад.

«Позаботиться», подробно расспрашивая о беде. «Одарить» советами.

Все это – попытки справиться с собственным напряжением и растерянностью рядом с человеком, который в сложных переживаниях замер.

Вам кажется, если предпринять знакомое действие, он очнется, станет понятным и доступным для контакта.

Обстановка разрядится, вам полегчает, напряжение уйдет.

А с человеком что?

И все же я могу немало. Например, сделать так, чтобы клиенту было со мной безопасно.

Холодный воздух вытесняет теплый из комнаты с открытым окном так же, как психическая боль вытесняет слова из души с открытой раной. Ощущение безопасности формируется в пространстве с человеком, который способен разговаривать без слов, смотреть и слушать без эмоций. С которым не нужно опасаться быть непонятым. Молчаливое принятие которого подсказывает: тебя видят, твои чувства переносимы, ты не один. Ты можешь разместить здесь эмоции, пустоту, слезы. Ты можешь принести сюда свою продырявленную жизнь, втащить айсберг. И мы будем вместе смотреть на эту катастрофу. Вместе не так страшно.

Мы сидели молча. Роза изредка вздыхала.

Я решила поинтересоваться ее состоянием:

– Роза, вы переживаете предательство. Я вижу, что за тридцать минут вы не шевельнулись. Только палец и эта нитка…

– Да, предательство. Сколько у нас осталось времени? – прервала она меня и потянулась к брошенному на диван автомобильному брелку. – Я не знаю, что еще сказать.

– Возможно, пока и не надо говорить больше.

Роза медленно поднялась, поправила шапочку над бровями. Я тоже встала.

– Пойду, – она шагнула ко мне и впервые посмотрела в глаза. – Вы не даете мне дурацких советов, не втюхиваете идею о прощении. Не пытаетесь накормить оптимизмом: мир прекрасен, справедливость восторжествует, э-ге-гей! – она помахала руками и криво улыбнулась. – И черно-белые полосы жизни тоже не рисуете. Мне с вами как-то спокойно. На сегодня достаточно. Спасибо. Я приду еще.

* * *

Роза пришла через неделю. В той же одежде, так же небрежно швырнула брелок на диван, села, закинув ногу на ногу, сцепила пальцы вокруг колена. Она выглядела поживее, чем в прошлый раз. Заговорила первой.

– Я тут думала после нашей встречи. Наверное, нужно рассказать вам, что случилось. А потом поговорим, как со всем этим быть.

Роза с Аленой дружили с тринадцати лет. Девочки жили в одном подъезде новостройки, куда почти одновременно заселились их семьи. Учеба в разных школах, а после – в разных вузах, замужество Розы и рождение ее сыновей, переезды, работа и прочие жизненные вибрации не расшатали их искреннюю привязанность друг к другу.

У Розы был опыт работы в кафе и любовь к выпеканию тортов, которая со временем переросла в профессионализм. Клиенты выстраивались в очередь. Через год заказы перестали умещаться на пяти квадратных метрах домашней кухни. Роза поняла: пришла пора распахнуть дверь в мир и воплотить в реальность давнюю мечту о собственной кондитерской. Ей нужен был партнер. И не кто попало, а проверенный человек – «орешек», которому можно доверять.

Алена согласилась без уговоров. Ее экономическое образование гармонично вписалось в мир птичьего молока, вафельных коржей, муссовых текстур, печей и миксеров. Девушки вложились поровну, арендовали помещение, и понеслись три года раскрутки «сладкого» бизнеса.

Раскрутили. Ванильным ароматом поплыла по городу слава о вкусе и красоте тортов, пирожных, пирогов. Кондитерская стала популярной. Рабочих рук, оборудования и площади помещения не хватало, чтобы брать заказы у всех желающих. Нужно было расширяться, но как?

Роза фонтанировала идеями: мастерская по изготовлению конфет ручной работы, кофейня в бразильском стиле… Простое клонирование кондитерских ее не вдохновляло, хотя подруги подумывали о развитии сети в других городах. Намечался бренд! Алена считала, Роза креативила и отвечала за техническую часть. Оставалось найти инвестора с опытом в системе общепита, который поверил бы и в проект, и в девушек.

И Роза нашла. Точнее, он сам нашелся на встрече однокурсников. Влиятельный бизнесмен, владелец сети ресторанов. Еще в студенческие годы Миша – самый старший из ребят на курсе – владел двумя ларьками с шаурмой. Весь вечер они с Розой обсуждали близкую обоим тему. Бывший однокурсник и будущий инвестор заинтересовался.

В следующий раз встретились уже втроем. Обговорили проект, выслушали друг друга, набросали детали продвижения. Миша казался надежным «орехом». Ударили по рукам, выпили по кофейку за успех будущего предприятия, назначили следующую встречу. А дальше…

Если бы о «сладкой жизни» двух подруг снимали сериал, анонс нового сезона мог бы звучать примерно так: «Алена в шоколаде. Роза в шоке».

