Архитектор

Зал, отделанный в греческом стиле мрамором и золотом, озарялся цветными вспышками света, заливавшего полупустой круглый танцпол с подвешенным над ним зеркальным шаром. По обе стороны от площадки на высоких подиумах в такт громкой музыке извивались, обхватив пилоны, голые танцовщицы. В центре помещения находилась сцена, окружённая диванами, – ни одного свободного, – где танцевала гибкая блондинка, прикрытая только шёлковым национальным флагом. Зрители бросали ей под ноги купюры, а возбуждённые голоса требовали полной наготы. К слову, флаги висели повсюду. Они неожиданно удачно вписывались в интерьер. Сопровождающий указал на сумрачную часть зала с колоннадой. «Господин за третьим столиком», – проговорил он. Пока Горин пытался рассмотреть визави, охранник бесшумно скрылся за дверью, обрамлённую с обеих сторон статуями обнажённых бородатых атлантов, обращённых взглядами на стриптизёрш. Интересная у вас работа, парни, мысленно обратился Горин к каменным фигурам.

Чья-то тень поднялась из-за столика и заторопилась навстречу. Во вспышках дискотечных огней Горин разглядел его: молодой, выше наголову, крепко сложенный, длинные вьющиеся волосы, не брит пару дней, взгляд приветливый, тонкие губы чуть растянуты в ироничной улыбке, одет просто – безупречно белая сорочка с расстегнутым воротом и закатанными до локтей рукавами, брюки, лакированные туфли. Незнакомец протянул руку.

– Не ждал, что так быстро, господин инспектор, – сказал он.

Глаза его блеснули, улыбка стала шире: уже немного пьян. Горин ответил на рукопожатие.

– Меня заинтриговало ваше послание, – ответил он, – Только имени вашего я не знаю.

– Для всех я Макс. Ларин, – он жестом предложил пройти к столику, – надеюсь, вы не голодны. Я заказал только выпивку. Виски, лёд, ничего изысканного. Кстати, ничего, если перейдём на «ты»?

– Да, так удобнее.

Ларин наполнил стаканы «на два пальца», положил лёд.

– Тогда, за встречу! – он выпил залпом. Горин же решил растянуть удовольствие.

– Бывал здесь? – с лица Ларина не сходила улыбка.

– Я не любитель шумных вечеринок.

– Ах, да. Для таких как ты отдушина – партийные собрания, да мрак подвалов. Вы же в подвалах допрашиваете? – Ларин ухмыльнулся.

– На таких, как я держится страна.

– Я бы сказал, страна стала такой благодаря вам.

– Не терплю разговоры в пользу бедных. И мне не доставляет удовольствия, когда со мной пытаются играть. Не родился ещё тот человек, который смог это сделать безнаказанно.

– Я не сомневаюсь! – он торжественно поднял стакан, – Мы не хотим ссориться. Мы хотим договориться, – Ларин наполнил стакан, предложил Горину. Тот отказался.

– Договориться? Мне ничего не стоит вызвать сюда спецназ, положить здесь всех на пол, а потом, во мраке подвала подробно поговорить с тобой о моих тайнах и желаниях. Только едва ли они будут тебя интересовать. Когда тебе методично отбивают внутренности, не до разговоров по душам.

Ларин рассмеялся.

– Без скандала не обойдёшься. Публика тут особенная. Вон за тем столиком, например, замминистра строительства. Представь только, какой вой поднимется. Кстати, он квир.

Горин поморщился.

– Разбирает любопытство, откуда у революционеров деньги на такие развлечения, – Дмитрий кивнул в сторону блондинки, призывно танцующей на сцене; флагом она уже размахивала.

– Деньги приходят легко и уходят легко. Да и к революционерам «Национальная освободительная армия» не имеет никакого отношения. Оппозиция – да. И законы мы не нарушаем. Нам приписывают слишком много заслуг, в кавычках. Например, хотят пришить нам убийство этого ублюдка.

– Митичева?

Тот кивнул.

– Уверяю, организация не причастна.

– У одной из сотрудниц НОВА имелись личные претензии к Митичеву и, насколько мне известно, она тепло относилась к вашим идеям: свобода, равенство, братство. Только свобода может быть для тех, кто её заслуживает, равенство – среди равных, а братство – среди братьев по крови.

