Читать книгу: «Его Мальвина», страница 2

Глава 5

Несколько секунд полной растерянности и оцепенения. Не дышу. И даже не знаю почему. То ли потому, что до чертиков испугалась, то ли потому, что сверху на меня давит что-то очень объемное и жутко тяжелое. Но все становится на свои места, когда в нос ударяет тот самый аромат, что встретил меня в коридоре пару часов назад. И все это вперемешку с ярким алкогольным амбре. Вот урод!

– Слезь с меня, гад! Отцепись! – Я брыкаюсь, пытаясь отпихнуть от себя чужие руки и ноги.

Он пришел мной воспользоваться? О боже! При этой мысли начинаю сильнее толкаться всеми конечностями, но в ответ получаю лишь невнятный стон, но никаких поползновений в мою сторону.

Кое-как выбираюсь из-под распластавшегося на моей кровати Данила. Ну как выбираюсь?.. Скорее выползаю, как гусеница, и плашмя падаю с матраса на пол. Одной рукой тру ушибленный бок, второй тянусь к лампе, стоящей у прикроватной тумбочки. Неяркий свет мягко окутывает пространство спальни, демонстрируя развалившееся поперек кровати мужское тело.

Данил, в футболке и джинсах, просто лежит на животе и мнет лицом подушки. Его тело выглядит максимально беспомощным. У меня из головы вылетают все культурные слова, правда и некультурные произнести не получается. Я молча хлопаю ресницами, приоткрыв рот.

– Эй, – наконец дергаю ночного гостя за край джинсов, – ты ничего не перепутал?

Ноль эмоций. Данил не шелохнулся. Откуда-то из недр подушки раздается богатырский храп, а по комнате начинает разливаться спиртное амбре. Да он пьян в щепки! Поднимаюсь с пола и рывком дергаю Данила за длинные ноги. Он не собирается двигаться ни на миллиметр, занимая почти все свободное пространство матраса. Лишь делает глубокий полувздох-полустон и храпит себе дальше.

Все мои задатки культурного воспитания и терпимости вмиг пропадают. Я забираюсь на кровать и, не жалея ни сил, ни выражений, тормошу пьяное тело:

– Вали с моей кровати! Просыпайся! – Колочу ладонями по каменным мышцам, обтянутым черной футболкой, пытаясь убрать со своей территории нежеланного гостя. – Изыди!

А он спит, словно прилипнув к пушистому покрывалу. Мои ладони ноют от неистовых хлопков по широкой спине и плечам.

– Данил! – уже отчаянно рычу я его имя в бесполезных попытках спихнуть инородное тело с кровати. Не помогают даже толчки ногами ему в бок. – Сгинь отсюда!

Пьяное тело в конце концов подает признаки жизни. Данил с протяжным стоном отрывает голову от подушки и испепеляет меня взглядом, затянутым мутной пеленой. Его волосы взъерошены, как воронье гнездо, а лицо искривляется в злой гримасе.

– Чего тебе? – рявкает он грубо, одаривая меня едким ароматом алкоголя.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отвесить по его нетрезвой морде отрезвляющую оплеуху. Но меня вовремя посещает мысль: а если он в подобном состоянии совсем неадекватный? Понятия не имею, чего ждать от своего соседа. В таком сожительстве я никогда не состояла.

– Ау! Это моя спальня, – как можно тверже и спокойнее заявляю я, стараясь не показывать, что вообще-то сейчас его побаиваюсь.

– И что? – хрипло бурчит он.

– Катись прочь!

С хмельной усмешкой Данил бесстыдно скользит по моему телу взглядом. До меня вдруг доходит: я сижу перед ним в легкой пижаме – топ на кружевных бретельках и коротенькие шорты. И под ними ничего… Накрывает жуткое ощущение, как будто я за секунду становлюсь обнаженной. Тонкая ткань словно испаряется под взглядом пьяных глаз.

– Зачетные сиськи! – выдает Данил и не моргая смотрит на мою грудь.

– Да ты… ты… – Я окончательно взрываюсь, делая замах рукой, чтобы с чувством опустить ее на хамскую морду.

