Читать книгу: «Смоленское сыскное отделение. Эпизоды криминальной жизни губернского города», страница 4

1911-й

21 января 1911 года городового Смоленского сыскного отделения Пахома Николаева уволили от службы по семейным обстоятельствам. А 10 марта городового Михаила Крмалинского уволили на основании докладной записки начальника сыскного отделения за проступок. Сей агЕнт, сопровождая в тюрьму задержанного Морозова, соблазнился его посулами угощения и защёл с арестантом в ресторан «Дагмара», где упился до поросячьего визга, и преступник убежал. 29 марта на место Крмалинского зачислен на полное довольствие кандидат в городовые сыскного отделения Илья Костюков. О чём в приказе по полиции № 25 доведено до личного состава. (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 493, лист 9,22,25)

Служебная переписка сыскного отделения, рапорты, протоколы, докладные, жалобы и заявления. Какие только интересные истории не открываются на пожелтевших страницах. Московская сыскная полиция в январе месяце уведомляла, что из города Москвы ещё в октябре прошлого года исчез неизвестно куда отставной статский советник Порфирий Карлович Рачинский, пятидесяти шести лет от роду, высокий, стройный, усы и борода с проседью, щёки выбриты, одет в летнее форменное пальто судебного ведомства, синюю пиджачную пару и форменную фуражку. У Рачинского при себе находились: револьвер «Смит и Вессон» с патронами, массивная палка чёрного дерева с серебряным набалдашником и серебряной же монограммой «П.Р.», большие малахитовые запонки для манжет в золотой оправе с инициалами «П.К.Р.», мужские золотые часы фирмы Мозер с золотыми цепочкой, монограммой и дворянской короной, выигрышные билеты 2-го займа и аттестат, выданный ему из Московского окружного суда. Также в ориентировке указано, что Рачинский болен невралгией и находился в нервном состоянии. Пропавший любил реку Волгу и некоторые города на её берегах, Казань, Симбирск и другие. С оными городами его многое связывало как по государственной службе его, так и в личной жизни. Московская сыскная полиция просит «…принять все возможные меры к обнаружению местопребывания статского советника Рачинского и навести справки, не было ли случая убийства или самоубийства лица, подходящего по приметам…» (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 94, лист 2)

А вот мартовское сообщение из Кременчуга с приложенной фотокарточкой мёртвого мужчины. По приметам он подходит под описание Порфирия Рачинского, но…Приехал сей субъект в Кременчуг двенадцатичасовым поездом из города Ромны, и поселился в меблированных комнатах «Швейцария», записавшись под фамилией Соловьёв. Мужчина очень много курил, через сутки был обнаружен прислугой в номере в бессознательном состоянии. Немедленно он был доставлен в ближайшую больницу, где и умер, не приходя в сознание. Вскрытие показало смерть от давнего порока сердца. При умершем никаких документов не оказалось. В номере осталось лишь драповое тёплое пальто с барашковым воротником, синий триковый костюм, плюшевое одеяло и парусиновый чемодан с разным бельём. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 94, лист 39)

В начале января 1911 года в сыскное отделение поступили агентурные сведения, что в гостинице «Германия» два человека из Сибири нанимают работников для Читинского Мариинского театра, требуя деньги под залог заключаемого контракта. На следующий день полицейский надзиратель Владимир Иванович Грундуль задержал в номерах «Германия» двух мужчин. Один из них назвался казаком Уссурийского войска Кондратием Афанасьевичем Нестеровым, предъявив удостоверение, выданное войсковым правлением от 16 октября 1907 года. Второй представился крестьянином села Тигрицы Тигрицкой волости Минусинского уезда Енисейской губернии Абрамом Абрамовичем Бабосовым. Документом при нём не случилось, была лишь почтовая квитанция об отсылке из Смоленска паспортной книжки в Тигрицкое волостное правление для обмена. Обыск в номере результатов не принёс, однако по распоряжению начальника сыскного отделения Бабосов и Нестеров были задержаны «для выяснения». Фотокарточки задержанных разлетелись по полицейским управлениям Империи, а надзиратель Николай Сапожников выяснял, чем именно занимались сибирские гости в Смоленске. Как показала управляющая рекомендательной конторой Дудниковой Мария Юрьевна Финогенова, Нестеров заходил в данную контору и просил направить к нему подходящих людей для замещения должностей кассира, заведующего хозяйственной частью и бухгалтера в Читинском театре. Такой же запрос Кондратий оставил и в рекомендательной конторе Соловьёвой. Условия службы в театре указывались самые что ни на есть приятные, 100 рублей жалования в месяц при бесплатном проживании и отоплении квартиры. С кандидатов Нестеров требовал в качестве залога 100 рублей серебром до заключения контракта, и 50 рублей после первой зарплаты. Но именно небольшая сумма залога и смутила смоленских мещан и крестьян, которых направляли к читинскому гостю рекомендательные конторы.

