Читать книгу: «Другая сторона. Сборник мистических повестей и рассказов», страница 2

У Андрея наконец отлегло от сердца. Сейчас он готов был даже пойти на поводу у сумасшествия Торквемады, лишь бы точно знать, что причина этой встречи не в Лере. Даже бледность спала с его лица. Он стал розовым, и захотелось кофе.

– Можно, я кофе?

Директор громко свистнул, подзывая официанта. Тот объявился мигом, будто всё время ожидал этого свиста, и, получив распоряжения, таким же образом растворился. В повисшей паузе стали различимы голоса других немногочисленных посетителей: влюблённая парочка ворковала слева у окна; ещё дальше смеялся ребёнок, уронивший на пол вилку, которая зазвенела неестественно громко; через два столика позади грузный мужчина с мокрым от пота лбом неприлично хлебал суп… А вот и кофе. Слава Богу. А то как-то неприятно въедались все эти посторонние звуки в мозг, сбивая с очень необходимых в эту минуту мыслей. Андрей сделал большой глоток, наполовину опустошив чашку. Вкус показался каким-то странным, но приятным.

– Ну так что скажешь, Андрей? – наконец заговорил директор, чёрными, как бездна, глазами глядя на Андрея испытующе, словно ища слабость или изъян.

– Это, конечно, всё странно, – осторожно подбирая слова, проговорил Андрей. – Но я вижу, что для вас это важно. Я сочувствую вашим обстоятельствам и со своей стороны попробую сделать так, как вы говорите.

– Ты, Андрей, не просто попробуй. Ты, брат, сделай. Ты меня знаешь. Коль сможешь – заплачу сколько скажешь. Сколько хочешь за помощь?

– Пётр Александрович, не думаю, что уместно сейчас про деньги. Давайте это как-то после.

– Нет, не после. А прежде. Десять лямов тебе заплачу. Слово даю. Десять. Если дочь моя отыщется. А если живая отыщется, то двадцать. И молчи. Не говори ничего. Я сказал. Значит так и будет.

И хотя про деньги Андрею действительно думать было неприятно, всё же бессознательно он перевёл сумму в доллары. Получалось что-то около тысячи семисот баксов.

Голос Торквемады становился всё жёстче, и понятно было, что никаких возражений он уже не примет:

– Но смотри… Если сбежишь, найду и закопаю в том же болоте. Извини, что так грубо. Но пусть не останется между нами никаких недомолвок. Слова твои я понимаю как согласие. И хотя рано благодарить тебя, всё же спасибо пока и на этом. И за сочувствие тоже спасибо. Ещё один нюанс. Стоит о нём упомянуть, чтобы ты заранее был готов. Кресты надо ставить ночью. Как только луна взойдёт, так и выдвигайся в болота. На станции ты найдёшь все необходимые инструменты. Фонари там, само собой, тоже есть и аккумуряторы. Запасов еды на месяц. Во времени ты ограничен до второй лунной фазы. То есть неделя у тебя есть, начиная от полнолуния. И само собой, никому ни слова. Дядя Боря пробудет с тобой только в первый вечер, потом уедет, чтобы никого ты своими действиями не смущал. Он тебе расскажет в общих чертах о болотах, инструктаж проведёт. Слушай его внимательно, потому что по минному полю ходить будешь. В переносном, конечно, смысле. Деревня там на отшибе, метрах в ста пятидесяти от сторожки, но деревенских немного и не особо они любопытные, мешать не будут. Могут наведаться за орхидеями сталкеры городские. Их шуганёшь, если случится такое. Там дробовик в сейфе. Вот ключи от сторожки и от теплицы. Карта вот ещё – как добраться от шоссе. Вдоль ЛЭП лучше идти. Код от сейфа 0301. В остальном разберёшься на месте. Завтра прямо с утра и выдвигайся. На сто тридцать пятом маршруте. Вроде всё. Да… Ещё вот карта телефонная. В деревне телефон только на почте. Но почтальон там, имей в виду, сильно пьющий, на месте его застать не всегда возможно. Звони только в экстренном случае, зря нервы мне не мотай. Всё тебе ясно?