– Давай без лозунгов! Послушай, в мире полно сумасшедших баб, имеющих претензии к мужикам. Она не наша. И точка. Хочешь найти убийцу, ищи в партии, в корпорации, но не среди нас. По большому счёту, нам плевать на Митичева и ему подобных. Наша цель – остановить НОВА. Ты нужен нам, а мы – тебе.

– Вы террористы, с какой стати мне с вами сотрудничать?

Максим усмехнулся, выпил.

– Чтобы удержать власть, нужно показать народу его врага. НОА – лёгкая мишень, никогда не промахнёшься. Только доказательства нашей вины из разряда: неизвестный в тёмное время суток сделал чёрт пойми что, в результате взрыв, пострадали люди. Можно посмеяться, если бы мои соратники не сидели в тюрьмах за диверсии и теракты. Проблема, что мы не устроили ни одного подрыва. Мы хотим только одного – справедливости для всех и добиваемся нашей цели политическими методами. Но нас никто и слушать не хочет. И не говори, что справедливости заслуживают только избранные.

– Допустим, я тебе поверил. Есть множество группировок, недовольных режимом. Допускаю, кто-то действует от вашего имени. Допускаю, боевые отряды НОА расклеивают листовки, не более того. Что мне с того?

– Ты был в «Отражении», – перешёл Ларин к делу, выпив очередной стакан.

– Чушь, – Горин допил остатки. Ларин проворно наполнил.

– Мир гораздо сложнее наших представлений. «Отражение» – не развлечение для богачей. И в НОВА это знают. Митичев для них – техническая ошибка, но она пришлась очень кстати тем, кто хотел его убрать. Врагов у него хоть отбавляй. Однако НОВА не остановится.

– Я послал запрос прокурору. До конца недели все эксперименты корпорации по «Отражению» будут приостановлены или вообще свёрнуты.

– Да плевали они на тебя и прокурора. НОВА получила десять миллиардов бюджетного финансирования по линии министерства обороны через кучу частных фондов. Мы раскопали кое-какую информацию. Они хотят вытащить на поверхность то, что убило Митичева. Новое совершенное оружие. Думаешь, остановишь их бумажкой федерального инспектора? Не смеши меня. Они ею подотрутся.

– О каком оружии ты говоришь?

– Мы называем их «Странники».

– Думаешь, поверю в сказки? – Горин поморщился.

– Другого не ожидал, – Ларин откинулся в кресле с напускным разочарованием, – Мы покажем их. И ты всё вспомнишь.

Он отпил из стакана. К столику подошла танцовщица, тонкая брюнетка с каре, в одних только трусиках – две полоски ткани. Она обвила шею Ларина, лизнула его щеку, провела по лицу соском обнажённой груди, её тело извивалось в такт музыке.

– Хочешь меня трахнуть? – громко сказала она Ларину, бросив на Горина взгляд возбужденной шлюхи, – ты и твой друг.

– Детка, иди нахрен, – Ларин, не скрывая раздражения, сунул ей в трусики купюру и оттолкнул. Девица обиженно скривила губы.

– Козлы! – сказала она и поплыла, как гадюка по реке, к изрядно выпившей компании мажоров. Ларин посмотрел на Дмитрия.

– Или ты хотел? Это Марта. Пять кусков, и она всю ночь будет тебя облизывать.

– Не до этого сейчас.

– Как хочешь. Мы покажем тебе «Отражение». Настоящее. Такое, каким его никто не видел. И ты всё вспомнишь.

Горин промолчал, отвлёкшись на Марту. Один из перепивших юнцов уже пытался стянуть с неё трусы.

– Так мы договорились?

– Мне нужно время. Утром дам ответ.

Горин залпом выпил остатки виски.

– Жду звонка, инспектор, – Ларин поднялся и протянул руку. Дмитрий крепко её пожал.

Он обернулся на выходе. Ларин схватил одного из лапавших Марту мажоров за грудки и швырнул на стул, да так, что парень упал на пол. Остальные не дернулись. Он обнял стриптизёршу за талию, что-то шепнул ей, она засмеялась и поплыла вместе с ним к лестнице наверх, в комнаты для приватных встреч.

Модель № 984

Ему захотелось увидеть море. Он вызвал такси и отправился к заливу.

