Сказки для долгой ночи

Сказка о мудрой помощнице

Одним особенно тёмным осенним утром Лора проснулась от непрекращающихся ночных кошмаров. На улице было темно, так и не догадаешься, сколько времени.

Лора прошлёпала босиком по холодному полу до кухни. Включила лампу и попила воды. Отдышаться нормально совсем не получалось, сон никак не выходил из головы.

«Надо бы прогуляться», – подумала Лора.

Она неспешно выпила кофе, перекусила на ходу и начала собираться. На улице было по-прежнему темно, но слишком много людей и машин. Все куда-то спешили. Лору это нервировало, поэтому она отправилась на прогулку в парк неподалёку.

Она сбежала по ступенькам в парке и словно очутилась в другом мире. Листва шуршала под ногами, будто бы вела свой разговор. Дорога пестрела всевозможными оттенками опавших листьев. Деревья шумели, заставляя оглядываться по сторонам. Мутно светили фонари. Заброшенные здания неподалёку напоминали каждому, что хранят в себе тайну, они не готовы были принимать чужаков. Но главное – набережная реки. Вода текла неспешно и беззвучно. От неё веяло спокойствием и умиротворением. Утренняя прохлада позволяла укрыться и от ночных кошмаров, и от дневных забот.

Лора подошла ближе к реке, и её отражение запечатлелось на поверхности воды. Она взглянула в глубь тёмных вод и почувствовала волнение. Вдруг вспомнился обрывок сна. Показалось, что на глубине что-то промелькнуло. «Не поспишь нормально – и привидится всякое», – подумала она.

Но вода пошла рябью, и Лора увидела, что из глубин к ней стремительно поднимается нечто. Она застыла, не могла сдвинуться с места, а из реки поднялась девушка. На ней было лёгкое платье, сотканное словно из рыбьей чешуи. Девушка спокойно взглянула в полные ужаса глаза Лоры.

«Будто бы с далёкого Севера», – промелькнуло у Лоры в голове.

– Приветствую тебя, красивая девушка! Прости, что напугала, совсем не хотела этого делать. Не думала, что в столь ранний час кто-то будет на этой стороне. Ты так смотрела на меня, что я решила с тобой пообщаться. Моё имя Палык, а как зовут тебя?

– Л-Лора.

– Не бойся, Лора, я не причиню тебе вреда. Наоборот, если послушаешь меня, счастье обретёшь. Ты красивая и душа твоя чистая. Слишком ты хороша для этого мира, но и на стороне тёмных вод тебя ещё долго никто не будет ждать. Чувствую, что беда в твоём сердце поселилась. Не поделишься с Палык своими горестями?

Лора смотрела на незнакомку, не веря глазам. Может, она сошла с ума? Или тотальное невезение и ночные кошмары так повлияли? Ей казалось, что она спит прямо сейчас.

Палык была очень красива: длинные и тёмные как смоль волосы, миндалевидные внимательные глаза цвета спелой вишни. Она была маленькая, словно совсем ещё девочка, но всем видом выражала невероятную силу и мудрость тысячи веков, а смотрела спокойно и умиротворённо.

– Невезучая я совсем, – призналась Лора. – А ещё ко мне во сне приходит жуткий человек и заставляет меня лес перейти. Лес страшный, я отказываюсь, а он настаивает. Говорит, всё равно будет так, как он хочет.

– Не расстраивайся, милая девушка! Я тебе помогу. Как изгонишь из снов страшного человека, так и жизнь наладится.

– Как же я изгоню его?

– А я тебе оберег дам. Вот, держи, этот волк сделан из кедра. Волк издавна считается хранителем нашего рода. Называй его Пору и не теряй. Будешь ложиться спать – с собой бери. Придёт страшный человек – мой помощник тебя защитит.

– Благодарю, Палык! Так и поступлю.

