Читать книгу: «Другая сторона. Сборник мистических повестей и рассказов», страница 3

– Привет.

– Принимай груз, бригада. Три штуки, как заказывали. О! Ты новенький что ли? – мужик щурился, пытаясь всмотреться в лицо Андрея.

– Сегодня прибыл. Про груз ничего не знаю.

– Я и смотрю, рожа незнакомая. А Борис где?

– Уехал десять минут назад.

– О как. Ну тогда дело такое… Начальник ваш, этот, контуженный, три креста заказывал. Зачем, не знаю, дело не моё. Хоронить тут по-христиански, окромя тебя, некого. Так что сам думай. Моё дело привезти. Чего встал, как вкопанный? Поди тащи. Я в грузчики не нанимался.

Андрей послушно двинулся к прицепу. Кресты были метра два высотой, довольно тяжёлые и приятно пахли свежим деревом. Сегодня вообще какая-то феерия запахов. Может, оттого и курить не хотелось так долго. Мысленно представляя себя ночью на болотах, Андрей как-то не подумал, что кресты не сами за ним пойдут, а тащить их как-то придётся. Ну а как ещё? Думал, так легко грехи свои замолить? Всё справедливо.

Толстяк молча продолжал изучать глазами таскающего кресты Андрея. Потом вдруг неожиданно спросил:

– А Серёга нашёлся?

– Какой Серёга?

– Который до тебя тут дежурил. Дёрганый такой. Странный товарищ.

– Не знаю никакого Серёгу.

– Да… Тут тебе ещё подарок от Тимофеевны. Чуть не забыл. Чего притих, горлопастый? Живой? – это толстяк обращался уже к небольшому шевелящемуся мешку, который достал откуда-то из-под седла. – Говорит, охраннику передашь. Он мне, говорит, козу воскресил. Да не бойся ты, бери, не змея. Петух обыкновенный. Галлус галлус, как сказал бы Борис.

Андрей взял мешок, осторожно развязал его и заглянул внутрь. Оттуда, как из шкатулки, выскочила пёстрая голова с мясистым гребешком и стала испуганно озираться по сторонам. Потом посмотрела на Андрея, замерла на секунду и опять скрылась в мешке.

– И что мне с ним делать?

– А это уж как захочешь. Если и съешь, Тимофеевна не расстроится. Одна жизнь, так сказать, в обмен на другую. Янку бы есть она не позволила. А что, ты действительно воскрешать умеешь?

Вид у мужика был серьёзный. Думая сначала отговориться какой-нибудь шуткой, Андрей всё же ответил без иронии:

– Просто так совпало.

– Ну, совпало так совпало. Бывает.

Остался последний крест. Мужик снова, как наседка, накрыл собою свой невразумительный мотороллер и уже дёргал ключ зажигания, ожидая, когда Андрей освободит прицеп. Машина заводиться никак не хотела. Толстый задумался, вытер пот со лба и добавил:

– Говорят, бежал он отсюда, только пятки сверкали. А ты ничего не знаешь. Нехорошее это место, скажу я тебе. Ну а кто ж тебе ещё скажет. Вроде, парень ты неплохой. Я ведь людей сразу определяю. Оп – и в голове моей уже аннотация. Ну, или компромат. Никогда не ошибаюсь. Меня, кстати, Иван зовут. Если какие проблемы, спроси в деревне Ваньку Жарова. Меня все знают.

– Хорошо. Я Андрей.

Наконец мотор взревел, и агрегат, раскланиваясь на все части света, укатил в сторону Болотной.

Всё. Курить! Курить! Курить! Да ещё обиженного этого кормить. Время шестой час.

Прислонив кресты к ангару и добравшись, наконец, до сторожки, Андрей с удовольствием затянулся. По телу разлилась усталость, голова закружилась. Какой такой Серёга? Почему Борис ничего не сказал? Странный толстяк. Вообще всё странно вот уже третий день. Чему ещё удивляться. Надоело всего пугаться. Скоро от собственной тени шарахаться буду. Хватит! Серёга так Серёга. Нет мне до него никакого дела. Андрей открыл мешок и выпустил петуха. Тот осмотрелся и важно прошествовал через всю комнату туда и обратно. Прокудахтал чего-то и одним ловким прыжком забрался на письменный стол у окна. Потоптался и, подогнув под себя лапы, лёг отдохнуть. Захотелось прилечь и Андрею. Хотя бы минут на десять. Он протиснулся между печкой и тумбочкой к первому ярусу и плюхнулся на жёсткую, сколоченную из досок кровать. Эх, хорошо-то как! Может, Геру завтра покормить? Он тушёнки полбанки у Бориса слямзил. Нет… Не хорошо. В первый же день нарушать не им установленный режим – плохая идея. Он повертел головой, разминая затёкшую шею, и заметил между кроватью и печкой узкий железный ящик с кодовым замком. А вот, надо думать, и тот самый дробовик. А код… Так… Код… Ноль чего-то там три… Или пять… Нет. Один, ноль… вот чёрт. Не мог вспомнить. И не записал нигде, понадеявшись на свою память. Ладно, всё потом. Мозги просто уже разомлели. Чувствуя, что его всё больше затягивает в сон, он тряхнул головой.

