Медвежий угол

Глава 1

Гуров проснулся от тупой сверлящей боли в висках. В тишине гостиничного номера он явственно слышал, как бухает в груди сердце – в унисон с размеренными щелчками механического будильника, который предоставила в его распоряжение милейшая Алевтина Никаноровна, исполнявшая в этом «отеле» странную смесь обязанностей. Эта женщина совмещала в одном лице портье, коридорную и ответственного администратора. Ни в одной из этих ролей она, как и следовало ожидать, не преуспевала, но нисколько этим не смущалась. Представления Алевтины Никаноровны о гостиничном сервисе застыли на уровне семидесятых годов двадцатого столетия, когда разрешение переночевать на жестком диване в неотапливаемом вестибюле могло сойти за акт милосердия, а холодная вода в номере рассматривалась как дополнительная услуга.

При всем том женщиной она была, несомненно, душевной и отзывчивой. Перед импозантным гостем из Москвы она ужасно робела и старалась угодить ему изо всех сил. Когда Гуров по столичной привычке мимоходом сообщил Алевтине Никаноровне о своем желании подняться не позднее шести часов, она приложила все старания, чтобы раздобыть для него исправный будильник. Мысль самой выступить в роли такого будильника не могла прийти ей в голову – женщины в поселке Накат не любили вставать рано, неважно, дома ли они находились или на ночном дежурстве.

Вообще, этот ничем не примечательный рабочий поселок, затерянный в лесной глуши по другую сторону Уральского хребта, показался Гурову местом тихим и непритязательным – самый настоящий медвежий угол. Медведи, правда, как успел выяснить Гуров, тут не водились – то ли охотники их повыбили, то ли зверь ушел из этих мест сам, не выдержав соседства тяжелой и прочей промышленности. В самом Накате до сих пор действовал комбинат по производству минеральных удобрений, а километрах в шестидесяти, за почерневшим от дымов лесом стоял крупный промышленный центр Светлозорск, буквально нашпигованный предприятиями самого широкого профиля. Здесь был и металлургический комбинат, и оборонное производство, и химические заводы – и все это чадило, воняло и наполняло свалки, окружающие город, разнообразными отходами своей деятельности. Звери первыми почувствовали дискомфорт и ушли поглубже в леса.

Люди были терпеливее, да и приспосабливаться они научились к чему угодно. Правда, не все. Например, даже в сонном поселке Накат появились отдельные товарищи, вдруг заговорившие об экологической катастрофе, о таких удручающих вещах, как отрицательный прирост населения, растущая смертность, повальные болезни среди лиц обоего пола. По-видимому, заговорили об этом достаточно громко, и, наверное, нашелся кто-то достаточно влиятельный, пожелавший все это услышать, но так или иначе в Накат из самой Москвы нагрянула высокая комиссия по экологии.

Почему она нагрянула именно в рабочий поселок, где вредностей было раз, два и обчелся, а не в индустриальный гигант Светлозорск, для Гурова было не столь существенно. Его интересовал совсем другой вопрос – при каких обстоятельствах погиб один из участников высокой комиссии, и нет ли в его смерти состава преступления. Чтобы выяснить истину, Гуров и приехал в эту забытую богом и людьми дыру, и, как и его предшественники, он тоже миновал большой город Светлозорск.

С основной информацией о недолгой деятельности экологической комиссии Гуров в общих чертах ознакомился уже в Москве. Это не составило никакого труда – информации было кот наплакал. Однако кое-какие выводы Гурову все же удалось сделать. Не столько на основе тех скупых фактов, которыми снабдили его в главке, сколько по собственным впечатлениям, полученным уже в Накате.

Прежде всего даже ему – отнюдь не специалисту – показалось, что с экологией в поселке дело действительно обстоит не самым лучшим образом. Гуров не мог считать простой случайностью тот факт, что с первого же дня пребывания в Накате он почувствовал себя отвратительно. Беспокоили необычные разбитость и сонливость, постоянно болела голова, во рту появился какой-то медный привкус, пошаливало сердце. Правда, сначала Гуров решил, что таким образом на него повлиял перелет, смена часовых поясов, нервотрепка и бытовые неудобства на новом месте. Но на следующий день все повторилось. Он, как сонная муха, бесцельно бродил до вечера по поселку, выпил, наверное, целую упаковку анальгина и абсолютно ничего не сделал.

