Читать книгу: «По ту сторону Разина. Патриарх Никон и крестьянская война 1670–1671 годов», страница 2

Степан Разин. Европейская гравюра из приложения к «Гамбургской газете» за 1671 год. Взято: Иностранные известия о восстании Степана Разина. С. 122

Сам Степан Разин вряд ли думал о классовой борьбе, хотя и только желанием пограбить его действия объяснить никак нельзя. Считается, что одним из мотивов Разина была месть за казненного царскими воеводами старшего брата Ивана, хотя ни в актовом материале, ни в народном эпосе этот факт отражения не нашел, почему и вызывает сомнения у исследователей.⁶²

Сын зажиточного казацкого старшины Тимофея Рази был, как сейчас принято говорить, харизматиком. Читателю будет небезынтересно узнать, что из-за созвучия фамилии отца с этнонимом «эрзя» возникла версия о мордовском происхождении предков Степана. В переписных книгах XVII века среди мордвы Алатырского уезда представлена фамилия Раонзин (Ранзин) и Раунзин,⁶³ которая в русских говорах легко могла превратиться в Разин. Кроме того, историк В. А. Юрченков указывал, что «появление мордовских казачьих станиц на Южном Урале связано с участием уроженцев мордовского края в российском фронтире еще в XVII веке. Так, в переписи яицких казаков 1723–1724 годов комиссией полковника И. И. Захарова в числе казаков шестой сотни записан рядовой “Микифор Минеев сын Разин, у него сын Алексей двенадцати лет. А по сказке ево, от роду ему, Микифору, шестьдесят пять лет; дед и отец ево и он родиною Саранского уезду дворцового села Ромодановского казаки; пришел он, Микифор, ис того села на Яик во сто восемьдесят шестом году (1677–1678 годы) и служит в казаках с того году”».⁶⁴ Любопытно, что через 100 лет в восстании Емельяна Пугачева принимал участие полный тезка Степана Разина, вероятно, родственник этого Микифора. В перечне списков пугачевского войска упомянут яицкий казак «Стефан Тимофеевич Разин», попавший в плен к царским солдатам. В протоколе его допроса указано, что он «Саранского уезда села Ромодановского крестьянин, ис того села бежал и пришел на Яик и в казаки приверстан при атамане Прокофии Семенове, тому ныне сорок лет».⁶⁵ В одном из донских казачьих сказаний говорится, что «на Дону и теперь много Разиных», при этом сказание называет их потомками Разина.⁶⁶

Теоретически схожесть фамилий или указание на место рождения еще не могут служить верным признаком этнического происхождения. Однако в русском языке фамилия Разин, как и прозвище Разя, другой этимологии, кроме как от этнонима «эрзя», не имеют, и попытки истолковать эти онимы словами русского языка, похожими по звучанию, неубедительны.⁶⁷ А вот в мордовских языках слова «раужо» и raza указывают на цвета – черный и серый.⁶⁸ Добавим, что в источниках первой половины XVI века упоминаются «мордвиновы Расовы дети» как представители мордовской феодальной аристократии, занимавшие высокие посты в Казани.⁶⁹

Сам Степан Тимофеевич – казак всего лишь во втором поколении, а отец его был, как известно, пришлым, «выбившимся в люди» благодаря своим способностям.⁷⁰ Известно, что некоторые родственники Разина проживали под Воронежем, из-за чего исследователи выдвигали версию о воронежских корнях Степана Тимофеевича.⁷¹ Это, впрочем, не противоречит версии мордовского («эрзянского») происхождения предков Разина, так как известно, что казаки, в том числе и мордвины, посылались для службы на любые рубежи Московского царства. И не следует думать, что представители мордовских народов были среди казачества «случайными вкраплениями». Мордвины составляли значительную часть казачьего сословия. Например, в 1663 году в Саранске «насчитывалось 211 казаков русских, 270 казаков из мордвы и татар».⁷² И если в Европейской России уже к началу XIX века казачество представляло собой некий единый субэтнос, соединенный общей религией и языком, то, например, сибирское казачество даже и к началу XX века сохраняло этническую пестроту, в которой одной из основных этнических групп была мордва – выходцы из Оренбургской и Саратовской губерний.⁷³