Лора сжала в руке загадочный оберег, а Палык уже и след простыл. Погрустила Лора и отправилась домой. Дома она так заработалась, что не заметила, как уже нужно было готовиться ко сну. Помнила она наказ Палык и взяла оберег с собой в постель.

Уснула быстро. И вот снится ей густой туман, а из него выплывает страшный человек. За руку пытается ухватить, с собой забрать. Тут девушка и закричала: «Помоги мне, Пору!»

И тут прямо перед ней явился огромный волк. Оскалился он и погнался за тем, кого так боялась Лора. Схватил он страшного человека и подбросил со всей силы так, что он пропал. Тогда повернулся волк к Лоре и заговорил человеческим языком: «Теперь ты свободна, но меня не забывай, не избавляйся. Береги как талисман. Та, что тебе помогла, – из древнего племени. Люди того племени летают как орлы, плавают как рыбы, сильны как медведи, а мудры и умелы как волки».

Сказав так, Пору исчез, и до самого утра спала Лора спокойно, а когда проснулась, ярко светило морозное солнце. На душе было легко. Лора заглянула под подушку: там лежала маленькая кедровая фигурка мудрого волка. Лора улыбнулась и про себя поблагодарила Пору и Палык.

Ксения Макарова

Лисьи тропы

За морями, за холмами, почти на краю света стоит деревня. Обыкновенная деревня, каких много. Одна напасть: добраться туда можно, лишь переплыв озеро. Вот и сидят жители деревни без гостей, сами в большой мир только по делам выбираются и сетуют, что не пройти больше лесной тропой. Смерть по ней бродит, странников поджидает.

На самой опушке леса возвышается дом. Не дом, а чудо: в окнах с резными наличниками искрится озёрная гладь, а на пряничного цвета крыше вьют гнёзда аисты. Но случайный путник не застанет хозяина: дверь откроет его дочь Таня и ответит, что отец на ярмарке. А соседская старушка проворчит, что он-де дома почти не появляется. «Как овдовел, то на одну ярмарку уплывёт, то на другую. Дела у него… Дочь-сиротку жалко. Растёт одна, как полевая трава».

Вот вновь собирается отец на ярмарку, а дочь – за ним.

– Отец, ничего я не видела дальше озера. Возьми меня с собой – на ярмарке помочь, на город посмотреть!

– Нельзя, дочка, хозяйство без пригляда оставлять. Я уеду, а ты смотри за курятником, не промышляет ли там лиса. Как бы не выкрала она Ночку, нашу лучшую несушку. Если всё спокойно – можешь надеть из материной шкатулки гребень и ступать к подругам. Только в лес не ходи.

Хитрая лиса к ним повадилась: не остановишь ни злыми собаками, ни капканами. Поставят капкан – попадёт в него местный выпивоха, сделают высокий забор – Патрикеевна пророет лаз под ним, приставят к сараю охрану – воровка прошмыгнёт мимо.

Уплыл отец на лодке, а Таня заглянула в курятник, пересчитала птиц – все на месте, закрыла сарай и побежала с подружками венки плести да через костёр прыгать. Вернулась – а курятник открыт нараспашку, вокруг пух летает. Все птицы на месте, одной Ночки нет. Стало Тане обидно до слёз, но что плакать – надо Ночку выручать. И отправилась она искать лису.

Долго шла, не зная дороги, и набрела на поляну: по одну сторону растут молодые берёзки, по другую – тёмные кусты орешника. «Куда же лиса Ночку утащила?» – растерялась Таня.

– Не знаешь, не знаешь! – ответил ей хор тонких и звонких голосов.

– Кто же знает?

– Не знаешь, не знаешь, что найдёшь, что потеряешь! – пели ей синие колокольчики на поляне.

Не успела Таня ответить, как в орешнике промелькнул рыжий хвост. Девочка метнулась за ним. Тонкие ветки царапали ей лицо, корни деревьев цеплялись за подол платья – не пускали дальше. Внезапно орешник закончился, и Таня оказалась в тёмной чаще.