Данил, вздохнув, чуть приподнимается и резким движением легко дергает на себя покрывало. Я с трудом удерживаю равновесие, чтобы кубарем не слететь с кровати. Прямо в одежде Данил заворачивается с головой в мягенький плед. Проходит всего секунда, и из-под покрывала слышится похрапывание. Не могу поверить своим глазам и ушам. На часах глубокая ночь, в моей кровати омерзительно пьяное тело незнакомого парня, а я в полной растерянности смотрю на храпящий кокон, из которого демонстративно торчат мужские лапы в белоснежных носочках. И я вообще ничего не могу сделать. Данил просто спит.

Я срываюсь с кровати как ошпаренная, не забыв попутно «нечаянно» пнуть гада, приватизировавшего мое личное пространство. Все, что оказывается мне по силам, – это выдернуть из-под его головы, завернутой в плед, свою подушку.

В квартире Кристины три спальных места: ее комната, свободная спальня, которую и должен был занять навязанный мне сожитель, и диван в гостиной. В пустующую комнату Данила я и шага не сделаю, лучше спать в подъезде, поэтому кидаю отвоеванную подушку на диван в гостиной. Кипящая в крови злость заставляет меня трястись как от озноба. Я нахожусь в одном доме с человеком, которого увидела сегодня в первый раз в жизни. И за эти немногочисленные общие минуты он успел предложить мне отсосать и залез в мою кровать. А дальше что?

С ощущением беспомощности укладываюсь на диване, но стоит коснуться головой подушки, как она тут же отправляется в угол комнаты. Фу! Дрянь какая! Наволочка уже успела пропитаться парфюмом Данила.

Ложусь спать прямо так, без подушки и прикрывшись декоративным диванным пледом, под которым сворачиваюсь калачиком. Мысленно я совсем не против, чтобы там, на моей кровати, мой сосед задохнулся от собственных паров спирта.

Обняв себя за плечи, пытаюсь заснуть лишь с одной обнадеживающей мыслью: мне нужно потерпеть всего пару дней. В понедельник атакую деканат и выбью себе обратно место в общежитии. И даже когда Данил съедет, сюда не вернусь. Отмывать потом дом от его запаха? Очень надо!

Оставшуюся часть ночи беспокойно верчусь с одного бока на другой и периодически прислушиваюсь к звукам за стеной. Понятия не имею, что еще может прийти в пьяную голову Данила, так что лучше быть начеку. Под утро однозначно понимаю, что доброго начала дня не будет не только у меня.

Едва свет сквозь задернутые шторы начинает расползаться по комнате, я уже на ногах. Вымотанная, невыспавшаяся, с ноющими мышцами от неудобной позы, в которой так и не смогла нормально заснуть, решительно привожу себя в порядок. Даже не завтракая, надеваю легинсы, домашнюю свободную рубашку, завязываю длинные волосы в тугой пучок на затылке и вхожу в спальню Крис.

В нос мгновенно ударяет ядовитый запах перегара. Морщусь, с трудом справляясь с накатывающей тошнотой. Боже… Успеть бы приоткрыть окно, пока не рухнула от оглушающей спиртовой ауры. Данил все еще спит и даже не шевелится, пока я на одном вдохе впускаю в комнату спасительно прохладный воздух сентября.

Косо взглянув на свою кровать, морщусь снова. Мужская футболка и джинсы валяются на полу, а их хозяин, наполовину прикрытый пледом, в позе звезды «душит» телом матрас. Его длиннющие ручищи и ножищи занимают почти всю его площадь. Обнаженные широкие плечи, грудь и пресс – все вычерчено рельефом проступающих мышц. Это точно результат постоянных тренировок. Он что, спортсмен? А почему тогда так бухает?

Я вдруг понимаю, что зачем-то глупо стою возле кровати, глазея, как на ней разлегся полуголый Данил, и размышляя, как его тело приобрело такую мускулистость. Одергиваю себя и прогоняю странное сковывающее чувство. Я пришла сюда не для того, чтобы Данил сейчас открыл глаза и решил, что я его рассматриваю.

