Ёлки зелёные

      Сегодня зайдет Маруся! Тимофей присел на стул, и весь хмель от выпитого бокала шампанского на работе по случаю предновогоднего застолья, слетел моментально. Сама только что позвонила…Ёлки зелёные! Это ещё мягко сформулировал Тимофей, в подобных случаях крепкое мужское словцо не заставило бы себя ждать, но при дамах ругаться не позволительно. Даже при мыслях о дамах.

      Тимофей вдруг встрепенулся и огляделся. Маруся зайдет, а у него… э-эх, холостяцкое жилье, голяк-голяком, не прибрано-не ухожено. Тут он словно опомнился, поспешно встал со стула и бросился в комнату. Но в то же мгновение глянул на свои ноги, вернулся, снял сапоги и почти бегом ринулся обратно. Подбежал к шкафу, открыл, хотел было взять вещи, но остановился. Посмотрел на руки. А, немытые-то… Тимофей быстро засеменил к умывальнику, Вытирая руки, присмотрелся к полотенцу и с досадой скомкал его, краем глаза глядя на оставшуюся с утра немытую посуду в раковине. Потом прошел в коридор, засунул полотенце в корзину для грязного белья и снова побежал к шкафу. Достал белое в мелкий цветочек постельное белье и чистое полотенце. Все торопливо уложил на кресло, сорвал покрывало с кровати. Минут через десять, если не меньше, новые чистенькие простыня, наволочки, пододеяльник были уже надеты. Тимофей накинул покрывальце на кровать и присел.

      Эх, Маруся… Сколько-то времени они не виделись? Он помнил Марусю крепкой ладной женщиной с темными глубокими серыми глазами, с молочной кожей на округлых, точно налитых яблочной спелостью, плечах, с высоко и туго закрученными черными волосами на затылке. Так ему нравилось их распускать… Маруся, конечно, ворчала, но все же ей было приятно, что Тимоха любуется ею. А помнится, ездили они на речку… Да что там ездить, река за поселком сразу, три минуты – и готово! При купании тугая Марусина коса на голове распускалась, и выходила Маруся из речки – как в стародавние времена русалки: с мокрыми длинными волосами, в водяных каплях и струях, озаренная игрой солнечных бликов. И была она вся влажная, свежая, податливая… Тимофей целовал ее в полные губы, и густая трава скрывала их. И только теплый ветер ласкал им спины, где-то совсем рядом звенели птицы, тихо плескалась у берега вода…

      Сколько же этой воды утекло с тех пор? Когда Маруся уехала из поселка? Года два, три, больше… Не мог сразу припомнить Тимофей. Он вздрогнул, словно очнулся от кратковременной дремы. Надо же, уже и прилег, а как и сам не заметил. Тимоха поднялся и задумчиво посмотрел на полотенце. Придет, значит, Маруся… Так ведь не сказала, что останется. Мало ли, что сегодня Новый год, а может ей по делу к нему, Тимофею, надо?

Скорей всего. Да точно, по делу. А зачем еще? Ах, дурак он, дурак! Размечтался тут, бельишко новое постелил! Вот дурак-то.

      Тимофей нехотя поднялся, взял полотенце и пошел на кухню. Там за мытьем посуды медленно передумывал-вспоминал сегодняшний рабочий день. Работал Тимофей лесничим. Вот уж пять лет. Как Степаныч оставил этот пост, так сразу Тимофею и предложили. Любил свою работу Тимоха, душой болел за нее. Без леса он никуда. Знал он лесные тропинки да буераки лучше тропок на собственном огороде. Уж сколько на него, бывало, матушка ругалась, что все в своем лесничестве да в лесу пропадал… Некому теперь ругаться стало… Тимофей домыл посуду, повернулся к печке. Протопить бы не мешало. Он оделся и вышел за дровами.

      Через несколько минут печурка уже весело бросала огненные отсветы на пол. А Тимофей смотрел немигающим взглядом на эту игру. Или мимо неё…

Только работа одна и осталась у него. И ни на что он свой лес никогда не променяет. Помнится, Маруся тоже подбивала бросить это занятие (Тимофей еще в помощниках лесничего был) да может и податься куда в город. И денег же мало платят, и волокиты бумажной стало много, и то Тимофей на порубки выезжает, то дотемна лес тушит… Был случай, что и самому пришлось тушить. Как по нынешним правилам – надо ждать пожарников. Но в тот раз их было не дождаться. Лето тогда стояло сухущее, просто ужас. Не было ни дождинки целый месяц, зной не давал покоя до самого позднего вечера. И лес горел, как сухие лучины. Огромные языки пламени пожирали на своем пути всё. В тот день пожар вышел к деревне. И огонь, словно почуяв близкую добычу, взметнулся с новой силой. Между лесом и деревушкой высились заросли подвысохшего лозняка, сухих ломких камышей, выгоревшей на солнце травы. Это все готово было вспыхнуть в одну минуту, а дальше – сараи, дома, люди…

– Да где ж пожарники-то? – захлёбывалась слезами худенькая морщинистая старушка, глядя на приближающееся пламя. – Сыночек, где? – обращалась она к Тимофею. Её дом стоял на краю деревни и был ближе всех к бушующему огню.

Тимофей с лесниками прибыл раньше пожарного наряда. Но думать тут было некогда.

– Едут, бабушка, едут, – попробовал успокоить он её, но прекрасно понимал, что будут они не скоро. Деревенька от райцентра далеко, почти двадцать пять километров по узкой извилистой глинистой дороге.

– Воды у них нет, чёрт возьми! С той стороны только что Каплуково тушили, – ругался рядом кто-то из лесников. – Что делать будем, Иваныч? Тут уже не наши земли, – продолжал лесник, глядя как яростно пожирает огонь сухую лозу. И формально сослуживец был прав. Эта земля была уже ответственностью сельсовета.

– Тушить, – коротко бросил Тимофей. Медлить было нельзя.

Деревня эта была длинная, вдоль дороги тянулась, но жилых домов в ней – по пальцам одной руки пересчитать можно. На другом конце деревушки жил Пашка Фёдоров. Одно время они с Тимофеем вместе учились в школе.

Тимоха вскочил в свою машину и, быстро дав газу, помчался к однокласснику. Через какое-то время он уже сигналил у дома Пашки. Тот был владельцем ассенизаторской машины. Купил когда-то поддержанную, теперь оказывал по району услуги по очистке канализационных ям и труб.

– Хозяин! – с улицы кричал Тимофей.

Когда Пашка выбежал из дома, Тимоха объяснил ему свой план.

– А что пожарная? – подходя к машине, спросил Фёдоров.

– Тушить им нечем. Воду ищут. Да и пока приедут…тут уже у вашей Петровны сараи загорятся. Как твой пруд?