В свете луны казавшиеся расплавленным оловом волны шипели и пенились, накатывая на пологий галечный берег. Холодный ветер разносил приторно-солёный запах гниющих водорослей. Почти у самого горизонта растянулась вереница сухогрузов, ожидающих захода в порт; их сигнальные огни походили на Кассиопею, упавшую в воды залива. Вдали, на кромке изгиба побережья из последних сил искрился засыпающий город.

Аккуратно, чтобы не оступиться в темноте, Горин взобрался на камень у беспокойной воды, присел на корточки, положил под ноги перчатки и опустил руки вниз. Волна лизнула пальцы, замочив брызгами край рукава пальто. На что ты рассчитывал, подумал он, они ничего не чувствуют. Руки были немыми. Врождённая патология. Он ненавидел эти руки. Они осязали предмет, но не могли передать его свойств, тёплый он, острый, нежный, гладкий ли. На правой ладони сохранился след от ожога. Однажды он держал её над свечой до тех пор, пока не почувствовал запах горящей плоти. Так он хотел хоть что-то ощутить.

Страшнее всего для Дмитрия было ощущать себя сшитым из других людей, может, механизмов. Он не помнил, когда произносил слово «счастье» и не понимал его значения. Оставался настолько глух к себе, что не чувствовал боли, любви, раскаяния, скорби, – ничего. Машина, внутри которой бьётся человеческое сердце. Или оно перестало биться? Иссохло, умерло. Горин задавал себе этот вопрос впервые и был оглушён тишиной внутри него, какая стоит в чёрной душной глубине высохшего колодца. Ему захотелось броситься в ледяные волны и плыть пока хватит сил, пока тело не сведёт судорогой, пока море не примет его тело, ставшее никчёмной скорлупой, мусором. Он начал снимать туфли и расстегивать пуговицы пальто.

В этот момент он потерял себя. Не чувствовал, не ощущал. «Где я? Куда попал? – подумал он, – что я здесь делаю?».

– Эй, – послышалось из темноты.

Наваждение сразу же кончилось. Он огляделся, не увидел никого. Решил, показалось. Но кто-то повторил:

– Эй, помоги мне.

Голос мужской, не молодой. Дмитрий сделал несколько шагов в сторону, откуда доносились звуки. Чёрный силуэт, пошатываясь, вырисовался из ночного тумана.

– Кто ты? – выкрикнул Горин, сообразив, что тип может быть с бандой. Он сжал кулак, пожалев ещё раз об оставленном пистолете.

– Я не помню, – ответил призрак.

– Ты один? – инспектор обратился в слух, стараясь угадать в темноте шаги бандитов, но вокруг только шипели волны.

– Один, – призрак качнулся и стал приближаться.

– Ещё шаг и я выстрелю! – крикнул Горин, чтобы остальные поосеклись нападать.

– Нет, пожалуйста! Мне нужна помощь! Вытащите меня отсюда! – незнакомец опустился на валун и завыл, давясь слезами. Горин подошёл, все ещё готовый к неожиданному броску врага с ножом, воровской заточкой и чёрт знает, чем ещё.

– Что случилось? – сказал он.

Незнакомец казался в темноте худым стариком, одетым в рубище. От него несло помойкой. Странно, нищий сам того не зная, спас мне жизнь, подумал Горин.

– Просто выпустите меня отсюда, господин, – незнакомец издал громкий стон и зарыдал ещё сильнее, – вы же из них. Вы же знаете. Выпустите.

Дальше он забормотал что-то невнятное.

Псих? – подумал Горин. В утренней сводке не значились побеги.

– Хорошо, выпущу. Только назовите имя или номер электронного пропуска.

– Да не помню я имени! – заорал ненормальный. Он подскочил неожиданно резво и попытался ухватить Горина за ворот. Дмитрий тут же двинул ему короткий левый в печень. Тот застонал и медленно опустился на колени.

– Я ничего не помню, – прохрипел он, извиваясь на камнях, – помоги мне.

– Пей меньше, – ответил Горин.

Ночь была испорчена окончательно.

Дмитрий пошёл прочь к огням автострады.

Модель № 590

– Я арестован? – Арбенин поднял голову и посмотрел Горина. Тот застыл у порога.