– Всё ясно, – голос Андрея проскрипел, как старая дверь. Мысли снова смешались в голове, так и не успев оформиться ни во что членораздельное. Минутное его успокоение улетучилось без следа, оставив в душе какую-то мерзкую слякоть и предчувствие неизбежной беды.

Обратно он шёл уже медленно, без остановок, заново прокручивая в голове состоявшийся разговор. Три креста… Пятьсот метров друг от друга… Вспомнился сюжет гоголевского «Вия» и незавидная судьба главного героя. Как там его звали? Микула? Микола? Нет, нет… Хома. Точно, Хома Брут! Вот типа теперь он Хома, а дочка пропавшая, получается, панночка. А Александрыч – воевода польский. Ну, по части суровости на воеводу он запросто тянул. Но вот с панночкой дел Андрей никаких ранее не имел и уж тем более не седлал её, летая над ночными степями. С каждым шагом голова всё более тяжелела, мысли сопротивлялись. Очень сильно захотелось спать. Столько переживаний за последние двадцать четыре часа. Надо успокоиться. Всё ведь хорошо. Лера тут ни при чём. «А тебе, дураку, это будет наказанием за идиотский поступок. И поделом».

Он присел на пустующей остановке, чтобы покурить. Достал сигарету, щёлкнул зажигалкой – и словно в пропасть провалился в одно мгновенье.

Прибытие

Раздрыганная маршрутка еле-еле тащилась, но из-за шума и скрежета, который она производила, казалось, что ехали очень быстро. За окном мелькали чёрные проплешины выжженной травы на полях и однообразные сосны; сквозь кроны их пробивалось слепящими лучами утреннее майское солнце; пышные иглы делались от этого чёрными и мрачными, вкупе с палом слегка портя радостное впечатление от начинающегося лета. Из-под ног пыхало почему-то жаром, а сверху, из приоткрытого люка, прохладный ветер нахально трепал на голове чёлку. После вчерашнего обморока на остановке Андрей чувствовал себя совершенно разбитым. Прежде никогда такого с ним не случалось. Нервы окончательно сдали. В сумасшествии контуженного сомневаться не приходилось. Но, с одной стороны, он продолжал чувствовать себя виноватым, а с другой, Александрыча было по-человечески жаль. К гадалке не ходи – дочь пропала с концами. Сгинула в этих болотах. Андрей содрогнулся. Картины в голове рисовались одна страшнее другой. Успокаивало лишь то, что всего-то недельку надо перетерпеть. Завтра, двадцать второго мая, будет полнолуние. Специально купил в книжном лунный календарь огородника, чтобы наверняка удостовериться. Поставить три креста, пусть даже и не за три дня, а, скажем, за пять… Да даже пусть и за семь. Что тут может быть такого сложного? В первый день, допустим, будет и страшно. Болото. Ночь. Мысли об утопленниках. Но ко второму уже можно как-то свыкнуться с этим. Пить только нельзя, а то и сам чего доброго сгинешь. Держать себя в руках – это всё, что от него требуется. Разумеется, никто по завершении ритуала не воскреснет. Но кресты поставить – это как грех свой замолить. Камень с души – и свободен! И всё как обычно. Смена – выходной, смена – выходной… А может выйти так, что и немного другой камень на шею? Что там ещё за дядя Боря такой, который должен всё объяснить? От науки какой-то. Какой такой науки? Болотография? Болотоведение? Слыхом не слыхивал. Нет. Тут либо Александрыч по-настоящему сбрендил, либо напрасно не стал поступать в театральный, имея несомненный актёрский дар. Как же просто всё было и хорошо до вчерашней ночи. Почему человек никогда не ценит своего обычного счастья? Вопрос, на который не существует ответа. Может, жизнь – это что-то немного другое, а вовсе не простое, незамысловатое счастье. И нет на это счастье мещанское у человека никаких прав. Мучиться должен человек, страдать, откапывать из глубин надсады своей аргументы. Андрей вспомнил, как, очнувшись на остановке, бросился было к дому Леры, чтобы непременно поговорить с ней. Он усмехнулся про себя. Надо же быть таким дурнем. Как дитя малое. Хорошо, что сообразил и вовремя вернулся домой. Про обещанные десять миллионов думать было по-прежнему неприятно. Ведь понятно, что бред. Раз ничего не найдём – значит и денег не жди. Издержки моральные Торквемада, конечно, оплатит. Но надо ли оно Андрею? Эта тайна, известная только им двоим, будет терзать не только его, но и Петра Александровича. Это уж точно. Тут и психологом быть не нужно. Не пришлось бы вообще искать себе новую работу, да как можно дальше от старой.

