Хромые боги

«Есть только два способа прожить жизнь.

Первый – будто чудес не существует.

Второй – словно кругом лишь одни чудеса»

Альберт Эйнштейн.

1 глава.
Англия. Графство Восточный Суссекс.

Кто может сказать, не кривя душой, и не интересничая перед публикой, что с ним случались чудесные вещи? Нет, определенно, настоящего волшебства, которого многие из нас все же подспудно ожидают, в нашей жизни не встретишь. Так, пожалуй, и проведешь весь отведенный тебе путь от отрочества (младенчество и детство с их неясными воспоминаниями оставим в покое) до места последнего упокоения, зевая на утреннем богослужении в местной церкви, склонившись над скучными колонками цифр финансового отчета в пыльной конторе, или совершая другие столь же необходимые, сколь и бесполезные для нашей души деяния.

Но иногда, на мгновение, нам бывает суждено увидеть краем глаза, или почувствовать, как что-то странное, неподдающееся точному определению и не имеющее право на существование, происходит чуть в стороне от нашего непреклонного движения по жизни. Это действо, призрачное и едва уловимое, тут же прекращается, как только мы уделяем ему наше внимание. Под пристальным взглядом здравого, солидного человека оно испаряется или превращается в логическую обыденность. Фью! И все…

А ведь мы были готовы к чуду. Ждали его. Ждали нарушения непреложных законов естества. Окончательно подтвержденного нашими собственными глазами и бесповоротно меняющего всю нашу жизнь. Вот уже и волоски на руке поднялись и мурашки по спине… Показалось.

Или все же что-то было?

История эта начинается в конце девятнадцатого века.

***

Пансионат с вычурным названием «Belle Montpensier» находился на первой линии модного курорта в небольшом прибрежном городке на юге Суссекса. Из столовой, располагающейся на втором этаже, через огромный эркер, по французской моде застекленный от пола до потолка, открывался прекрасный вид на пляж, на прогуливающиеся по берегу фигурки людей, сверкающее нежным серебром море и снующих над ним чаек.

По случаю завтрака в помещении присутствовало довольно много людей. В зале царила непринужденная обстановка; у всех постояльцев было приподнятое настроение, слышались оживленные разговоры – день, несомненно, обещал быть чудесным.

За одним из столиков сидела мужская компания. Это были два джентльмена средних лет. Они были схоже одеты – их костюмы определенно указывали, что мужчины принадлежат к счастливому сословию, необременённому постоянными заботами о хлебе насущном. А значит, вполне имеют возможность интересоваться вещами отвлеченными, удовлетворяющими эстетические потребности…

Насколько родственно выглядели их пиджаки мериносовой шерсти, настолько же отличались компаньоны внешне. Один из них был человек высокий, с продолговатым мужественным лицом, с прямой спиной, большими кистями рук и крепкими пальцами. Весь сдержанный облик его и твердая осанка указывали, что в прошлом он – человек военный и, скорее всего, проходил службу в королевской кавалерии.

Второй – был ростом чуть ниже среднего, склонен к полноте и сидел за столом непринужденно, положив ногу на ногу. Человек этот выказывал нрав веселый и энергичный. Когда он говорил, на его круглом лице двумя черными дужками двигались брови. Глаза искрились удовольствием. Их хозяин откровенно наслаждался предложенным завтраком, общением с сотрапезником и солнечным утром за окном.

– Нет, мой милый Ганнинг, – говорил весельчак. – Что ни говори, а вы были совершенно правы, когда настояли на своем и вытащили меня из нашего сумрачного Лондона. Без сомнения, человеку иногда необходимо провести несколько деньков в праздности. В наше стремительное время, когда событий так много, что это мешает сосредоточиться, нужно дать нашему трудяге-мозгу возможность отдохнуть. И конечно лучше всего безделью предаваться на лоне природы.

– Я рад, дорогой Кельвин, что угодил вам, – отвечал высокий джентльмен. – Несмотря на ваш острый ум, мой друг, о котором все так наслышаны, на ваше еще более удивительное чутье, порою у меня создается впечатление, что вы отстаете от бега времени и в некоторых вопросах живете старыми представлениями. Все из-за того, что вы неисправимый мистик… А между тем, все блага чудесной британской цивилизации в нашем распоряжении. Всего несколько часов по железной дороге и мы здесь – в этой милой, сельской глуши. А сколько было разговоров…

– Да, но на станции вы предпочли нанять двуколку, – живо заметил его собеседник, намазывая масло на очередную булочку бриошь. – А от услуг авто вежливо уклонились.