– Объясните, зачем? – Дмитрий сел в кресло, Арбенин отложил ручку, закрыл пухлую историю болезни, – вы встречались с Данейко за минуты до того, как она спрыгнула с моста. Я хочу знать, зачем?

– Она погибла? Как? – он медленно снял очки.

– Предположительно самоубийство.

Доктор помотал головой.

– Послушай, я сорок с лишним лет занимаюсь психиатрией, она не самоубийца. Их я вижу сразу. Поверь моему опыту.

– О чём вы говорили?

Арбенин щёлкнул выключателем настольной лампы и тотчас всё вокруг померкло. Лицо его стало серым, безжизненным; бумаги собранные в стопки и лежавшие везде, куда ни глянь, казалось от малейшего движения плотного, почти осязаемого воздуха, превратятся в пыль; стол, занимавший большую часть кабинета, протёртые стулья в ряд, превратились в декорации на давно оставленной сцене.

– Хорошо. Она позвонила, попросила встречи. Выглядела, действительно, подавленной из-за истории с Митичевым, но самоубийство… Она хотела поговорить с тобой. Боялась, её могут обвинить в покушении. У неё была какая-то информация. Я сказал, постараюсь устроить ваш разговор.

– Откуда ей известно о нашем знакомстве?

– Это не тайна.

– Она знала о моей дочери?

– Думаю, нет. Я же настрого запретил кому-либо об этом говорить.

– Какую информацию хотела передать?

– Обмолвилась об экспериментах НОВА. Якобы за «Отражением» стоит разработка оружия. Да, вспомнил. «Они хотят вытащить это на поверхность», – так она сказала. Больше ничего.

– Что дальше?

– Я уехал. Мне сообщили, что приехали к Митичеву. Боюсь, ты заблуждаешься насчёт самоубийства… Несчастный случай, или…

– Убийство? – закончил фразу Горин.

Доктор пожал плечами.

– Что случилось с Митичевым?

– Сердце. Так бывает.

– Кто к нему приходил?

– Я не знаю этих людей. Они представились службой безопасности НОВА. Позвонили из Министерства, приказали не препятствовать.

– Что они делали у него?

– Дима, я всего лишь врач, у меня нет никакой власти. Меня не допустили в отделение. Всех выгнали. Я звонил, требовал объяснений, знаешь, что мне сказали? Вам жить надоело? Вот что!

– То есть никто не знает, что эти люди делали, а Митичев в итоге скончался. Вы не находите такое совпадение странным?

– Я стараюсь об этом не думать. Я не знаю, сколько мне сидеть здесь. Вздрагиваю от каждого звонка, от каждого стука в дверь.

– Где тело?

– Его забрали. Мне выдали приказ Министра. Вот он.

Арбенин извлёк из ящика стола лист бумаги бледно-жёлтого цвета с гербовой печатью, под текстом – размашистая подпись. Горин прочёл.

– Кремация? Что-то слишком они торопятся.

Доктор развёл руками. Из кармана извлёк пузырёк с лекарством.

– Валидол, – пояснил он, – В какое же кошмарное время мы живём! Страшно быть маленьким человеком под колёсами государственной машины. Чувствуешь, что ты никто. Пыль, с которой никто не считается. Думать одно, говорить другое, не чувствуя себя, своих желаний – невыносимо. Знаешь, люди превращаются в чудовищ, когда начинают следовать какой либо «великой доктрине».

Горин окинул взглядом кабинет. Глупо было начинать разговор здесь. Стены наверняка нашпигованы камерами и микрофонами. Но осторожничать больше не имело смысла.

– Так сейчас живут все, – Дмитрий поднялся, – Проводите меня к дочери.

Модель № 930

Когда Горин зашёл в рабочий кабинет, секретарь занесла конверт с маркировкой генеральной прокуратуры. Он долго крутил в руках канцелярский нож, не решаясь вскрыть пакет, будто чувствовал: неприятности на разговоре с Арбениным не закончились. Кто-то играл против него. Он отложил почту на край стола, прочёл сводку. Кражи, самоубийства, разбои, наркотики – это он пропустил, дело полиции – неизвестными на траулерной яхте обстрелян патрульный катер; преступники скрылись за пределами контролируемой акватории. Горин выделил сообщение жёлтым маркером. Наконец он взял конверт, извлёк бумагу. «В ходатайстве отказать». Дата. Подпись. Резолюция выведена толстым пером поверх текста его же запроса. Как плевок.