С трудом заставив себя подняться, он всё же проследовал в гараж, под наблюдением строгого петуха сварил окорочков (интересно, понимал ли тот, что это куриные ноги?) и накормил повеселевшего к ужину Геру. Тем временем солнце на западе клонилось к далёкому, тяжёлому от упругих туч горизонту, расцвечивая разнотравье болот в золотистые, розовые, изумрудные и ядовито-охряные оттенки. В неглубоких ложбинах уже собирался туман, кружил, дышал, маялся, ожидая ночи. Неужели завтра Андрею идти туда? В эту неведомую страну с неведомыми ему законами. Иван сказал, что место это нехорошее. Но пока оно казалось Андрею прекрасным, притягивало своей простотой и обнажённостью. Оно будто говорило – я открыто, я уязвимо, но я полно древних загадок; войди в меня и открой все мои тайны. Герыч залаял, глядя куда-то в болото. Андрей посмотрел в ту же сторону, но ничего не увидел.

– Ну ты чего, друг?

Пёс коротко проскулил и пошёл по своим собачьим делам. Андрею тоже пора было потихоньку готовиться ко сну.

Меняя постельное бельё на своё, привезённое из дома, он обнаружил под подушкой толстый блокнот, наполовину исписанный аккуратным мелким почерком. На форзаце более крупно было выведено: «Сергей Анатольевич Макшин» и ниже телефон: «3-14-43». Тот самый Серёга? Интересно. Андрей присел к письменному столу и открыл первую страницу:

«1 мая.

Познакомился с Борисом. Учёный. В теплице выращивает орхидеи. Много рассказал чего интересного. Никогда такого не слышал раньше. Про туфельку, обронённую убегающей от Зевса Афродитой, конечно, слышал. Но про разбившуюся и упавшую на землю радугу нет. Но больше всего в орхидеях удивило меня то, что они, используя приёмы хищных растений, на самом деле хищниками не являются. Вот хоть тот самый венерин башмачок: этот третий лепесток в виде башмачка (губа, если по-научному) привлекает насекомых своим запахом и яркой раскраской. Те летят на аромат нектара, скопившегося в башмачке, и попадают в ловушку, выбраться из которой можно только одним путём – проползти мимо рыльца и пыльника, на котором находятся сросшиеся друг с другом пыльцевые зёрна (поллинии). Такой незамысловатый лабиринт. Только там можно найти выход, и насекомое на своих лапках или на спине несёт пыльцу к рыльцу следующего цветка. Перекрёстное опыление. Все счастливы и никто не умирает! Или вот эпифиты – живут на деревьях или на других растениях, питаясь за счёт их корневой системы, и как бы вроде паразиты. Но нет. К паразитам их учёные не относят, потому что вреда от них деревьям нет никакого. А приёмчики-то, приёмчики. Обязательно ещё порасспрашиваю Бориса».

Ниже даже прилагался довольно приличный рисунок.

Прелюдия

Этот день не хотел кончаться. В том смысле, что пора было бы поставить хотя бы многоточие в череде событий, а они никак не хотели остановиться. Тучи теперь целиком заволокли небо. Тьма окутала всю казавшуюся при свете безбрежной территорию болотных угодий. Она скомкалась до размеров сторожки, по которой нареза́л круги кудахтающий от дурных предчувствий петух. Это ещё больше усиливало и тревожность Андрея. Он машинально считал: двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Временами петух останавливался, чтобы справить нужду – один раз каждые десять кругов. Теперь достаточно было посчитать только пятна помёта. Но в 23:40 сжавшееся пружиной пространство вдруг распрямилось – засверкали одна за другой молнии и загромыхало так, что на несколько секунд у Андрея зазвенело в ушах. На улице истошно залаял пёс и стал царапаться в дверь. Петух замер, стоя на одной ноге и глядя то на дверь, то на своего нового хозяина. Андрей вспомнил, как Борис предупреждал, что собака боится выстрелов и грозы. Спровадив петуха на всякий случай в гараж, он пустил промокшего и трясущегося от страха Геру в сторожку. Тот сразу кинулся под кровать.