Такого с ним никогда не случалось. Гуров постоянно поддерживал себя в отличной физической форме, а его работоспособности завидовали даже молодые коллеги. Полковник Гуров, пьющий таблетки и страдающий от мигрени, – это было что-то из области абсурда. В такое просто никто бы не поверил. Он и сам не хотел верить, но что было делать?

Решив, что ему просто нужно как следует выспаться, Гуров поклялся встать наутро пораньше и вплотную заняться расследованием. Об этой клятве и напоминал сейчас противный лязг механического будильника на подоконнике.

Во всяком случае, одна часть плана уже сработала – встать пораньше ему удалось. Гуров с некоторым недоверием посмотрел на циферблат будильника – тот показывал без десяти три – и понял, что заснуть уже не удастся. Он с преувеличенным усердием потер пальцами виски, хотя догадывался, что это не поможет, а потом встал с кровати и подошел к окну.

Небольшая пыльная площадь перед фасадом гостиницы была погружена во мрак. Скудное сияние одинокого фонаря на выкрашенном белой краской столбе не могло разогнать ночную тьму. Гуров даже различил крошечные точки звезд над черной зубчатой стеной леса, которая окружала поселок с трех сторон.

Лес здесь был непременной деталью пейзажа, в какой бы точке поселка вы ни находились. Первое, что видел житель Наката, открывая глаза, – это трубы химкомбината и тощие выцветшие верхушки старых сосен, нависавшие, казалось, над самыми крышами. Даже в солнечную погоду лес здесь выглядел угрюмым и неприветливым, и, наверное, поэтому жители Наката предпочитали проводить большую часть времени в поселке. В лес ходили в основном дети и редкие любители поохотиться, но таких в Накате почти не осталось. Вместо того чтобы бродить по чащам и болотам, молодежь предпочитала теперь сидеть у телевизора.

Последние события, как предполагал Гуров, должны были окончательно отбить у жителей Наката тягу к лесным прогулкам. Кроме болот и буреломов, в здешнем лесу можно было запросто наткнуться на заброшенную штольню – говорили, что в девятнадцатом веке в этих местах вовсю искали золото. Золота, однако, не нашли, а бесхозные штольни превратились в коварные ловушки. Ходили слухи, что за последние тридцать лет в лесу бесследно пропало не менее дюжины охотников. Предполагали, что виной этому были те самые золотоискательские штольни. Так это или не так, Гуров не знал. Достоверно ему было известно только одно – труп члена московской комиссии, молодого ученого-эколога, был обнаружен именно в заброшенной штольне – в километре от поселка. Оставалось выяснить, каким образом он туда попал.

Гуров включил в номере свет и сел на кровать. Боль в голове утихла, но превратилась в какую-то странную тяжесть, будто на макушку нахлобучили стальную каску. Гуров подумал, что хорошо бы сейчас выпить чашку настоящего кофе, ароматного и обжигающего. Думать об этом можно было сколько угодно, однако воплотить в реальность не представлялось возможным – в номере не было ни нагревательных приборов, ни кофе, ни даже чашки. В принципе, Гуров был доволен уже и тем, что здесь для него нашелся одноместный номер – увидев в первый раз местную гостиницу, он вообще на это не надеялся. Строго говоря, номер все-таки не был одноместным – изначально он был рассчитан на двоих. Но из-за отсутствия наплыва туристов жилой площадью здесь не очень дорожили. Тем более Гуров сразу предупредил, что ждет товарища, и попросил зарезервировать свободную койку за ним.