Рука сама потянулась к телефону. Нет, так просто вы от меня не избавитесь, подумал он, торопливо набирая номер. Долго не отвечали. Горин оскалился. Затем инспектору пришлось объяснять какому-то тугодуму, по какому праву он намерен побеспокоить генерального без предварительной записи. Дмитрий поднажал: «Вопрос государственной важности!» – крикнул он. Соединили.

– Горин, – полился густой властный бас, но без раздражения, – Тебе мало того, что я написал?

– Почему дело поручили мне? – Горин удивился своей наглости. Так резко с начальством никогда не разговаривал.

– А сам не понимаешь?

– Объясните.

– Потому что ты всё сделаешь правильно. У партии на тебя большие планы. Год-два и ты займёшь моё место. Что важно для партии? Преданность. А преданность – это умение исполнять приказы, не задавая вопросов. Понимаешь, о чём я?

– Да, я понимаю.

– Вот и прекрасно. Возьми выходной, расслабься. Дело закрыто. Ты блестяще отработал, впрочем, иного не ждали. Знаешь, что у меня на столе? Наградной лист. Очередная медаль ко Дню нации. Коли дырку в кителе. Всё, Горин, забудь об «Отражении», о Митичеве. Уголовное дело по халатности на того паренька из НОВА спустим на тормозах. Займись лучше контрабандистами. Вчера обстреляли патрульный катер, слышал?

– Да.

– В твоей префектуре, между прочим. Пиши подробный рапорт о закрытии материалов, я согласую. Потом два дополнительных выходных тебе. Всё. Разговор окончен.

Когда в трубке послышались короткие гудки, Горин едва подавил крик. Но если бы его кто-то видел со стороны, то понял бы всё без слов. Дмитрий был в бешенстве.

Модель № 937

Череда рутинных дел заглушила эмоции. Возня с отчётом по делу Митичева заняла большую часть дня. Экспертиза подтвердила: Данейко покончила с собой. С одной стороны, мозаика сложилась идеально, с другой, – Горина не покидало ощущение, что её детали фальшивые. Дмитрий напечатал последнее предложение, отрешённо перечитал текст, отправил на принтер. Секретарь забрала документ. Горин откинулся в кресле, задумавшись. Странно получается: враги становятся союзниками, а блюстители порядка оказываются замешанными в дьявольской игре. За окном вечерело. Задерживаться не хотелось, нужно как-то справиться с опустошением.

Когда он выключил свет и открыл дверь кабинета, раздался звонок телефона шифрованной связи. Что за чёрт! Он снял трубку, звонил Суздальский.

– Не говори ничего, – с ходу предупредил он, – этот канал не прослушивают. Просто молчи. Полагаю, ты прочитал мой отчёт по твоей подружке. Так вот, он – враньё от начала до конца. Думай сам, что с этим делать.

Суздальский бросил трубку. Горин резко развернулся и вышел.

Оказавшись на улице, он набрал Ларина, назначил встречу. Прошедшей ночью Горин прочёл пересланные материалы. Большинство файлов оказались повреждёнными, из базы их своровали неумело, но общая картина складывалась. НОВА встала на военные рельсы, и если их эксперименты окажутся удачными, следующему поколению достанется выжженная земля. Кажется, они открыли дорогу в ад. Что может быть страшнее? Только опыты над людьми, или «биологическими образцами», как они фигурировали в отчётах. Инспектор вспомнил нищего на побережье. Бедолага попал под колёса НОВА? Не исключено. Горин проштудировал за обеденный перерыв несколько томов полицейских сводок и ужаснулся. Таких психов теперь отлавливали по всему городу. А сколько погибших… Думать об этом не хотелось.

Он сел в машину и колесил по вечернему городу без цели, заворачивая на перекрёстках по наитию, словно машиной управлял не он, а некто посторонний, совершенно незнакомый. Горину никогда не доводилось чувствовать себя куклой-марионеткой. За него решали, за него говорили, он только играл роль, опять-таки кем-то отведённую. Кто неведомый режиссёр? Ещё вчера он не нашёл бы ответа. Сегодня он пробился сквозь туман подсознания: система, отстроенная на подавление любого проявления воли человека ради сохранения себя самой. Система тотального лицемерия, где принято говорить «А», подразумевая «Б», и всех, начиная от мелких клерков, заканчивая высокими чинами, такое положение устраивает, более того, они находят его единственно правильным и рациональным, видя в нём едва ли ни субстанцию, цементирующую народ в нерушимый монолит государства.