Вскоре в Смоленск пришло подтверждение из Читы. В телеграмме начальника читинского сыскного отделения указывалось, что Нестеров действительно служит при театре распорядителем при буфете, в настоящий момент находится в командировке за покупкой мебели. Директор читинского театра опознал Нестерова по фотокарточке. А вот вскоре пришли сведения совсем другого толка. Санкт-Петербургская сыскная полиция уведомляла смоленских коллег, что Нестеров и Бабосов подозреваются в попытках мошенничества в крупных размерах в столице Империи и требовала их высылки для продолжения расследования. Пришли сведения и из Москвы. Абрам Абрамович Бабосов разыскивается за получение посылки на Московском почтамте по подложным документам и за попытку получения из того же почтамта денежного перевода на 45 000 рублей. Бабосов был осуждён на тюремный срок и высылку в Сибирь в 1907 году, а Нестеров был судим и отправлен в ссылку в 1904-м в городе Саратов. Куда в результате отослали из Смоленска задержанных мошенников из документов смоленского сыскного отделения определить невозможно. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 86, лист 18-22, дело 94, лист 14-15,18-20)

Бельский уездный исправник докладывает в Смоленское сыскное отделение. Получил, мол, сведения от тверского жандармского управления и ржевского уездного исправника о появлении в пределах Ржевского уезда неизвестного мужчины, каковой разъезжал по земским школам. Назывался сей мужчина лет тридцати земским врачом Евгением Константиновичем Григоренко. Полицейские чины подозревали в этих поездках безнравственные цели, так как Григоренко выбирались для посещения только школы исключительно с женским учительским персоналом. По сведениям из Ржевского уезда одна из земских учительниц после общения с заезжим «врачом» и ночлега оного у неё в школе стала страдать нервными припадками. Ржевский исправник сообщал своему бельскому коллеге, что данный тип имел намерение посетить школу в селе Знаменском Бельского уезда. Бельский уездный исправник коллежский советник Василий Семёнович Смирнов провёл дознание, в результате чего выяснилось следующее. Молодой человек еврейской внешности (хотя из Ржева сообщали о внешности грузинской), смуглый, 25-30 лет, прибыл вечерним поездом на станцию Нелидово Московско-Виндавской железной дороги 8 марта. Носильщику на станции мужчина представился врачом управления Московско-Виндавской ж.д. Энгельгардтом. Сопровождала его молодая девушка лет 20-ти, небольшого роста, скрывавшая лицо под густой белой вуалью. Пара переночевала в одном номере гостиницы при станции, и утренним поездом уехала в сторону Москвы. Однако этим же днём 9 марта в деревне Сёлах сей молодой человек попросил подвезти его до земского училища в деревне Тимошино дьякона села Поникли Шалдыкина. Назвался студентом медиком Евгением Константиновичем Городецким из дворян Ржевского уезда. В земской школе назвался другом брата-студента местной учительницы, после чего предложил ей «поговорить по секрету», от чего девушка категорически отказалась. Городецкий же, наняв извозчика, уже в шесть часов вечера оказался в селе Поникли у дьякона Шалдыкина, в доме которого и остался ночевать. Священнослужителю заезжий молодчик предлагал свои услуги, чтобы помочь пристроить живущую у Шалдыкина девочку-сироту, и даже предлагал 25 рублей от которых дьякон отказался. 11 марта «студент-медик» посетил Поникольскую земскую больницу с жалобой на мучившие его припадки. Врачи нашли на голове Городецкого большой рубец, по его словам, полученный в Москве в 1905 году от казака. В тот же день он заезжал в Холмец и Боярское Ржевского уезда, но пробыл в земской школе не более 20 минут. На обратном пути Городецкий заехал в село Знаменском, где с надзирательницей церковно-приходской школы пил чай. В Знаменском он назывался врачом, переведённым из Ржевского уезда в Поникольскую больницу. В 18-00 того же дня молодой человек отбыл со станции Костовая вечерним поездом в сторону Москвы. 5 апреля ржевским исправником в Белый была прислана фотографическая карточка некоего мещанина местечка Головино Могилёвского уезда и губернии Наума Марковича Альтшуллера. В приписке от тверского жандармского управления указывалось, что сей субъект известный шантажист и крайне порочный в общеуголовном отношении. Альтшуллера опознали как на станции Нелидово, так и дьякон Шалдыкин. Гостивший у него сын Иван Шалдыкин, служащий учителем в Вяземской церковно-приходской школе, опознал по фотокарточке своего недавнего гостя студента Ермолинского, который украл у него паспортную книжку и форменную тужурку. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 94, лист 63-64)

