Читать книгу: «Пропавшие без вести. Хроники подлинных уголовных расследований», страница 3

Американская глубинка середины 1930-х годов.

В общем, в те дни и месяцы в Северной Каролине особо ретивые граждане с упоением занимались «воспитанием народа», и в этой обстановке угроза линчевания отца и сына Крохмальных представлялась отнюдь не иллюзорной. По этой-то причине их и спрятали от греха подальше в тюрьме соседнего округа Нью-Гановер.

30 июня 1937 года в городе Бурго, административном центре округа Пендер, началось предварительное слушание дела по обвинению отца и сына Крохмальных, а также Эрвина Уилльямса в убийстве Пола Крохмального и последующем уничтожении его тела. Процесс вёл судья Блэйк (A. C. Blake). Подсудимые не отказались от дачи показаний, что следует признать довольно необычным для суда по столь тяжкому обвинению, чреватому для подсудимых смертной казнью.

После довольно продолжительной и конфликтной процедуры отбора жюри присяжных процесс начался 19 июля 1937 года.

Обвинение выглядело очень весомо и даже солидно, насколько такое определение уместно в отношении юридического документа. Мотив преступления был сформулирован с безукоризненной убедительностью, а представленные свидетели весьма достоверно показали этапы реализации преступного замысла.

Весьма ценным приобретением для окружного прокурора оказался Сэм Ингрэм (Sam Ingram), работник почты в Бурго, чьи показания стали настоящим восклицательным знаком под всем обвинительным заключением. Ингрэм был тем человеком, кто в начале апреля 1936 года оформил абонентский ящик для Пола Крохмального-старшего. В этот ящик на протяжении полугода приходили письма с чеками по 100$. Эти письма получал Пол Крохмальный-младший. Ингрэм, впервые увидевший в отделении почты незнакомого молодого человека с ключами от абонентской ячейки, встревожился. Почтмейстеру казалось, что эту ячейку абонировал пожилой человек [старшему Крохмальному, напомним, исполнилось 67 лет, так что зрительная память Ингрэма не подвела!]. Ингрэм остановил Крохмального-младшего и спросил, откуда у него ключи от ячейки… А молодой человек спокойно ответил, что эта ячейка арендована на его имя и… предъявил изумлённому Ингрэму удостоверение личности. Почтмейстер сверился со своими записями, убедился в том, что ячейка и в самом деле абонирована Полом Крохмальным, и решил, что его бес попутал!

И на протяжении последующих месяцев молодой Крохмальный вынимал конверты из абонентской ячейки уже без недоверчивых вопросов со стороны Сэма Ингрэма.

Сильное впечатление на присутствовавших в зале произвели допросы 2-х свидетелей, неизвестных до того широкой публике. Ими оказались пожилые русские супруги Ник Жураво (Nick Zuravio) и его жена Анастасия (Annastasia). По-видимому, их настоящая фамилия звучала как «Журавлёв» или как-то похоже, но для слуха американцев подобное слово было совершенно чужеродным и потому супругам пришлось обрезать фамилию до нелепого «Жураво». Они совсем не говорили по-английски, и по этой причине их допросы в суде проводились через переводчика.

Ник заявил, что видел сожжение человеческого тела в топке под большим стерилизатором молока. По его словам, тело туда поместили отец и сын Крохмальные. На вопрос судьи Эла Блэйка, лично беседовавшего с Ником Жураво, чьё тело подсудимые засунули в печь, свидетель ответил, что это был «старик Крохмальный». Интересно, считал ли Ник стариком самого себя – а он являлся одногодкой убитому Полу Крохмальному – хотя вопрос такого рода следует, конечно же, признать риторическим. На вопрос о роли в происходившем Эрвина Уилльямса свидетель ответил, что тот на протяжении многих часов выполнял обязанности часового, не позволяя никому входить в сарай, в котором находился стерилизатор. Поясняя свою мысль, Жураво сообщил суду, что Уилльямс был вооружён винтовкой, и всем окрестным жителям он был известен как человек грубый, жестокий и злонравный. В общем, из него получился хороший часовой!