От одного окна до другого мимо Андрея летала муха. Видимо, её поражала меняющаяся каждую секунду панорама. А Андрей подумал, что это странно, что муха так вот поперёк движения летает, при том что ей ведь и вперёд вместе с маршруткой тоже двигаться нужно, чтобы не шмякнуться головой о заднюю аварийную дверцу. Совершеннейшая механика, продуманная природой. В отличие от этой колымаги.

Маршрутка крякнула и высоко подпрыгнула на каком-то ухабе. Сзади загремели пустые канистры, и люк сверху захлопнулся. Уже с утра подвыпивший пассажир покрыл шефа отборным матом, что-то бубня про бутылки. Шофёр на это никак не отреагировал, только чуть громче сделал радио на магнитоле. Там пели «Мальчик хочет в Тамбов».

Четыре часа добирались до двести шестьдесят четвёртого километра, у которого Андрею следовало сойти. Солнце стояло в зените. С севера медленным караваном наплывали фиолетовые тучи, предвещавшие дождь. Нужно было спешить. Кроме него, выходить здесь больше никто не собирался. Ну и хорошо. Собеседники ему сейчас ни к чему. Тянуло в животе; рюкзак, набитый вещами первой необходимости, показался тяжелее, чем утром. Андрей повертел в руках тетрадный листок, на котором карандашом был небрежно набросан план маршрута от поворота на Болотную до сторожки. Именно его Торквемада назвал картой. Особо жирно были выделены кресты, которые где-то на неведомых просторах следовало установить. А начало пути где-то тут. Андрей внимательно оглядел придорожные ели, выискивая поворот. Но ничего похожего даже на тропу нигде не имелось. Чуть дальше по забиравшей вправо дороге он заметил тощие железные стойки в форме рогатки. На одной из этих стоек, словно оборванная резинка, болтался и гремел от ветра скрюченный указатель. За столбами как раз и открылся нужный ему поворот. На оторванном указателе он смог прочитать только три буквы, перевёрнутые вверх ногами: «лоБ». Ага. То бишь при повороте на сто восемьдесят градусов – «Бол». А это то, что как раз нужно. Можно было сойти здесь, у поворота. Зачем было у километрового столба – непонятно.

Лес окутал его густой тишиной. Ветер, волновавший вдоль трассы верхушки деревьев, до сюда добраться не успел. Или утих? Андрей посмотрел вверх. Тучи и правда застыли на месте, чего-то выжидая. Под ними парила большая хищная птица, выглядывая добычу. Справа, метрах в пяти над землёй, притаилась, выглядывая из-за еловой лапы, серая в рыжину белка. Встретившись взглядом с Андреем, чуть вздрогнула, но продолжила смотреть так же внимательно и удивлённо. А ведь и хорошо же в лесу! Полной грудью вдыхая влажный пахучий воздух, Андрей чуть было не пропустил узенькую тропу, уходившую влево к просеке, где, как написано на листочке, строилась «нов. лэп». Тропа попетляла недолго и вывела на широкую, испещрённую гусеницами тракторов и колёсами лесовозов поляну, с юга пересекающую трассу, а с севера упирающуюся в кустарник с вкраплёнными в него несколькими деревьями. Они были облезлыми и клонились в разные стороны, словно их кто-то накидал сюда сверху. На карте это место было обозначено очень чётко, как ценный ориентир, которому, видимо, предвиделось долгое существование.