Жутковато сделалось и Андрею. В показавшемся тусклым свете лампочки он снова попытался читать:

«2 мая.

Сегодня Борис был не очень словоохотлив. Готовился к приезду П. А. Вроде как дочь его пожелала своими глазами видеть орхидеи на болоте. Ему почему-то эта идея не нравилась. Он что-то ворчал вполголоса и был рассеян. Только ближе к вечеру я узнал причину его недовольства. Оказалось, что ему просто не хочется на двое суток уходить на Круглое, где обычно останавливался с друзьями П. А., чтобы порыбачить и сварить ухи. Бориса они всегда уводили с собой, потому что плохо ориентировались в болотах. А его страсть – это работа в теплице. Я вообще редко вижу его на улице. То утром промелькнёт его тень мимо окна, то ночью заскрипят ворота ангара. Он объяснял это тем, что его суточные ритмы стали как у космонавта, перешли на древний циркадный, как он выразился, ритм. Кажется, это называется десинхроноз. Если долго не видеть смены дня и ночи, сидя в ангаре без окон, то организм перестраивается на тот древний цикл, когда ещё земля вращалась вокруг оси медленнее, чем сейчас. День за днём эти избыточные часы смещают пробуждение и сон, так что получается с этим делом совсем хаос. Про орхидеи поговорить не получилось, но услышал от него не менее интересный факт: болота, оказывается, занимая лишь около трёх процентов территории суши, воды содержат в себе в пять раз больше, чем все реки мира! Никогда бы не подумал… И кислорода они вырабатывают больше, чем растения. Правда, и метана тоже. Вот если бы люди научились как-то использовать болотные газы, то было бы здорово. Надо будет Инженеру подкинуть эту мысль. Он головастый».

Нет. Читать он больше не мог. Хотя вот и про дочь. Она ведь в тот приезд и пропала. Что-то можно было бы и узнать. Но никак не читалось, останавливало что-то. Противная внутренняя дрожь, вязкое, как трясина, чувство чего-то чуждого. Он выключил свет, достал сигарету и сел за стол у окна. Без света было даже спокойней. Пространство разомкнулось. Вспышки молний освещали ангар и прислонённые к его воротам кресты. Н-да… Напрасно он прямо напротив окна их оставил. Мрачновато. Одна из молний сверкнула где-то на юге, с обратной стороны гаража, и на ангар легла приплюснутая тень сторожки и рядом с ней, там, где была дверь, тень человека в дождевике с накинутым на голову капюшоном. Андрей вздрогнул. Борис вернулся? Он подбежал к двери, с размаху её отворил… Но за порогом никого не было, лишь дождь хлестал по крыльцу, обдавая тёплыми брызгами его лицо. Но он же видел! Точно видел. Или всё-таки показалось? Нет. Герыч бы наверняка залаял, а его даже слышно не было под кроватью. Ерунда. Усталость.