Анастасия, дававшая показания после своего мужа, сообщила суду, что не видела сожжения трупа «старика Крохмального», но слышала рассказ мужа об этом. По её словам, «Ник пришел домой поздно ночью 4 апреля 1936 года бледный, задыхающийся и дрожащий, и рассказал ей, что видел кремацию» (дословно по стенограмме: «Nick came home late on the night of April 4, 1936, pale, gasping and shaking and told her of seeing the cremation»). Продолжая своё повествование, женщина добавила, что в ту ночь чувствовала «ужасающую вонь» («horrible odor»). Отвечая на вопрос о причине недонесения властям об известном ей преступлении, Анастасия заявила просто и бесхитростно – семья Крохмальных очень многочисленна и опасна, их все знают, и с ними лучше не связываться. Она обсуждала с мужем Николаем – то есть Ником Жураво – вопрос о возможном обращении к шерифу с заявлением о преступлении, но, подумав хорошенько, от этой мысли они отказались. Дескать, нас убьют – и никто не найдёт, вернее, никто даже искать не станет.

Что ж, логика железная – не поспоришь!

Показания иных важных свидетелей обвинения – Анны Данадыги, Джулии и Адама Смит – изложены выше. Эти люди также выступили в суде и присутствовавшие в зале репортёры сошлись в том, что общий ход процесса ничего хорошего обвиняемым не сулит.

29 июля в суд был доставлен ящик с костями, собранными на месте костровища на участке Пита Крохмального. С этого момента начались неприятные для обвинения открытия. Защита оспорила идентификацию костей, как принадлежавших человеку, и представленные ею эксперты – антрополог и ветеринар – убедительно доказали их происхождение от… коровы.

Газетные публикации последней декады июля 1937 года, посвящённые обзору судебного процесса над убийцами Пола Крохмального-старшего.

В тот же день Эрвин Уилльямс и Пол Крохмальный-младший заявили о невозможности собственного участия в убийстве Пола Крохмального-старшего 4 или 5 апреля 1936 года по причине наличия alibi. В начале апреля того года они работали на стройке в Бурго. Это был довольно лукавый довод, поскольку стройка эта находилась всего в 6 км от места убийства, но в данном случае значение имела непоколебимая категоричность заявлений, сделанных обвиняемыми. Пол Крохмальный-младший утверждал, что никогда не бывал в почтовом отделении в Бурго, свою идентификационную карточку почтмейстеру Ингрэму не предъявлял и, вообще, никогда с ним не встречался. Убедительности этого утверждения очень поспособствовало то, что ранее Ингрэм не опознал Пола в зале суда. Получалось, что обвинение не доказало получение денег именно племянником убитого, а то, что приходил некий молодой человек и показывал карточку – так это был кто-то неизвестный с поддельным документом!

На следующий день – 30 июля, в пятницу – дал показания Пит Крохмальный. Брат пропавшего без вести довольно бодро и без пауз – хотя и с сильным акцентом – рассказал суду, что не понимает причины полицейского расследования, мол-де, по его мнению, Пол-старший жив, здоров и спокойно тратит денежки, вырученные от продажи дома, в каком-нибудь солнечном штате вроде Техаса или Калифорнии. Любимого старшего брата он – Пит Крохмальный – не убивал, и тот вообще ему был как отец, поскольку росли они без отца. Что же касается фрагментов костей [якобы человеческих], то в апреле минувшего 1936 года на его участке за лесом действительно была сожжена туша коровы, павшей от чумы. Это обычная практика для любого фермера – Пит Крохмальный сжигал туши умерших животных как до апреля 1936 года, так и после. В общем, выступил Пит хорошо, очень бодро и без пауз. На хитрые вопросы прокурора Барни, призванные загнать Пита в тупик, тот отвечал, не задумываясь и не выбирая особенно выражений. Он заявил, что в последний раз видел старшего брата Пола в середине дня 4 апреля 1936 года, когда тот, бодро перепрыгнув через дренажную канаву по периметру его – Пита Крохмального – участка, отправился в лес на интимную встречу с некоей женщиной, жившей неподалёку.