3 апреля 1911 года смоленский полицмейстер приказом по городской полиции устанавливает взаимодействие при обнаружении преступлений между чинами сыскной и наружней полиции. Чинам сыскного отделения теперь вменяется при получении заявления о совершении преступления, тотчас же сообщать об этом в надлежащую полицейскую часть. Равно и чинам общей полиции надлежит соблюдать ранее установленный порядок оповещения о выявленных преступлениях, то бишь звонить по телефону в сыскное отделение. (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 493, лист 27)

5 апреля агент (городовой) Смоленского сыскного отделения Баженов назначен урядником в Духовщинский уезд, а на его место распоряжением губернатора переведён урядник Духовщинского уезда Пыриков. 7 апреля приведён к присяге и зачислен на полное довольствие кандидат в городовые Смоленского сыскнгого отделения Евгений Майдин. О чём в приказе доведено по полиции. (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 493, лист 28,30)

Циркуляр смоленского губернатора от 5 мая 1911 года. Всем полицейским чинам губернии предлагается пресечь на месте деятельность некоего корейца Сергея Сергеевича Че-ван-чу. Оный корейский уроженец, уехавший в 1908 году из Красноярска неведомо куда, взялся выдавать своим соотечественникам, проживающим в Российской Империи, национальные паспорта и требовать за это денежное вознаграждение. Информация об этом дошла до поверенного в делах Японской Империи в Санкт-Петербурге, каковой потомок самураев крайне возмутился и обратился с жалобой в Министерство Иностранных Дел Империи Российской. В циркуляре также указывалось, чтобы нижние чины полиции не придавали значения корейским национальным паспортами тщательно проверяли их предъявителей. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 83, лист 79)

13 мая поздно вечером владелец кинематографа «Бови» на Дворянской улице Смоленска Николай Иванович Попов обратил внимание на молодого человека, расплатившегося за билет серебряным рублём. Монета показалась Попову подозрительной, и он отправил нарочного в сыскное отделение. Полицейским надзирателем Грундулем в зале кинематографа по указанию владельца кинотеатра был задержан молодой человек лет 20-ти. На допросе в сыскном отделении задержанный назвался Владимиром Владимировичем Ерофеевым, сыном генерал-лейтенанта Владимира Степановича Ерофеева. Проживает в доме Изгородиной по Водяному переулку, готовиться у учителя местной гимназии Всеволода Николаевича Кишкина к поступлению в Санкт-Петербургский университет. Паспорта Ерофеев в настоящее время не имеет, так как отправил его вместе со сберегательной книжкой на предъявителя в столичную сберегательную кассу. Рубль, каковым заплатил в кинематографе и с которого получил 65 копеек сдачи, почитал за настоящий. Где получил монету не помнит, но считает, что или в пивной лавке либо в смоленской почтово-телеграфной конторе, где недавно менял деньги. По составлению протокола был отпущен. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 86, лист 45)