Приехать должен был Стас Крячко, но почему-то задерживался. Вообще-то дело, из-за которого он задержался в Москве, было не самым быстрым – Стас собирался побеседовать с коллегами погибшего в Накате ученого – необходимо было хотя бы в общих чертах уяснить, что представлял собой этот Константин Сергеевич Подгайский. Без этого расследование пришлось бы вести практически вслепую, а в министерстве этому делу, похоже, придавалось большое значение. Заявлять напрямую о возможном убийстве никто пока не решался, но сам факт, что расследование было поручено старшему оперуполномоченному главка полковнику Гурову, говорил о многом.

О высоком доверии, оказанном ему руководством, Гуров узнал, можно сказать, из первых уст – от начальника главка генерала Орлова. Тот вызвал их к себе с утра обоих – Гурова и полковника Крячко, – старых друзей-соратников, людей, которых Орлов знал как облупленных и которым доверял безоговорочно, и с ходу их огорошил.

– Ну что, братцы, не надоела еще Москва? – спросил он нарочито небрежным тоном, словно речь шла о чем-то совсем незначительном. – Засиделись небось в каменных джунглях?

– Не знаю места краше, чем родная Москва! – напуская на лицо особенное простодушие, ответил полковник Крячко. – Сколько лет в ней живу, а все равно каждый день открываю для себя что-нибудь новенькое!

– Ты это пивные бутылки имеешь в виду? – скептически заметил Орлов. – Или что покрепче?

– Ваше превратное мнение об оперативных работниках сформировалось на дешевых телевизионных сериалах, товарищ генерал! – с упреком сказал Крячко. – Жизнь гораздо сложнее и многоцветнее… Между прочим, и опера тоже тянутся к прекрасному. Я, например, который год собираюсь сходить в Третьяковскую галерею, не говоря уже о Большом театре! Если бы не загруженность на основной работе, я вообще бы оттуда не вылезал!

– Опер просится в оперу… – задумчиво подытожил Орлов и сказал: – Ну что ж, одобряю! Вот приедешь из командировки и сразу сходи! Только, смотри, не перепутай – а то завалишься вместо оперы в пивной бар…

– А я разве еду в командировку? – удивился Крячко. – Какой неприятный сюрприз! Надеюсь, это не очень далеко?

– Совсем рядом, – успокоил его Орлов. – За Уралом. А чтобы тебе одному не было скучно, посылаю с тобой и твоего начальника. Пусть съездит, проветрится!

Гуров переглянулся с Крячко и спросил:

– Выходит, дело серьезное, Петр, если ты на него нас обоих бросаешь?

Орлов значительно поджал губы и с расстановкой ответил:

– А ты думал, я вам увеселительную прогулку предлагаю? В том-то и штука, что действовать вы будете по особому распоряжению министра. Он взял это дело под свой личный контроль. Поэтому подойдите к нему со всей ответственностью!

– До сих пор нам для этого не требовалось распоряжение министра, – усмехнулся Гуров. – Ну да бог с ним… Рассказывай, что случилось!

– Что случилось, вы мне расскажете, – строго заметил Орлов. – Когда раскрутите дело. А я вам дам самую общую информацию. Пять дней назад, а именно двадцать третьего августа, в поселке Накат Светлозорской области погиб член правительственной экспертной комиссии Подгайский Константин Сергеевич. Ученый-эколог с европейским именем – говорят, крупный специалист. Случай сам по себе неприятный, а тут еще сопутствующие обстоятельства наводят на всяческие размышления… Дело в том, что комиссия работала в поселке Накат, а тело Подгайского обнаружили в лесу по соседству, в какой-то заброшенной шахте. Местная милиция мудрствовать не стала – посчитала, что Подгайский сам туда ухнул, когда пошел прогуляться. Говорят, такое там бывало и раньше. Следователь из Светлозорска, который прибыл позднее, подтвердил этот вывод. Но кое-кто забил тревогу – в случайную смерть поверили не все.

– И кто же не поверил? – поинтересовался Гуров.