Моей целью было черное, до блеска натертое цифровое фортепиано, стоящее точно напротив кровати. А мое техническое задание на это утро – совместить приятное с полезным. Удобно усевшись за инструмент, ласково смахиваю с него невидимые пылинки. Заправляю обратно выбившуюся из пучка на голове прядь, прикрываю глаза, вдыхаю полной грудью освежающий воздух и с расслабленной улыбкой касаюсь кончиками пальцев черно-белых клавиш…

Доброе утро, Данил!

Глава 6

Данил

Я в аду? Или это ад во мне? И почему в моей голове звонят колокола? Боль потрошит сознание на части. Все, чего хочу, – сдохнуть в эту же секунду. Я не понимаю, что за звуки вокруг, и приходится сквозь боль разлепить глаза. Взгляд не с первого раза фокусируется на пространстве передо мной. Смотрю сначала на идеально белый потолок, следом на серую стену и только потом соображаю, с какой стороны идет звук. Через силу поворачиваюсь к его источнику.

Вполоборота ко мне сидит вчерашняя неадекватная девица и играет на пианино. Пианино, мать вашу! Какого черта?

– Хватит, – хриплю со стоном.

Каждое движение ее пальцев по клавишам отдается в голове такой болью, что у меня не получается свободно дышать.

– Хватит! – озвучиваю уже громче, кое-как приподнимаясь на подушках.

Нет, она точно дурная, потому что всего лишь оборачивается на мой голос и продолжает шмякать пальцами по инструменту.

– Доброе утро, – нараспев произносит девушка.

Как ее там? Не могу вспомнить имя.

– Ты издеваешься? – кривлюсь от каждой гребаной звонкой ноты.

– Прости, не расслышала. Тебе не нравится музыка? Это Токката и фуга ре минор. Иоганн Себастьян Бах. – На ее губах появляется ехидная улыбка, а пальцы как будто сильнее давят на клавиши.

– Ты зачем это делаешь, а? – Обхватываю голову руками, массирую виски и наконец замечаю, что на мне лишь боксеры, а сижу я на кровати, которая не была выбрана мной в качестве спального места в этой квартире.

Какого черта я раздет и в чужой постели? Перевожу взгляд на мадам, очень виртуозно эксплуатирующую фортепиано.

– А напомни, как я здесь оказался? – осторожно спрашиваю ее, потому что конец прошедшего вечера мелькает лишь отрывками. Я не помню и приблизительно, сколько вылакал виски.

– Без понятия. Ты просто пьяный нагло влез в мою кровать. Пить меньше надо, чтобы не задавать потом таких тупых вопросов. – Девица делает вид, что не замечает, как я постанываю в такт каждому звуку, извергаемому ее адской машиной.

Вот стерва! Я не выдерживаю. Превозмогая все наказания моего организма за вчерашнюю спиртную вакханалию, срываюсь с постели и в два шага оказываюсь возле пианистки. Она не успевает убрать свои ручонки, как я уже выдергиваю шнур из розетки и отсоединяю его от самого инструмента. Наступает долгожданная спасительная тишина.

– Как хорошо, – блаженно выдыхаю, опираясь одной рукой о край пианино, другой сжимая провод от его блока питания.

– Ты вообще уже! – Девчонка возмущенно подскакивает, а ее звонкий голос не лучше звуков клавиш.

Опять морщусь и задерживаю дыхание от пронзающей голову боли. Чувствую, как из моих рук пытаются выдернуть шнур. Черта с два, детка! На меня смотрят широко распахнутые карие глаза, а в них негодование вместе с отвращением. Аккуратные темные брови на точеном девичьем лице недовольно сдвинуты у переносицы.

– Отдай!

– Похвастаешься своими музыкальными навыками перед кем-нибудь другим и как-нибудь в следующий раз, – хмыкаю я, легко выдергивая из ее пальцев шнур, и невольно отмечаю: такие тоненькие, а ведь по клавишам били словно молотки.

– Я не хвастаюсь. Мне заниматься надо. – Она снова тянется за конфискованной мною деталью от пианино.

– А давай потом? – Я легко перебрасываю шнур в другую руку, поднимая его над ее головой.