Начало июля 1911 года в губернском городе Твери двое мазуриков устроили по городским трактирам «великую» пьянку с музыкой и проститутками. Гуляли по-купечески лихо, разбрасываясь деньгами направо и налево. Чем и привлекли к себе внимание местной полиции. Видимо гуляк кто-то предупредил, так как перед самым задержанием друзья-собутыльники разбежались по Тверской губернии. Но полиция уже была предупреждена. Да и явившись в Вышний Волочок один из гуляк вновь обосновался в одном из лучших трактиров и устроил пьянку, хвалясь перед посетителями большими деньгами. Из-за трактирного стола полицейские и уволокли его в околоток. Назвался буян крестьянином деревни Курьяново Чальско-Дарской волости Гжатского уезда Смоленской губернии Иваном Матвеевичем Травкиным. А денег при нём обнаружилось аж 6 186 рублей 26 копеек. Объяснить происхождение этих сумм Травкин не смог. Дружком-собутыльником его оказался некто Василий Иванович Степанов по кличке «Шилов». Оный Шилов, также имея при себе немаленькую сумму денег, смог в Торжке скрыться от полиции. Полагая, что деньги, найденные у Травкина, были добыты незаконным путём, начальник Тверского сыскного отделения запросил смоленское сыскное отделение не было ли в Смоленской губернии какого-либо преступления, в результате чего пропала большая сумма денег. Ответа Ткачёва в бумагах смоленского сыскного отделения не сохранилось. (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 94, лист 144)

10 июля следователь по особо важным делам Смоленского окружного суда уведомляет начальника Смоленского сыскного отделения о переезде его канцелярии в дом Григорьева на Запольной улице в Офицерской слободе.

17 июля вся смоленская полиция была поднята на ноги телеграммой от начальника Рославльско-Витебского отделения Московско-Рижского жандармского управления железных дорог. Подполковник Григорьев извещал, что на перегоне Витебск Смоленск из товарного поезда № 210 было похищено четыре ящика пороха по 4 пуда 4 фунта весом каждый. По горячим следам железнодорожные жандармы выяснили, что ящики были выброшены на пути на 552-й версте между станциями Лелеквинская и Куприно. Затем на руках перенесены через болото, погружены на телегу и отвезены на кладбище у деревни Тишино Верховской волости Поречского уезда. Местный урядник, поднятый с постели жандармами, смог отыскать один из ящиков, укрытый в могильном срубе на кладбище. Для обнаружения остального пороха подполковник Григорьев требовал прислать из Смоленска все свободные наличные силы полиции, так как от одного урядника толку, по мнению жандарма, было мало. Естественно выбор полицмейстера пал на агентов сыскного отделения. А вот нашлась ли взрывоопасная пропажа, об том история умалчивает. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 83, лист 10)

Случались в работе отделения и проколы. По полученной агентурным путём информации, оршанский мещанин Илья Иссерович Зархин приобрёл краденные женские золотые часы. 12 июля полицейский надзиратель Николай Степанович Сапожников явился на квартиру Зархина в доме Гальперина на ПетроПавсловской улице и потребовал выдать золотые женские часы с синей эмалевой крышкой, каковые, как считали в сыскном отделении, были украдены у смоленской мещанки Марии Захаровны Ивановой около двух лет назад. Еврей передал полицейскому чину золотые старинные часы с синей эмалью на верхней крышке, с 19 алмазными камнями в виде букета на ней же, и 12 алмазными камнями в виде звезды на нижней крышке. Часы эти, как объяснил Зархин, были подарены его жене Малке её матерью Черной Иттой Фридман около десяти лет тому назад. Черна Фридман, проживающая в собственном доме на СтароМосковской улице, подтвердила, что подарила совей дочери золотые часы с эмалью и камушками, купленные её ныне покойным мужем около 35 лет назад. 14 июля 1911 года Мария Захаровна Иванова отобранные у Зархина золотые женские часы с эмалью за свои не признала. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 84, лист 69-70)