Следующей встречи не было. Как не было и внятных объяснений от Алены, которая внезапно охладела к проекту. Она под разными предлогами избегала разговоров о будущем бизнеса. Мол, нужно еще пару раз все хорошо просчитать.

Через месяц стало ясно: у Алены с Мишей роман. Не устояла незамужняя подруга перед харизмой бизнесмена и его коммерческим предложением.

Алена вышла из партнерства с Розой, прихватив на память ее идеи. Слизала их, как крем с пирожного, и поспешила за возлюбленным – воплощать. «Проверенный орешек» и «надежный орех» укатились из жизни Розы. Вынудили ее выкупить половину кондитерской и оставили с размазанными по полу мечтами и неутешительным «Ничего личного, только бизнес!»

* * *

– Ничего личного, понимаете? Вот так просто, – Роза пожала плечами и отпила из термокружки. – Меня предала близкая подруга, партнер по бизнесу, человек, которому я доверяла как собственным рукам. Я ни спать, ни есть не могла два месяца, десять килограммов как с куста. Помру, думала. Плакать не буду тут у вас. Я вообще не плачу, держусь.

Она смотрела на меня, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

– Мне кажется, я понимаю. Вы оказались в ужасной ситуации и не по своей воле. Стать жертвой предательства – это страшно, больно, обидно. Вам пришлось пережить кошмар, вы до сих пор проживаете его, в этом очень тяжело находиться. Я искренне вам сочувствую. Роза, вы пришли ко мне на терапию, и я проясняю: чего бы вам хотелось?

– Меня не надо жалеть. Я справляюсь. Все, чего я хочу сейчас, – отомстить! Я одержима этой мыслью, – она сунула руки в карманы жилета и съехала по спинке дивана, вытянув ноги. Так часто делают подростки. – Я вынашиваю идеи мести, постоянно совершенствую их в своей голове. Когда попадается реклама их новых кондитерских, я загораюсь еще больше! Но это уже не эмоции: сжечь, порвать, уничтожить – а вполне конкретный план, которым я горжусь.

– Роза, если вы захотите реализовать свой план мести, скорее всего, я об этом даже не узнаю. Но пока не очень понимаю, как и в чем я могу помочь вам. Какие у вас от меня ожидания?

– От вас… Правда, чего я хочу от вас? Хм…

Она молчала минут пять, поглядывая то на меня, то на свои ботинки. Зарыдала, уткнувшись лицом в ладони.

– Ч-ч-черт, я не должна была заплакать! – Она сорвала с головы шапочку. Косая челка оттенка красного дерева шторкой закрыла глаза. – Мне плохо. Мне очень плохо. Я не знаю, чего хочу. Хочу, чтобы мне просто стало легче. Хочу свободно жить, а не выживать!

Я так и не услышала, чего хочет от меня Роза. Порой для того, чтобы ответить на этот вопрос психолога, требуется несколько сессий. А чтобы ответить на этот вопрос себе, может потребоваться несколько лет.

Я зашла с другой стороны:

– Роза, вам плохо, вы хотите жить свободно и жаждете мести за предательство. Давайте вместе исследуем ваше состояние. Попробуем его прояснить. Я немного поспрашиваю вас. Посмотрим, что из этого получится. А как вы потом поступите с осознаваниями – ваш выбор.

– Ну, давайте свои вопросы. Чем прямее, тем лучше, терять-то уже нечего! – клиентка села прямо и расстегнула жилет, демонстрируя готовность к работе.

– Чего вы хотите добиться своей местью? Что для вас было бы результатом?

– Я хочу, чтобы подруж-ж-женьке моей бывшей стало так же плохо, как мне!

– Допустим, вы реализуете свой план. Как вы узнаете, что ей стало так же плохо, как вам?

– Ну-у-у как… Она будет, наверное… Ну как-то, да… хм, – голубые глаза удивленно округлились. – Получается, никак не узнаю. Это лишь моя фантазия.

– Какую цену вы готовы заплатить за свою фантазию? Вы сами так назвали результат мести. Сколько вы потратите на это времени, средств, сил, нервов? – не собиралась останавливаться я.

– До… Много! Мой гениальный план был рассчитан года на два.

– Два года вложений своего времени, средств, сил, нервов. В кого вкладывать будете?

Роза подняла ладонь, показывая «стоп», и помотала головой:

– Подождите, вы хотите сказать, что я пожалею о возмездии?

– Говорить это я не собиралась, потому что не знаю, пожалеете вы или нет. Ведь «жалеть» тоже можно вполне осознанно. Человеческая история полна рассказов о красивой мести. Я не против всего, что делается осознанно и с готовностью нести ответственность за последствия, морально-психологические в том числе. Представьте, что в результате мести, кроме удовлетворения и злорадства, возможно, вы испытаете и другие чувства: стыд, сожаление о потраченных средствах и времени, опустошение… Тоже, конечно, фантазия, но она хотя бы про себя, а не про другого.