– Как ты сюда попала, девочка? Люди не бывают в этой части леса. – На неё с любопытством смотрела лиса.

– Воровка! Верни мне Ночку, и я пойду домой, – топнула ногой Таня.

– От Ночки твоей одни косточки остались, уж извини. А домой ты прежней дорогой не вернёшься.

Обернувшись, Таня увидела, что кусты орешника сомкнулись и закрыли путь в деревню.

– Здесь живёт чудовище, – продолжила лиса. – Всё, что попало в его владения, света белого больше не увидит. Проглотит оно тебя и глазом не моргнёт.

– Почему это? Ты, к примеру, и в деревне бываешь, и в лесу. И свет белый видишь, и в темноте не теряешься. А меня запугиваешь.

– Но ты, девочка, не из пугливых. Я тропинки знаю верные и хвост по ветру держу. Хочешь, научу?

Дальше они пошли вместе и набрели на перекрёсток: одна дорога широкая и чистая, другая узкая и извилистая. Повела лиса носом – и свернула на тропинку в стороне от двух дорог.

– Не выбирай сразу проторённую тропу, приглядись. Люди думают, если дорога широкая, значит верная. Но на той дороге на нас бы волки накинулись, а на другой – медведь, – объяснила лиса.

– Как же тогда определить, что дорога верная? – спросила Таня.

– Тут чутьё нужно. Идти по верной дороге иногда мягко, иногда быстро, иногда сухо – всё зависит от того, куда ты хочешь прийти. И хорошо, если рядом растут столетние деревья.

– Почему?

– Я не знаю собеседника мудрее, а друга лучше, чем старый дуб или вяз.

– А если в этих же местах любит гулять чудовище?

– Там, где ступали лапы чудовища, жизни нет. Чистый ручей обернётся болотом, а сильное дерево – трухлявой корягой. Поэтому чудовище перестало заглядывать в собственный сад. Боится, что его цветы совсем зачахнут.

– У чудовища есть сад? – удивилась Таня.

– Да, и чем темнее становится в лесу, тем больше в нём цветов.

Сколько они шли, пару часов или лет – никто не знает. Наконец тропинка привела их к ручью. Лиса решила, что можно и отдохнуть. «Не знаешь, не знаешь!» – повторяли свою песню синие колокольчики.

– О чем они поют? – спросила Таня.

– Это старая песня. Если путник чудовищу приглянётся, оно просит загадку. Любит головоломки перед обедом.

«Ошибусь – проси что хочешь. Отгадаю – тебя съем!» – звенели колокольчики.

– Лучше чудовищу на глаза не попадаться. – От мыслей о людоеде Тане стало зябко.

– А если попадёшься, страху не показывай. Говори ровно, спокойно, как с паромщиком у озера.

– Как же не бояться?

– Бывает, со своим страхом нужно договориться: постой в стороне, ты мне сейчас не поможешь. Вот случилось мне по молодости попасть в капкан…

– Тебе помогли выбраться?

– Не помогли, я сама. Сначала застыла от ужаса. Но вижу – приближается охотник. Дай я страху себя проглотить, висела бы моя шкура в доме какого-нибудь купца.

Таня заметила, что лиса прихрамывает на заднюю лапу.

– И всё-таки, почему те, кто встречают чудовище, соглашаются играть в его игру? Не проще ли убежать?

– От него не убежишь. Быстрее зайца, больше медведя, клыки острее, чем у волка. Иные боятся, а смельчаки мечтают заполучить цветок из сада чудовища.

– Зачем?

– Цветы чудовища приносят удачу. Кто-то любовь встречает, кто-то богатство получает, третьему открываются редкие знания. Ну вот, здесь наши дороги расходятся. – Лиса остановилась. – Иди на восток и выйдешь в соседнее село.

– А я с чудовищем не столкнусь?

– Столкнёшься – спроси про меня! – сказала лиса и была такова.