– Не поверил главный врач местной больницы, – сказал Орлов. – Дмитрий Тимофеевич Шагин. Штука в том, что такая серьезная комиссия оказалась в поселке с его легкой руки. Когда-то Шагину посчастливилось учиться в институте на одном курсе с нынешним главным санитарным врачом России. Обычно студенческая дружба кончается где-то на подступах к вершинам, но тут мы имеем дело с исключением из правил. Не имею желания вникать в отношения старых сокурсников – просто обращаю ваше внимание на этот факт. Шагину удалось встретиться с главным санитарным врачом страны и передать ему лично в руки свой доклад о катастрофическом падении здоровья среди вверенного ему населения. Доклад попал к одному из заместителей премьера – и дело закрутилось… Здесь у меня есть копия, потом почитаете. Суть там в том, что с некоторых пор люди в поселке повально болеют и вдобавок мрут как мухи. Шагин связывает этот нюанс с экологией. Прав он или нет – не нам разбираться. Одни вон уже разбирались…

– Шагин считает, что кому-то не понравилась деятельность комиссии? – спросил Гуров.

– Скажем так, смутно подозревает, – ответил Орлов. – Никаких доказательств у него на этот счет не имеется. Даже косвенных. Но после того, как случилось несчастье, он сразу рванул опять в Москву, к старому другу. Тот вышел на нашего министра, а министр…

– Ясно, – сказал Гуров. – А что же, комиссия свернула свою деятельность?

– Да, все уже вернулись к своим обычным обязанностям. Представили формальный отчет правительству и разошлись по своим министерствам и ведомствам. Эта копия тоже у меня присутствует. Чистая отписка. Я так понимаю – никто из членов комиссии всерьез свою миссию не принимал. Вот такой печальный каламбур.

– Кроме господина Подгайского, разумеется, – вставил Крячко.

Генерал строго покосился на него и свел на переносице брови.

– Возможно, – скупо сказал он. – Вам разбираться. Время и так уже ушло, поэтому предлагаю полковнику Гурову вылететь в Накат немедленно. Забирай материалы по этому делу, в дороге почитаешь – и вперед! На месте вникнешь в детали, посмотришь, чем там за Уральскими горами дышат – и в прямом и в переносном смысле.

– А я? – недоумевающе спросил Крячко. – Ты же сказал, что обоих нас отправляешь!

– Так оно и есть, – кивнул генерал. – Только Лева пусть сразу на место летит, а ты тут пока кое-чем займешься. Поскольку фигура Подгайского является ключевой, тебе нужно встретиться с его коллегами по институту, с родственниками, с друзьями, побеседовать с ними – возможно, они что-то знают, о чем-то догадываются… С ними ведь никто толком не беседовал. Происшествие считается несчастным случаем. Прах Подгайского вчера был доставлен в Москву и вчера же захоронен.

– Не мешало бы встретиться с остальными членами комиссии, – заметил Гуров.

– Правильно говоришь, – согласился Орлов. – Только это потом. Штука-то ведь в том, что даже если это убийство, то ведь не столичные чистоплюи убили! В комиссии, кроме Подгайского, было три женщины из экологического ведомства, два молодых карьериста из Министерства химической промышленности и старый хрыч из Главного санитарного управления, мечтающий о персональной пенсии. Народ, конечно, такой, что палец в рот не клади, но на убийство не пойдет. Искать концы надо на месте.

– Согласен, – сказал Гуров. – Однако не учитывать их мнения было бы странно.

– Нет у них никакого мнения, – проворчал Орлов, брезгливым жестом толкая по столу папку с какими-то бумагами. – Вот здесь все их показания и докладные записки. Никто ничего не знает, ничего не ведает. Такое впечатление, что они и с Подгайским не были знакомы. Сейчас они и тебе то же самое плести будут. Поэтому выезжай, не откладывая…

– А кто назначил этого Подгайского в комиссию? – поинтересовался Крячко.

– Тот самый заместитель премьера, которого я упоминал, – многозначительно ответил Орлов. – Я же говорю, Подгайский являлся крупным спецом в своей области. Видимо, решили, что одного толкового человека в комиссии будет достаточно. Теперь об этом назначении наверняка жалеют, но одновременно испытывают определенный дискомфорт – кому будет приятно, если твоего назначенца находят мертвым где-то на краю света, в глуши! Никому такое не понравится. Наверху требуют расследования.