Может быть, впервые Горин ощущал себя зажатым в угол, пойманным на крючок обязательств. Вот истоки безразличия: принять всё, как есть, включиться в изощрённую игру с нарастающей сложностью правил, появляющихся спонтанно, по прихоти старших игроков, заставляющих остальных подстраиваться под обстоятельства. А остальные надеются выжить или пролезть «наверх» и сами бросать кости. Выход из игры один – смерть. Физическая или моральная – не важно. В любом случае будешь низведён до ничтожества. Со сколькими ты расправился сам, думал Горин, и не вспомнишь всех имён. Пришло время выбирать: стать проклятым самим собой, или забытым теми, кто сейчас руководит игрой.

Он оставил машину возле часовни на горе. Внизу вырывавшиеся из земли кристаллы небоскрёбов схватывались ржавчиной заката, превращаясь в гномоны солнечных часов, возвещающих конец жизни. Ларин ждал, облокотившись на ограждение смотровой площадки.

– Что-то ты не весел, – Максим приветливо улыбнулся.

– Тяжёлый день, – ответил Горин.

– Оправдался.

– Я прочитал…

– Стало быть, теперь мы по одну сторону?

Горин кивнул.

– Повидался с дочерью?

– Вы следите за мной?

– Ни в коем случае. У нас везде свои люди. Как она?

– Она меня не узнала.

– Должно быть, ты сильно изменился. Я должен раскрыть карты. Предпочитаю честную игру. Наша встреча не состоялась бы никогда, разве что при других обстоятельствах. Но и то, вряд ли. У тебя на меня ничего нет, и едва ли появилось бы. В том мире, куда НОВА хочет засунуть руки, есть нечто более могущественное, чем «Странники». Мы почти ничего не знаем о нём. Но он назвал тебя.

– О ком ты говоришь?

Ларин пожал плечами.

– Будь я религиозным, сказал бы, что это бог. Но я реалист, поэтому не знаю, что и ответить. Он называет себя «Архитектор». Сказал, ты всегда к нему приходишь.

Модель № 723

В машине они ехали втроём. Из-под повязки Горин ничего не видел. «Вынужденная мера», – увещевал Ларин. В салоне пахло бензином. Автомобиль гремел всеми болтами, налетая на выбоины. Водитель перед ними даже не притормаживал. Больше скорость, меньше ям.

Ларин, сидевший рядом на заднем пассажирском, был в приподнятом настроении и болтал без перерыва.

– Странно всё получается, Горин. Мы мечтали о другом будущем. Летающие машины, роботы, искусственный интеллект, квантовые компьютеры, и чтобы дома не строились, а печатались на промышленных принтерах. Знаешь, как называли в начале двадцатого века человека будущего? Homo sapiens autocreator. Человек разумный, создающий себя. Ну, хорошо, большинство пересело на электромобили. Появились автономные военные роботы. Да, есть квантовые компьютеры. Люди улучшают тела. Я знаю человека, который вживил себе в пятки сейсмодатчики. Говорит, так он чувствует вибрации планеты. Но мы же мечтали не только об этом, правда? Нет войне, нет границам, нет загрязнению воздуха и морей, – вот лозунги нашей молодости. А ничего не поменялось. Стало ещё хуже. Мы наблюдаем, как мир скатывается к безумию и тонет в крови. Мы же все больны, Горин! Открой учебник психиатрии, на каждой странице – диагнозы нашего времени. Мы вернулись к тому, с чего начинали: диктатура, доносы, бесправие, расстрелы, целые народы объявлены врагами народа, концлагеря. Скольких ты отправил в лагеря, Горин?