Впрочем, прямых указаний на этническую принадлежность атамана нет, за исключением того, что его мать была пленной турчанкой или татаркой.⁷⁴ Возможно, поэтому его останки были захоронены в Москве на Татарском кладбище.⁷⁵ Сообщение иностранной прессы о том, что посланный к Разину шведский посол называл его «царем астраханским»⁷⁶, позволяет допустить, что современники что-то знали о его высоком происхождении (возможно, через мать). Крымский хан в корреспонденции к Разину называл того «шляхетным сыном славным».⁷⁷ Сам атаман, очевидно, не сомневался в своем «благородстве» и, будучи уже арестованным, на обвинения князя Долгорукова в том, что Разин – «шельма и изменник», предложил царскому воеводе поединок.⁷⁸ Судя по материалам западной периодики, Разина в Европе и вправду рассматривали как претендента на русский престол.⁷⁹

Спорным является и место рождения Разина. Исследователь М. П. Астапенко опроверг утверждение о рождении атамана в станице Зимовейской, вдобавок и сама станица впервые упомянута в письменных источниках только через год после смерти Разина. В числе других донских городков-претендентов на место рождения атамана называют и Черкасск, и Кагальник, и Раздоры, и другие селения.⁸⁰ Историк казачества Е. П. Савельев указывал, что родиной Разина был донской городок Пяти-избы.⁸¹

Возвращаясь к возможным финно-угорским корням Разина, добавим, что на то, что атаман был потомком недавних язычников, указывают некоторые подробности его деяний. Как рассказывали иностранцы, атаман творил злодейства против церкви, «грабил и осквернял храмы и все, что принесено и посвящено Богу, при этом изгонял духовных лиц из их владений».⁸² После персидского похода Разин «с сообщниками своими возвратился на Дон, где снова принялся творить злодейства против церкви: прогнал многих священников, чинил препятствия богослужениям и вмешивался в церковные дела. <…> Вместо обычного свадебного обряда, совершавшегося в России священником, заставлял он венчающихся, приплясывая, обойти несколько раз вокруг дерева, после чего считались они обвенчанными на Стенькин лад. И еще выкрикивал он разные богохульные слова против спасителя…».⁸³

Очевидцы рассказывали, что Богу Разин «не молится, и пьет безобразно, и блуд творит, и всяких людей рубит без милости своими руками».⁸⁴ Атамана обличали в том, что он вершит «над православными христианы поругательство» и что «он и товарыщи его, казаки, в пост и в пятницу и в среду мяса едят» и «держатся богомерзких сатанинских дел».⁸⁵ Иоганн Марций писал, что вероисповедания Разин «был или магометанского, или никакого».⁸⁶ Справедливости ради добавим, что у Разина был духовник – черный поп Феодосий. Однако, если судить по документам, деятельность этого «духовника» простиралась дальше благочестивого окормления духовного сына, о чем будет рассказано в своем месте.

Исследователи отмечают, что некоторые виды казней, используемых повстанцами, носили «ритуально-знаковый характер», имели «магическую символику» и «ритуально-символическую подоплеку».⁸⁷ Эти данные в совокупности с «венчанием вокруг дерева», а также эпизодами разинских жертвоприношений «речному богу Ивану Гориновичу» или разбушевавшемуся морю⁸⁸ могут указывать на приверженность Разина некоторым пережиткам языческих культов. Исследователи фольклора подобное жертвоприношение соотносят с былинным сюжетом о благодарственном кормлении реки хлебом. При этом отмечается, что данный обычай был заимствован у финно-угров, и бросаемый в воду хлеб есть субститут человеческого жертвоприношения.⁸⁹