– А давай без «давай»? Я вообще-то в консерватории учусь. У меня концерт скоро, – недовольно шипит мадам, глядя на меня с вызовом.

Прекрасно. Ник говорил, что с соседкой проблем не будет, а она собирается бренчать сутки напролет…

– То есть это не одноразовая акция мести? – кривлюсь я.

– Нет. – Девочка ухмыляется, гордо приподнимая свой острый подбородок. – Я играю каждый день минимум по два часа.

– Не сегодня, – ухмыляюсь ей в ответ, но голова начинает раскалываться так, что я решаю прекратить нашу бессмысленную перепалку.

За инструмент она в ближайшее время не сядет, по крайней мере пока я не высплюсь. Делаю шаг в сторону от девчонки, но эта заноза и не собирается сдаваться. Она резко дергает на себя шнур, все еще крепко зажатый у меня в руках, но явно не ожидает, что я тут же потяну его обратно.

Сила моих рук против тоненьких ручонок. С громким «ой» она теряет равновесие и впечатывается всем телом мне в грудь, а ладонями инстинктивно обхватывает меня за талию. Мы пару секунд стоим недвижно посреди комнаты: я в одних боксерах и со шнуром в руке и она, прижавшись ко мне, дабы окончательно не полететь на пол. Пучок ее волос утыкается точно в мой нос, и я непроизвольно вдыхаю аромат чего-то сладкого, напоминающего фруктовую жвачку. Пахнет вкусно, даже слишком, так что на мгновение я забываю о живущей в голове боли.

– Отцепись. – Девочка тут же пытается отлипнуть от меня, отталкиваясь теплыми ладонями от моего торса, а ее бледные до этого щеки за секунду становятся ярко-алыми.

Я со смехом развожу руки в стороны, не коснувшись ее миниатюрного тела даже мимолетно. Черт! Как же ее имя? Еще такое дурацкое… Карина? Альбина? Алина? Точно!

– А я тебя и не держу, Мальвина.

Спешно отстранившись, она пронизывает меня презрительным взглядом:

– Меня зовут Альвина, козел! – Она сверкает своими темными глазищами, язвительно выплевывая последнее слово.

Я лишь растягиваю губы в улыбке. Попятившись к выходу из чужой спальни, победно размахиваю шнуром от фортепиано перед носом Мальвины:

– Да хоть Буратино, но играть ты сегодня не будешь.

И я исчезаю в коридоре, оставляя девчонку стоять посреди комнаты с изумительно приятным миксом из возмущения и отвращения на лице.

Но запала язвить хватает ровно до того момента, как я закрываю за собой дверь соседней комнаты. Из последних сил делаю три шага до диванчика в крохотной спальне. По сравнению с остальным стильным и уютным антуражем квартиры эта комната выглядит каморкой. Она практически полностью заставлена какими-то коробками разного размера, остатками обоев и плинтусов. Здесь нет даже занавесок на окнах. Разместившись на полуторном слегка потрепанном диване, я забрасываю шнур куда-то в угол. И теперь понимаю, почему вчера отправился спать не сюда: жестко, тесно и жутко неудобно. Но сейчас уже плевать. Алкоголь начинает покидать мое тело, оставляя после себя озноб и взрывы головной боли.

Я даже не двигаюсь с места, когда в резко распахнутую дверь спальни залетают мои футболка и джинсы, приземлившись прямо на стоящие в углу коробки.

– Бешеная… – шепчу себе под нос в ответ на громкий хлопок закрывшейся двери.

Мне плевать на все выходки Альвины-Мальвины. Пусть хоть на голове пляшет, но в ближайшее время я точно никуда не съеду. Проще самому вытурить эту девицу отсюда.

Я пытаюсь заснуть, но вместе с похмельем меня окутывает ненависть. Начинаю ненавидеть каждую секунду своей жизни, и вчерашний день в том числе. Ненавижу эту квартиру, в которой буду вынужден бомжевать неопределенный срок. Ненавижу отца…

«Дерьму место в дерьме», – опять слышу его стальной надменный голос, прорвавшийся через непрекращающийся поток боли, и к горлу подкатывает тошнотворный спазм.