Дмитрий открыл рот, чтобы ответить «ни одного невинного», но Ларина несло, он все говорил, говорил, говорил…

– Прости меня за откровенность, но я ненавижу эти флаги. А они везде, на каждом углу. Особенно по праздникам. Меня просто выворачивает от них. Вы даже мой любимый город превратили в цифровой концлагерь. Везде камеры, любой твой шаг анализируют нейросети, районы поделены на зоны, и если у тебя высокий социальный рейтинг, ты ходишь везде, если низкий, только в допустимых пределах и не дай бог сделать шаг на закрытую территорию. А неграждане, те вообще не могут покинуть гетто без разрешения. Мы мечтали о рае, а создали ад.

– Рая без ада не бывает. Тем более всё, о чем говоришь, меры временные и чрезвычайные. Война рано или поздно закончится, сопротивление будет подавлено. Тогда мы начнём строить ту жизнь, о которой мечтаешь не только ты.

Ларин рассмеялся.

– Ты в это веришь? Не думал, что настолько наивный. Или тебе мозги перепрошили?

– Я живу своим умом. В конце концов, в чём ты меня хочешь обвинить? Что я не на твоей стороне изначально? Как знать, может, мы живём ради одной цели, только методы у нас разные. Вы больше болтаете, я – делаю, главное, верю в то, что поступаю правильно.

Горин кривил душой. Не такой он и дурак, чтобы откровенничать с первым встречным. Между тем, о чём он говорил и думал, лежала непреодолимая пропасть. Внутренний голос, – его вторая половина, он считал её худшей, – подсказывал, что затеянная Лариным игра может оказаться проверкой на лояльность партии. Осторожность в словах не будет лишней.

– Приехали, – подал голос водитель.

Машина содрогнулась всеми железками, когда двигатель заглох. Горин стянул повязку, и некоторое время щурился от яркого солнца. Молчаливый водитель, коренастый азиат в кожаной лётной куртке, закурил, взобравшись на капот. Он беззастенчиво разглядывал Дмитрия без тени презрения или ненависти. Инспектор был для него вроде экспоната из другой, недостижимой жизни. Ларин гремел чем-то в багажнике, – очевидно, там ещё та помойка, – погрузившись в него по пояс. Горин огляделся. На месте, где они остановились, заканчивалась ухабистая дорога. Дальше глухой стеной стоял сосновый лес.

– Где мы? – сказал Горин.

– Здесь наше укрытие, – Ларин захлопнул багажник.

В руках он держал разломанное надвое охотничье ружьё. Азиат спрыгнул с капота, щелчком отправил окурок под колесо, смачно сплюнул и оскалился, не сводя глаз с инспектора.

– Идём на куропаток? – Дмитрий улыбнулся, запустил руки в карманы куртки, с облегчением выдохнул, нащупав рукоятку пистолета. Он беззвучно снял оружие с предохранителя.

– Джамаль, можешь ехать, – сказал Ларин.

Азиат кивнул и сел за руль. Когда машина скрылась из вида, Максим шагнул в Горину.

– Сегодня дичь покрупнее, – сказал он.

Его глаза блеснули азартом. Во взгляде Горин без труда прочёл: убивать – дело привычки.

Модель № 722

– На всякий случай, – пояснил Ларин, вскинув ружье на плечо, – повезёт, проскочим, а нет – придётся отбиваться.

– От кого?

– Увидишь.

Они нырнули в заросли.

День выдался пасмурный, ветреный. Сырой лес, погружённый в грязно-синие сумерки, неровно и глубоко шумел, подпирая льдинистое небо, проглядывавшее в редких разрывах крон. Ларин шёл бесшумной пружинящей походкой тигра, огибая буреломы и низкий кустарник. Это выдавало в нём бывалого охотника. Горина, державшегося след в след, удивила такая перемена. Из разбитного гуляки, отпрыска богатых родителей, опьянённого революционной романтикой, каким он показался Дмитрию в первую встречу, тот превратился в сосредоточенного и хладнокровного воина. От него будто веяло звериной силой. Горин не вынимал правой руки из кармана куртки. Ему было спокойней от мысли, что выстрелит первым.

– Максим, ты мастер интриги. Я только сейчас начинаю понимать, что ты не оставил мне выбора, кроме как оказаться здесь, – прервал он молчание.

– Доверие – не твой конёк, Дима. Бьюсь об заклад, у тебя нет друзей.

– Был один. Погиб. Но сейчас полно приятелей и знакомых.

– И ты никому не доверяешь. Так, чтобы за выпивкой излить душу, и не трястись потом, сдадут или нет.

