Читать книгу: «Инженер на краю света»

Глава 1. Чужое небо

Первым пришло сознание – острое, болезненное, вырванное из объятий ничего. Оно ворвалось в него, как вскрывающий нож, неся с собой не мысли, а чистые, нефильтрованные ощущения. Холод. Каменный, пронизывающий до костей, сквозь тонкую, грубую ткань. Жажда, обжигающая горло пеплом. И боль. Разлитая по всему телу, но особенно – в ребрах, в виске, в сведенных судорогой мышцах ног.

Алексей Горшков застонал и попытался пошевелиться. Тело не слушалось, отвечая новой волной ломоты. Он заставил себя открыть глаза.

Над ним было небо. Но не пасмурное питерское, с низкой облачностью, к которому он привык. Это было безумное, багрово-лиловое полотно, прочерченное ядовито-зелеными прожилками, словно чьи-то гигантские вены. Две луны, одна огромная и ржавая, другая маленькая и ослепительно белая, висели рядом, создавая сюрреалистичное, двойное освещение. Воздух пах озоном, пылью и чем-то кислым, незнакомым.

Где я?

Мысли путались, натыкаясь на обломки воспоминаний. Студенческая лаборатория ночью. Перепаянная схема. Энергоконденсатор, который должен был стать прорывом. Внезапная вибрация, нарастающий гул. Ослепительная вспышка, впитавшая в себя все звуки, все цвета, само пространство.

И… ничего.

Он снова попытался подняться, на этот раз уперевшись локтями в шершавый, холодный камень. Он лежал в небольшом ущелье, заваленном острыми обломками черного базальта. Огляделся. Ни следов цивилизации, ни огней, ни проводов. Только скалы, чахлые, лиловые кусты с колючками вместо листьев и то безумное небо.

Паника, холодная и липкая, поднялась из живота к горлу. Он глубоко, судорожно вдохнул, пытаясь взять себя в руки. Стоп. Паника не поможет. Надо оценить обстановку.

Он посмотрел на свои руки. Это были не его руки. Его пальцы были длиннее, кожа – бледной и покрытой старыми шрамами и свежими ссадинами. На нем была поношенная, пропитанная потом и грязью туника и штаны из грубой ткани. Он потрогал свое лицо – острые скулы, впалые щеки, длинные, спутанные волосы.

Чужое тело.

Осознание ударило с новой силой. Он не просто телепортировался. Он был в чужом теле. В теле какого-то юноши, явно жившего не лучшей жизнью.

«Элрик…»

Имя всплыло из ниоткуда, как щелчок в мозгу. Вместе с ним пришли обрывки: насмешки, тумаки, презрительное прозвище «Слабак». Ощущение вечного голода и страха. Этот парень был изгоем. И, судя по всему, он умер здесь, в этом ущелье, от голода, холода или чего похуже. А его место занял Алексей Горшков, выпускник Политеха.

Еще один приступ паники, на этот раз смешанный с отвращением. Он отшатнулся, ударившись спиной о скалу. Камень больно впился в ребра. Боль была реальной. Слишком реальной.

Значит, не сон. Значит, все по-настоящему.

Он сидел, прижавшись к камню, и дрожал. Дрожал от холода, от страха, от беспомощности. Он был абсолютно один в незнакомом, враждебном мире, в теле слабого недокормленного юнца. У него не было оружия, еды, воды. Не было даже понятия, где он и что здесь вообще происходит.

Слезы подступили к глазам, но он сжал кулаки и смахнул их грязным рукавом. Нет. Он не мог позволить себе роскошь истерики. Если он сломается сейчас, то умрет по-настоящему. И это тело станет его могилой.

Выживание. Базовые потребности. Укрытие. Вода. Еда.

Студенческие курсы по экстремальной медицине и выживанию всплыли в памяти, как спасательный круг. Он заставил себя встать. Ноги подкосились, закружилась голова. Он был ужасно слаб. Голод сводил желудок спазмами.

Он осмотрел ущелье. Ветер дул с одного конца, неся тот самый кислый запах. С другого – доносился едва слышный шелест. Вода?

Алексей, хватаясь за выступы скал, поплелся на звук. Через несколько десятков метров он нашел его. Ручей. Неширокий, мутный, с рыжеватым оттенком. Он бросился к нему, но замер, уже поднеся горсть к губам. Инстинкт кричал: «Пей!», но знания останавливали. Вода могла быть отравлена, полна бактерий или паразитов.