– Увы, Кельвин, наши сельские дороги пока плохо приспособлены для самодвижущихся экипажей. Пыль. Я беспокоился за сохранность нашего платья. А потом: теперь нам некуда спешить. Прогулка в коляске от станции по холмам и старым деревушкам вышла чудесной.

– Не могу с вами не согласиться… Кстати, должен заметить, что за нами уже с четверть часа наблюдает вот тот молодой человек за дальним столиком, – лицо весельчака вдруг накрыла тень тревоги. Как будто предчувствие смутной беды отразилось в нем… Но это продолжалось лишь мгновение. – Как вы думаете, Джон, кто он, и почему мы вызываем его любопытство?

– Ваш мозг категорически не может находиться в бездействии, мой друг. В этом проявляется ваша натура, – улыбнулся высокий джентльмен. – Вы опять желаете сыграть в эту вашу излюбленную игру. Извольте: я и уже и сам заприметил его плохо замаскированные взгляды и составил о молодом человеке свое представление.

– Замечательно! Итак, кто же он?

– Ну что ж… Без всякого сомнения, молодой человек не располагает надежной рентой и не может рассчитывать на сколь либо значительное наследство в ближайшем будущем. Посему он вынужден сам зарабатывать на свой хлеб. Об этом говорит и его скромное платье и эти определенно недорогие запонки на манжетах. Я не могу отсюда разглядеть насколько заношена его сорочка, не вызвав его беспокойства, но думаю что отдых в этом пансионате ему явно не по средствам. Смею предположить, что он принадлежит к многочисленной армии младших клерков. Вы же не будете требовать от меня, чтобы я указал его точную профессию. Он может работать, как помощником маклера, так и портить глаза, переписывая документы в нотариальной конторе.

– Замечательно… А почему же он интересуется нами?

– Это значительно проще, мой друг. И интересуется он не нами, а лишь исключительно вашей персоной. Вы забыли, что после того громкого дела в Мерилибон, где вы разоблачили дочь лорда N, виртуозно доказав, что именно она выкрала секретные материалы военно-морского министерства и отравила свою мачеху, как нежелательную свидетельницу, коей она, к слову сказать, вовсе не была… Так вот, после этого расследования вы стали известной особой. Вашу фотографию тогда поместила Таймс, хотя вы и противились этому. Несомненно, молодой человек скрашивает свои скучные вечера чтением детективов и уголовной хроники. Как и многие в наше время, смею заметить. Это становится повальным увлечением. Просто бедствием…

Отставной офицер вернул на стол опустевшую кофейную чашку.

– Я вижу, мой дорогой Ганнинг, что вы изрядно преуспели в этом вашем методе, как вы называете его… дедукции, – сказал одобрительно Кельвин. – Могу только сообщить вам, чтобы не потерять былого авторитета в ваших глазах, что не далее, как сегодня у нас состоится разговор с этим юношей и определенно по его инициативе. – Он живо наклонился вперед, оперся руками на полные колени и заглянул снизу вверх в глаза товарища. – А еще я могу сообщить вам, о чем вы сейчас думаете!

– Вот как? Это… слишком.

– Вы, мой друг, страстно желаете приложиться к вашей бельгийской трубочке. И попускать в этот замечательный сельский воздух клубы дыма. Иначе, зачем же вы уже в который раз неосознанно трогаете рукой правый карман вашего пиджака, где, я знаю, она и обитает. Заметьте, я говорю не о руке, а о трубке…

Его приятель попытался сдержаться, но это ему не удалось – он весело рассмеялся:

– Ага, все-таки наблюдение, модусы и умозаключения! А я-то думал, что вы опять исполняете некий потусторонний обряд.

***

Променад вдоль берега был устроен очень удобно. Там, где плотный песок сменялся крупной галькой или стояли лужи соленой воды, были положены деревянные настилы. Посему, можно было дышать морским воздухом, не боясь испортить обуви. Ганнинг наслаждался уже второй трубкой. Хотя его приятель Уолтер Кельвин и не был подвержен этой привычке – пусканию дыма изо рта, он с удовольствием принюхивался к аромату табака своего приятеля. Он вообще отличался несомненным жизнелюбием и все явления земных благ поддерживали в нем это свойство характера. Это только сегодня тень какого-то беспокойства время от времени набегала на его глаза.

На берегу было уже довольно многолюдно. Два ослика, удрученные своей судьбой, катали розовощеких детей, в то время как няньки вынужденно бегали за ними вдогонку. Дамы с зонтиками о чем-то переговаривались у входа в домик женской купальни. Пожилой джентльмен, сидя в брюках прямо на песке, развернув в руках газету, исподтишка рассматривал их. Носились неугомонные мальчишки. Где-то играла шарманка. Люди шумно толпились у балаганчика, где шло кукольное представление.