– Кто следователь? – спросил Гуров.

Генерал немного замялся.

– Скажу откровенно, – смущенно признался он. – Официально уголовное дело никто пока не возбуждал. Смерть Подгайского рассматривается как несчастный случай. Но, учитывая вышеизложенное, министр пришел к выводу, что нам следует проявить определенную активность. Если что-то нароете, уголовное дело будет открыто незамедлительно. Если за этой смертью ничего нет, то и нет смысла беспокоить занятых уважаемых людей – такое есть мнение. Понимаете теперь? Поэтому и прочих членов комиссии не рекомендовано пока беспокоить.

– В общем, мы тоже получаемся вроде санитаров, – заключил Крячко. – Санитарная разведка и дезинфекция, – он обернулся к Гурову и с серьезной миной добавил: – Будешь там ходить по лесу – смотри под ноги! Не ровен час тоже свалишься в яму! Может, там все крупные специалисты падают в ямы? Может, в тех краях обычай такой?

– Ладно, кончаем трепаться! – заявил Орлов. – Задание понятно. Сейчас ты, Стас, возьми у секретаря адреса, с которыми тебе придется работать, и за дело! Только… – генерал недовольно покосился на Крячко и поморщился. – Ты бы, брат, оделся бы поприличнее, что ли… К интеллигентным людям все-таки пойдешь. Что они о нас подумают?

Крячко с деланым удивлением внимательно осмотрел свою одежду – выцветшую ковбойку и удобные, но не слишком красивые джинсы.

– А что они могут подумать? – сказал он. – Что в милиции свои в доску парни – ничего другого они не подумают…

– Вот это меня и смущает, – кивнул генерал. – Что ничего другого они не подумают. По-хорошему-то, с интеллигенцией Гурову беседовать следовало бы… Посмотри на него – какой молодец! Галстучек, костюм, рубашка белоснежная… Как по телевизору говорят – морозная свежесть! Вот только Гурову на место нужно ехать. Ты правильно сказал – он у нас главный специалист. Поэтому, хочешь не хочешь, а своей внешностью тебе заняться придется. Я не хочу, чтобы о нас судили по жалкому образу полковника Крячко. Полагаю, что это будет превратное мнение! – закончил он ядовито. – Хуже, чем в телесериале!

Глава 2

Над поселком, с трудом пробиваясь сквозь розоватую дымку, вставало солнце. Гуров, только что вышедший из ресторана при гостинице, деловито зашагал через площадь, как человек, твердо знающий цель и не испытывающий никаких сомнений. Костюм безукоризненно сидел на его высокой фигуре, воротничок свежей рубашки сверкал белизной, строгий галстук тоже был на месте – генерал был бы доволен.

На самом деле Гуров чувствовал себя неважно. Сказывалась бессонная ночь. Голова по-прежнему оставалась тяжелой, а незамысловатый завтрак в ресторане не прибавил бодрости. Гуров возлагал большие надежды на утренний кофе, но этим надеждам не суждено было сбыться – кофе здесь оказался мутным и мерзким на вкус. Может быть, все дело было в воде. Смешно было думать, что местный общепит станет применять для приготовления пищи минеральную воду, а то, что вытекало из водопровода, водой можно было назвать весьма условно. Причина этого была Гурову непонятна: он уже успел выяснить, что поселок снабжается водой из подземных источников – обычно это самая лучшая вода, но здесь все было шиворот-навыворот.

Несмотря на все эти неудобства, Гуров решительно вознамерился всерьез взяться сегодня за дело. Собственно, и накануне он бы не дал себе поблажки, но те люди, с которыми Гуров предполагал встретиться в первую очередь – начальник милиции и главный врач Шагин, – были вчера в отъезде. Оба зачем-то наведывались в Светлозорск. Сегодня они должны были вернуться.