Он снова посмотрел на свои худые, грязные руки. Инженер. Ты инженер, черт возьми. Думай.

Его взгляд упал на песок у ручья, на угли от чьего-то старого костра, на пустую раковину какого-то моллюска. Идея оформилась медленно, сквозь туман усталости и отчаяния.

Он нашел подходящую каменную чашу – просто большой плоский камень с углублением. Рядом нашел другой, поменьше и поострее. Начал ковырять им в земле, пока не нашел слой глины. С трудом, измазавшись по уши, он вылепил из глины подобие грубого кувшина. Потом набрал песка и древесного угля от кострища.

Это заняло несколько часов. Солнце – маленькое и тусклое – поднялось выше, но почти не прибавило тепла. Алексей дрожал, но работал, сосредоточившись на простой задаче, чтобы не сойти с ума.

Он наполнил каменную чашу водой из ручья. На дно уложил слой угля, потом слой песка, потом еще слой мелкого гравия. Получился примитивный, но работающий фильтр. Он начал медленно лить мутную воду из кувшина в свою конструкцию.

Вода, просочившись сквозь слои, капала в раковину, которую он подставил снизу. Она была не идеально чистой, но уже не бурой. Это была его первая, крошечная победа в этом мире. Он не изобрел ничего нового. Он просто вспомнил то, что знало все человечество. Но здесь, сейчас, это было сродни чуду.

Он сделал маленький глоток. Вода была холодной, с привкусом пепла, но живительной.

Силы немного вернулись. Следующая задача – еда. Он увидел следы на песке – маленькие, похожие на птичьи. Воспоминания Элрика подсказали: «каменные тушканы», мелкие грызуны.

Алексей нашел гибкую, упругую ветку и с помощью острого камня и полосок, вырезанных из своей же туники, соорудил примитивную ловушку-удавку. Он установил ее над тропкой, ведущей к воде, маскируя камнями и песком. Шансы были ничтожны, но это было лучше, чем ничего.

Устроившись в небольшой расщелине, прижавшись спиной к нагревшемуся на солнце камню, он смотрел на свое творение – фильтр и ловушку. Это были жалкие, первобытные орудия. Но они были созданы его разумом. В этом безумном мире, под багровым небом, он совершил свой первый, робкий шаг.

Он был Алексей Горшков. Инженер. И он собирался выжить.

Глава 2. Первая искра

Ночь наступила стремительно, как падение заслонки. Багровое небо сменилось угольно-черным, усеянным миллиардами незнакомых, слишком ярких звезд. Две луны, висящие рядом, отбрасывали противоречивые тени – густые, почти осязаемые от ржавой, и резкие, синеватые от белой. Стало холодно. Холод пронизывал до костей. Ветер, гуляющий по ущелью, выл низким, тоскливым голосом.

Алексей забился глубже в свою расщелину, подобрав под себя онемевшие ноги. Камень, прогретый за день, быстро отдал тепло, и теперь холод шел отовсюду. Дрожь стала его постоянным состоянием. Желудок, забывший о еде, сводило отчаянными спазмами. Ловушка, которую он поставил, оставалась пустой.

Он сидел, прижав колени к подбородку, и смотрел на звезды. Где-то там, в непостижимой дали, была Земля. Его лаборатория, его незащищенный диплом, его жизнь, которая теперь казалась невероятно далекой и роскошной. Здесь же был только холод, голод и страх. Страх перед неизвестностью, перед смертью в этом богом забытом теле.

Не сдавайся. Думай.

Словно эхо из прошлой жизни, в голове прозвучал голос его старого преподавателя по сопромату, сурового и бескомпромиссного: «Горшков! Инженер не имеет права на панику! У него есть задача и голова на плечах! Решай!»

Задача. Самая насущная – огонь. Тепло. Защита от ночных хищников, чьи глаза он уже успел заметить в темноте, – две бледно-зеленые точки, мелькнувшие на другом краю ущелья.

Он попытался вспомнить, как добывали огонь в древности. Трение. Но для этого нужны были правильная древесина, лук, упорство. У него не было ни сил, ни подходящих материалов. Кремень и кресало? Но где здесь взять кремень?

Его взгляд упал на груду камней неподалеку. Среди обычного базальта он заметил несколько необычных – с металлическим блеском и желтоватыми прожилками. Воспоминания Элрика лениво шевельнулись: «солнечный камень». Бесполезная руда, по мнению местных.