К часу ночи ливень и гроза прекратились так же внезапно, как и начались. От туч не осталось следа; на небе, мерцая от влажного воздуха, появились звёзды; с востока выплыла величественная луна, казавшаяся отчего-то зеленоватой. Гера выполз из своего убежища и стоял у двери, ожидая, когда её отворят. Андрей выпустил его на улицу и сам вышел постоять на крыльце. Воздух висел неподвижно, источая тепло; слышно было, как квакает одинокая лягушка, которой, видимо, не спалось. Вглядываясь вдаль, залитую лунным светом, Андрей пытался спланировать свой завтрашний поход. Если погода будет ясной, то ориентироваться, а тем более с фонарём, будет несложно. Вон метрах в ста небольшое деревце. Сначала к нему, затем левее до рощи, где сейчас клубился лёгкий туман, а потом всё прямо и прямо на стену леса, чёрною полосой замыкающего видимое пространство. Облепившие лицо комары вдруг разом все разбежались, и далеко впереди стало происходить что-то странное – на фоне тёмной полосы леса одна за другой начали проявляться звёзды. Неужели это не деревья, а тучи? Да нет же, сложно перепутать такое. Правда, и звёзды эти казались не бледно-голубыми, а скорее нежно-розовыми. Их становилось всё больше и делались они крупнее, словно двигаясь в направлении Андрея. Что за ерунда? Сначала медленно, а потом всё быстрее, розовые огоньки выстраивались во что-то наподобие коридора, ведущего примерно по тому маршруту, который и нарисовал для себя Андрей, а по центру этого коридора двигалась точка поярче и побольше, и теперь Андрей точно понимал, что движется она именно в его сторону. Болотные огни? Что он знает про болотные огни? Газовые пузырьки поднимаются со дна болот и, соприкасаясь с воздухом, самовоспламеняются. Всё. Больше ничего не помнил. Впрочем, не могли они быть розовыми. Как правило, они голубоватого цвета. Волосы на голове у него зашевелились. Центральная точка зависла уже у берега и превратилась в звезду, но не в одну из тех, что мерцали сейчас на небе, а в ту, которую Андрей видел в теплице. Калипсо. Да, это была розовая калипсо, различимая уже в мельчайших своих подробностях. Она словно светилась изнутри, шевеля поочерёдно гибкими лепестками и ритмично поворачиваясь по часовой стрелке. Андрей забежал в сторожку и захлопнул дверь. Комната была наполнена розовым светом. Он подошёл к окну и тут же отпрянул, потому что калипсо прижалась к стеклу с другой стороны. Скрипя и волнуясь всем тельцем, она продолжала вращение, скатываясь медленно вниз. Будто гипнотизируя, она монотонно вспыхивала сердцевиной и вибрировала колонкой, и Андрей чувствовал, что ещё немного, и он потеряет над собой контроль. Он напряг последнюю волю и отвернулся, но за спиной у себя обнаружил ещё более странного гостя – это была девушка, такая же розовая и полупрозрачная, как калипсо. Зависнув в сантиметрах над полом, она протягивала к нему тонкие руки и шептала что-то невнятное, но при этом пугающее до самых пяток. «Принеси. Принеси мне». Эти слова в её скороговорке он распознал отчётливо. И ещё, кажется, «Ляда ждёт»… Или «жжёт»? Непонятно.

В гараже заголосил петух. Андрей очнулся и обнаружил себя сидящим за столом. Он обернулся, чтобы убедиться, что всё это было лишь наваждением, и в ту же секунду его обдало водой, которая, как из ведра, пролилась откуда-то сверху и растеклась перед его ногами, размазывая по полу пыль и петушиный помёт. На улице рассветало.

***

Шиферная крыша сторожки была довольно пологой, и в комнате, под тем местом, где начинался её уклон, над письменным столом были сооружены полати. Там-то она слегка и протекала при сильном ливне. Кому-то из охранников, видимо, лень было заняться капитальным ремонтом, и он просто-напросто натянул под потолком кусок полиэтиленовой плёнки. В эту ночь воды на плёнку натекло много, и она, туго напузырившись, в один прекрасный момент просто сорвалась одной стороной с креплений и всё своё содержимое вылила на пол. Андрей нашёл в гараже длинную деревянную лестницу и забрался на крышу. Дыра, в которую заливал ливень, была не столь велика. Нужно было растопить немного битума и залить. И всех дел. Только, разумеется, не сейчас. Накормив Геру и петуха (для него нашлись в тумбочке кру́пы), Андрей спешил начать сборы, потому как время пролетит – не заметишь. Прежде всего нужно было определиться с тем, каким образом отсчитывать пятьсот метров от сторожки. Шагами мерить не получится – где-то земля твёрдая, где-то скакать по кочкам, а где вообще без болотоступов не обойтись. Может, оно, конечно, всё сложится и ровно, но надеяться на авось не хотелось: бегать ночью туда-сюда – дело дурацкое. Необходимо всё предусмотреть по максимуму. К примеру, найти крепкую бечёвку, отмерить нужные пятьсот метров и привязать одним концом к тому же крюку у двери, о который он вчера порвал куртку. Моток же взять с собой. Как бечёвка закончится, так и конец первой части. Воткнул крест – и обратно. Таким же макаром и от креста до креста, до самой ляды. Хорошо бы ещё знать, что это такое. Торквемада ничего толкового по этому поводу не сказал, даже направления, если не считать наобум нарисованных на клочке бумаги крестиков, не наметил. Только обмолвился, что по ходу движения всё само собой образуется. Да оно так и к лучшему. Где поставит третий крест, там и ляда.