Вероятно, из-за этой приверженности древним обрядам современники атамана считали его колдуном и чернокнижником.⁹⁰ Исследователи отмечают, что «во многих старинных казацких преданиях чародейство – неотъемлемый дар, отличающий Разина от других народных героев». В одной из легенд говорится, что «Пугачев и Ермак были великие воители, а Стенька Разин и воитель был великий, и еретик (колдун, волшебник. – Авт.), так, пожалуй, и больше чем воитель…»⁹¹ Костомаров называл Разина «в полной мере извергом рода человеческого» и указывал на народные предания о его чародейских проделках. Патриарх Иоасаф проклял Степана Разина как еретика и вероотступника, а священный собор предал его анафеме. Когда атамана арестовали, то очень боялись, что тюрьма не удержит его, так как он чернокнижник. В Черкасске его сковали освященной цепью и содержали в церковном притворе, «надеясь, что только сила святыни уничтожит его волшебство».⁹²

С точки зрения возможного «мордовства» Разина можно объяснить и предполагаемые нами его «тесные» взаимоотношения с Никоном. Впервые о происхождении патриарха Никона во второй половине XIX века высказался П. И. Мельников. Он указал, что «Никон сам был мордовского происхождения, сын обруселого мордвина Мины», и даже в его портрете находил «мордовские» черты.⁹³ Действительно, как сказано выше, в источниках Никон представлен уроженцем селения, которое в писцовых книгах XVI века названо «государево село Велдеманово Закудемского стана Нижегородского уезда».⁹⁴

«Государевыми» в Нижегородском Поволжье, как правило, были села, населенные «инородцами», так как при присоединении края к России они отходили в непосредственное владение Приказа Большого дворца. Исследователи указывают, что «государевы» села Нижегородского уезда, лежавшие к востоку от реки Кудьмы, были в основном мордовскими.⁹⁵ Название села Вельдеманова, согласно легенде произошедшее от прозвища мордовского разбойника Вельдемы (или Вельдея), также указывает на мордовские корни его основателей.⁹⁶ Однако прямых указаний на мордовских предков патриарха в документах той эпохи не сохранилось.

В «житийных» трудах этническая принадлежность Никона не обсуждалась, да это в XVII веке было и ни к чему: крестьянский сын Никита Минов, крещенный в православную веру, как и его отец и дед, стал «русским» просто по факту исповедания «русской» православной веры.

Конфессиональная принадлежность в Средние века превалировала над этнической, и, допустим, язычник, принявший ислам – «татарскую» веру, «автоматически» становился татарином, как и язычник, принявший православие, – русским. Неслучайно сам о себе Никон говорил, что он «русский и сын русского…»⁹⁷ Биограф Никона, Иван Шушерин, писал, что будущий патриарх родился «от простых, но благочестивых родителей – отца по имени Мины и матери Мариамы».⁹⁸ «Простых, но благочестивых» – означает христиан крестьянского сословия. Судя по документам, население Вельдеманово было крещено уже в XVI веке, так как в селе уже тогда наличествовала церковь.⁹⁹

П. И. Мельников, много путешествовавший по нижегородским весям, наверняка получил сведения о «мордовстве» Никона от кого-то из своих многочисленных информаторов. Однако в вопросе «определения» этнической принадлежности Никона его опередил главный противник патриарха-реформатора – «огнепальный» отец Аввакум. В своих трудах он прямо называл Никона сыном «черемисина», что позволило современным исследователям утверждать о марийских корнях патриарха.¹⁰⁰

