Читать книгу: «Юность. Сборник деревенских рассказов», страница 6

– Цыть, это свои, – скомандовал ему дядя Ваня, и кобель сразу опустил голову на место, – Чай будете? Я сейчас вам свежий заварю из дикой смородины и мяты. У меня чай вкусный получается. И, не дожидаясь ответа, он пошёл к чайнику, поставил его на печку и подкинул в нее Дров.

– Ну, рассказываете, как вы заблудились-то в трех елках. Мишка ведь тут жил, места-то знакомые должны быть. Тебя ведь батька часто в лес с собой брал. Хороший человек у тебя батька был. Как его угораздило на мотоцикле разбиться. Он ведь лучше меня с ним управлялся. Ну да ладно, царство ему небесное.

И Мишка рассказал ему, как мы заблудились. Дядя Ваня внимательно выслушал его.

– Значит так, – сказал он, – часов в девять я поеду в Тогул за патронами и за продуктами, а заодно и вас до деревни довезу. Только кому-то придётся вместе с собаками в люльке ехать. Вот вам ружье, а вот пять патронов. Я пока посплю до девяти, а вы можете на озеро уток диких пострелять сходить. Если хотите, конечно. Смотрите только не заблудитесь опять. Дверь я закрывать не буду. Если что нужно будет, так берите, не стесняйтесь. А еду и барсука можете в погреб положить.

Я снял рюкзак, вынул из него целлофановый пакет с барсуком и сложил в другой пакет остатки еды, а потом спустил все это в погребок. Пока я возился с едой. Мишка зарядил ружье патронами с дробью, и взял у дяди Вани ещё пару целлофановых пакетов, которые кинул в рюкзак, затем вскинул ружью на плечо, и мы пошли к озеру.

– Хороший мужик этот дядя Ваня, – похвалил его Мишка, – Он другом моего отца был, когда я в Каптелке жил, тогда мы и познакомились. Смотри, какое у него ружье классное. Это была «вертикалка» двенадцатого калибра штучной работы. Приклад у неё был деревянный, пролакированный и отделан серебряным каркасом, что придавало ему изумительный вид.

Когда мы дошли до озера. Мишка насюкал собак на густые заросли камыша, а сам взвел курки и прицелился. Собаки пулей влетели в камыши и залаяли там, тут же взлетело десятка полтора уток. Раздались два оглушающих выстрела, подхваченные и разнесенные эхом по всей округе. Три кряквы сразу же упали в воду, и были схвачены собаками, а ещё одна выбилась из стаи и летела, махая крылом почти над самой водой. Из других камышей все утки тоже взлетели испуганные выстрелами. Мишка отдал мне ружьё и оставшиеся три патрона.

– На, добивай эту утку. Других я уже спугнул.

Я зарядил ружьё, и мы обошли озеро. Утка, по-видимому, решила скрыться в камышах.

– Ксь, ксь, ксь, – подгонял я собак, которые уже итак бежали в камыши, учуяв подстреленную утку. Утка, испугавшись собак, выплыла из укрытия. Я взвел курок. Прицелился и, затаив дыхание, выстрелил, но утка продолжала плыть, лишь попытавшись взлететь, а в нескольких сантиметрах от неё показались всплески от дроби. Я снова выстрелил, и на этот раз уже попал. Крис притащил утку первым, а Сынка остался ни с чем. Это была моя первая убитая утка. Теперь нам предстояло ощипать их. Утки были очень жирные и большие. На то, чтобы ощипать их и освободить от внутренностей, у нас ушел почти час. До девяти оставалось всего полчаса. И мы поспешили назад к домику. Дядя Ваня уже встал и наливал в мотоцикл бензин.

– Ну что, горе-охотники, подстрелили хоть одну- то? – спросил он с улыбкой.

– Четыре выстрела – четыре утки! – радостно доложил я ему, – И даже ощипать успели!