Вспоминая, где и как прошел мой вчерашний вечер, уже с лютой ненавистью понимаю: он прав. Ведь прошлую ночь я опять провел со своими демонами.

Глава 7

– Как это нет? Вообще? Совсем? – смотрю я на заместителя декана и искренне не понимаю того, что было сказано пару секунд назад.

– Совсем. – Наталья Ивановна трясет своей химической завивкой.

– Нет, вы не понимаете. – Я нервно ерзаю на стуле и с чувством заглядываю ей в глаза, не собираясь сдаваться. – Мне очень надо.

– Очень-очень, – поддакивает Аня, топчась за моей спиной.

Мы обе уже минут пятнадцать торчим в деканате, пытаясь вернуть меня в общежитие. Нас не смущает, что третья пара началась уже где-то полчаса назад, что небольшой кабинет с портретами Глинки и Шопена на стенах заставлен цветами в честь дня рождения одного из сотрудников факультета, а заместителя декана ждут в приемной самого декана, чтобы начать торжество. Я лишь усердно киваю, подтверждая слова Ани. Никто даже и представить не может, как мне нужно обратно в эту чертову общагу!

– Мальчевская, – вздыхает женщина, с укором посматривая на меня поверх своих очков, и по ее тону я понимаю, что не собирать мне сегодня вещей, – ты, конечно, у нас гордость консерватории, невероятно талантливая девочка, но это тебя не освобождает от общих правил получения комнаты в общежитии. Ты от места отказалась? Так?

– Так… – Надежда становится еще призрачнее, чем мираж в пустыне.

– На твое место заселились?

– Заселились… – Становится ясно, что затея была провальной изначально, но я не отчаиваюсь и мило хлопаю ресницами. – Ну пожалуйста!

Наталья Ивановна лишь разводит руками:

– Прости, дорогая, но в текущем семестре это невозможно. Могу попробовать после Нового года решить что-то с твоим возвращением в общежитие.

Слова «после Нового года» окончательно рубят все связи с надеждой не делить жилплощадь с чужим и неприятным мне человеком. Становится так обидно, что начинает противно щипать глаза от подступающих слез. Нет, я не выдержу жить с ним до Нового года.

– Ладно, – рвано вздыхаю и, обняв свою сумку, плотно набитую нотами, поднимаюсь со стула. – Я поняла.

Аня с таким же вздохом следует на выход из деканата, поддерживающе похлопывая меня по плечу.

– А у тебя какие-то проблемы в квартире, где ты сейчас живешь? – останавливает нас голос Натальи Ивановны.

– Что-то типа этого, – грустно усмехаюсь.

О, это больше, чем просто проблемы. Это кошмар.

– У нее в квартире домовой завелся, – хихикает Аня, за что тут же получает от меня размашистый удар локтем в бок.

– Домовой? – с мгновенным интересом оживляется Наталья Ивановна. – Так ты попробуй с ним подружиться. Конфетку ему в темный уголок на кухне положи, молочка в мисочку на ночь налей. Скажи, что не обидишь, дружить предложи. А если он так и будет дальше тебя беспокоить, святой водой углы окропить надо.

Слышу, как рядом буквально давится от смеха Аня, а мне кажется, что я оказалась в каком-то дурацком цирке. Выталкиваю подругу из деканата и, сдержанно попрощавшись с Натальей Ивановной, сама скрываюсь за его дверями.

Хохот Ани эхом разносится по пустому коридору. Сдерживая нарастающий шквал нецензурных слов и мыслей, подпираю спиной стену и просто смотрю на то, как кому-то очень смешно. Жаль только, не мне… Ведь не ее ждет «милый» домовой.

– Хороший совет же, – лыбится Аня, утирая слезы. – Может, тебе реально попробовать: молочко, конфетки… дружба… – На последнем слове она игриво подмигивает.

Я молча и в упор смотрю на Аньку, мысленно прокручивая в голове ее дальнейшие действия. Вот сейчас она посмеется, пойдет на пару, отсидит репетицию и вернется в комнатушку общежития, где ее не ждет никакая похабщина в виде «зачетных сисек» и никто не указывает, когда и как ей играть на своей скрипке. А вот мой провод от инструмента был возвращен лишь вчера утром, когда Данил все же соизволил выползти из своего убежища. Заспанный, помятый во всех смыслах: и лицо, и футболка со спортивными штанами.