Ни в сторожке, ни в гараже ничего похожего на бечёвку Андрей не нашёл. Пришлось идти в ангар, тем более что проверить исправность отлаженной автоматики тоже входило в его компетенцию. Все огоньки на пульте управления горели зелёным. Андрей ещё раз прошёлся вдоль оранжереи, рассматривая цветы. Кажется, их стало сегодня больше. Одинокая калипсо заставила внутренне содрогнуться. Теперь она не представлялась такой милой. Даже показалось, что шевельнула своими лепестками. Насмотревшись и нанюхавшись вдоволь, Андрей обнаружил в дальнем углу на стеллаже то, что нужно. Это была катушка полипропиленового шпагата. На бобине было написано: шпагат полипропиленовый, 550 м, 2200 текс, вес 1,21 кг. Самое оно. Даже на пятьдесят метров больше, чем нужно. И не тяжёлая. Крепость на разрыв не имела значения, да и не понимал Андрей ничего в тексах.

Хорошо пообедав, он занялся рюкзаком. Нужно было взять с собой болотоступы, сапёрную лопатку, налобный фонарь (нашёл вместе со шпагатом в теплице), запасной аккумулятор к нему, спички, раскладную пилу и охотничий нож. К рюкзаку он приладил бобину, так чтобы она могла без усилий крутиться. Руки должны быть свободны, потому как крест тащить придётся на плече, время от времени делая остановки для передышки. Сборы выглядели, как подготовка к серьёзному бою. Андрею даже представились кадры из фильмов, где герой застёгивает на молнии и липучки всевозможное своё вооружение. Кадры мельтешат, сменяя друг друга, звучит эпичная музыка. Однако, представив в последнем кадре, как пристёгивает к ногам болотоступы, Андрей рассмеялся. Он было подумал, что можно отмерить эти пятьсот метров прямо сейчас, днём, а ночью просто идти по шпагату к намеченному таким образом пункту, но мысль эту отбросил, потому как идти по маршруту интуитивно, как предполагал Александрыч, можно было, судя по всему, только ночью. Вдруг при луне возникнет необходимость сменить направление, – что тогда делать со шпагатом? Дурь, конечно. Но ночью разматывать нить не настолько сложнее, чтобы так рисковать, пытаясь перехитрить самого себя. К тому же сегодняшний сон в розовых тонах очень уж походил на правду. Сборы были окончены только к шести вечера. За то время, пока они шли, Гера и петух сумели подружиться и носились по двору, гоняя друг друга. Одним переживанием меньше – теперь птицу не нужно никуда прятать. Осталось дождаться, когда взойдёт луна. А взойдёт она… Взойдёт… Приблизительно в двадцать два сорок, если судить по вчерашнему дню.

Уже не терпелось выдвинуться в путь. Боялся не успеть, а получилось наоборот. Как говорится, ждать и догонять – нет хуже. Андрей вернулся в сторожку, достал блокнот пропавшего охранника и снова попытался читать:

«5 мая.