В одном из посланий Аввакум писал: «Я Никона знаю: недалеко от моей родины родился, между Мурашкина и Лыскова, в деревне; отец у него – черемисин, а мати – русалка, Минка да Манька; а он, Никитка, колдун учинился, да баб блудить научился, да в Желтоводии с книгою поводился, да выше, да выше, да и к чертям попал в атаманы. А ныне, яко кинопс, пропадет скоро, и памят его скоро погибнет».¹⁰¹ Несмотря на «мнение» Аввакума, есть одно свидетельство, которое заставляет признать, что Никон, скорее всего, действительно, был потомком крещеных мордвинов, однако не забывших свои корни и свой язык. Дело в том, что первый «словник» мордовского языка, составленный западноевропейским путешественником Николаасом Витсеном, был им написан именно с помощью Никона. Посетивший в 1664–1665 годах в составе голландского посольства Москву, Витсен навещал патриарха Никона в Воскресенском монастыре и от него записал 325 мордовских слов, снабдив их голландскими соответствиями.¹⁰² Очевидно, патриарх раскрыл любознательному иностранцу свое происхождение, после чего голландец, интересовавшийся этнографией, и выразил желание зафиксировать язык одного из народов, населявших Россию.

Если взглянуть на взаимоотношения ссыльного патриарха и мятежного атамана с этого ракурса, то по-другому видится считающееся «пропагандисткой уловкой» условие Разина к царю восстановить Никона на патриаршем престоле. По-другому видится широчайшее участие в бунте «инородцев». Разинцы рвались в места, где родился Никон, но и связь патриарха с родиной не прекращалась в ссылке. Источники сообщают, что в ссылке Никона постоянно посещали гонцы из Курмыша на Суре.¹⁰³ И именно Курмыш впоследствии сделался первой ставкой разинских атаманов, где их встретили с почетом.¹⁰⁴

На родине Никона был провозглашен самозванец – мнимый сын царя Алексея Михайловича, якобы не умерший, а бежавший к Разину от «лютости отца и от злобы боярской» и придавший дополнительную легитимность выступлению против властей. Когда восстание распространилось на огромной территории между Доном, Волгой и Окой, этому лжецаревичу присягали и «целовали крест», готовы были умереть за него и умирали. В Нижегородском Поволжье фигура «царевича» сыграла ключевую роль в разжигании бунта.

Кто был этот таинственный «царевич»? Что могло объединить двух таких разных людей, как могущественный патриарх и донской казак, пусть и атаман? Знали ли они друг друга лично? Разин использовал имя опального патриарха для своей пропаганды, но кто кого использовал на самом деле? Кто затеял авантюру с походом в Средневолжье, превратившуюся в одну из самых кровавых боен XVII века? Каким образом участвовало в этом русское духовенство? Мы не обещаем, что дадим исчерпывающие ответы на все эти вопросы, но как минимум мы их ставим.

«Точки бифуркации»

Разрешение вопроса о связях и возможностях взаимодействия патриарха Никона и Степана Разина является основополагающим для подтверждения нашей версии. Установление их может служить прямым указанием на участие Никона в восстании, указанием на его активную роль в этих событиях. Источники, безусловно, позволяют допустить наличие таких связей как до начала восстания, так и во время его. При этом отчетливо выявляются главные моменты, говорящие о возможности взаимодействия Разина и Никона, возможности участия последнего в восстании.

В физике есть понятие точки бифуркации, в которой состояние системы переходит на новый уровень. Верификация связей Никона и Разина, их взаимодействия в различных сферах, действительно, пусть и подспудно, выводят систему доказательств нашей гипотезы на новые уровни, и мы, взяв на себя смелость, назовем опорные «пункты» нашей версии «точками бифуркации».

Первая «точка бифуркации» – контакты. Средоточием контактов Разина и Никона можно считать монастыри – Воскресенский и Ферапонтов. Можно предположить, что они познакомились в 1652 году, когда и тот и другой совершали паломничество на Соловки. Однако даты их путешествий, приводимые в документах, не позволяют это сделать.