Осталась Таня одна. Колокольчики ей пели, а совы поддакивали: «Угу-угу». Далеко было до соседнего села. Ночь раскинулась тёмная, ни звёздочки, за ноги цеплялись коряги – тянули в лужи с затхлой болотной водой. Вспомнила Таня наказ лисы, но поздно: встретила она лесное чудовище. Огромное, горбатое, восемь лап готовы вцепиться когтями, три красных глаза смотрят не мигая.

– Ты потерялась, девочка? Или сад мой искала? – прохрипело чудовище.

– Ничего я не терялась. – Таня была напугана, но, следуя советам лисы, отвечала ровно. – Я здесь потому, что искала самое дорогое. Только не вернуть мне потерянного.

– Говоришь ты мудрёно, – оскалило чудовище клыки. – Не побоишься загадку мне загадать? Ошибусь – проси что хочешь. Отгадаю – тебя съем!

– Всё, что захочу? Даже корабль, рассекающий морские просторы?

– Хоть десяток кораблей, что ни пожелаешь!

Таня тянула время, надеясь, что по сказочному обыкновению ей на помощь придёт охотник. Но, видимо, она оказалась не в той сказке.

– Загадку, говоришь? – хитро прищурилась Таня. Она старалась не показывать, как ей страшно. – Хорошо, слушай загадку. Ночку проглотила, следов не оставила, по белому читает да пишет неразборчиво, закрытых дверей не любит, а входит без стука.

– Хм, закрытых дверей не любит и ночь глотает… И учёная. Признавайся, кошку загадала?

– Нет, не кошку.

– А, понял, весна! День длиннее, и снег ещё есть. Хорошую ты загадку загадала, только меня не перехитрить!

– Не весна это, чудовище.

– А что же тогда?

– Хочешь знать ответ? А что я за это получу? – Таня думала, как бы поскорее убежать.

– Всё что захочешь!

– Не надо мне ничего, чудовище. Разве что цветок из твоего сада на память. Пусть будет тот, который сегодня зацвёл.

И только она это сказала, в её ладонях выросли листья папоротника, а в самой сердцевине светился золотой бутон. С каждым мгновением цветок распускался, сиял всё ярче, словно в чаще зажгли сотни огней.

– Верни моё сокровище! – взревело чудовище.

Таня бросилась наутёк, а чудовище – за ней: наступает на пятки, клацает зубами, того и гляди проглотит. От погони у Тани растрепались косы, и материнский гребень упал на землю. Выросли из гребня дубы и сковали чудовище в своих ветвях.

А Таня выбежала из леса, только цветка при ней уже не было, одни искры золотые вокруг летали. Но с этого дня открылись ей все дороги, явные и потаённые. Нашлась и старая лесная тропа в большой мир, которую Таня показала жителям своей деревни – ведь чудовища теперь можно было не бояться.

А волшебный сад до сих пор цветёт в лесу. Говорят, найти его могут только те путешественники, которые знают язык колокольчиков.

Сказка о Василисе и сбежавшей реке

В беспечные детские годы Василиса была неразлучна с бабушкой. Бывало, собирается та на ярмарку, а Василиса за руку – как тут откажешь? Только у Соболиного моста бабушка становилась другой, чужой: в васильковых глазах мелькала едва уловимая тень, а мягкая ладонь казалась сухой и холодной. «Не стоит тебе гулять тут, дочка. Это проклятое место, велик шанс повстречаться с ведьмой», – повторяла бабушка всякий раз, когда они в спешке шли мимо ржавых сводов, под которыми когда-то текла Соболиха.

У моста Василиса не гуляла. Когда она была совсем маленькой, заезжий знахарь что-то пробубнил про слабое здоровье. Родители девочки утвердились во мнении, что ребёнку лучше дома. Поначалу она протестовала: невзначай разбивала чашки, много плакала. Но тоску по прогулкам и играм вытеснили книги. Нырнув в буквы и истории, Василиса возвращалась только к вечернему чаепитию.