Когда Андрей почти поравнялся с кустарником и понял, что это небольшое, метров шести в диаметре, озерцо, окружённое редкой растительностью, он услышал где-то совсем близко два выстрела. Раздался хор голосов, то ли радующийся чему-то, то ли на что-то бранящийся. Громко заплакала и запричитала какая-то женщина. Андрей ускорил шаг, и через минуту обладатели этих голосов проявились на горизонте. Это была группа из пяти человек, среди которых, действительно, оказалась пожилая женщина в полинявшей серой фуфайке и тех же примерно лет мужик, кривоногий и с гроздью репейников в седой кудрявой шевелюре. Положив возле себя двустволку, он над чем-то склонился. Над этим «чем-то» как раз и сокрушалась навзрыд женщина. Андрей подошёл поближе и поздоровался.

– Здоро́во, – ответил ему небольшого роста мужчина, стоявший несколько в стороне от других. – Вишь, как оно.

– А что случилось-то? – Андрею действительно было интересно.

– Да Тимофеевна козу привязала к жиле этой электрической, пока та на земле лежала. Колышка, мать её, лень было настругать. А эти… ну… которы тянут, возьми да и начни тянуть-то. Так та опора-то она вон аж где, за лужей. Неуж они видят чего тянут? По инструкции, оно, надо полагать, положено проследить за порядком. Но вишь как… Коза-то и тово… – мужик изобразил висельника и перекрестился на всякий случай.

– А чего стреляли?

– Так а как её с кабеля-то снять? Те уж жилу назад не сдадут. Да они и не в курсе, наверное, что тут така трагедия. Пришлось по верёвке стрелять. А то как же? Не висеть же Янке на виду у народа. Хоть и животное, но всё равно негоже. Не по-христиански.

Понемногу картина произошедшего сложилась в голове у Андрея. На той стороне от «лужи», как выразился мужик, строителей, протягивающих воздушную линию, Андрей уже не застал. Значит, они ушли дальше, и коза провисела здесь довольно долго. Случай, конечно, произошёл комичный. Но это с какой стороны посмотреть. Со стороны бедной козы это было жутким кошмаром и крайней несправедливостью. Да и Андрей быстро изменил своё мнение, когда увидел саму козу. Это была точь-в-точь та самая Дашка, которая съела его морковку. Те же чёрно-белые бока. Даже пятна идентичной формы и топография их та же. Совпадение просто невероятное! Он даже подошёл к ней вплотную, присел на корточки и дотронулся до её живота. И в эту самую секунду она вдруг вздрогнула, закашлялась, вскочила на ноги и бросилась, ничего не соображая, в лес. Андрей аж отпрянул и упал спиной на рюкзак.

– Ота как! – воскликнул стрелок. – Эх ё. Чего пялишься-то, Тимофевна. Бега́й теперь, лови, а то поди она ещё не в курсе, что жива.

– Янка! – раскатисто взвизгнула Тимофеевна, – Янка, стой, сукина мать! Я вот тебе сейчас! Янка! – и бросилась догонять своё уже оплаканное было сокровище.

Стрелок громко рассмеялся и, обращаясь к недавнему собеседнику Андрея, сказал:

– Во, Петрович… Видел когда-нить такое? Машке расскажу – не поверит.

Однако, встретившись взглядом с Андреем, он вдруг резко умолк и, чуть нахмурившись, оглядел незнакомца с головы до ног. Потом, подняв ружьё, развернулся и молча направился в сторону деревни.