Фамилию этой женщины он не знал, но она точно существовала, а любимый старший брат всегда интересовался женщинами, причём любого возраста – от девочек-малолеток до опытных, искушённых во всех смыслах бабушек… Ну, вот такой он был человек – грешный, любил женщин!

После заключительных выступлений представителей обвинения и защиты и последующего наставления судьи присяжные заседатели вечером 30 июля удалились в совещательную комнату. Они заявили, что будут готовы вынести вердикт до полуночи, но затем переменили решение и передали судье, что их можно не ждать и расходиться. Минуло 31 июля – и вердикта не последовало. Это был хороший знак для подсудимых – чем дольше совещаются присяжные, тем выше вероятность оправдательного решения! Длительные прения – это всегда признак несовпадения мнений, а для подсудимых это хорошо!

Наконец во второй половине дня в воскресенье 1 августа присяжные сообщили судье, что готовы огласить вердикт. Судья прибыл в здание суда, туда же были доставлены подсудимые. В 17:45 был оглашён вердикт жюри присяжных, из которого следовало, что все обвиняемые признаются полностью невиновными в инкриминируемых им обвинениях. Все обвиняемые немедленно были освобождены из-под стражи и отправились домой.

Впрочем, нельзя исключать того, что они сначала отправилась в бар, а потом домой… Но это неточно!

Газетное сообщение о сенсационном завершении судебного процесса по обвинению Эрвина Уильямса, Пита и Пола-младшего Крохмальных в убийстве и сожжении тела Пола Крохмального-старшего.

Это был очень интересный во всех отношениях вердикт, и можно было бы многое сказать о логике людей, за него голосовавших. Но все эти рассуждения следует признать вторичными на фоне главного вопроса: так где же Пол Крохмальный-старший? что же с ним стало?

Конечно же, он был убит. И произошло это 4 апреля 1936 года и примерно так, как это описал детектив Стори Бэтсон в своём докладе начальнику полиции штата Джинсу. Однако доказать это в суде не удалось, и произошло это во многом в силу тех же самых причин, что мы видим в «деле Адольфа Лютгерта». Это очень необычное преступление, связанные с ним расследование и суд во всех деталях рассмотрены мною в очерке «1897 год. Таинственное исчезновение жены чикагского „колбасного короля“», опубликованном в сборнике «Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX – XX столетий. Книга IX». Я не стану сейчас углублять в его пересказ – это невозможно просто в силу ограничений, накладываемых на формат данного повествования – но сразу сообщу один из важнейших и интереснейших, с моей точки зрения, выводов: правоохранительные органы при расследовании исчезновения жены Лютгерта увлеклись фабрикацией улик, что, по их мнению, должно было гарантировать успех обвинения в суде. Однако эта фабрикация была раскрыта, что позволило защите Лютгерта спасти ему жизнь.

В сборнике «Американские трагедии. Книга IX» размещён очерк, посвящённый «делу Адольфа Лютгерта», крупного чикагского предпринимателя, убившего в 1897 году жену и полностью уничтожившего её труп. Ввиду крайней сложности доказывания вины обвиняемого правоохранительные органы решились на масштабную фальсификацию улик. Это мало помогло прояснению картины случившегося, но запутало расследование и в конечном итоге позволило спасти жизнь убийце.

«Дело Лютгерта» в каком-то смысле оказалось знаковым и спровоцировало появление подражателей. Это интересный криминальный феномен, о котором я хочу написать в отдельном очерке. Он так и будет называться: «Подражатели Лютгерта» [видите, уже заголовок придумал!], я планирую разместить его в ближайшем сборнике «Американские трагедии. Книга XI». Попытки убийц совершить «идеальное» преступление, то есть такое, за которое невозможно уголовное преследование просто напросто в силу формальных правовых ограничений, представляются автору очень интересной темой исторического исследования. Причём темой, совершенно неизвестной современникам…

Впрочем, вернёмся к расследованию исчезновения Пола Крохмального.