Ельнинский уездный исправник докладывает в Смоленское сыскное отделение, что в ночь на второе февраля в деревне Жегалово Балтутинской волости совершено разбойное нападение на дом крестьянина Ивана Петровича Сапожникова. Тёмной зимней ночью раздался громкий стук в дверь. На спрос Ивана Петровича «кто там?» из-за тесовой двери прозвучало «открывай Петрович, это стражник». И Петрович открыл… В озадаченную физиономию хозяина воткнулся ствол двуствольного ружья. Двое неизвестных ворвались в дом, и выстрелили в Сапожникова. Заряд был холостой, но напугал Ивана свет Петровича до икоты. Пока один из налётчиков требовал у Сапожникова отдать «мифические» пятьсот рублей, второй забрал из сундука кожаный кошелёк с двумя золотыми пятнадцатирублёвиками, десятью серебряными рублями и монетой в 25 копеек, пятилетнюю паспортную книжку, а также две бутылки вина. Выскочив из ограбленного дома, грабители вскочили на большую белую лошадь и ускакали в сторону деревни Облезки. Силами местной полиции удалось установить всех причастных к налёту. Это крестьянин деревни Жегалово, проживающий в особняке возле села Лобково Смоленского уезда, Иван Иванович Щербаков (он же Игузин, он же Воронин, он же Поддубный), а также Потап Иванов и Иван Тихонов. Местный исправник давно подозревал эту шайку в причастности к нескольким вооружённым грабежам. Ельнинский уездный исправник коллежский советник Михаил Борисович Залесский 13 февраля докладывал Ткачёву, что вся банда арестована, причём если Щербаков задержан у себя дома, то Иванов с Тихоновым в Смоленске. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 94, лист 10)

В начале августа месяца по требованию начальника Московско-Рижского отделения жандармского управления железных дорого полицейский надзиратель Щемелихин провёл дознание по делу о пропаже мануфактурного товара и нескольких пар валенок из поезда № 201. Обследовав место, где были обнаружены валяные сапоги, полицейский надзиратель не нашёл никаких следов выброски из вагонов на ходу «тяжеловесных мест мануфактурного товара». Докладывая начальнику отделения Ткачёву о результатах проведённого дознания, Щемелихин указывал на то, валенки в том месте (между станциями Колодня и Смоленск) с большой вероятностью были выброшены для отвлечения внимания следствия от настоящего места пропажи мануфактурного товара. Щемелихин был уверен, что к краже причастна кондукторская бригада, так как удалось выяснить, что в 1910 году тормозной кондуктор Соложин был понижен до стрелочника из-за подобной же кражи из товарного поезда № 92. На станции Дорогобуж на поезд № 201 сел до Смоленска кондуктор поезда № 1057 некто Ланицкий. Каковой по словам станционного жандарма станции Дорогобуж Дмитриева возвращался на место службы на следующий день совершенно пьяным. Станционный жандарм станции Смоленск Залевский рассказал Щемелихину, что у одного из кондукторов поезда 201 Добрынина жена держит мануфактурную лавку на станции Вязьма. Других сведений по делу полицейскому надзирателю Щемелихину собрать не удалось в связи с кратковременностью его командировки на станцию Дорогобуж. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 94, лист 309)