В 1658 году Степан Разин находился с казачьей «станицей» (посольством) в Москве. Как раз в это время Никон, после разлада с царем, покинул патриарший престол и убыл в Воскресенский монастырь. Мог ли его там посетить Разин? Вполне. По утверждению историка казачества Е. П. Савельева, встреча Разина и уже опального Никона случилась в Воскресенском монастыре – том самом Новом Иерусалиме. Сам Никон позже указывал, что казаки приходили к нему в Воскресенский монастырь, предлагая: «Если захочешь, то мы тебя по-прежнему на патриаршество посадим, зберем вольницу».¹⁰⁵

Савельев писал, что Разин заезжал к Никону и в ссылку в Белозерье, убеждая узника бежать с ним.¹⁰⁶ Никон с 1666 года находился в ссылке в Ферапонтовом монастыре на Вологодчине. С. М. Соловьев приводит слова самого ссыльного патриарха о том, что приходили к нему казаки «Федька да Евтюшка, а третьего позабыл, как звали, которые были прежде на службе с князем Юрием Долгоруковым, сказались, будто они идут Богу молиться в Соловецкий монастырь, а они не богомольцы… звали меня с собою…» Никон, по его словам, им отказал, «от воровства унял», и «они пропали неведомо куда».¹⁰⁷ Имя третьего казака Никон «забыл», но мы помним, что Разин в свое время был на службе у Юрия Долгорукова.

И уже в 1668 году, непосредственно перед началом восстания, в Ферапонтов монастырь приходили казаки – гонцы Разина, предлагали Никону принять их сторону.¹⁰⁸ То есть контакты Никона с казаками продолжались в течение довольно длительного времени, и не прекратились они и после начала восстания. Схваченный Разин на допросе «со многих пыток и с огня сказал; приезжал к нему под Симбирск старец от него, Никона, и говорил ему, чтоб он шел вверх Волгою, а он, Никон, со своей стороны пойдет для того, что ему тошно от бояр… А сказывал-де ему тот старец, что у Никона есть готовых людей с пять тыщ человек на Белоозере».¹⁰⁹ Визит гонца Никона подтверждали «товарищ его, Стенькин, Лазорка» и брат Фрол.

Отсюда мы допускаем, что Никон и Разин были знакомы задолго до восстания, что, учитывая возможное мордовское происхождение обоих, не покажется таким уж удивительным. Для нашего исследования важнее вопрос: кто же в этом тандеме был «ведущим игроком», а кто «ведомым»?

Патриарх, имевший в своих планах величайшие преобразования церкви и общества, после разлада с царем понял, что его мечты осуществить через Москву вселенское православное царство рухнули. Но вера в свою миссию, в свою «богоизбранность», не позволила упрямому от природы Никону отказаться от задуманного. Все попытки Алексея к примирению ссыльный патриарх отвергал, а посланник Никона говорил царскому чиновнику: «Никон-патриарх на царя гневается».¹¹⁰ Сам Никон беспокоился, что «изменники» хотят царя «очаровать» (околдовать. – Авт.) или уже «очаровали», и предупреждал царя о будущем «разорении козацком».¹¹¹ Именно в этот момент он и мог вспомнить о своем знакомце – донском казаке, с помощью которого решил смирить царя, а если не получится смирить, то и сменить.

Далеко не просто так Разин звал на борьбу с «изменниками, окружившими царя», и далеко не просто так выдвигал московскому престолу требование восстановить Никона на патриаршем престоле.

При этом, начав восстание, в своих воззваниях к народу Разин апеллировал к «великому государю», не всегда называя имя этого государя. Как подчеркивал И. В. Степанов, «вопрос о конкретной личности царя в этих призывах не ставился. Также независимо от конкретного имени царя была проведена и присяга повстанцев в Астрахани».¹¹² Но надо понимать, что на Руси так именовались две персоны – царь и патриарх Никон. Обладание подобным титулом было очень серьезным фактором для современников, неслучайно Алексей Михайлович в момент окончательной размолвки с Никоном требовал от того отказаться от именования себя «великим государем».¹¹³

Царь Алексей Михайлович. Парсуна XVII века

Отсюда возникает допущение, что под «великим государем» в некоторых случаях имелся в виду ссыльный Никон. Разин призывал недовольных послужить великому государю Никону, и такая служба была в глазах обездоленных и почетной, и, говоря современным языком, легитимной. По свидетельствам современников, пленных стрельцов казаки убеждали, говоря: «Вы бьетесь за изменников, а не за государя, а мы бьемся за государя».¹¹⁴ Разинцы, захваченные в плен, «принимали смерть с мужеством необыкновенным, будучи в твердом убеждении, что умирают за правое дело».¹¹⁵