Забавным представляется и то совпадение, что коровьи кости, выдаваемые за человеческие, присутствовали в качестве «несомненных улик» как в «деле Лютгерта», так и в интересующем нас «деле об исчезновения Пола Крохмального». Потрясающе, не правда ли? С 1897 года по 1937 минуло ровно 40 лет, а американские «законники» так ничему и не научились…

Ни окружная прокуратура, ни служба шерифа, ни полиция штата, ни ведомство коронера – никто не сомневался в виновности отца и сына Крохмальных и их свойственника Эрвина Уилльямса. И чтобы гарантированно отправить всю эту энергичную компанию на «горячий стул», «законники» принялись конструировать доказательную базу, которая – увы! – была ложью…

Не видел Ник Жураво, он же Николай Журавлёв, сожжения трупа Пола Крохмального – весь этот рассказ выдуман в офисе окружного прокурора от первого слова до последнего. Убийцы избавились от тела жертвы без свидетелей и без оставления изобличающих их следов. И, разумеется, никаких костных фрагментов они после себя не оставили! Тупые русские крестьяне догадались полностью вывезти все остатки человеческих костей и подбросили вместо них кости коровы. Эта предусмотрительность отлично подходит для иллюстрации извечного спора о релевантности IQ – все подсудимые имели, наверняка, весьма невысокий IQ, однако их житейской мудрости и здравого смысла хватило на то, чтобы обмануть систему.

Заканчивая эту очень необычную историю – необычную как по своей завязке, так и по развязке – хочется сказать несколько слов о дальнейшей судьбе талантливого сыщика Стори Бэтсона. В конечном итоге всё в его жизни сложилось не очень хорошо, что, кстати, следует признать нормой для хороших сыщиков. После провала обвинения в суде Бэтсон был уволен из Бюро расследований штата и подался в частные сыщики.

В 1941 году его работа на этом поприще сделалась объектом серьёзного судебного разбирательства. Он был обвинён по 4-м эпизодам барратрии («barratry»). Так в американском гражданском праве обозначают практику возбуждения судебного разбирательства с нечестными и эгоистичными намерениями истца. Барратрия Бэтсона выразилась в том, что по поручению различных адвокатских контор он собирал информацию в интересах их клиентов – в одном случае дело касалось обвинения в страховом мошенничестве, в другом – подозрения в адюльтере… В общем, Стори вёл себя как «грязная ищейка», не брезговавшая ничем в целях заработка, и в какой-то момент он наткнулся на ловкого адвоката, решившего его остановить.

Истинная подоплёка дела неясна, судя по всему, частный детектив Стори Бэтсон крепко насолил кому-то из сильных мира сего. Закончилось это противостояние не очень хорошо для Бэтсона – 3 из 4-х пунктов обвинения удалось «отбить», но вот по 1-у пункту он был признан виновным и осуждён на 2 года лишения свободы. После рассмотрения апелляции 27 ноября 1941 года Верховый суд штата Северная Каролина уменьшил срок пребывания Стори Бэтсона в тюрьме до 8-и месяцев.

Но проблема для Стори крылась даже не в этих месяцах – хотя и они являются немалым испытанием для человека далёкого от уголовного мира. Частный сыщик, осуждённый по уголовной статье, не мог возобновить свою лицензию. А это означало изгнание из профессии. На пороге своего 50-летия Стори Бэтсон стал тотально безработным – он мог пойти копать траншеи, монтировать водопроводы, красить стены и заниматься иными полезными делами, но вот сыщиком он больше уже быть не мог.

Его дальнейший жизненный след теряется. Автор не знает, что стало со Стори Бэтсоном после освобождения из тюрьмы весной 1942 года. И освободился ли он вообще… Стори Бэтсон исчез, как исчез несколькими годами ранее Пол Крохмальный, судьбу которого он тщетно пытался установить.