Деревня Болотная располагалась за лесом справа от ЛЭП, а станция – за лесом слева. Со всеми приключениями дорога от трассы заняла минут сорок. Ветер поднялся уже довольно сильный, и стал накрапывать дождь, когда Андрей подошёл к конечному пункту своего маршрута. Болотная станция состояла из двух строений. Первое представляло из себя каменный домик сторожки, с маленькой дровяной печкой внутри, с письменным столом, двухъярусной кроватью и одним единственным окном. К сторожке примыкал длинный гараж, составляющий с ней единое целое и отделённый изнутри только низенькой дверью, не имеющей замка. У гаража были широкие ворота снаружи, сохранившие кое-где поверх ржавчины следы тёмно-зелёной грунтовки. Правее сторожки, отделённый прямоугольной площадкой, располагался самый настоящий бункер. Это была торчавшая из холма арка с тяжёлыми воротами. Тяжёлыми они казались из-за толстого слоя земли над ангаром и из-за свинцового цвета краски, которой щедро покрыли их, судя по всему, совсем недавно. Над воротами болтался фонарь под матовой колбой – такой в советские времена называли «жёлудем». По всему периметру буквой «П», ножками упирающейся в болото, прорыли широкую, метра в три, траншею. Её заполняла густая чёрная вода. По берегам разросся рогоз, пока ещё блёклый, без коричневых бархатистых наростов. В сторону деревни через траншею перекинули мостик из толстых сосновых брёвен, по которому могла бы проехать разве что малолитражная легковушка. Фортификация выглядела серьёзной. Только это и успел разглядеть Андрей, прежде чем дождь не припустил уже не на шутку. Капли грохотали по крыше и заливали окно. В комнате стало темно. Андрей нашёл выключатель, подёргал вверх-вниз, но ничего от него не добился. Видимо, сам автомат вырубили за ненадобностью лишнего света. Электрощит наверняка в гараже. Надо разбирать рюкзак и искать фонарь.

К великому разочарованию, большой трёхлитровый термос, который Андрей перед дорогой заправил крепким кофе, оказался разбит. Не иначе – результат падения на спину после неожиданного воскресения козы. Это ещё больше осложняло задачу первого дня, а Андрей уже и без того устал, как собака. Подумав о собаке, он услышал, как на улице, за дверью, залаяла хриплым басом собака. В ту же секунду в шею впился комар. Андрей охнул и со всей дури ударил себя по шее. «Фумигатор, – пронеслось в голове. – Забыл фумигатор». А ведь думал же. Болото – значит комары жить не дадут. Будущие проблемы всплывали одна за другой. На улице снова раздался лай, и в дверь постучали.

На пороге стояли двое: мужчина лет пятидесяти, с азиатским налётом в чертах скуластого лица, в мокром тёмно-синем плаще с капюшоном, и здоровенная собака, серая, кудрявая, с большущими, как у медведя, лапами и длинной белой шерстью вокруг разинутой пасти. В породах Андрей не разбирался, но уважением к собаке проникся в сию же минуту.

– Борис, – представился мужчина, откидывая с головы капюшон и протягивая тоже несоразмерно большую относительно своего роста крючковатую руку.

Андрей посторонился, пропуская гостей в комнату, и только там пожал Борису руку. Хватка у него оказалась крепкой. Такой запросто мог оказаться и «тем самым дядей Борей», в чьей научности Андрей до сих пор ещё сомневался.

– Андрей.

– Будем знакомы. Хотя только и на один вечер. Завтра велено обратно в институт на неделю. Так что теплица на тебе будет.

– Теплица? – ничего похожего на теплицу Андрей в окрестностях не заметил.

Борис показал рукой на залитое дождём окно:

– Ну, бункер тот. Мы его теплицей называем, потому как там творятся все главные чудеса с цветами. Тебе Александрыч ключи от теплицы разве не дал?

– А, да, да. Понял. Ключи есть. А автомат где здесь у вас? А то света нет.

– В гараже. Пойдём, я тебе покажу. Кстати, это Герыч, – Борис кивнул в сторону собаки. Та посмотрела на него, вильнула хвостом и негромко тявкнула. – Гера. Не смотри, что он с виду грозный. В душе совсем как ребёнок. В детстве его охотники напугали. Теперь грозы боится и когда из ружья стреляют. Недавно там у ЛЭП кто-то пальнул два раза, так ко мне в теплицу прибежал и выйти только со мной согласился. А то ни в какую. Так что имей в виду – как громыхнёт где, ты сразу дверь открывай, а то не дай Бог в болото со страху убежит. Не найдёшь потом.

– Хорошо.

Найденный в рюкзаке фонарь светил ярко. Борис уверенным шагом подошёл к щиту и щёлкнул автоматом. Потом у двери в сторожку нажал выключатель – свет в гараже зажёгся.

В просторном помещении громоздилась невиданная Андреем никогда раньше техника – болотоход. Он даже присвистнул от удивления.