Так не за великого ли государя Никона шли на смерть восставшие? Нам возразят, что «темный люд» не разбирался в титулах, но отнюдь: современники отмечали, что «московиты» с особенным упорством держатся титулов¹¹⁶, и вопросы титулоименования для восставшей «черни» и казаков были не менее важны, чем для придворных. И весьма вероятно, что в данном случае этим великим государем был «батюшка простого народа Никон», как еще называли патриарха в «прелестных письмах» атамана.¹¹⁷ Для восставших казаков и «черни» опальный патриарх был знаковой фигурой, что видно из их высказываний, опубликованных в документах (см. ниже).

Конечно, само по себе это не является свидетельством главенства Никона над восставшими, но некоторые обстоятельства начала восстания позволяют нам утверждать это. Восстание началось, когда весной 1670 года на Дон пришла подложная «царская» грамота о необходимости спасать царя «от изменников-бояр». И грамота эта пришла вместе с письмом, написанным Разину лично Никоном. Казаки говорили, что «Никон-де патриарх к Стеньке Разину на Дон писал, чтобы он, Стенька, собрався с воровскими казаками, шол на бояр к Москве, а ево де, Никона, бояря согнали с Москвы напрасно».¹¹⁸ При этом причиной выступления указывали именно отставку патриарха.

В допросе разинца, включенного в «наказную память» Разрядного приказа, сказано: «Да он же говорит: “Пойдет-де он, Стенька, в Русь, будет с ним заодно чернь да московские стрельцы, и они-де бояр побьют заодно”. Да они же, воровские казаки, говорят меж собой непрестанно и похваляют бывшего патриарха Никона: напрасно-де бояре с Москвы его согнали, а он же, Никон, им был отец. А когда Стенька Разин будет в Казани или в Нижнем Новгороде, и он-де, Никон, будет на Москве по-прежнему. А на што-де было его, Никона, с Москвы изгонять, как-де бы его не изгоняли, а от Стеньки бы Разина такой смуты не было…» Запись другого допроса гласит: «…да они же, будучи на Царицине, многажды слышали, как казаки меж собою похваляют патриарха Никона, он-де патриархом в Москве будет по-прежнему. А придя на Москву, Стенька бояр и всяких начальных людей побьет, а Никона возьмут на патриаршество. А нынешнего патриарха казаки бранят матерно».¹¹⁹

Посланники Никона – священники и черные попы – находились с Разиным и в Черкасске, и под Симбирском, и можно думать, что они исполняли роль эмиссаров опального патриарха. Связь, по-видимому, тоже велась посредством священнослужителей. Подробнее об этом мы будем говорить в следующей главе.

А если рассуждать о ходе и масштабах восстания, то тут намечается еще одна «точка бифуркации» – деньги, или финансирование боевых действий. Деньги – кровь войны, и любое вооруженное выступление стоит немалых средств. Какие бы идеи ни двигали восставшими, вооружение, экипировку, фураж и пропитание одним грабежом добыть невозможно. А деньги нужны были огромные: по сведениям иностранцев, армия Разина насчитывала 30 тыс. «хорошо обученных солдат», уже потом число бойцов оценивалось и в 120, и в 150 тыс.¹²⁰

Патриарх Никон. Парсуна XVII века

При этом бойцов, «которых хорошо оплачивают и кормят».¹²¹ Насколько хорошо оплачивали, видно из отписки алатырского воеводы А. Бутурлина, где сказано, что всем вступившим в армию Разина «будет жалованье по 5-ти рублев, да по зипуну».¹²² Сам Стенька, вербуя в конце 1670 года на Дону казаков, обещал им «хлебных запасов по 5-ти чети, да денег по 7-ми рублев человеку».¹²³ То есть не только агитационная работа, но и снабжение, и денежное довольствие в армии восставших было налажено.