1924 год. История Нормана Торна, беспощадная и безобразная

История трагических отношений Нормана Торна и Элси Кэмерон является классическим примером того, как попытки психопатов манипулировать окружающими приводят к непредсказуемым последствиям. Непредсказуемым прежде всего для самих психопатов. Ну и, само собой, для окружающих!

Один такой случай вся Россия не так давно имела возможность наблюдать буквально в режиме on-line. Речь идёт о событиях, произошедших в ночь с 21 на 22 января 2018 г. в Басманном районе г. Москвы, в ходе которых Артём Исхаков убил Татьяну Страхову, после чего покончил жизнь самоубийством, повесившись. При всей своей кажущейся сенсационности история любви, закончившаяся убийством, стара, как мир.

Хороший тому пример – отношения Джона Нормана Холмса Торна (John Norman Holmes Thorne) и Элси Эмили Кэмерон (Elsie Emily Cameron), которые мало того, что поучительны для потомков, так ещё и явились для своих современников классическим примером криминальной загадки.

Впрочем, обо всём по порядку.

Норман Торн удачно родился в 1900 г. и потому не попал в мясорубку Первой мировой войны. Проживал в Лондоне, после окончания школы пошёл работать учеником электрика, а в 18 лет сдал профессиональный экзамен и стал считаться уже квалифицированным электриком. В 1920 г. познакомился с Элси Кэмерон, которая была старше него на 19 месяцев. Девушка окончила курсы машинописи и работала секретаршей. Отношения молодых людей быстро стали тёплыми.

Элси Кэмерон и Норман Торн по нормам того времени являлись славной парой: милые, работящие, во всём положительные.

Всё было хорошо, пока Великобританию не накрыла послевоенная стагнация. Огромные вооружённые силы сокращались, миллионы демобилизованных выбрасывались на рынок труда, а промышленное производство между тем съёживалось ввиду резкого падения военных заказов. Это для США Первая мировая война оказалась благом, а европейские страны перенесли её крайне болезненно. Экономическая стагнация привела к тому, что в мае 1921 г. Норман Торн остался без работы.

Ситуация была неприятной, но не фатальной. Элси его поддерживала, уверяла, что любит его даже когда он без работы. Норман решил, что не хочет быть заводским рабочим и вообще не желает быть наёмным рабочим, он задумал завести собственное дело, желательно такое, которое даст быстрый оборот капитала и позволит жить за городом. Так, чтобы подальше от родителей и без лишнего пригляда.

Нет, речь не шла о выращивании и продаже марихуаны, как, быть может, подумал кто-то. Замысел был проще и менее изящен: Норман надумал обзавестись фермой по выращиванию цыплят.

Норман и его куриное царство. Забегая чуть вперёд, уточним, что под ногами Торна на глубине 70 см находится отпиленная голова Элси Кэмерон. Торн попросил журналиста сфотографировать себя «с курочками» и стал точно на месте сокрытия фрагмента трупа.

Сказано – сделано! Норман попросил у отца взаймы 100 фунтов стерлингов, купил кусок земли в местечке с говорящим названием Блэкнесс (blackness – по-русски «чернота», «тьма») в графстве Сассекс (Sussex) примерно в 30 км к югу от тогдашних границ Лондона, и быстро возвёл там сараи для кур. По рабочим дням Норман проживал в Блэкнессе, а на выходные приезжал в Лондон – повидаться с родными, да и Элси проведать.

Элси наносила ответные визиты, периодически приезжая на ферму к своему сердечному другу. Но ночевать на ферме она не оставалась, а отправлялась в местную гостиницу. Интимные отношения между ними завязались на Рождество 1922 г., то есть спустя более 2-х лет со времени знакомства. Специфика того времени, однако.