Он резко появился в гостиной, загородив широкими плечами весь дверной проем. Смерив меня взглядом, который идеально подходит пустому месту, без слов швырнул взятую вещь на стол, за которым я завтракала. Именно швырнул. И после этого беззвучного представления, не дожидаясь моей реакции, «замечательный» сосед вернулся в свою спальню, а я так и осталась сидеть, изумленно поперхнувшись едой.

За прошедшие выходные мы в прямом смысле не виделись. Мне показалось, что сосед вообще больше не выходил из комнаты. Лишь ночью услышала шум льющейся в ванной воды. И я ни разу не видела, чтобы Данил ел. Никакая чужая еда так и не появилась за эти дни в холодильнике. Только то, что покупала я сама. Даже сегодня утром собиралась на учебу в полной тишине. О том, что я в квартире не одна, напомнили лишь огромные мужские кроссовки, брошенные на коврике у двери.

Мне, конечно, все равно, чем Данил питается и чем занимается. То, что мы толком не пересеклись за все выходные, – прекрасно, но, как бы там ни было, мириться с таким соседством я не собиралась. Правда, все мои планы только что рухнули окончательно: вернуться в общежитие я пока не могу.

– Ты идешь? – Аня дергает меня за лацкан пиджака, вырывая из легкого ступора.

– Нет, – отрицательно мотаю головой, – у меня на сегодня все.

– Домой спешишь? – Анька в который раз задорно подмигивает.

Я лишь цокаю языком, закатываю глаза, вставляю в уши наушники, где играет Второй концерт Рахманинова, разворачиваюсь и оставляю подругу посреди коридора в полном одиночестве.

Мне не хочется домой. Лучше буду бесцельно шататься по улицам еще пару часов, чем приду туда, где не чувствую ничего, кроме дискомфорта. И я бы шаталась, если бы не мелкий колючий дождь в дуэте с яростными порывами ветра. А одежда на мне совсем не по погоде: легкая футболка под пиджаком и джинсы. Только вот от дождя можно спрятаться под зонтом, а от собственного настроения скрыться не удается. Так душно и тяжело на душе, что я буквально плетусь домой под мощные и яркие аккорды первой части Второго концерта. Оказавшись на пороге квартиры, понимаю, что рано радовалась нашим редким встречам с Данилом. То, что он за пределами своей комнаты, но находится где-то в квартире, я понимаю мгновенно. Дверь в его каморку распахнута настежь, но кроссовки огромного размера стоят в коридоре.

Я быстро скидываю обувь, пиджак, сумку, делаю три глубоких вдоха и осторожно захожу в гостиную. Увиденная картина вынуждает ахнуть. Как? Как вообще такое возможно? Меня не было всего полдня, а тут…

Хочется топать ногами, материться и орать, когда взгляд охватывает пространство кухни-гостиной. Но слышу лишь скрежет своих зубов, который звучит громче, чем волнообразные арпеджированные пассажи в моей голове, и чувствую, как начинает сводить судорогой пальцы от того, с какой силой я сжимаю кулаки. Выдергиваю из ушей наушники, кидаю их на стол и грозно обращаюсь к темно-русой макушке Данила, которая выглядывает из-за спинки дивана:

– Ты вообще уже?!

– И тебе привет, – спокойным басом выдает Данил не поворачиваясь и даже не перестает залипать в приставку, присоединенную к телевизору, висящему на стене.

На экране огромной плазмы мелькают какие-то гонки, перестрелки, а у меня мысли о том, как бы его придушить и чтобы на Страшном суде мне за это еще и медаль дали. Я продолжаю ошарашенно осматривать кухню и гостиную. Лучше бы Данил не выходил из комнаты и не прикасался к еде и дальше.