Гуров решил начать с коллеги. Тем более что отделение внутренних дел находилось в двух шагах от гостиницы. Он добрался туда за пару минут.

Коллеги располагались в двухэтажном здании из красного кирпича, крытом листами оцинкованного железа. У входа стоял «УАЗ» с синей полосой и мигалкой и еще три-четыре легковые машины с местными номерами. На крыльце курили три молодых милиционера в форменных кепках и в рубашках с закатанными рукавами. Они о чем-то разговаривали между собой, громко смеясь и обильно пересыпая речь матом.

Гуров поморщился. Он терпеть не мог сквернословия, и современная привычка вставлять похабные слова куда надо и куда не надо вызывала у него тоскливый гнев. К сожалению, новые веяния коснулись и органов правопорядка – и, может быть, даже в большей степени, чем кого-либо еще. Это было самое печальное.

Гуров поднялся на крыльцо и остановился. Молодые люди как по команде повернули к нему головы. Они рассматривали его без страха, по-хозяйски. Гуров в ответ смерил каждого тяжелым взглядом и сухо сказал:

– Постыдились бы, орлы! Погоны ведь на плечах! А выражаетесь, как шпана подъездная! А на вас, между прочим, люди смотрят…

Милиционеры напряглись. У того, кто стоял ближе к Гурову – голубоглазого, широкоскулого парня, с едва заметными пшеничными усиками над губой, – от раздражения побагровела шея и запылали уши. Он невольно потянулся рукой к поясному ремню, на котором среди прочей амуниции висела увесистая дубинка, и с недвусмысленной угрозой в голосе сказал:

– В чем дело, мужчина? У вас какие-то проблемы?

Его товарищи столь откровенно лезть на рожон не стали, но все равно по одному их виду было ясно, что они полностью солидарны с коллегой и наезд Гурова им также не по душе.

– Боюсь, что проблемы могут возникнуть у тебя, мой юный друг, – негромко сказал Гуров пшеничноусому. – Здесь не мой курятник, но, если ты не умеришь свой пыл, неприятности я тебе обещаю. Не вызываешь ты у меня доверия как представитель власти, понимаешь? Здесь на крыльце ты просто Бэтмен какой-то, а вот интересно, каков ты на службе?

Самый щуплый из милиционеров, невысокий кудрявый парнишка с цыплячьей шеей, неожиданно фыркнул – слова Гурова показались ему забавными.

– Понял, Серега, ты у нас теперь еще и Бэтмен! – насмешливо сказал он.

– Заткнись! – зло бросил ему пшеничноусый.

Он еще больше покраснел от унижения и не на шутку разозлился. Уверенный тон Гурова сбивал его с толку, но сдаваться Серега не собирался. Он, правда, оставил попытки схватиться за дубинку и лишь официальным тоном потребовал от Гурова предъявить документы.

– Я вас, гражданин, что-то не знаю, – издевательски сдержанно сказал он. – А здесь все-таки управление внутренних дел. Кого попало пропускать не имеем права.

– Матом ругаться не имеешь ты права, – заметил Гуров. – А документы я дежурному предъявлю, если понадобится. И заруби себе на носу – по тому, как ведет себя рядовой милиционер, народ судит о власти в целом. А на тебя глядя, что о власти можно сказать?

– Тоже мне учитель нашелся!.. – угрюмо буркнул Серега, глядя на Гурова исподлобья. – Из каких университетов, интересно?

– В свое время узнаешь, – пообещал Гуров и открыл тугую дверь управления.

Дежурный лейтенант никаких документов у Гурова не потребовал. Похоже, здесь вообще не было принято спрашивать документы, и сердитый Серега просто набивал себе цену. Узнав, что Гуров из Москвы и что ему нужен начальник, лейтенант быстро и толково объяснил, как найти нужный кабинет. Он даже выдал дополнительную информацию, о которой Гуров его не просил.