Итак, к началу 1923 г. между молодыми людьми сложился, как принято говорить сейчас, «гостевой брак». То Норман приезжал проведать Элси, то Элси – Нормана. Можно сказать, гармония! Правда, в оценках её молодые люди, видимо, расходились: Элси думала, что это пролог будущего счастья, а Норман был уверен, что счастье уже наступило и никакого «будущего счастья» уже и не надо.

Продолжалась такая гармония довольно долго. Вплоть до 1924 г.

Элси Кэмерон и Норман Торн в период глубоко гармоничных отношений.

В начале 1924 г. Элси осталась без работы. Нельзя сказать, что в Лондоне вообще не было работы для секретаря-машинистки, нет… работы не было персонально для Элси Кэмерон. Дело заключалось в том, что характер молодой леди был, мягко выражаясь, нестабильным, а прямо говоря, откровенно дурным. У дамочки имелись свои закидоны, из разряда тех, которые психиатры обтекаемо маскируют словосочетанием «истероидные проявления». Элси умудрялась до такой степени восстанавливать против себя людей, что ей при увольнении попросту перестали давать рекомендательные письма. А без них ей некуда было податься.

Помыкавшись без работы, Элси решила направить усилия по созданию собственного счастья в другое русло. Она рассудила, что Норман слишком долго «использует» её без каких-либо гарантий со своей стороны и пора бы поставить вопрос об оформлении законного брака. Норман оказался не готов к такой постановке вопроса.

Норман Торн увлекался радиоделом, самостоятельно собрал радиоприёмник, и он совершенно не понял, почему ему надлежит отказаться от собственных увлечений и перейти к строгой экономии в интересах будущей семьи.

Во-первых, финансовые показатели «куриного» бизнеса оказались совсем не такими радужными, как это представлялось вначале. По итогам 1923 г. Норман оказался в убытке и был вынужден ещё раз попросить у отца денег на покрытие кассового разрыва. В такой обстановке сажать себе на шею иждивенца было бы полным безумием. Во-вторых, жизнь его шла своим чередом, и планов на заключение брака он не строил. Торн понемногу обустраивал ферму, самостоятельно собрал радиоприёмник, с которым развлекался вечерами, периодически заходил в местный паб, чтобы пропустить кружечку эля – в общем, распоряжался временем и финансами так, как считал нужным. Когда Элси заявила, что он должен помогать ей, как она помогала ему, когда тот был безработным, молодой человек не понял такой постановки вопроса.

Торн просто не считал, что чем-то обязан Элси. А Элси вместо того, чтобы принять к сведению подобное отношение, посчитала нужным доказать Норману, как сильно тот ошибается и сколь многим он ей обязан.

Но, как это часто бывает в интимных отношениях, чем сильнее давит один партнёр, тем сильнее сопротивляется другой. Если кто не в курсе, законы Ньютона написаны в том числе и для влюблённых. Отправившись на местные танцы летом 1924 г., Норман без труда познакомился там с Бесси Колдикотт (Bessie Coldicott) и быстро выяснил, что незаменимая Элси Кэмерон на самом деле очень даже легко заменима.

Элси, впрочем, ничего этого не знала. В октябре 1924 г. она приехала в Блэкнесс на неделю, взяв Нормана практически под круглосуточную опеку. Только на ночь она уходила к его соседям по фамилии Гошэм (Cosham), поскольку надлежало соблюдать традиции, согласно которым ночёвка приличной девушки в доме холостяка считалась предосудительной. Тем не менее даже октябрьская атака, растянувшаяся на неделю, не сподвигла Нормана уступить домогательствам Элси.

Норман Торн в январе 1925 г. на собственной ферме.

Видя, что процесс окольцовывания дичи в целях бракосочетания пробуксовывает, Элси допустила ту самую фатальную ошибку, которой так грешат многие, порой даже неглупые, женщины. Она решила шантажировать Нормана беременностью, о которой и сообщила ему письмом в ноябре. По смыслу письма Норман должен был понять, что забеременела Элси во время октябрьских встреч. Однако молодой человек был уверен, что этого не могло произойти ввиду специфики того секса, который они практиковали. Поэтому он в немедленно написанном ответном письме сообщил Элси, что сомневается в её беременности и уведомил о том, что у него есть другая женщина. Попутно Норман написал письмо отцу, в котором просил совет: батянька, что делать? как правильно надлежит себя повести в этой ситуации?