Шли годы, а Василиса была неразлучна с книгами. В городской библиотеке девушка помогала Мари, главной по архиву. С первого дня работы Мари стала Василисе подругой – лучшей и единственной. Пока в архиве не было гостей (а случалось это довольно часто), они наперебой рассказывали друг другу сказки: о великанах, обитающих в тумане, и волшебных птицах, чьи песни собьют с пути любого странника.

Но вернёмся к началу истории. Когда в стенах архива впервые появился Остап, сердце Василисы свалилось в пятки и подпрыгнуло обратно. Молодой человек переписал какие-то справки, улыбнулся и ушёл. На следующий день он вернулся. Василиса была рада: от его визитов ей становилось тепло и светло, как от посиделок у камина. Мари лукаво улыбалась, но однажды сказала неожиданно серьёзным голосом: «Его глаза цвета гречишного мёда, так и хочется влипнуть. Но будь осторожна, ты мало его знаешь».

Василиса не прислушалась к подруге. Когда Остап признался девушке в любви, мир вокруг них завертелся с неимоверной силой. События сменяли друг друга, как яркие картинки в калейдоскопе. Если бы Василиса знала, куда приведут её слова Остапа…

*

Василиса шла, задыхаясь от рыданий. Ей было всё равно, что в городе стали исчезать люди и что пронизывающий ветер не располагал к прогулкам. В голове крутилась глупая, детская мысль: плакать, пока слёзы не заполнят высохшее русло Соболихи. Он сказал, что больше не любит. Что Василиса ведьма, которая его околдовала, жалкая и жадная до внимания. «Ведьмы здесь давно перевелись», – только и смогла ответить девушка.

Василиса поскользнулась, но не успела упасть, застыв во внезапной, огненной боли. Что-то рассекло ей спину прямо между лопаток. На следующее утро она проснулась призраком.

Кто-то считает, что быть привидением не больно. Другие настаивают, что у призраков ломит каждый сантиметр тела, которое они потеряли. Василиса же ощущала себя потерянной и неприкаянной. Заглянула в библиотеку и по привычке – на блошиный рынок. Но даже теперь, став буквально не от мира сего, в мыслях она снова и снова возвращалась к Остапу. Злится ли он до сих пор?

Он стоял в саду. Волнистые волосы незнакомки на свету отливали золотом. Стоило об этом подумать – и он поцеловал её солнечные кудри. Незнакомка тихо засмеялась. Первым желанием Василисы было отвернуться, будто её здесь нет. Но вместо этого она побежала со всех своих призрачных ног. Слабые лёгкие, неудобные каблуки, скользкая мостовая больше не ограничивали в скорости. Она неслась не глядя – пока не ударилась обо что-то твёрдое.

– Хочешь вернуть любимого? – голос собеседника был низкий и скрипучий.

Василиса огляделась. Темно, ни души. Преградой оказался лес: тонкие и мелкие берёзы вдали сменялись тёмными и высокими соснами. Прямо на пересечении деревенской дороги и тропинки в сосновые дебри стоял вяз.

– Хочу что? С кем я говорю? – растерянно спросила девушка.

– Ты смотришь прямо на меня.

– Вы… разговариваете?

– И почему твоя семья так этому удивлялась? Но ты, Дормидонтовна, я полагаю, девушка начитанная и не обременённая предрассудками о говорящих деревьях…

– Простите, я ещё не оправилась от того, что стала привидением. Мне надо свыкнуться с этим, а уже потом удивляться разговорчивости вязов.

– Ну, какое из тебя привидение? Ты вполне жива – вас, ведьм, так легко не пронять. Просто немного проклята.

– С чего вы взяли, что я ведьма?

– Во-первых, потому что ты не привидение. Они пахнут иначе: холодом и прошлогодней травой, сосновыми иголками. А ты пахнешь пылью, как будто добиралась из города на своих двоих.

– Я летела. Наверное… Я не поняла.

– И ты сомневаешься, что ведьма?