– Николаич сегодня не в духе! – ухмыльнувшись, сообщил лейтенант. – Наверное, вчера в области пистон вставили. Так что если он на вас кобелей спустит – не обижайтесь. Он у нас мужик горячий…

Гуров вежливо поблагодарил дежурного и отправился на второй этаж – искать кабинет горячего мужика. В коридорах управления стоял привычный казенный запах. Мелькали знакомые синие мундиры. У Гурова появилось странное ощущение, что он оказался у себя дома. Много лет назад в точно таком же провинциальном отделении он начинал работать. И был он тогда не старше Сереги с пшеничными усиками. Только держался чуточку поскромнее и на людях не сквернословил. Тогда такое и представить было невозможно.

Дверь в кабинет начальника была раскрыта настежь, и оттуда в коридор вырывались раскаты такого страшного мата, по сравнению с которым бесхитростные высказывания милиционера Сереги могли показаться лепетом младенца в песочнице. Гуров невольно остановился.

Тут же из кабинета кубарем выкатился вспотевший толстяк с майорскими погонами и куда-то понесся, бормоча на ходу. Следом за ним выскочил молодой симпатичный лейтенант и крикнул вдогонку: «Семен Григорьевич, подождите! А сводка?..» Толстяк даже не оглянулся. Молодой лейтенант озабоченно наморщил лоб, потом махнул рукой и повернулся в сторону Гурова.

– Вы к начальнику? – спросил он. – Проходите. Он как раз освободился.

– Вижу, – сказал Гуров. – Не в духе Николаич, а, сынок?

Лейтенант неопределенно пожал плечами и ответил:

– Да нет, ничего… Это так, свои разборки. Вы не волнуйтесь. Александр Николаевич, в принципе, хороший мужик…

Постепенно бесплотная фигура милицейского начальника обрастала жизненными подробностями. Из горячего мужика он превратился теперь в мужика хорошего в принципе. Обнадеженный такой характеристикой, Гуров усмехнулся себе под нос и вошел в кабинет, на двери которого красовалась табличка: «Начальник РОВД – полковник Заварзин Александр Николаевич».

Полковник сидел за столом и яростно накручивал диск телефона. Это был коренастый плотный мужчина с широким, изборожденным морщинами лицом. Волосы на его голове стояли ежиком. Из глубоко посаженных глаз летели молнии. Одна из них предназначалась вошедшему без стука Гурову.

Собственно, стучаться было некуда, потому что и внутренняя дверь в кабинет была открыта – похоже, полковник Заварзин не привык прятаться от народа. Хотя неожиданное вторжение постороннего не слишком пришлось ему по душе – это было понятно и без слов.

Однако просто проигнорировать появление Гурова полковник не смог – уж слишком заметная была фигура. Он в раздражении бросил трубку на рычаг телефона, налег грудью на стол и в упор посмотрел на Гурова. Он был похож на взъерошенного зверя, выглядывающего из норы.

– Я без доклада, потому что секретарь сказал, вы не заняты, – мирно заметил Гуров. – Но если вы заняты, я могу подождать.

– А чего ждать-то? – неприветливо спросил Заварзин.

– Поговорить надо, Александр Николаевич, – ответил Гуров. – Я из Москвы. Старший оперуполномоченный Гуров Лев Иванович. Вот мои документы.

Полковник Заварзин высоко поднял брови и оторвался от стола. Он вдруг самым чудесным образом преобразился – на суровом лице заиграла улыбка, а молнии, летевшие из глаз, превратились в какую-то смешливую рябь.

– Хо! – воскликнул он, тыча в Гурова указательным пальцем. – А я ведь тоже когда-то опером начинал, представляешь?! А ты, значит, из главка? Знаю, мне уже сообщили. Давно приехал? Вообще-то по-человечески нужно было тебя встретить, да я закрутился – вчера вот в область ездил… Сам понимаешь, текучка! Так что не обессудь – обещаю вину свою загладить в кратчайшие сроки. Ты где остановился?

Гуров пожал плечами.

– Да у вас тут, по правде сказать, небольшой выбор, – ответил он.

Заварзин сочувственно покачал головой.