Элси Кэмерон поняла, что карась срывается с крючка, а её хитроумный план оказался совсем не хитроумным. Тогда она решила действовать ва-банк и 30 ноября 1924 г. без предупреждения отправилась к Блэкнесс. Там она появилась около 23-х часов. Всю ночь и весь следующий день Элси выносила мозг, объяснялась с Норманом и, в конце концов, тот, сломленный многочасовой истерикой, был вынужден пообещать бывшей любимой жениться. В 20 часов 1 декабря он усадил её в лондонский поезд.

3 декабря Торн-старший, получивший взволнованное письмо сына, приехал из Лондона и поговорил с ним по душам. Отец дал Норману разумный совет: предложи Элси подождать четыре-пять месяцев, если живот появится – женись, если нет – то попрощайся… Обрадованный Норман в тот же вечер накропал письмецо «любимой», если можно так выразиться, в котором предложил такой вот вариант решения проблемы. И на том успокоился. Внутри своей логической парадигмы он посчитал проблему решённой. Но Элси Кэмерон руководствовалась собственной логикой, ей вовсе незачем было решать проблему, которую она же сама и создала, ей надо было выйти замуж!

Так что, как показали дальнейшие события, успокоился Норман раньше времени. Главные проблемы были впереди.

5 декабря Элси Кэмерон выехала из Лондона в Блэкнесс и… пропала без вести.

10 декабря её отец связался с Норманом, чтобы узнать, где находится дочь. Норман заверил, что ему это неизвестно, он её не видел с 1 декабря.

11 декабря полиция Лондона получила официальное заявление об исчезновении Элси Кэмерон. Довольно быстро удалось выяснить, что женщина благополучно купила билет и села в пригородный поезд. Удалось отыскать свидетелей, видевших, как Элси выходила из вагона на вокзале в Кроуборо (Crowborough) … Затем суссекская полиция обнаружила двух женщин, видевших Элси в 17:15 5 декабря в Блэкнессе. Внимание полиции неумолимо сжималось вокруг фермы Торна, но молодой мужчина продолжал повторять первоначально данные показания, согласно которым Элси не появлялась на его участке после 1 декабря.

Практически месяц минул в бесплодных поисках. Наконец, одна из соседок Торна заявила, будто видела, как Элси Кэмерон заходила на участок Торна. Свидетельница не помнила точной даты, но была уверена, что это произошло именно в декабре, что противоречило утверждениям Нормана. После некоторых колебаний полицейские решили арестовать последнего и провести обыск его птицефермы. 12 января 1925 г. Норман Торн был арестован и в тот же день под конвоем полиции уехал из Блэкнесса в совершенно лучезарном настроении. Норман заверил окружавших его журналистов, что скоро всё выяснится и он возвратится на ферму, очищенный от всех подозрений.

12 января 1925 г.: арестованный Норман Торн позирует журналистам на вокзале в Кроуборо, он весел, улыбчив и оптимистичен.

Однако в ходе обыска в одном из сараев была обнаружена запаянная банка из-под мясных консервов, внутри которой находились золотые часы Элси Кэмерон, а также другие её украшения, изготовленные из золота – браслет, брошь и два перстня. Стало ясно, что женщина убита, тело её спрятано и Норман приложил к этому руку.

Было решено провести раскопки на территории участка, и утром 14 января, спустя буквально пару часов с начала работ, в одной из траншей на небольшой глубине была найдена разрезанная сумочка Элси. Видимо, первоначально сумочку хотели разрезать на мелкие кусочки, но затем намерение изменилось, и её просто закопали в неглубокой яме.