– Не обзывайтесь, пожалуйста. – заплакала Василиса. – В один день я потеряла и любовь, и, кажется, жизнь. Но даже сейчас уверена, что я не старая карга на метле, которая насылает проклятья, град и бородавки. И привороты я тоже делать не умею, что бы там Остап ни говорил!

– Когда твоя жизнь в опасности, гораздо лучше быть ведьмой, чем не быть ею. А твоя в опасности. Кто-то хотел её забрать – и забрал бы уже, только сил не хватило. Но раз колдовство у тебя в крови, выход есть. Всего-то нужно узнать, кто хотел тебя убить и зачем. Пошлёшь его на небо за звёздочкой – и будешь жива-живёхонька. Главное, успеть до новой луны.

– А если не успею?

– Тогда точно призраком станешь.

– И как мне найти того, кто хотел меня убить?

– Скажу, если ты мне поможешь.

– Я? Помогу?

– Видишь ленты на ветвях? Их оставляют незамужние девушки в надежде привязать любимого. А я совсем не знаток в приворотах. Убери их, они мне расти мешают.

Пальцы не слушались, узлы потрёпанных атласных ленточек были завязаны намертво. Тут бы тонкий нож для фруктов, а не призрачные руки… Первая ленточка поддалась неохотно и до последнего цеплялась ниткой за кору. Вторая, третья… Всего их было больше тридцати. Когда Василиса распутывала последнюю ленту, почерневшую за годы, уже светало.

– Новый день, новый образ, – довольно отозвался вяз. – Вот моя подсказка: ищи дом с часами, он твою судьбу и решит.

– Спасибо. А откуда вы меня знаете?

– Я много кого знаю. Сколько здесь стою, ко мне приходят люди и рассказывают о сокровенном. Помню, прабабка твоя умела вызвать грозу. Каждый раз оправдывалась, что случайно, краснела, глаза опускала. Зато какая потом радуга была – яркая, двойная… И мы оба соглашались, что не такой уж это и конфуз.

– А бабушка?

– Она грома боялась. А себя ещё больше.

– Зато у неё было самое вкусное варенье из диких яблок. Тех, что целиком…

– Бесспорно.

– Если снова стану живой, обязательно научусь вызывать дождь.

– Ловлю на слове, – кивнул верхушкой вяз, – а то лес сохнет.

Когда Василиса скрылась за горизонтом, вяз ухмыльнулся: «Лет сто ведьм не видел». Он соврал: люди с ним не разговаривали, боялись колдовского дерева. Даже девчонки, мечтающие о взаимности, быстро завязывали ленты и убегали не оглядываясь. А вот с душами умерших всё иначе. Напоследок они делились тем, о чём жалели и что не отпускало: не получилось, не сбылось или не успелось. Кто-то умолял дать ему время. Кто-то повторял раз за разом одно и то же, пока, наконец, не понимал. И тогда сквозь толстую, испещрённую глубокими трещинами кору они все уходили туда, где уже ничто не было важно.

*

У главных городских часов было два циферблата. Первые показывали точное время, а вторые, несмотря на все усилия местных мастеров, – что им вздумается. Фасад с часами выходил на городской рынок, шумный, гудящий разными языками и напоминавший, что мир не заканчивался на городе с высохшей рекой и лесом по его краю.

Люди в своём повседневном танце сменяли друг друга, обменивая монеты на специи, а комплименты – на городские сплетни. У травницы новый петух, дочь священника беременна (и точно не от святого духа), а пекарь после обеда у портнихи свалился с какой-то непонятной хворью.

«Меня никто не ищет», – стоило Василисе так подумать, как она поймала на себе чей-то взгляд. Человек в тёмном пальто развернулся и быстрым шагом направился к выходу из торговых рядов. На секунду опешив, Василиса закричала:

– Постой! Ты меня видишь?