Алексея осенило. Пирит. Серный колчедан. Его часто принимали за золото. И он может давать искры при ударе.

Собрав последние силы, он подполз к груде и нашел два подходящих куска – один массивный, с плоской поверхностью, другой – поменьше и острее. Он принес их в свою расщелину, собрал кучку сухого мха и обломков колючих веток, которые нашел днем.

Первый удар. Камни столкнулись с глухим стуком. Ничего.

Второй удар. Тоже ничего.

Он бил их снова и снова, пока руки не онемели от усилий и холода. Отчаяние снова подступало, горьким комком встав в горле. Может, он ошибся? Может, это не пирит?

Он изменил угол, ударил резче, с оттяжкой. Раздался сухой щелчок, и в темноте, на мгновение, вспыхнула крошечная искорка. Она была не желто-оранжевой, как от стали, а ослепительно-белой и резкой, как миниатюрная молния. Она шипя коснулась сухого мха, оставив на нем черную точку, но не подожгла.

Алексей замер, затаив дыхание. Это была не просто искра. Это была электрическая дуга. Кратковременная, но очень мощная. Физика здесь работала иначе, или эти камни были особенными. Возможно, в них был другой минерал, вроде марказита, или сама атмосфера планеты способствовала такому эффекту.

Мысли заработали с лихорадочной скоростью. Ему нужен был не костер, а воспламенитель. Что-то, что сможет мгновенно вспыхнуть от короткого, но горячего разряда.

Он порылся в карманах своей рваной туники. Пусто. Тогда он снова принялся сканировать землю вокруг в скудном лунном свете. И нашел. Пух. Похожий на пух одуванчика, но растущий у основания колючих кустов. Он собрал его, аккуратно сняв с сухих стеблей. Потом настрогал ножом из осколка камня мельчайшей, почти пылевидной стружки с сухой ветки.

Он смешал пух и стружку в маленькое, рыхлое гнездышко. Сердце бешено колотилось. Он взял камни и, тщательно прицелившись, ударил их прямо над своим «гнездом».

Щелчок. Ослепительная белая искра, ярче предыдущей, шипя угодила в центр пуха. Раздалось легкое потрескивание, и тонкая струйка дыма потянулась в холодный воздух. Алексей, затаив дыхание, начал осторожно раздувать тлеющий уголек. Сердце замерло, когда дымок стал гуще, и вдруг – крошечное, оранжевое пламя робко запрыгало среди стружек.

Он не поверил своим глазам. Получилось.

Дрожащими от волнения и холода руками он стал подкладывать в огонь все более крупные щепки, потом тонкие ветки. Костер разгорался, отбрасывая на скалы долгожданные, танцующие тени. Тепло, сначала едва ощутимое, затем все более властное, стало разливаться по его замерзшему телу. Он протянул к огню руки, и они онемели от контраста, а потом заныли, согреваясь.

Он сидел, уставившись на пламя, и не мог оторвать взгляда. Этот маленький костер был не просто источником тепла. Это было доказательство. Доказательство того, что его разум здесь работает. Что он может не просто выживать, а анализировать и применять. Он нашел аномалию и превратил ее в инструмент.

Он достал свой каменный «кувшин», наполнил его отфильтрованной водой и поставил у кромки огня греться. Потом снова посмотрел на свои «камни-зажигалки». Он не просто добыл огонь. Он создал нечто новое для этого мира. Принципиально новое.

Впервые с момента пробуждения в этом теле на его лице появилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Горькую, усталую, но улыбку.

Ночь была еще долгой, а голод – мучительным. Но теперь у него был огонь. И была надежда. Он пережил первую ночь. И он был готов к следующему дню.

Глава 3. Язык жестов и камней

Солнце только-только начало разгонять ночной холод, когда Алексей услышал их. Не крики, а низкое гортанное бормотание и мерные, уверенные шаги по щебню. Он мгновенно очнулся ото сна, в котором ему снились чертежи и запах паяльника, и сердце ушло в пятки. Он прижался к стене расщелины, затаив дыхание, и выглянул наружу.

По ущелью шли трое. Высокие, жилистые мужчины в шкурах незнакомых зверей. Их лица были покрыты ритуальными шрамами-татуировками, а в руках они держали длинные, грубые копья с наконечниками из темного, почти черного камня. Охотники. И шли они прямо к его лагерю.