Разумеется, Разин, взявший немалую добычу в персидских походах, мог себе позволить снарядить крупный военный отряд. Однако не надо забывать, что вся добыча, взятая в казацких походах, немедленно «дуванилась» между участниками, доля атамана, какой бы огромной она ни была, все-таки не могла покрыть расходов на содержание целой армии. Армии, ведущей боевые действия множеством отрядов, разбросанных на разных направлениях. Многотысячные группы восставших, действовавшие в Нижегородском Поволжье и в Заволжье, были оторваны от Разина и не могли бы воспользоваться финансовой помощью атамана, даже если таковая и была бы.

Впрочем, указывается, что в Астрахани Разин захватил «казну», которую не позволил дуванить. Хотя откуда она там взялась, если астраханские стрельцы уже несколько месяцев не получали жалованья? Но даже если и так, то потом, из Царицына, большую часть этих денег Разин отправил «с атаманом Якушкою» на Дон, то есть домой.¹²⁴ Видимо, был уверен, что в волжском походе проблем с деньгами на содержание армии не будет.

А вот патриарх действительно обладал настоящей «государевой казной». Никон, на протяжении своей патриаршей деятельности имевший доступ к неограниченным ресурсам, вполне мог себе позволить содержание полноценной армии, тем более что опыт такой у него имелся (вспомним патриарших стрельцов). О том, сколько сделал Никон для организации русской армии, мы узнали в предыдущей главе, но у него имелся и опыт снаряжения войска: историк указывал, что в период могущества патриарха с церковных земель для нужд русской армии выставлялось наибольшее количество даточных людей, лошадей, военных припасов. «Сам патриарх выставлял в поле до 10 тыс. воинов, столько же выставляли монастыри».¹²⁵ То есть наладить организационные и мобилизационные структуры, а также сеть для движения денег по Поволжью было Никону по силам. А денег у него было столько, что позавидовал бы иной европейский государь.

По свидетельству Павла Алеппского, ежегодный доход Никона во время его патриаршества составлял 20 тыс. рублей, а ежегодный доход только с церквей Москвы – 14 тыс.¹²⁶ Н. Ф. Каптерев указывал: «Современники единогласно заявляют, что Никон, будучи патриархом, свою громадную церковную власть, свое исключительное положение в государстве, свое влияние на царя употребил как средство скопления в своих руках громадных имуществ, которые он приобретал всякими способами». И добавлял, что «некоторые современники» даже выражали мысль, что Никон и патриаршества был лишен «не за церковь или за что-либо духовное, а за землю и за вотчины, которые он так неразборчиво приобретал».¹²⁷ Расходы Никона, в которых он отчитывался перед царем, также говорят о том, что он имел доступ к колоссальным суммам.¹²⁸

Неслучайно, уехавший после размолвки с Алексеем Михайловичем в Воскресенский монастырь, Никон в своих письмах к царю оправдывался, отметая царские упреки в том, что он «много казны с собой взял».¹²⁹ Очевидно, при дворе такое мнение ходило: в декабре 1662 года царь поручил расследовать, «сколько Никон во время своего патриаршества… взял из домовой казны денег… поехавши из Москвы».¹³⁰

Содержание огромной восставшей армии было по карману только серьезному бюджету, каким мог обладать всесильный московский патриарх.

Возвращаясь к началу выступления Разина, отметим, что подложная «царская» грамота вместе с письмом Никона, по мнению исследователей, были привезены Разину черным попом Феодосием.¹³¹ Предполагается, что Разин был спровоцирован этой подложной царской грамотой.¹³² Мы же полагаем, что Разин получил «сигнал» к выступлению. После этого черный поп Феодосий стал духовником Разина.