Впереди на пути компаньонов лежал пирс, выкрашенный в белую и синюю краску, с той стороны бухты виднелись мачты прогулочных яхт. На мачтах и между снастями шевелились флажки веселых цветов. От пристани отчаливал рейсовый пароход, направляющийся в Брайтон.

Но не это интересовало Уолтера Кельвина. Его манили зонтики летней кофейни. Она находилась здесь же, у пирса, и казалось такой доступной. Разве не стоило заскочить туда и прогнать, наконец, это неясное томление в груди? Вопрос заключался лишь в том, как изобрести достойную причину, чтобы посетить это чудное заведение. После завтрака прошло не более часа, и Уолтер боялся встретить осуждающий взгляд своего товарища.

– Хорошо, дедукция, цепочка причинно-следственных связей, улики, – сказал Кельвин, отводя глаза от вожделенных зонтиков, манящих неизведанными еще десертами. – А как же вы будете…

– Еще, мой друг, химические реактивы, судебно-медицинская экспертиза и дактилоскопия – сиречь, научный подход, – добавил Ганнинг. Им навстречу двигалась молодая гувернантка, держащая за руку краснощекого сорванца в матроске; отставной офицер с удовольствием рассматривал хорошенькое личико боны: ее милый вздернутый носик, смешливые глазки и ямочки на щеках.

– Научный подход, – охотно согласился Уолтер. – А как вы установите с помощью вашей дедукции, хороший человек перед вами или дурной? Если произошло преступление (а я уверяю вас, оно уже произошло), кем является тот скромный юноша – бездушным соблазнителем или жертвой интриги? Искателем правды или рабом тайных страстей? Разве дактилоскопия позволит установить вам это?

– Нет.

– То-то!

– Но в этом и нет необходимости! – воскликнул Ганнинг.

Красотка прошла, и он не смог противиться своему желанию, посмотреть ей в след. Ему доставило большое удовольствие, когда девушка, отойдя на несколько шагов, как бы невзначай обернулась и под восхищенным взглядом офицера на ее губах расцвела застенчивая улыбка. Отставному капитану пришлось приложить изрядное усилие, чтобы вновь поймать нить своих рассуждений и вернуться к разговору:

– Никакой необходимости… Научный подход позволяет слуге правопорядка добыть доказательства участия или неучастия подозреваемой персоны в интересующем нас деянии. Отпечатки пальцев на орудии преступления, пятна крови, установление времени произошедшей трагедии отметают как ненужные прочие малозначащие сантименты. Сбор фактов – методичный, согласно научно выверенному протоколу, опрос свидетелей, составление списка всех причастных к делу, – и вам нет нужды входить в такие излишне тонкие материи.

– Так вы, пожалуй, отправите на виселицу не один десяток невинных жертв, случайно оказавшихся поблизости от места преступления, – проворчал его товарищ.

– Хм… а что же вы предлагаете?

– Использование интуиции! Знание человека, пристальный интерес к его словам, интонациям. Внимание к малейшим движениям его души, непреложно отражающихся на лице.

– Хм… так и знал. Физиогномика!

– Дело не только в этом, неуклонная приверженность добру и истине…

– Мой друг, – с жаром воскликнул Джон Ганнинг. – Но не все служители закона являются такими безупречными приверженцами добродетели, как вы, не все они рыцари!

– А должны быть… – Кельвин был смущен лестной оценкой своей персоны и несколько стушевался. Теперь и вовсе было невозможно признаться, что последнюю четверть часа он обдумывает, как же достичь желаемой цели – отведать этих маленьких хрустящих корзиночек, так щедро начиненных сладким взбитым кремом.

– Где же мы найдем такое количество безупречных рыцарей, – мягко сказал капитан. – На это нельзя полагаться. Рассчитывать можно только на систему. Безупречную полицейскую машину установления истины. Воспользоваться которой сможет вполне заурядный, но добросовестный человек. Вот за это я и ратую.

Тем временем они уже подошли к пирсу. До них доносился соблазнительный запах свежесваренного кофе и мелодичный звон ложечек о фарфор. Кельвин перевел взгляд на совершенные формы яхты у причала. Он почти страдал.

– Мой друг, прошу вас, давайте зайдем в кафе, – вдруг сам предложил капитан Ганнинг. – Я знаю, что завтрак был совсем недавно, и мы приехали сюда специально для того, чтобы совершать длительные прогулки, но в этом заведении я вижу господина, с которым мне очень хотелось бы познакомиться.