О внимательности чинов сыскного отделения. 27 сентября городовой Смоленского сыскного отделения Абрамов, проходя поутру мимо постоялого двора Соловьянова, что на СтароПетербургской улице, заметил двух мужчин лет 30-35. А ближе к обеденному времени те же мужики были замечены городовым на Толкучем рынке в совершенно другой одежде. Сие полицейскому показалось крайне странным, и он, проследив парочку до постоялого двора, задержал переодевшихся для «выяснения личности». Один из задержанных назвался гродненским мещанином Владимиром Владимировичем Финко и предъявил бессрочную паспортную книжку, выданную Либавским полицейским управлением. Второй назвался Адамом Адамовичем Платакисом, крестьянином Бернатовской волости Тельшевского уезда Ковенской губернии, но подтвердить свои слова документально не смог, ссылаясь на то, что паспорт потерял. Оба, по их словам, только 25 сентября прибыли из Риги.

В сыскном отделении задержанных зарегистрировали, обмерили и сфотографировали. Фотографические карточки отослали в Рижское сыскное отделение для проверки личности задержанных. Именуемый Платакисом сразу же был отправлен в распоряжение прокурора, и вскоре по суду получил два с половиной месяца тюрьмы за беспаспортность. А 1 октября пришёл ответ из Риги. На постоялом дворе Соловьянинова агент Абрамов задержал двух прожжённых рецидивистов, каждый из которых за последние три года по три раза по суду получал различные срока за кражи. Назвавшийся Платакисом, как сообщали рижские сыскари, есть крестьянин Бернатовской волости Александр Казимирович Честновский, который должен был проживать под гласным надзором полиции в городе Либаве. А вот Финко, никакой не Владимир Владимирович, честный гродненский мещанин, а вовсе даже крестьянин Новогрудского уезда Гавриил Фаддеевич Евстрат, по суду лишённый всех прав состояния и состоящий под надзором в городе Вендель Курляндской губернии. Смоленские сыскари собирались уж и Евстрата отправить в судебную инстанцию для получения срока за проживание по чужим документам, но тут 13 октября в сыскном отделении объявился урядник Ивановской волости Краснинского уезда Козлов. Привёл оный с собою крестьянина Кузьмина. Которому попросил полицейских надзирателей показать альбом с фотографиями преступников, ибо тот Кузьмин был свидетелем по делу об ограблении еврея Лифшица в сельце Морозовка Краснинского уезда. Нами, мол, полицией Краснинского уезда один из грабителей задержан, а вот Кузьмин может ещё кого признает. Владимир Иванович Грундуль поинтересовался, кто таков тот задержанный, на что и получил ответ, что местный уроженец, некто Чечиков, сидевший в тюрьме в Риге за ограбление тамошнего губернатора Звегинцова. Дальше всё было просто. Кузьмину были предъявлены фотографии Честновского и Евстрата, какового Честновского крестьянин сразу признал за человека, который за несколько часов до ограбления шёл мимо его двора по дороге на Морозовку. Честновский, сидевший в камере при сыскном отделении, всё отрицал, ссылаясь на свою болезнь – гумозный сифилис от которого у него провалы в памяти. А вот допрошенный в смоленской тюрьме Евстрат признался в участии в ограблении и рассказал всё как было. В Риге Евстрат устроился было на строительство нового моста через канал, но начальство, узнав о том, что новый работник под надзором полиции, в работе ему отказало. В одном из кабаков встретил своего знакомого по тюрьме Чечикова с которым был и Честновский. Чечиков сговорил бывших тюремных сидельцев ехать к нему на родину в Краснинский уезд Смоленской губернии на заработки. Однако, по прибытии на место, выяснилось, что заработок тот всё больше криминального характера. У еврея Лифшица, угрожая ножами, забрали всего-ничего: пару золотых пятирублёвых монет и кредитными бумажками около 115 рублей. Каковую добычу поделил промеж собой, и Чечиков остался в своей деревне, а Евстрат с Честновским поехали в Смоленск, где и были арестованы внимательным агентом Абрамовым. 4 октября 1911 года приказом по полиции городовому сыскного отделения Михаилу Абрамову объявлена благодарность. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 88, лист 35-36,49, дело 84, лист 73-74; фонд 916, опись1, дело 493, лист 113)