На то, что Феодосий был посланником Никона, указывает жизнеописание последнего. Агиографическое «Известие…» рассказывает о некоем приближенном к патриарху Никону чернеце – дьяконе Феодосии, с которым связана темная история покушения на Никона.¹³³ О подробностях этого покушения и роли в нем дьякона Феодосия речь впереди, а пока добавим, что, как будто бы непосредственно замешанный в покушении, Феодосий тогда вышел «сухим из воды», оказался в ссылке, из которой был, по его словам, «освобожден по государевой грамоте».

Эта «государева грамота», вероятно, и была подписана великим государем Никоном. И уже потом Феодосий обнаруживается как духовник Разина. В. И. Буганов в своих комментариях к допросам разинцев пишет: «Интересно, что черный поп Феодосий, отец духовный Степана Разина, в свое время был у Никона в Воскресенском монастыре “во дьяконех”».¹³⁴

Наш современник, историк С. В. Лобачев, также отмечает: «Любопытно, что духовным отцом Разина был черный поп Феодосий, тот самый, который якобы намеревался отравить Никона в Крестном монастыре».¹³⁵ Государева грамота освободила мнимого отравителя, а на самом деле близкого Никону дьяка, и после освобождения Феодосий оказался рядом с Разиным, стал его «духовным отцом».

Вероятно, старцем была привезена в восставшую армию и личная печать Никона, о которой царь упоминал в своих вопросах к арестованному Разину.¹³⁶ Печать стояла на «воровских грамотах» и стоит особого рассказа. Согласно жизнеописанию патриарха, именная серебряная факсимильная печать («надпись») с текстом о страданиях Никона «за слово Божие и за Церковь» была изготовлена после его ухода с патриаршего престола и была увезена им в ссылку.¹³⁷ Но впоследствии именная печать Никона оказалась у Разина. Объяснить это случайным совпадением нельзя, и царь совершенно обоснованно подозревал патриарха.

Автор жизнеописания Никона, Иоанн Шушерин, которого С. М. Соловьев называл Иваном Шушерой¹³⁸, всячески стремясь «обелить» своего патрона, писал, что «надпись» Никона похитил изготовивший ее «сребродел» – монах Иона – пьяница и плут. Этот «окаянный» Иона бежал из монастыря вместе с печатью, которую «всем показывал, порицая святейшего патриарха».¹³⁹ Таким образом, здесь мы видим следы попытки Никона оправдаться перед царем тем, что печать у него похитили. Личная печать Никона в руках мятежного атамана – серьезный аргумент для колеблющихся и полноценный сигнал для сторонников Никона к выступлению.

Очевидна и еще одна «точка бифуркации» взаимодействий патриарха и мятежного атамана – выставление самозванца на московский трон. «Традиции» самозванчества «сложились» на Руси в самом начале XVII века, и крестьянская война под предводительством Степана Разина не стала в этом случае исключением.

Факсимильная печать патриарха Никона.

Историко-архитектурный и художественный музей «Новый Иерусалим»

Начнем с того, что Никон, будучи в ссылке, в желании вернуться из заточения большие надежды возлагал на сына Тишайшего царя – на царевича Алексея. Будучи при дворе, патриарх имел большое влияние на наследника престола. И когда в Ферапонтов монастырь пришла весть о скоропостижной смерти царевича, эти надежды «все погибли».¹⁴⁰ Вообще, с марта 1669 года по январь 1670 года при дворе скончались царица Мария Ильинична и два царевича – наследник Алексей и Симеон. В народе тогда пошли слухи о боярах-отравителях¹⁴¹, что, безусловно, давало разинцам повод выставить себя мстителями этим «отравителям».

Но через несколько месяцев после начала восстания умерший царевич Алексей «возродился» в новой ипостаси. Обратим внимание, что ни о каком «царевиче» среди восставших весной 1670 года речи не было. «Чернь» и казаков призывали служить «батюшке Степану Тимофеевичу» и «великому государю». Разин представлял себя как мстителя за царя, призывая «всех, кто хочет мстить, а не повиноваться боярам, сходиться к нему и воздать им за их беззаконие».¹⁴²