– Даа… – с удовольствием протянул дядя Боря. – Впечатляет? Газ-47. Шесть цилиндров, восемьдесят пять лошадок. Первый в своём роде. Так сказать, прародитель. Пару раз гонял на нём по топям. Зверь надёжный. Инженер к нему ковш приспособил и проходимость немного улучшил. Так что аналогов не имеет. После цветов, этот товарищ – самое ценное, что есть в этой глуши. Мечта собирателей лома. Не знавши, конечно, с ним и не управишься. Но ведь сожрать не смогут, так понадкусывают. Так что посматривай. Хотя гости тут не часто случаются.

В противоположном углу гаража действительно лежал, сиротливо прижавшись к стене, небольшой ковш. Рядом с ним – недлинная каркасная стрела, две лебёдки и толстые стальные тросы. В собранном состоянии на болотоходе вся конструкция представляла собой, судя по всему, что-то вроде тянуши. У потолка по всей длине гаража тянулась жёлтая балка с тельфером. Вот, значит, чем Инженер занимается. Если Борис имел в виду именного того самого Инженера.

– Это ты ещё орхидей наших не видел, – гордо произнёс Борис. – У самого порога здесь погреб. Там картошка, соленья всякие. Когда распакуешься, достань огурчиков пол-литровую и приходи в теплицу. Ужин у меня там готов. Покушаем, поболтаем, да я отчалю. Только крышку погреба закрыть не забудь. До тебя тут один свалился. Повезло – цел остался.

Об орхидеях

Переодевшись в чистую форменную одежду и тут же порвав рукав о ржавый крюк, зачем-то торчащий снаружи у самой двери, Андрей отправился в ангар на званый ужин. Поесть и правда не помешало бы, – с утра ни маковой росинки во рту.

Открыв массивную, сантиметров тридцати толщиной, дверь, он зашёл внутрь.

– Дверь долго открытой не держи, – послышался голос Бориса. – Строгий режим влажности и температуры. Проходи.

Андрей сделал несколько шагов вглубь, и его окутала мглистая, пахучая, как на конфетной фабрике, атмосфера. Внутри ангар оказался довольно просторным. Правда, вся центральная часть его была занята капроновыми горшками с сотнями растений, ультрафиолетовыми и инфракрасными лампами, увлажнителями, каждую минуту то там, то здесь фыркающими в воздух. По бокам же ангара располагалось лабораторное оборудование: склянки с разноцветными жидкостями, трубочки, спирали, пробирки, микроскопы, спиртовки, микроволновые печи, переносные холодильники и ещё много всего, отчего разбегались глаза. Но всю эту внутреннюю научно-хозяйственную начинку затмевали собой цветы. Пусть и немногие из них в этот момент цвели, но и их было достаточно, чтобы перехватило дух у человека, с орхидеями до этого не имевшего близких контактов. Были тут и кукушкины слёзы, и дремлики, и девичьи косы, и венерины башмачки, не только пурпурные, но и светло-розовые, лимонно-жёлтые и даже белые с малиновым узором, похожие на сказочного пятнистого леопарда. Конечно, ничего об орхидеях Андрей не знал, так же как и о породе Герыча, который его уже признал своим и вилял хвостом, провожая к Борису. Андрей чувствовал себя маленьким ребёнком в магазине заморских игрушек и ужасался при мысли, что, помимо болотного ритуала, ему предстоит ещё как-то управлять всем этим водно-световым шоу.

– Ты не переживай, – словно уловив его мысли, успокоил Борис. – Тут везде автоматика. Всё управляется вот с этой коробки. Если произойдёт сбой в отлаженном алгоритме, то загорится красная лампочка возле того тумблера, который необходимо переключить. Но такое случается редко.

– И это тоже дело рук Инженера? – спросил Андрей.

– Его самого. Кого же ещё. Самородок. Гений, скажу я тебе. Институт еле выживает. Ни спецов по электротехнике, ни оборудования передового. Всё с советских времён что осталось, тем и довольствуемся. У Петра Александровича все кадры такие. Чуйка у него на людей.

«Да не приведи Бог, – подумал Андрей, – чтобы чуйка эта сработала на меня». А портрет Инженера, однако, не зря почти каждый год красовался в коридоре после конкурсных вечеринок. У козы тоже была чуйка. Борис нравился Андрею всё больше и больше. На киллера он похож не был. Разве что и киллеры у Торквемады какие особенные, тоже, так сказать, самородки.