– Кто же это? – заинтересовался Кельвин. Он был счастлив, что ему во исполнение дружеского долга придется вкусить запретные плоды.

– Сэр Герберт Уэллс. Писатель. Автор удивительного романа «Машина времени».

– Что-то такое я краем уха слышал. Если вам угодно… – конечно, ради дружбы он должен был согласиться.

Но, увы, скромной мечте не суждено было исполниться. Когда друзья поднимались по ступенькам на пирс, и улыбка предвкушения уже тронула полные губы Кельвина, упомянутый господин – сэр модный писатель и двое джентльменов, составляющие ему компанию, уже покидали кафе через выход, выполненный в виде ажурной деревянной арки. Цель, бывшая так близко, ускользала из рук… Как истинный англичанин, как верный товарищ, Кельвин должен был пожертвовать своим счастьем.

– Сэр Уэллс?! – воскликнул он, поднимая котелок над крупной головой.

– С кем имею честь… – господин писатель остановился и взглянул на улыбающуюся физиономию Кельвина, его дружелюбно поднявшиеся брови, и на хранящего молчание Ганнинга. Не будучи представленным, капитан не мог переступить через неписаные законы викторианского общества.

– Уолтер Кельвин, к вашим услугам… – несмотря на преимущество своей профессии, предполагающей значительную коммуникабельность, сыщик (а наш герой, конечно же, был именно им) тоже немного замешкался, подыскивая необходимые слова для начала разговора. Хорошо, что ему на помощь пришел один из спутников писателя.

– О! Какая честь, мистер Кельвин! – воскликнул молодой джентльмен в безупречном костюме. У него были правильные и приятные черты лица, умные карие глаза. Твердые губы смягчались аккуратными усиками. Его прическа была абсолютно (волосок к волоску) идеальной и в меру напомаженной. – Мы удосужились повстречать, господа, самого известного в Лондоне частного сыщика, грозу преступного мира, который славится тем, что по совершенно неявным признакам способен установить злоумышленника, зачастую за личиной ягненка. Помните, я вам рассказывал, мистер Ллойд, – обратился он к другому спутнику сэра Герберта Уэллса – джентльмену с несколько рассеянным взглядом, облаченному в прогулочный парусиновый костюм. Он был значительнее старше всех присутствующих, его голова была полна седых волос.

– Благодарю вас за столь лестную оценку… – сказал Кельвин, вглядываясь в лицо молодого человека. – …А это, позвольте представить, мой друг и компаньон мистер Джон Ганнинг. – Он положил руку товарищу на плечо. Отчего-то это ему сейчас потребовалось. – Капитан кавалерии Ее Величества, теперь уже в отставке. Почитатель вашего литературного таланта, мистер Уэллс.

– Очень признателен. Рад познакомиться, господа, – сказал модный писатель. – Меня давно интересовала ваша необычная профессия мистер Кельвин. В последнее время вокруг этой сферы нашей жизни столько сплетен, слухов, всяких небылиц. Она вызывает в обществе небывалый интерес. И, конечно, сотни амбициозных людей, способных соорудить связное повествование, в попытке поправить свое финансовое положение обратились к этой щедрой литературной ниве. Наконец я смогу из первых рук получить желаемый материал и составить на сей счет свое собственное мнение. А ваше имя, уважаемый мистер Ганнинг, мне знакомо.

– Вот как? – капитан бы приятно удивлен.

– Вы проходили в службу в Трансваале, не так ли? И участвовали в Бурской войне. Я слежу за новостями из этой колонии нашей короны и встречал ваше имя в прессе. Вы проливали кровь за правое дело, капитан Ганнинг. За правое дело! Рабство отвратительно. В коей-то веки наши красные мундиры сражаются на стороне добра. Это вдохновляет. Я верю, что очень скоро негры в Трансваале и Оранжевой республике станут свободными. А уитлендеры* получат все причитающиеся им права…

– А британская корона – золотые шахты упрямых буров*, – негромко добавил молодой человек с безупречной головой. (Уитлендер* – чужеземец (африк.) Белое население южноафриканских республик, лишенное избирательных прав и обложенное высокими налогами. Главным образом – англичане и американцы. Их бедственное положение послужило поводом для оправдания рейда британских войск)(буры* – африканеры, потомки голландских, французских и немецких переселенцев)

– Милостивые господа, мы направлялись сейчас на яхту «Леди Альда» – продолжил мистер Уэллс, несколько смущенный последней ремаркой. – Которую любезно предоставил почитатель моего скромной таланта, господин Ллойд (джентльмен с рассеянным взглядом коротко поклонился). Не пожертвуете ли вы своим временем и не составите ли вы нам компанию? Мы собираемся на морскую прогулку, и было бы славно провести ее в таком приятном обществе.