В тот же день Торн, узнавший о результатах обыска, решил сделать чистосердечное признание. В 20 часов он заявил, будто Элси действительно приехала 5 декабря к нему на ферму, они некоторое время спорили, но разговор закончился его категорическим отказом обсуждать вопрос о бракосочетании. После этого Норман, по его словам, отправился на встречу с Бесси Колдикотт и её матерью, которых ему следовало проводить на поезд. В 21:30 часов 5 декабря он действительно появлялся на вокзале, что подтверждалось показаниями свидетелей, после чего отправился в паб. На ферме он появился уже после 23-х часов и увидел, что Элси повесилась. Запаниковав, Торн закопал тело и попытался скрыть факт её присутствия в тот день в его доме. Подумав немного, Торн дополнил показания, сообщив, что в ночь на 6 декабря при свете свечей, дабы не было видно с улицы, отпилил ножовкой ноги и голову Элси, которые захоронил отдельно от торса.

Январь 1925 г.: раскопки на территории фермы Нормана Торна.

Останки, чьё местонахождение указал арестант, были извлечены 15 января. Их судебно-медицинская экспертиза была проведена 17 января известным английским судмедэкспертом Бернардом Спилсбери. По его мнению, смерть Элси последовала вследствие побоев и обусловленных ими травм головы, но никак не повешения. Отсутствовала симптоматика механической асфиксии, зато на голове, локтях, коленях были отмечены многочисленные ссадины и кровоподтёки. На предплечьях имелись защитные травмы. Вскрытие Элси Кэмерон не выявило признаков беременности.

Осмотр потолочной балки, на которой якобы висело тело, показал, что никаких следов трения верёвки, которые должны были остаться на дереве, там нет. Был даже проведён следственный эксперимент, во время которого со стула сбрасывали мешок с камнями, привязанный к балке (что должно было имитировать падение тела при самоповешении). Помимо сбрасывания мешка, проверялся и вариант с поднятием груза, то есть подтягиванием его к потолку (такая нагрузка соответствовала имитации повешения). Эксперимент показал, что даже незначительное проскальзывание верёвки оставляет на балке хорошо различимый след трения. То, что таких следов не было обнаружено до 15 января, свидетельствовало о том, что никто никогда не предпринимал попыток повеситься на ней.

Птицеферма Нормана Торна чуть ли не на неделю сделалась центром всего графства Суссекс; туда приезжали политики, журналисты, юристы и зеваки всех мастей.

Дело казалось довольно ясным. Суд открылся 4 марта 1925 г., обвинение заявило, что будет требовать для Торна смертного приговора. Торн был очень активен, участвовал в допросах свидетелей, лез с комментариями и шутил с судьёй. Адвокат рекомендовал ему отказаться от дачи показаний и свести активность к минимуму, но Норман считал, что знает лучше, как надо действовать в сложившейся обстановке. 13 марта он занял свидетельское место, чтобы дать показания в защиту самого себя. Тут только руки остаётся развести: перед нами образчик типичного поведения психопата и нарцисса, неспособного к объективной самооценке и адекватному анализу той ситуации, в которую он сам же себя и поставил.

Во время суда имел место любопытный момент, связанный с обсуждением выводов Спилсбери. Приглашённый защитой врач поставил под сомнение обоснованность заключения Спилсбери на основании того, что странгуляционный след исчез в силу обескровливания трупа при декапитации (отделении головы от тела). Дескать, Спилсбери не изучал кожные покровы шеи под микроскопом, а потому не имеет оснований утверждать, будто странгуляционная борозда действительно отсутствовала. Эксперт защиты настаивал на том, что он при микроскопическом исследовании обнаружил повреждения, соответствовавшие странгуляционному следу. Спилсбери достойно вышел из непростого на первый взгляд положения и доказал, что то, что эксперт защиты называл «странгуляционным следом» на самом деле таковым не является. В интернете достаточно материалов по поводу этой экспертизы, так что все заинтересовавшиеся вполне могут углубиться в изучение этих деталей самостоятельно.