– Пойдём, пока картошка стынет, я тебе хозяйство тепличное покажу.

И Борис повёл задумчивого гостя вдоль цветника. В его глубине Андрея как-то сразу привлекла одна орхидея, похожая на пурпурную овальную луковицу, из которой вынули всё содержимое, оставив лишь тонкую оболочку.

– Красивая? Её всегда первой все замечают, – хитро прищурившись, поинтересовался Борис.

– Красивая. Никогда такого не видел.

– А ты понюхай, понюхай, – довольный тем, какое впечатление произвела на Андрея начавшаяся экскурсия, промолвил негромко Борис.

Андрей наклонился к фантастической красоты цветку. Пахло ванилью, к которой примешивалось что-то ещё, такое неуловимое и будоражащее, что мысли попросту отключались, оставляя место одному только терпкому восторгу, какой случается перед первым в жизни свиданием.

– Венерины башмачки. Cypripedium calceolus, – словно по-детски гордясь своим знанием, изрёк Борис. – Исчезающий в наше время вид. Все соседние леса уже давно лишены этой красоты. Только благодаря станции и нашим стараниям мы его воскресили к жизни в этих широтах.

Но из всего сказанного Борисом Андрей услышал только «венерины башмачки». То ли образ Венеры, то ли башмачков её, которых она, скорее всего, и не носила вовсе, то ли сочетание «ш» и «чк», похожее на цокот каблуков приближающейся к условленному месту любовницы, но в голове у Андрея снова яркими красками вспыхнул образ коралловой Леры, в этот раз текучей, мягкой, облегающей его, как пуховое одеяло. И тут же опять выполз из-за угла спрут. Наверное, объятия его щупалец тоже похожи на одеяло. К чёрту!

– Я впечатлён, – Андрей отряхнулся от наваждения.

– Пётр Александрович большое дело делает для науки. И для людей… Неблагодарных, по большому счёту. Им бы всю эту красоту да в свои квартиры перетащить. А потом пижонить перед такими же, как они, пижонами, – вот, мол, смотрите, у меня дремлики расцвели, раз в десять лет зацветают, вот какой я хороший, боги меня любят. – Борис плюнул на бетонный пол ангара. – А самим в лес сходить время не позволяет. Лишь бы чего с собой ухватить от природы, а просто так полюбоваться – не то воспитание. Эх…

– А это что за цветок? – спросил Андрей, обнаружив одинокую, похожую чашелистиком и лепестками на замершую морскую звезду орхидею.

– О, это калипсо. Иногда её тоже «венериным башмачком» называют. Но это уже не те башмачки. К тому же это редкий подвид, с уменьшенной губой, и значительно крупнее «бульбозы». Возможно даже, единственный в своём роде. Сейчас как раз её время цвести.

– А на болоте их много?

– Калипсо-то?

– Да вообще орхидей.

– Ну как сказать много… В сто раз больше, чем в том случае, если бы станция продолжала оставаться заброшенной. Ходоки за диковинками стараются не частить, но они же ненасытны. После них ничего бы, наверное, уже не осталось. Есть места, где башмачки те же десятками можно увидеть. А вот калипсо, кстати, хорошо разрослась. Но они одиночество любят, редко когда по две или по три разом встретишь. Но чтобы в теплице прижилась и зацвела – это, пожалуй, редкость. Другие подвиды легко одомашниваются, а с этим приходится повозиться. А вообще, территорию вокруг болотом называть не совсем верно. Правильно будет сказать водно-болотные угодья. Тут заболоченность разная. Основная фактура почв, подстилающие, как у нас говорят, породы, известковые, а сама болотная среда кислая. В итоге, смешиваясь, получается нейтральной. Это довольно уникальные условия. Есть участки с низовыми болотами, есть с верховыми, а есть с переходными. Где-то можно и рыбу половить, а где-то даже и искупаться. Много разных болот внутри зоны. Это если тебе приспичит побродить по угодьям. В основном идёшь как бы по твёрдому основанию, но нужно быть начеку – есть такие трясины, что и опомниться не успеешь, как засосёт. Бери с собой болотоступы. У выхода из теплицы висят. Карты угодий пока что не существует. Заблудиться можно легко. Ориентиров не так много. Всё с первого взгляда однообразно: трава, кустарники, редкие камни, принесённые миллион лет назад ледниками, рощицы низкорослые. Для опытного ходока всё это уникальные приметы. А для новичка самым уникальным будет только Круглое на северо-западе.