– Это ты верно заметил, – печально сказал он. – Выбора нет. Как говорится, дыра дырой! Представляю, как тебе тут после московских проспектов! Тошно небось?

– Я вообще-то в провинции начинал, – сообщил Гуров. – Но дело не в этом. Я работать приехал. А в этом случае антураж не имеет значения. Да и не так уж у вас тут плохо. Вот только никак в форму не войду. Воздух, что ли, у вас тяжелый?.. Комиссия-то по экологии не зря приезжала, наверное?

Заварзин непонятно посмотрел на Гурова и, не ответив на вопрос, заговорил о другом.

– Форму мы тебе поможем вернуть! – весело пообещал он. – У нас с этим тут налажено – шашлычки на природе, охота, рыбалка… Любишь рыбалку?

– Не знаю, – сказал Гуров. – А вот шашлычки на природе не люблю – это точно. Особенно в чужой компании. И не для этого я сюда приехал. Так что давай, Александр Николаевич, не о рыбалке, а сразу о деле!

Заварзин укоризненно усмехнулся.

– Вот ведь ты какой, Лев Иванович! Не даешь гостеприимство проявить! А я еще хотел предложить тебе из гостиницы ко мне перебираться – дом у меня большой, всем места хватит. И жена прекрасно готовит… Но чувствую, ты и этот проект зарубишь… А ведь я от чистого сердца!

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Гуров. – За приглашение спасибо, но дислокацию менять не стану. Я, понимаешь, как тот кот, который сам по себе ходит. Такая уж у меня привычка. А в моем возрасте, говорят, привычки опасно менять.

– Ну, как знаешь, – разочарованно сказал Заварзин и тут же добавил: – Но ты имей в виду, если что, мой дом – твой дом! Всегда милости просим! И насчет шашлычков – зря! – покачал он головой. – Мы ведь не в здешнем дерьме отдыхаем. Берем транспорт – и за сто километров к северу! Там отличные места – настоящая тайга! А воздух просто целебный. Там бы ты мигом в форму вошел!

– Да я и здесь войду, – сказал Гуров. – А разъезжать правда некогда – в Москве результатов ждут. Мне надо скоренько с этим делом разобраться – и назад.

– С этим делом? – задумчиво спросил Заварзин, ероша свой ежик. – Надо понимать, смерть Подгайского имеешь в виду? Хотя чего я спрашиваю – в нашем гадюшнике ничего такого больше не случалось, что могло бы столицу заинтересовать… А Москва, значит, своих в обиду не дает? – Он испытующе посмотрел Гурову в глаза. – Сильно там расстроились из-за ученого этого?..

– А ты как думаешь? – в тон ему ответил Гуров. – Ученый с европейским именем. Такими не бросаются. А ты вроде недоволен этим? Ты бы предпочел, чтобы как в песне: «Отряд не заметил потери бойца»? Слишком равнодушно мы стали относиться к человеческой жизни, Александр Николаевич, тебе не кажется?

– Как они к нам, так и мы к ним! – неожиданно зло ответил Заварзин, но тут же пояснил более мирным тоном: – Это ты верно заметил – элемент равнодушия присутствует. Но что поделаешь – жизнь у нас теперь такая… равнодушная. Каждый к себе тянет… Умри ты сегодня, а я завтра! А ученого мне, может, не меньше твоего жалко – я слышал, мало их у нас теперь осталось, ученых-то… Все на Запад переселились. А какая наука была! – он покрутил головой. – Какая техника! Держава какая! Все просрали, извини за выражение!

Гуров вспомнил выражения, которые совсем недавно гремели из кабинета начальника, и про себя с удивлением отметил, что в разговоре с ним Заварзин употребил бранное выражение и то не из самых крепких – видимо, старался не ударить в грязь лицом перед гостем.

– Только, по большому счету, зря ты, Лев Иванович приехал! – с сожалением в голосе продолжил Заварзин. – Со смертью этой и разбираться нечего. Стопроцентный несчастный случай! Пошел человек в лес без проводника, без карты – ничего здесь не знает… человек сугубо городской… Долго ли до беды!