Идеально чистая, убранная кухня, которую я оставила за собой всего несколько часов назад, словно превратилась в поле битвы после какого-то кулинарного шоу. Грязная сковородка брошена на заляпанной маслом индукционной плите, по белой гранитной столешнице раскиданы ложки, вилки, скорлупа яиц. Аккуратно стоявшие до этого в шкафу баночки со специями теперь в хаотичном порядке валяются прямо на столе. Пустая коробка из-под замороженной пиццы, парочка пустых бутылок из-под колы, обертки от каких-то конфет и сладостей… Данил даже не удосужился убрать использованные тарелки в посудомойку. Я уже молчу про заляпанные серые дверцы кухонных шкафчиков и ящиков.

– Убери, – проговариваю сквозь зубы и стараюсь дышать медленно и глубоко, чтобы сдержать неуемное желание схватить Данила за ухо и ткнуть во все это носом.

– Чего? – отстраненно переспрашивает он.

Я делаю шаг к дивану и становлюсь почти напротив Данила, загородив собой часть экрана телевизора. Но мой сожитель особо и не реагирует на мое появление, лишь сосредоточенно кусает губы и продолжает сидеть в позе Будды, опершись локтями на разведенные в стороны колени и начиная активнее дубасить пальцами по геймпаду. Волосы взлохмачены; пряди у лица распались на кривой пробор, демонстрируя недовольную складку между широких бровей.

– Убери за собой на кухне, – повторяю громче и жестче, перемещаясь прямо в середину экрана.

– Минут через пятнадцать, когда закончу раунд, – без эмоций озвучивает Данил, пытаясь рассмотреть то, что происходит за моей спиной.

– Я хочу поесть нормально, а не в свинарнике.

– А я хочу, чтобы ты отошла от телевизора, потому что твой папа не стеклодув. Подождешь, ничего с тобой не произойдет, – равнодушно пожимает он плечами.

Я понимаю: Данил и не собирается поднимать свой зад. Поэтому проделываю примерно то же, что он сделал в субботнее утро, только с моим инструментом. Просто выдергиваю провод, соединяющий приставку и телевизор.

– Убери. Сейчас, – важно киваю подбородком за его спину и оборонительно скрещиваю руки на груди.

Пару секунд Данил молча созерцает потухший экран, а потом переводит внимание на меня. Не просто смотрит исподлобья, а буквально взглядом вдавливает в стену, так что я неосознанно делаю шаг назад. Так же молча Данил отбрасывает геймпад в угол дивана, неторопливо поднимается, растягивает крупные губы в неоднозначной улыбке, одергивает черную футболку, обхватывающую мощный торс. Следом демонстративно засовывает ладони в карманы спортивных штанов. Делает два шага – и мой путь для отступления уже перекрыт стеной, а передо мной почти вплотную стоит крепкая мужская фигура.

Хочется слиться с обоями, когда я встречаюсь с взглядом зелено-карих глаз, пропитанным холодом. Данил смотрит сверху вниз – моя макушка едва достает ему до носа. По-прежнему держа руки в карманах, он стоит так близко, что я дышу не воздухом, а теплом, исходящим от его тела.

– Ты чего такая нервная? – усмехается он, и низкая вибрация его голоса словно отдается в моих ногах, делая их ватными.

Я вздрагиваю как от разряда тока, когда мужские пальцы касаются моих, легко разжимают и беспрепятственно забирают провод от приставки.

– А как напряжены пальчики-то… Да и сама ты какая-то дерганая. Может, это связано с отсутствием парня? Или он тебя просто плохо ублажает?

«Отсосать», «зачетные сиськи», «плохо ублажает» – страйк по моему терпению. Я больше не думаю, хороший ли Данил и будут ли у меня проблемы, потому что звонкая оплеуха летит прямо в его наглое лицо.

В комнате повисает невероятная, вакуумная тишина, а по моей ладони рассыпаются горячие иголки. Напряжение не просто режет пространство между нами, оно вынуждает нас не дышать несколько мгновений. Но эти сотые доли секунды кажутся мне вечностью. И я успеваю только ойкнуть, когда вижу, как одновременно заполыхало адское пламя в его глазах и расширились зрачки.

– Достала… – Данил сквозь зубы втягивает воздух и сгребает меня в охапку, закидывая себе на плечо.