Три дня не мог ничего писать. Психически почти сломлен от навалившихся на это треклятое место несчастий. Недовольство Бориса приездом дочери П. А. теперь мне вполне понятно. Словно он предчувствовал беду. П. А. приехал с тремя своими товарищами, среди которых и известный всем Инженер, некогда наладивший на станции всё необходимое для её работы оборудование. Это помимо дочери. Прихватив Бориса, вся эта компания из пяти человек удалилась третьего вечером на Круглое. Утром четвёртого они благополучно вернулись, усталые и довольные. Дочь была с отцом, это я помню. До обеда они слонялись по территории без видимых целей, изредка заходя в теплицу. Представляю, как бесился Борис от постоянно открывающейся и закрывающейся двери. Его лабораторные орхидеи очень чувствительны к перепадам влаги и температуры; чувствительны к ним и грибы, без симбиоза с которыми многие из цветов вообще существовать не могут. Для того и был Инженером приспособлен к болотоходу ковш – орхидеи в болотах вынимали прямо с толщей земли и в таком виде доставляли к ангару. Инженеру, кстати, идею про метан я поведал, но он посмотрел на меня так, словно я предложил ему отправиться на луну на болотоходе. Неприятная получилась сцена. В общем, между всеми этими хаотичными людскими передвижениями никто и не заметил до самого ужина, что Настя куда-то исчезла. П. А. носился как угорелый, всех расспрашивал, особенно злился на меня, что не могу я сказать ничего толком о том, когда и где в последний раз видел его дочь. Если бы видел, то наверняка запомнил бы, потому что она у него симпатичная, трудно не заметить. Ходили опять на Круглое, но вернулись ни с чем. Потом до самого заката кружили над угодьями на вертолёте, который оставался в деревне всё это время. И опять впустую. Собрали ещё человек семь деревенских (кто пьян, кто хром) и всю-то ночь с фонарями рыскали по болотам. Разумеется, и меня привлекли. Накувыркался я там и весь промок с ног до головы. С утра ещё заморосил мелкий противный дождь. Руки сводило и ноги подкашивались от усталости и нервного истощения. На П. А. страшно было смотреть – позеленел весь, губы трясутся, гляди и убьёт кого ненароком. В общем… Не стал бы я так подробно писать, если бы девчонка нашлась. Нехорошо всё это. Только сегодня в полдень улетели все в город. Остались мы опять с Борисом вдвоём. Борис сам не свой, к нему лучше и не заходить. Тут в ночь перед приездом П. А. случай со мной прикольный произошёл. Вспомнил сейчас, запишу, чтоб потом кого-нибудь позабавить. Ближе к утру уже слышу – в гараже кто-то скребётся. То зашуршит, то вроде как по стене постукивать начинает. Аж пот холодный меня прошиб, ну, думаю, болотоход пришли угонять. Встал, подошёл к двери в гараж, а сам очкую, зайти боюсь. Дробовик хоть и прихватил, но ведь палить из него, если что, тоже дело незаурядное, тем более, если вдруг в человека. Позвал с улицы Геру. Дверь в гараж приоткрыл и говорю ему, давай, дружище, иди проверь, кто там так шебуршит. А он смотрит на меня и типа возражает, а чего это, мол, я-то, ты тоже охранник, и вон у тебя ствол даже есть, вот ты и иди. Не переубедил его, в общем. И пошёл сам. Быстренько свет включаю, дулом по периметру шарю. Никого нет. Прошёлся, в каждый уголок заглянул. Всё спокойно. Опять спать лёг. И снова эти звуки. Да ёлки зелёные. Снова вскакиваю – и прямиком в гараж. Пусто. Трижды я эту операцию по захвату призрачных угонщиков провернул. Пока наконец не понял, что это между печкой и стеной гаража мотылёк барахтается в целлофановом пакете. Вот он меня, бедняга, перепугал. Вызволил я его из ловушки и на улицу отпустил. А самому и сейчас смешно, хотя, в общем-то, дела такие, что не до смеха. Так-то вот…»

Первая ночь

Андрей наспех пробежал глазами по другим страницам, пытаясь найти что-нибудь о розовых огоньках. Может, и пропавшему охраннику они снились. Но ни «розовый», ни «огонёк» и ни «сон» ему не попалось. Вдруг что-то привлекло его внимание ближе к середине блокнота. Это было слово «зомбяки». Точно – зомбяки!

«10 мая.