Реализовывая месть, вы дарите свои ресурсы человеку, который грубо отверг вас. Гарантий желаемого результата не существует, конечная станция – ваша фантазия. Я не против того, чтобы вы «сдали себя в аренду предателю» на два года, это ваш выбор. Главное – четко осознавать ЗА-ЧЕМ.

Она застегнула жилет, натянула на голову шапочку, зажала сложенные ладони между колен. «Роза в сугробе». Погрузилась в себя. «Не трогай, сейчас я чувствую и думаю», – сигнализировало ее тело.

Молчим.

– Я пока не очень понимаю зачем. Забираю «на подумать», – очнулась клиентка. – Во мне сейчас борются желание защищать свою идею: уберите руки от моей мести, она святая, я восстановлю справедливость, чего бы мне это ни стоило, – и нечто еле уловимое, которое поселили ваши вопросы. Ухожу в раздрае…

Мы попрощались. Я не знала, до следующего раза или навсегда.

Моя клиентка столкнулась с сопротивлением. Оно может напугать и показаться непреодолимой распутицей. Но, не испачкав ботинок в ее грязи, невозможно добраться до результата на пути психотерапии. Некоторые клиенты останавливаются, предпочитая не сворачивать с протоптанных тропинок, так ничего и не изменив в своей жизни. «Напишу вам после Нового года», «Я вынужден отменить встречу, на работе поставили срочное совещание. И на следующей неделе тоже», «Простите, перепутала даты», – сообщают они и больше не приходят.

Возмущение. Желание бороться. Подозрение, что кто-то покушается на вашу идею. Стремление защитить то, что никто не отбирает. Все это – признаки сопротивления.

Оно образуется в том месте, где появляются сомнения и дополнительные вопросы к себе. Это осознанность шепчет, сомневаясь: «Заметь себя. Ты – самый важный персонаж в истории твоей жизни. И особенно в той, где тебя отвергли. Ты есть у себя, так позаботься об этом измученном человеке. Какой ценой тебе дается твоя категоричность?»

Шепчет еле слышно. Но уже невозможно сделать вид, что не услышал…

* * *

– Я поняла: ресурсы, которые я собираюсь потратить на месть, можно вложить в себя! Это логично. И еще: даже если я реализую свой план, это не гарантирует, что парад справедливости будет маршировать по центральной площади, – рассуждала Роза, широко шагая от распахнутой двери к дивану, игнорируя меня, будто я стул в углу. – Почему я так зациклилась на этой мести? Меня не отпускает желание, потребность, жажда свершить ее! Даже не знаю, как описать. Как будто бы жизненно необходимо показать свою силу. Здравствуйте!

Она плюхнулась на диван, расправила длинную клетчатую юбку. Я впервые увидела ее улыбку.

– Сила! Ключевое слово. Рада вас видеть, – улыбнулась я в ответ.

– Не поняла… – Роза потрясла красной челкой.

– Небольшая подборка с наших предыдущих встреч. Цитирую: «Плакать не буду. Я вообще не плачу, держусь». «Меня не надо жалеть. Я справляюсь». «Я восстановлю справедливость, чего бы мне это ни стоило!» На первой сессии вы удерживали себя до анабиоза и не могли говорить. А когда ваши чувства прорвались наружу, вы были раздосадованы: «Черт, я не должна была заплакать». Роза, вы сильная. Несомненно, вы справляетесь. Но обращаете ли вы внимание на то, что не спите, не едите два месяца? Замечаете ли свою вторую часть – обиженную, растерзанную, страдающую от предательства?

Не глядя на меня, она рваными движениями указательного пальца обводила квадраты на юбке.

Навязчивое стремление мстить – один из способов справляться с горем, потерей. Оно позволяет не принимать случившееся до конца.

Предательство близкого человека – трагедия, горе. Как любое горе, оно сопряжено с множественными потерями, которые больно проживать.

Потеря близкой подруги. Потеря греющего душу образа, который был знаком с детства. Потеря планов и надежд на совместное будущее. А также потеря прошлого, от которого теперь хочется отвести глаза. Выдирание из себя многолетних привычек: позвонить, когда тоскливо, посоветоваться, пожаловаться, поздравить, вместе пообедать и пробежаться по магазинам. Потеря бизнес-партнера, денег, мечты. Шрам на доверии к людям, с которыми еще нет ничего общего, но уже заранее страшно приблизиться.

Что происходит с телом, когда одна нога сломана, но при этом человек передвигается? Нагрузка распределяется между здоровыми частями опорно-двигательного аппарата: вторая нога, позвоночник, таз, руки. Они быстро крепнут.

Что происходит с психикой на фоне травмы? Она раскалывается на части: болеющую, «с переломом», и здоровую – выживающую. Горе не отменяет жизни. «Прихрамывая» и морщась от боли, вы дойдете до машинки, чтобы постирать белье, ответите на письма, скопившиеся в почте, закончите отчет на работе, исправите ошибки в сочинении сына. Досмотрев фильм, вы потушите свет, чтобы завтра проснуться и ощутить – стало на пару граммов привычней, чуть полегчало.