– Ишь, молодцы какие! – похвалил он нас с Мишкой, – Ну ладно собирайтесь, у меня уже все готово. Довезу я вас до дому.

Мишка скидал пакеты с утками и рюкзак с барсуком в багажник мотоцикла и сел на заднее сидение. Я вместе с собаками удобно устроился в люльке. Мотор загудел, и мы помчались по лесной дороге, которая быстро сменилась полевой.

Кругом мелькали поля, луга, небольшие рощи, деревни, кустарники, но я уже не видел всего этого. Уставший от сегодняшней ночи, я крепко забылся сном. И снились мне теперь уже не всякие кошмары, а родная деревня, наш дом, речка и дедушка с бабушкой, весело встречающие меня с такой огромной добычей!!!

19.04.1999г.

После праздников

Это была обычная городская квартира, такая же, как у большинства наших российских граждан. Отличалась она, пожалуй, только своей аккуратностью и прибранностью. В светлом, но несколько обделенном размерами зале в глаза сразу же бросался внушительных размеров шкаф, занимавший немалую его часть. Шкаф стоял у стенки и довольно умело играл солнечными бликами, которые бегали по лакированному покрытию красного дерева. Весеннее обеденное солнышко припекало даже через стекло так, что некоторые места шкафа слегка нагревались от ярких лучей.

– Ой, ой, ой! Не хватало мне еще загореть. Это испортит мою беленькую нежную кожицу, – пропищала длинная высокая открытка, покрытая сверху до низу белоснежными нарциссами.

На верху открытки, в желтом бантике красовалась ярко-малиновая надпись: «Любимой мамочке в день 8 марта», а один из боков был подрезан легкой волнистой линией.

– Как сегодня жарко! Просто возмутительно, что никто не закрыл шторки! – снова пропела она.

– Ха, ха, ха, – заголосил такой же худощавый, подстать нарциссовой, открыт, – ха, ха, ха! Шторки ей не закрыли.

Он просто заливался от смеха, так что из серо-фиолетового живота чуть было не вылетела кривая записюлька: «С ПРАЗДНИКОМ!» Его щупленькая головка то и дело подергивалась.

– А вы знаете, милые мои, что пятнадцать минут, пускай даже беспричинного, смеха заменяют по пользе стакан сметаны. Так что я ему, например, основательно завидую. Не всякий может так заразительно смеяться. Я вот, наверное, уже целую неделю не хохотала, – пробалаболила низенькая и слегка пухленькая «Внучку от бабушки», забавно подвязывая ромашковый фартук, – как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

– И все же я не понимаю, над чем он смеется. Мне подозрительно кажется, что именно надо мной. Где только таких воспитывают? Понаделают тут всяких хохотунчиков, лишь бы с людей деньги содрать, куда только эти люди смотрят? Я бы вот такого никогда не купила…

Гвоздичку на нем нарисовали, видите ли, – разгорячившись, напала на него беленькая.

Личико ее покраснело в гневе, а из больших глаз, густо опушенных длинными ресницами, уже навертывались слезинки. А тот, который всегда «С ПРАЗДНИКОМ», продолжал захлебываться, – Ха, ха, ха, понаделали, ха, ха, ха, не купила.

Неожиданно нарцисснутую подхватил за талию бравый солдатик, через плечо у которого, прямо на российском флаге, на том, что в полосочку, красовалась надпись: «С 23 февраля».

– Щас мы щербатого этого маленечко поубавим, а то без посторонней помощи никак не успокоится.

Праздничный сразу поблек и перестал смеяться.

– А это нельзя. Права никакого не имеете. По закону не положено, – он попятился назад, прячась за толстого открыта, – только посмейте меня тронуть, я на вас живо управу найду. Я вас всех пересажаю. Только посмейте!

И он угрожающе поднял кулак. Толстый открыт неожиданно тоже забасил на солдата:

– Рядовой, Полоскин, отставить безобразничать! Немедленно в строй и три наряда вне очереди.