– Это что?

– Озеро. Идеально круглое. Так и назвали. Карася немерено, если до рыбалки охоч.

– Да нет. Не рыбак.

– Это и к лучшему, – подытожил Борис. – Лишний раз далеко не потащишься. – Он пошарил рукой по стеллажу и, достав слегка потёртую брошюру, протянул её Андрею. – Почитаешь. Правила для впервые прибывших в наши угодья. Инструктаж проводить не буду, всё равно мимо ушей пропустишь. А времени у нас мало.

Андрей открыл первую страницу и мельком пробежал по диагонали:

«Выдвигаясь на маршрут, одевайтесь теплее, чем в ту же погоду в лесу… При помощи компаса фиксируйте для себя линейные ориентиры… Внимательно смотрите под ноги, избегая топких участков и змей…». Страсти какие. О змеях, как и о комарах, он тоже не подумал.

Тем временем они уже сели за стол. Борис заполнил глубокие алюминиевые тарелки отменными порциями картошки с тушёнкой. Тушёнка почти перебила аромат орхидей, внеся что-то хищное в атмосферу ангара. В животе у Андрея громко заурчало.

– По сто грамм за знакомство? – предложил Борис.

– Можно, – согласился Андрей. – День сегодня тяжёлый.

Борис охотно вынул из мини холодильника початую бутылку армянского коньяка, звякнул пузатыми стопками и по самый краешек уместил в них остатки пятизвёздного алкоголя.

– За встречу и, к сожалению, за мой скорый отъезд, – торжественно провозгласил новый знакомец.

Они чокнулись, охнули, закусили принесёнными Андреем огурчиками и принялись за картошку.

– Кстати, – ловко орудуя оловянной ложкой, продолжил Борис. – Тебе ещё Геру покормить надо. Там в гараже холодильник большой. Ну ты видел. Внутри запасы для тебя и для Герыча. Ему окорочка куриные. Но их сварить прежде придётся. Сырые, стервец, не жрёт. Плиту с баллонами ты тоже видел. Если газа не хватит, то в деревню сгоняешь, там магазинчик маленький, по средам пропан завозят для местных. Но должно хватить. Себе на электричестве готовь.

Так проболтав ещё минут двадцать, они закончили трапезу. Было уже четыре часа пополудни, и через сорок минут Борису требовалось быть на шоссе, тормозить последнюю на сегодня маршрутку. Он передал Андрею ключ от теплицы, уточнил ещё кое-какие нюансы относительно своего хозяйства и быстрым шагом направился в сторону ЛЭП. Андрей остался один. Если, конечно, не считать расстроенного Геру, который всё никак не хотел возвращаться к сторожке, почти до самого леса семеня за Борисом.

Андрей глубоко вздохнул, вспомнил, что с самого приезда ещё не курил. Пошарил в карманах. Сигареты остались в сторожке. Но не успел он отойти от моста, как в лесу со стороны деревни послышался глухой звук мотора. Понурый Гера несколько раз гавкнул для приличия, принюхался, но интереса к источнику звука не проявил, без зазрения совести скрывшись где-то за торцом гаража. Вообще, на сегодня событий было бы уже достаточно. Очень не хотелось ещё каких-нибудь неожиданных поворотов. Из леса показалась несуразного вида тарахтелка с прицепом. Верхом на ней, почти целиком укрывая своим задом, сидел наитолстенный мужик. Удивительно было, что эта конструкция вообще могла передвигаться. Андрею даже сделалось интересно, каким образом мужик преодолеет сосновый мостик. Но мужик оказался не дураком и остановился по ту сторону траншеи.

– Привет охране, – заглушив мотор, низким голосом произнёс он.