Вечером 5-го ноября 1911 года в собственном доме на Петропавловской улице была найдена мёртвой (задушена) смоленская мещанка Мария Ивановна Ломачевская. Сестра её, Прасковья Ивановна, в бессознательном состоянии на кровати в своей комнате. Судя по разбросанным вещам в квартире сестёр Ломачевских, злоумышленники искали деньги, так как, со слов околоточного надзирателя, по округе давно ходили слухи об имевшихся у Ломачевских больших деньгах. Прислуга показала, что пропали документы на владение домом, коллекция старинных турецких и русских золотых монет, и большое количество одежды (мужские тёплые пальто, костюм, несколько пар кожаной обуви). На дворе дома полицейские обнаружили брошенными две маски из серого гимназического сукна. Одна сторона масок была сильно выцветшая, что позволило сотрудникам сыскного отделения сделать вывод, что маски вырезаны из ношеного гимназического платья. По результатам осмотра места происшествия в уездные полицейские управления Смоленской губернии разлетелись сверхсрочные секретные телеграммы. Начальник сыскного отделения требовал от уездных исправников следующей информации:

Не отлучался ли кто-либо из состоящих под надзором полиции в уезде 4 или 5 ноября;

Не появилось ли у поднадзорных или ранее судимых элементов новой одежды или некоторых золотых монет;

Не появлялось ли у поднадзорных каких-либо гостей, прибывших 6 или 7 ноября.

18 ноября 1911 года волостной старшина Владимирской волости Смоленского уезда то ли заснул на телеге своей, то ли так залюбовался красотами губернского города, что не заметил, как некий мазурик уволок у него с телеги портфель с документами. День для сыскарей выдался вполне спокойным, посему все наличные силы начальник отделения направил на поиски старшинского портфеля. Руководить поисками был назначен Владимир Иванович Грундуль. Ближе к вечеру, когда Грундуль совместно с агентами Майдиным и Давыдовым и околоточным надзирателем 3-й части Смоленска Петровым, проверив известные притоны, переходили по переезду через железную дорогу, собираясь отправиться на Покровскую гору, вор предстал пред их светлы очи. Не своей волей, конечно, а ведомый за выкрученную руку городовым сыскного отделения Михаилом Абрамовым. Абрамов передал коллегам искомый портфель, и объяснил, что, встретив широко известного в криминальных кругах губернского города вора-колясочника Дольникова, сумел лаской и увесистым кулаком убедить оного указать место, где спрятан похищенный портфель. Для составления протокола вся эта толпа полицейских поволокла преступника в 3 полицейскую часть, благо она находилась неподалёку. Грундуль по телефону доложил Ткачёву об аресте вора и получил указание доставить Дольникова в сыскное отделение. Что оказалось крайне затруднительно, так как в колясочника мёртвой хваткой вцепились помощник пристава Лебедев и околоточный Петров. Что-то за Долниковым числилось такое, что требовало от полицейских 3-й части немедленных действий, и понукаемый пинками городовых вор, в компании Петрова побрёл куда-то к железнодорожным путям. На вопрос Грундуля, куда, мол, ведёте задержанного, приказ был доставить его в сыскное отделение, Петров ответил непечатно, в том смысле, что ведут колясочника для извращённых половых действий с двугорбым «кораблём пустыни». Сей посыл был горячо поддержан помощником пристава Лебедевым. Боясь, что по дороге Дольников сможет передать какой-либо знак своим подельникам, а то и сбежать, Грундулю пришлось пойти вместе с Петровым на какой-то огород, где воришка показал место с закопанным флаконом гумиарабика и пачкой писчей бумаги. До уютной камеры при сыскном отделении Дольников добрался только к полуночи, да и тут ему поспать не дали, взявшись выяснять, куда из портфеля делись три фунта высококачественного чая фирмы Высоцкого, про утерю которого владимирский волостной старшина горевал даже больше, чем о деловых бумагах. Убоявшись кованых сапог агентов сыскного и валенка, набитого песком, Дольников честно признался, что продал чай в притоне в доме Толстой на СтароПетербургской улице. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 85, лист 83)