– Моя работа не предполагает откровенности.

– Дело не в работе, Горин. Дело в человеке и тех, кем он окружён. Если человек вынужден всю жизнь улыбаться всякой мрази, то он и сам рано или поздно становится мразью. Он попросту не замечает, как теряет всё человеческое. И вроде бы живёт, но как марионетка. Только вот кукловода на самом деле нет.

– Интересное у тебя обо мне сложилось мнение.

– Не хотел тебя задеть. Перефразировал Ницше.

– Когда говорят: «не хочу задеть, но…», именно что стараются задеть.

– Как ни крути, мы по одну сторону. Если хочешь что-то знать, задавай вопросы. Но будь готов, я сам многое до конца не понимаю.

– Я хочу знать об «Архитекторе».

– Надеялся, ты расскажешь. Очевидно, не время, – он взял паузу, ожидая ответа, но Горин промолчал, – Ладно. Это программа.

– Программа? – Дмитрий чуть не подавился, – Будем считать, я удивлён. Но что-то не складывается.

– Месяц назад дал сбой наш центральный компьютер. Диски оказались забиты информацией – набор символов. Для понимания, это сотни терабайт. Мы, понятное дело, запаниковали, что за дерьмо такое. Перепробовали все танцы с бубном, оказалось, не вирус.

– Что же тогда? Инопланетное вторжение?

– Думали и об этом. Но мы реалисты. Наши, в прямом смысле, гении прописали дешифратор. Пришлось изолировать центральный компьютер и заменить его. На нём запустили алгоритм. Ты не поверишь, потребовалась неделя, чтобы вскрыть одно слово.

– «Архитектор»?

– Именно. И ещё кое-что, – он опять помолчал, – точные координаты и время, причём не в прошлом.

– Не тяни кота за яйца, – съязвил Дмитрий.

Ларин, остановившись, обернулся. Он в упор посмотрел на Горина.

– Я, правда, не хочу теребить твои раны. Но «Архитектор» вплоть до секунды указал на время и место аварии, в которую попала твоя жена. Прости, я сочувствую твоей утрате.

– Какого… Какого черта ты делаешь? – прошипел Горин, и стиснул пистолет в кармане.

– «Архитектор» – послание из будущего. Разве не понятно? Он назвал твоё имя.

– Какое? Дмитрий Горин? – Дмитрий прыснул со смеха.

– Никомах.

– Что… Откуда ты знаешь?

– Я и не знал. Но ты выходил в «Отражение»… Со мной и моими людьми. Это сложно понять, тем более принять. Но я прошу, доверься. Может, впервые в жизни.

– Дешифратор ещё работает?

– Да. Каждый день мы получаем новые данные.

– Что там ещё? – сказал Горин, готовый выхватить пистолет и выстрелить Ларину в голову. Тот и дрогнуть не успеет.

– Мои друзья ответят на твой вопрос. Кстати, мы почти пришли.

Ларин махнул рукой в сторону, и только сейчас Дмитрий заметил проглядывающий между деревьями бетонный забор, местами покосившийся и оскалившийся ржавой арматурой.

Модель № 648

Они шли вдоль железнодорожной колеи, рыжей лентой тянувшейся до перекошенных ворот полуразрушенного ангара вдалеке, бетонные опоры которого белели, как переломанные кости. С правой стороны в них целилась прогнившими пушками армада танков и бронетранспортёров, колёса которых намертво оплёл кустарник. Земля была усеяна деталями механизмов, обрывками гусениц, скорчившимися острыми кусками металла, искорёженными бочками из-под машинного масла и мазута, бетонными блоками с торчавшими из них стальными прутьями, обломками кирпича. В высокой цепкой траве запросто можно споткнуться о вмёрзший кусок проволоки или арматуры и порезать руки какой-нибудь железкой. Приходилось смотреть под ноги. За каждым шагом следили слепые глазницы окон. Остовы построек, вздымавшиеся повсюду, походили на восставших из ада чудовищ. Впереди маячила чудом уцелевшая кирпичная труба, упиравшаяся в небо. Ветер, казалось, обрёл на пустоши особенную силу. Он набрасывался, едва они выходили на открытое пространство, норовя сбить с ног. Глаза Горина слезились от холодных порывов.