День не предвещал Ивану ничего хорошего. В его сны вернулась война, с дымом от драконьих поджогов и разрушенными форпостами. А раз так, спать он не будет вовсе – благо, работы много. Он давно перестал узнавать себя в зеркале из-за тёмных кругов под глазами и отросших, как у бродяги, волос. Но, давясь горьким от крепости кофе, Иван и представить не мог, что вскоре снова увидит призрака.

– Да погоди же, мне нужна твоя помощь, – нагнала его Василиса.

– Как бы не так, – Иван тихо выругался. – Тебе уже ничем не поможешь.

– А вот и нет. Я ищу любые сведения о том, кто пытался меня убить. И раз ты меня видишь, то что-то знаешь.

– Тогда вставай в очередь. Перед тобой три пропавших человека, родственники которых хотят знать, куда они делись. И платят мне за это – я следопыт. А с привидения и получить нечего, только лишнюю мороку.

– Ну, предположим я не привидение, а немного… проклятая ведьма. И если до новой луны узнаю, кто хотел меня убить, буду жива.

– Такие неунывающие призраки мне ещё не попадались.

– Слушай, а может, тот, кто хотел меня убить, связан и с твоими пропавшими?

В городе пропадали люди: студенты-бездельники, забросившие учёбу, девушки в последних приготовлениях к свадьбе, торговцы и мелкие воришки, пекари и домохозяйки. Исчезали средь бела дня, будто и не было. Там, где их видели в последний раз, находили продолговатую бусину из голубого кошачьего глаза. Иван уже обращался в ломбард: украшение хоть и не дорогое, но старинное. Поэтому он заглянул на блошиный рынок навести справки.

– Успешно? – спросила Василиса.

– Продавцы, как один, заверили, что таких бус не продавали. Посмотрим, кто из них завтра побоится выйти к прилавку.

– Завтра – никто. Блошиный рынок открыт только по средам.

– Тогда ждём.

– Нет у меня недели. – Василиса кивнула на исчезающий серп луны.

– А ты как оказалась… такой? У тебя могли быть враги?

– Не знаю. Я целыми днями была в библиотеке. Наш архив не может похвастаться наплывом посетителей. Свободное от библиотеки время проводила с Остапом.

– Что ещё за Остап?

– Вычеркни его из списка подозреваемых. Не он это. Зачем убивать людей, если их можно ругать и обижать?

– Ну, предположим. Но что случилось тогда?

– Поссорились из-за мелочи, Остап прогнал меня. Я шла поплакать на мост.

– Проклятый?

– А на каком ещё плакать? Но я не дошла. Точно, мост!

– Куда ты? Тут дороги нет.

– На этой улице архив. Тут я ориентируюсь с закрытыми глазами.

Они свернули у старого кирпичного здания. Новые бронзовые часы, которые библиотеке подарила крупная типография, гордо блестели в свете фонаря.

*

Дело не спорилось. Луна стала почти прозрачной, а Василиса не знала про своего врага ничего. Как будто это он был невидимым, а не она. У Соболиного моста люди больше не пропадали. Священник хватился своей беременной дочери, но оказалось, что она просто сбежала вместе с возлюбленным бардом.

– Я тоже когда-то был бардом.

После нескольких ложных следов Ивана потянуло на разговоры.

– Ты? Бардом? – от удивления Василиса зевнула.

– После войны не тянет на песни. Ты когда-нибудь пела по заказу призраков? А я пел.

– Жутко, должно быть.

– Есть немного. С тех пор терпеть не могу ни песни, ни призраков.

– Ну, извини.

– Ты бы отдохнула. Толку кружить над городом без плана?

– Мой план – увидеть и узнать. Как я увижу, если сижу сложа руки?

Василиса боялась усталости: она напоминала, что смерть наступает ей на пятки.

*

Василисе казалось, что она – уже и не она вовсе. Другой человек, с незнакомым характером и чувствами.

Прямо перед ней была дверь – плотная, дубовая, с резной ручкой-птицей. Тот, кто выставил Василису из дома, во сне был её отцом. Он говорил ужасные слова, которых прежняя Василиса испугалась бы. Но во сне она держалась невозмутимо. Зачем-то смотрела на отцовскую бороду – длинную, чёрную, с двумя седыми волосками. Девушку переполняла глухая, клокочущая злость.