Это что-то невероятное. После вчерашних теней на улице, за которыми я, как сумасшедший, гонялся с дробовиком, я полагал, что ничему уже не удивлюсь. Как же я ошибался! Борис два дня как ушёл в угодья на поиски орхидеи-призрака. Это такой эпифит, который растёт на коре деревьев, безлистная орхидея Дендрофилакс Линдена (надеюсь, правильно записал). В широтах выше тропиков встретить её, в общем-то, невозможно. Но Борис утверждал, что видел её, когда рыскали по болотам в поисках Аси. Её невозможно спутать ни с чем другим. Он даже картинку мне показал. Действительно очень оригинальная, похожа на притаившуюся на дереве лягушку. Её иногда так и называют, – «орхидея-лягушка». Но как по мне, то призрак звучит таинственнее и лучше. Однако вот вам о призраках. Оговорочка… Кому вам? Даже не знаю. Дневник этот вёл исключительно для себя. Но чем больше пишу, тем яснее осознаю, что получается какая-то книга. Сами вот посмотри́те. Просыпаюсь я этой ночью часа в два оттого, что колокол в деревенской церкви звонит. Думаю, какой колокол, если в советские времена его утопили в болотах и до сих пор колокольню не восстановили. Подбегаю к двери, распахиваю её… Смотрю – а там шеренгой люди стоят. Прямо вдоль берега стоят и бессмысленно пялятся на мою дверь. И не просто люди. Оборванцы какие-то, тряпьё на них рваное, как у бомжей, а кое-кто и совсем голый и, как свинья самая настоящая, грязный. Протираю глаза, щипаю себя, колочу по щекам. А они уже не просто стоят, а стеной надвигаются на сторожку! Вот те ж на! Зомбяки, думаю. Это только они этим макаром ходят, коврятаясь всем телом так, что, гляди, напополам треснут! Ну не из деревни же все местные разом нагрянули надо мной поиздеваться, переодевшись в лохмотья. Зачем бы это им, тем более, что я там вообще никого и не знаю, кроме толстого одного… Забыл имя… Бегу к сейфу. Набираю код, достаю оружие – и во двор. Ору, как положено, типа «стой, собаки! стрелять буду!». Не реагируют ни одним мускулом. Ну что делать… Я предупредил, если что… А внутри паника, сердце колотится со скоростью вентилятора. Палю в башку первому же попавшемуся. Башка в кашу. Вонища на всю округу тухлятиной. Ну точно они, человек живой так смердеть не может. Палю ещё и ещё, пока патроны не кончились. Они вроде как притормозили. И тут Гера выбегает из-за гаража и кидается на них с лаем. Там у него вольер небольшой, но дверь всегда оставляю открытой. Я ему «фу» кричу. Сам перезаряжаю. Жалко собаку, если заденут. Но Гера молодцом, ловко уворачивается от них и в болото уводит. Те, кто возле меня остались, полегли все. И ещё в спины уходящим успел залепить. Рассосались. Гера только к утру вернулся. Ничего. Всё с ним нормально. Можно сказать, спас меня. Один бы я точно не отбрыкался. А как солнце выглянуло, все трупы трупные в пыль обратились, и ветром их унесло в вечность. Как я ещё рассудок не потерял – не знаю. Сегодня твёрдо решил, что со станции валить надо. Невмоготу мне все эти напасти. Рассказать кому – за сумасшедшего примут. А мне ни позвонить (деньги на карте кончились), ни за помощью обратиться. А Борис, если живой вернётся, тем более не поверит. Он же человек науки. Решил – оставлю дневник под подушкой в назидание тому бедолаге, который приедет на моё место. А сам – как можно дальше отсюда».

На этом, собственно, дневник и заканчивался. Андрей почесал затылок. Парень точно сбрендил. Какие ещё зомбяки в конце двадцатого века? Конечно, с его сознанием тоже творилось что-то неладное. Но то было совершенно другого рода. То есть, если сравнивать эти две нереальности – его и этого охранника, – то нереальность Андрея была куда реальней, а нереальность Сергея Анатольевича Макшина тянула на почётное место в палате номер шесть. Бред. Ну вот просто бред – и всё. Может, так и бывает, но только в кино. В жизни это выглядело бы очень уж неестественно. Противоречило это как-то природе, что ли. Андрей не мог чётко сформулировать свой скепсис, но внутреннее, глубинное его «я» понимало это довольно чётко. Когда-то в стародавние времена дагомейские колдуны, возможно, и могли возвращать к жизни умерших недавно людей, превращая их в своих рабов. Но это ведь из практических соображений. Так же как голем, которого каббалисты воплощали (как говорят) из какой-нибудь стихии типа земли или огня. Или тот же гомункул. Если можно вдохнуть жизнь в глину или камень, то уж в свежий труп, у которого уже сформирован весь механизм движения, поместить эту магическую искру жизни ещё проще. Но опять же, тут важна не сама возможность, а целесообразность. В толпе бессмысленно бродящих по болотам мертвецов нет никому никакого прока. А магия – она вся насквозь практична. Она и есть, может быть, самый наивысший аспект такой практичности в самой себе, без каких-либо иных идей, кроме утилитарных. Если мозг не справляется с задачами, которые перед ним ставит реальность, то он все проблемы переводит в другую плоскость, то есть, говоря проще, съезжает немножечко набекрень. И бекрень эту стоит держать в уме, если вдруг что-то пойдёт не так. Андрей небрежно забросил блокнот на полати и посмотрел на часы. Пора.