Солдатик сразу выровнял руки по швам и безропотно скрылся с глаз. Видно, пузатый был поважней:

– Никакой дисциплины, понимаете.

– Ха, ха, ха, никакой дисциплины, – снова закатился праздничный.

– Не сметь смеяться надо мной! Я здесь самый важный. Никто надо мной смеяться не может! – разозлился толстый.

Надувшись, он стал очень похож на большой круглый пузырь.

– Зато я самый веселый, ха, ха, ха, понимать надо, ха, ха, ха.

– И я его поддерживаю. Смейся, смейся – это полезно, а когда отпустит, пойдем, я тебя пирожками горяченькими покормлю, – опять вмешалась в разговор пухленькая. – Понимать надо, – повторила она слова худощавого.

– А ты не вмешивайся защитница, и, вообще, пойдем, лучше меня пирожками покормишь, я важней.

– Нет, я важней, – вмешался в разговор зеленый, с серыми полосками, конверт в прозрачной, полиэтиленовой оболочке, – я самый важный и самый богатый. У меня в животе пятьсот рублей лежит – подарочных, и никто их не вынул еще.

С конвертом после этого стали флиртовать две молоденькие открыточки: Светочка и Настенька. Они весело хихикали и улыбались. Так он и ушел, взяв их под ручки.

– Скукота, ни одного приличного собеседника. И зачем меня только поставили на полку рядом с этими! Какие вы все не далекие. Даже поговорить не с кем. А что это за наряды – штамповки какие-то. То ли дело мое платье из алых роз, мои золотые буковки, – гордо, ровным, властным тоном пропела самая большая и самая красивая открытка, во всю величину которой действительно просматривалась золотая надпись: «С ДНЕМ 8 МАРТА!!!»

– Ха, ха, ха, – дама светская нашлась, и откуда ты взялась? – Ха, ха, ха.

– Прекратить смеяться, а то я всерьез на тебя солдата натравлю.

– Я здесь, господин генерал. Прикажите исполнить, – откуда ни возьмись снова выпрыгнул солдат и опять нахально обнял беленькую, от чего она сразу засуетилась и повеселела.

– Кто сказал «господин»? – обрадовано обернулась светская дама, – где тут генерал?.. О, наконец-то, я нашла себе равного кавалера. Не будете ли вы так любезны, сопроводить меня на прогулку?

Генерал сразу вытянулся, расправил живот и почти выровнялся с пупком своей дамы. Они медленно удалились на другую полку. Солдат с нарциссовой тоже удалились. Зато прибежали две открытульки, которые уходили с конвертом:

– Нет, это просто неслыханная наглость! Это просто возмутительно! Представьте себе, какой он обманщик! Перед всеми хвастал, что у него в брюхе пятьсот рублей! Какая наглая ложь! Кто бы знал? – затараторили они в один голос. – Кому только теперь верить можно?

– Вот и я говорю, ха, ха, только себе в наше время верить можно, ха, ха, ха, каждый солдафон уже ударить норовит, ха, ха, ха.

– Эх, бес меня в ребро, так уж и быть, пойдемте я вас всех тогда уж пирожками угощу, все равно лишние останутся.

Так все и разбежались с полки, а осталась на ней только одна маленькая, незаметная открыточка. На обложке у нее красовался букетик синеньких васильков и простенькая надпись: «Любимому сыночку в день рождения». Открытка стояла полураскрыто, и каждый мог прочитать в ней нежно-розовую надпись, но она была предназначена не для всех…

Открытка провела еще час в одиночестве, а потом в двери послышался скрежет ключа, и на полку тотчас же влетели все разбежавшиеся открытки. Каждая встала на свое место, обмерла и прислушалась. Все движение прекратилось. Над квартирой повисла прежняя тишина.

Вскоре в зал зашел мальчик и убрал все открытки в толстую папку, которую положил в темное отделение шкафа. А маленькая невзрачная открыточка осталась стоять на той же полке…

16. 03. 2000г.