Небо из голубого стало серым, а из серого – тёмно-синим. Вдалеке затрещали первые раскаты грома. Надвигалась гроза. Все дома, встречавшиеся ей на пути, были закрыты. Василиса долго колотила в ставни – никто не отзывался. Стучалась в одну дверь, другую, третью, потом зашла на постоялый двор. Денег с собой не было. За ночлег предложила бусы, такие переливающиеся, но хозяевам они не понравились.

Ветер пробирал до костей, и Василиса укрылась под мостом. Волны Соболихи упирались в острые носы её ботинок. Куда дальше? В реку? Тут к Василисе пришла чужая, твёрдая решимость: как будто она только что определилась с чем-то важным. Речная вода, которая от дождя должна была прибывать, отступила, открывая песчаное дно с водорослями и моллюсками.

Василиса проснулась на дне Соболихи, вся перепачканная глиной. Петухи кричали о новом дне, бус из кошачьего глаза при ней не было. Она снова была собой.

*

В библиотеке всё шло привычным ходом. Мари встретила подругу своей обычной утренней улыбкой.

– Ты мне снилась, – выпалила Василиса вместо приветствия. – Говорят, друзьям нужно рассказывать о снах.

– Сон был хороший?

– Грустный. – Василисе трудно было подобрать слова. – Мари, зачем?

– Если ты догадалась, то почему спрашиваешь?

– Хочу от тебя услышать.

– Предположим, я ведьма. Как скучно станет – так и тянет украсть чью-то жизнь.

– Смешно, но я тоже ведьма. Впрочем, меня не тянет даже глаза тебе выцарапать.

– Ты не понимаешь. Вы все и так не живёте. Где ты была? Только и делала, что пряталась за книгами или Остапом. Мужчины отнимают жизнь лучше всех, часто и без разбора. Ты теряешься за их решениями, заботой, за их очагом… А они дают тебе выбирать? Я же беру жизнь только тогда, когда мне это нужно. Отец решил выдать меня за сына мукомола – семейное дело для него было выше интересов дочери. Когда я отказалась, перестала существовать для него и всех остальных. За сына мукомола выдали мою сестру. Но не видать им было удачи: я ушла из города вместе с рекой. Мельница остановилась, и погорело их дело.

– Мари, так больше не будет. Я позову дождь. Река вернётся.

– И что поменяется?

– Всё уже поменялось. Я не дам тебе забирать людей, как бы они в своей жизни ни ошибались.

– Тогда я уйду в другой город. Не побежишь же ты за мной по всему свету.

– Тогда я снова стану бардом. – Иван вышел из-за книжных стеллажей. – Я сочиню песню о ведьме, у которой украли жизнь, и та в отместку начала красть чужие. Барды Залесья на раз-два подхватят такую историю.

*

Мари оставила город в тот же день. Никто не видел, куда она направилась. Вода постепенно возвращалась в Соболиху, и неравнодушные начали укреплять старый мост. Кто-то даже задумался о постройке водяной мельницы.

Василиса сидела под вязом. Несмотря на позднее лето, поляну заполонила мать-и-мачеха.

– Я переехала. Из окон гостиной теперь видна река. На мансарду, где я сушу полынь и донник, часто заглядывает солнце.

– А что с архивом?

– Нашли новую девочку, ей полезно для учёбы. Я теперь в отделе современной литературы: там больше людей и незаконченных историй.

– Нравится?

– Да. Но не так, как вызывать дождь, – улыбнулась Василиса. – И если мне что-то не понравится, я расскажу тебе об этом сразу, а не тогда, когда призраком отправлюсь в другое место.

Вяз зашелестел листьями в ответ.

– Как думаешь, мне стоит повесить на дверь табличку «Василиса Дормидонтовна, ведьма и библиотекарь»?