Ровно в положенный срок луна появилась на востоке. Ночь обещала быть ясной и тёплой. Туман в ложбинах в этот раз не таился; так, лёгкая дымка стелилась по траве, выдыхаемая нагретой за день землёй. Андрей привязал к крюку конец шпагата, закинул за спину рюкзак, натянул на ботинки болотоступы и, взгромоздив на плечо крест, вступил в царство болот. Комары облаком окружили его фигуру. Вот кто точно был настоящим вампиром. Нескромная мысль о Христе, поднимающемся на Голгофу, будоражила ум. Андрей отгонял её, как назойливую муху, понимая, что она в его ситуации не уместна. Ни он не готов взять на себя грехи человечества, ни человечество не ждало его пришествия в этих болотах. Он просто жертва чьей-то дурной идеи и своего маленького греха, совершённого в тот миг, когда он возжелал жену ближнего своего. Да и какой ему Торквемада ближний?! Более дальнего и представить сложно. И чем дальше, тем лучше. И возлюбить его он не мог. Ну вот хоть убей, но не мог. И потому он никак не Христос и даже не самозваный апостол. Так, человечишко с крестом на плечах, идущий под луной по мрачным тысячелетним топям. С этими мыслями он успел пройти метров двадцать, когда на горизонте стали отчётливо проявляться те же самые розовые точки, которые снились ему прошлой ночью. Он, конечно, краешком сознания допускал, что это могла быть вполне себе и реальность, только ходу своим фантазиям не давал. Так что нельзя сказать, что он сильно теперь испугался. Бекрень у себя в голове он зафиксировал чётко и понимал, что лучшая от неё защита – это продолжать делать то, что уже начал. Новое обстоятельство распугало только комаров и остатки мыслей, которые судорожно взялись было объяснить происходящее с рациональных позиций. Всё, чем с недавнего времени занимался Андрей, вообще было далеко от рационального. Так что одним штрихом больше, одним меньше – это не станет преградой его работе. Да и навязчивый евангельский сюжет оставил его в покое. Точки приближались быстро, образуя для него коридор. Явилась и та самая калипсо. Она крутилась вокруг него, как фоторепортёр, выискивающий лучший момент для кадра. Андрей окрестил её Бригадиром. Приятная безмятежность разлилась по всему телу, и непонятно уже было, почему вчера эти летающие орхидеи его пугали. Ноги стали как будто крепче, походка сделалась упругой и ровной. Первую передышку он сделал метров через двести. Одной рукой опираясь на крест, другую он протянул навстречу калипсо. Минуту она словно смущалась, а потом осторожно коснулась лепестком ладони. Лёгкий приятный разряд пробежал через запястье и плечо до самой спины. На соседнем дереве, похожем на иву (в зеленоватом свете луны он точно не мог разобрать) вспыхнул другой цветок – это была та самая орхидея-призрак, о которой он прочитал в дневнике, белое чудо, лишённое листьев и похожее на притаившуюся лягушку. Впрочем, она же не настоящая? Что теперь считать настоящим, представлялось не ясно. Можно было принять это и за случайное появление, а можно – за проекцию встревоженного историей о зомби сознания. Андрей ущипнул себя; впрочем, так, для соблюдения протокола реальности. Само собой, он не спал, сомнений никаких нет. Вслед за одной вспыхнули на ветвях и другие призраки. Покачавшись на лепестках-лапках, они оторвались от коры и высоко подпрыгнули в воздух, кружась в замысловатом танце и радуя розовых, которым нельзя было выбиваться из стен коридора. Подлетать близко к человеку они не решались, хотя про себя Андрей призывал их сесть на ладонь. Сколько он простоял, очаровываясь этой фантасмагорией, трудно сказать. Нужно было продолжать путь. Крест стал тяжелеть и упругость походки таяла на глазах. К тому же ещё через сто метров дорогу перегородила довольно широкая протока, ни конца ни начала которой не было видно ни с какого края. На этой стороне к берегу был причален плот, привязанный толстой, наполовину сгнившей верёвкой к шесту. Ну это уже хорошо. Аккуратно Андрей расположил крест посередине плота, срезал ножом верёвку, которую не смог распутать, забрался на свой паром сам и оттолкнулся от берега. Плот, покачиваясь и захлёбываясь водой то с одного конца, то с другого, нехотя начал движение. Глубина протоки оказалась метра полтора, если мерить шестом, но дно было словно из масла, прави́ло увязало в нём и не давало толчковой опоры. В какой-то момент потеряв равновесие, Андрей излишне накренился на правый бок, и крест, соскользнув, оказался от плота метрах в пяти. Хорошо, что это была не река. И всё же пришлось повозиться, прежде чем беглец снова оказался на борту.