Паника, острая и слепая, сжала горло. Бежать? Но куда? Он слаб, они сильны и знают эту местность. Спрятаться? Его укрытие было слишком очевидным.

И тут его взгляд упал на костер. Вернее, на то, что от него осталось – тлеющую золу и аккуратную кучку дров, заготовленных впрок. И на два камня пирита, лежащих рядом. Бежать было бесполезно. Оставалось только… попробовать говорить. На языке, который они смогут понять.

Он медленно, стараясь делать плавные движения, вышел из расщелины, держа руки на виду. Охотники моментально его заметили. Их разговор оборвался. Копья направились в его сторону. Их глаза, темные и пронзительные, с любопытством и неприкрытой неприязнью изучали его. Один из них, самый рослый, с сединой в черных волосах, что-то отрывисто бросил.

Алексей не понял ни слова. Звуки были гортанными, резкими. Но тон был ясен: «Кто ты и что здесь делаешь?»

Воспоминания Элрика подсказали: «Серые Скалы». Одно из местных племен. И для них он, Элрик, был никем. Изгоем. Слабаком.

Алексей сделал шаг вперед и указал на себя.

– Элрик, – произнес он, и его голос прозвучал хрипло и неуверенно.

Охотники переглянулись. В их глазах мелькнуло презрение. Они знали это имя. И явно ничего хорошего у них с ним связано не было.

Затем Алексей медленно опустился на корточки, никогда не отводя от них взгляда. Он протянул руку к тлеющим углям, разгреб их, достал оттуда два камня пирита. Охотники насторожились, их хватка на копьях усилилась.

И тогда Алексей ударил камни друг о друга.

Ослепительная белая искра, неестественная и резкая, шипя вырвалась в утренний воздух. Эффект был мгновенным. Охотники отпрянули, как ошпаренные. Их глаза расширились от суеверного ужаса. Один из них прошептал слово, которое Алексей уловил: «Молния». Они смотрели на камни в его руках, как на артефакт невероятной силы.

Алексей видел их страх. Это было хорошо. Страх можно было превратить в уважение. Он медленно положил камни на землю и снова поднял руки, показывая, что не опасен. Потом он подошел к своему каменному кувшину, зачерпнул им воды из ручья и поставил на то место, где ночью горел костер. Он начал собирать вокруг сухие ветки, делая вид, что разжигает огонь обычным способом.

Охотники наблюдали за ним, не сводя с него глаз. Их первоначальная агрессия сменилась настороженным любопытством. Они видели, как он пьет отфильтрованную воду, видели его запасы дров, видели его «камни-молнии».

Седоусый охотник, явно старший, что-то негромко сказал другим. Он опустил копье и сделал шаг вперед. Он указал на камни пирита, потом на Алексея, и поднял бровь в немом вопросе.

Алексей кивнул. Он поднял камни и снова высек искру. Охотник внимательно наблюдал, не мигая. Потом он вытащил из мешочка на поясе кусок вяленого мяса и бросил его Алексею.

Тот едва не подавился, так быстро схватил его и откусил. Мясо было жестким, соленым и невероятно вкусным. Это была первая настоящая еда за все время.

Взамен Алексей показал им свой фильтр. Он набрал мутной воды и пропустил ее через песок и уголь, показывая, как она очищается. Охотники смотрели, не понимая сути, но видя результат. Чистая вода была ценностью.

Общение продолжилось на языке жестов и рисунков на песке. Алексей нарисовал солнце, луну и себя, сидящего у костра. Показал, что он один. Охотники что-то долго обсуждали между собой. Потом старший указал на Алексея, потом на себя, и сделал жест, будто ест. Приглашение? Или приказ?

Алексей понимал, что у него нет выбора. Остаться одному – значит медленно умереть. Пойти с ними – рискнуть, но получить шанс. Он кивнул.

Охотники собрали его скудные пожитки – камни, кувшин, остатки мяса. Один из них, помоложе, с любопытством разглядывал его самодельный ремень из полосок ткани. Когда они тронулись в путь, Алексей шел в середине, чувствуя себя одновременно пленником и гостем. Они не связывали его, но и не выпускали из поля зрения.

Он смотрел на их широкие спины, на уверенную поступь, и понимал: его одиночеству пришел конец. Он вступил в контакт с этим миром. И этот контакт был хрупким, как та искра, что он высек из камня. Ему предстояло научиться жить среди этих людей. И первым уроком был их язык – язык силы, жестов и взаимной выгоды.