В тот же день заявил об ограблении крестьянин деревни Попова пустошь Верховской волости Поречского уезда Яков Григорьевич Николаенков. В его собственный дом, что на Петропавловской улице (не простой крестьянин, да, дорогой читатель?) в отсутствие хозяина явился его Николаенкова хороший знакомый смоленский мещанин Алексей Захарович Гинсбург. Этот замечательный субъект, как говорят нынче, «присел на уши» двенадцатилетнему сыну хозяина дома Афанасию, каковой и передал ему «во временное пользование» сапоги новые с длинными голенищами, простого товара, стоимостью 8 рублей, да шубу деревенских белых овчин, крытую серым сукном с чёрным каракулевым воротником, стоимостью в 20 рублей и тёплый чёрного сукна картуз, который и стоит-то всего ничего, рубль шестьдесят. Приодевшись, Гинсбург клятвенно обещался вернуть вещи на следующее же утро, только сходит в гости к хорошей своей знакомой. Афонька Николаенков конечно же поверил, так как Алексей Захарович был частым гостем у них дома. Уходя, нехороший гость умудрился из кармана тужурки, висящей в коридоре, умыкнуть записку от старшего приказчика главного магазина купца Ланина Фёдора Ивановича Барнёва, в каковой записке оный старший приказчик просил второй магазин Ланина выдать Николаенкову за счёт главного магазина товару на 40 рублей. Вооружённый украденной запиской, Гинсбург нагрянул в магазин Ланина на НовоПетербургской улице, до которого и было ходьбы пару кварталов, и попросил выдать ему небольшой полушубок. Однако ж приказчики у Ланина оказались дотошными, и объяснили просителю, что записка написана на Николаенкова, а никак не на Гинсбурга. Посланный по известному маршруту, наш преступный гений не растерялся, а через пятнадцать минут вернулся в магазин с доверительной подписью Николаенкова на записке, каковую только что сам и написал. И получил-таки просимое, короткий овчинный полушубок без покрытия типа тужурки без сборок стоимостью в 20 рублей. Естественно, на следующий день ни Гинсбург, ни забранные им вещи к Якову Григорьевичу не вернулись, и он побежал в полицию. Приставу 3-й части Николаенков рассказал, что Гинсбург, по его сведениям, может быть или в Санкт-Петербурге у директора компангии «Униан» Якова Александровича Самуйловича, либо в Москве в конторе электрического общества «Униан». Оформив протокол, пристав с лёгким сердцем переправил его в сыскное отделение, ищите, мол, господа сыщики. И снова несутся по телеграфным проводам запросы в столичные сыскные отделения на счёт хитрого Гинсбурга. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 86, лист 13-14)

27 ноября сотрудниками Смоленского сыскного отделения задержан вор-поездушник Александр Зуев за несколько краж, совершённых на улицах города из пролёток 23 числа. Часть украденных вещей оказалась у вора при себе. Однако от признания в совершении ещё пары подобных краж 26 ноября Зуев отказался, заявив, что уехал на станцию Ярцево ещё 24 ноября. Ночевал, мол, в номерах Пырикова, а с 25 на 26 в чайной помогал варить баранки. Летит приставу 2-го стана Духовщинского уезда запрос из сыскного с приложенной фотографией Зуева в полный рост. Вскоре из Духовщины пришёл ответ. Управляющий номерами Пырикова на станции Ярцево поречский мещанин Фёдор Яковлевич Арефьев по фотокарточке Зуева не опознал, и утверждал, что никогда оный у него в номерах не ночевал. Бараночник при чайной Иванова крестьянин деревни Малявчино Присельской волости Михаил Семёнович Кожанов Александра Зуева признал. Зуев две ночи действительно провёл в чайной Иванова, а 27 ноября вместе с Кожановым на поезде поехал в Смоленск. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 94, лист 438-440)