– Охотно, – кивнул головой Ганнинг. – Мы здесь на отдыхе, всего лишь второй день, и полностью располагаем своим временем. Мы с удовольствием воспользуемся вашим щедрым предложением.

– Отлично!

Компания из пятерых мужчин прошла по пирсу к сходням, где покачивалась на волнах грациозная двухмачтовая бригантина. Настроение у друзей было чудесное. Кельвин даже почти не сожалел о том, что оставляет за спиной зонтики кафе. Это было несложно: он пообещал себе (и им), что доберется сюда в следующий раз.

У сходней, выкрашенных в белую краску, стояли двое усатых матросов в светлой полотняной форме. Свежий ветер поднимал полосатые гюйсы на их широких плечах. Гостей пригласили вперед. Матрос с бакенбардами протянул Кельвину крепкую руку, помогая подняться по качающемуся трапу.

– Милостивый господин! Господин Уолтер Кельвин! – к яхте спешил давешний молодой человек, который, не зная того, являлся в столовой пансионата объектом умственных упражнений двух лондонцев. Лицо его выражало отчаяние. Было очевидно, что он находится в крайне затруднительном положении: воспитание не позволяло ему беспардонно пробраться сквозь группу незнакомых джентльменов, но и упустить господина сыщика он тоже себе позволить не мог.

– Что вам угодно, молодой человек, от моего друга? – спросил Ганнинг, положив руку на его предплечье. Чрезвычайно встревоженный вид юноши позволил ему это сделать.

Молодой человек посмотрел на Кельвина, который был уже на палубе, – детектив, придерживая шляпу, с любопытством рассматривал мачты и паруса над своей головой, – затем юноша перевел взгляд на Ганнинга и на его спутников. Все с немалым интересом ждали его ответа.

– Простите меня, господа! – в отчаянии сказал визитер. – Не хочу выглядеть в ваших глазах дикарем. Я не имел чести быть представленным ни вам, ни мистеру Кельвину, но у меня к нему безотлагательное дело. Только он с его удивительной интуицией сможет помочь мне.

– У вас что-то случилось, мистер …? – участливо спросил господин Уэллс.

– …Меня зовут Ричард Уошек. Это касается жизни и благополучия дорого для меня человека. Одной чудесной девушки, с которой я был обручен. Произошло несчастье, целая череда странных событий, и только уникальный гений мистера Кельвина может разрешить это запутанное дело.

– Дела сердечные… – произнес господин, представленный, как владелец яхты.

– Почему бы вам, дорогой мистер Ллойд, – сказал его спутник, блестящий джентльмен, позволивший себе давеча то неприятное замечание о золоте буров, – не пригласить и этого джентльмена на свою бригантину. Мне кажется, он в крайне затруднительном положении, и ему следует помочь. Прогулка по морю ему точно не повредит – посмотрите, какой у него нездоровый цвет лица. Несмотря на его очевидную молодость. Кажется, он плохо спал прошлой ночью…

– Совсем не спал, милостивый государь.

– Ну, что ж… – легко согласился мистер Ллойд. – Меня не следует уговаривать. Мы – цивилизованные люди и должны помогать друг другу. Прошу вас, мистер Уошек.

Яхта шла вдоль линии берега на расстоянии морской мили. Свежий ветер позволил поднять все ее паруса, и пассажиры «Леди Альды» могли насладиться морской прогулкой сполна. Бригантина врезалась носом в пенные барашки волн, поднимая в воздух сонмы искрящихся на солнце капель.

Через четверть часа стюард пригласил пассажиров на корму освежиться напитками. Мужчины удобно разместились в плетеных креслах за овальным столом, им подали испанский херес и мороженое. Над головами гостей при смене галса негромко хлопал косой парус. Лишь молодой спутник хозяина яхты, который представился просто по имени – как мистер Оскар, предпочел расположиться у широкого фальшборта. Ричард Уошек немного успокоился и приободрился, но лакомство в его розетке оставалось почти нетронутым. По всей видимости, он дожидался, когда ему будет позволено говорить. Но джентльмены вели беседу о другом.

Темой разговора было творчество господина Уэллса, в частности – его роман «Машина времени», недавно напечатанный и уже имевший большой успех. Хотя Уолтер Кельвин никогда не читал сочинений Герберта Уэллса, и вообще мало интересовался беллетристикой, по блеску в глазах, по движениям черных бровей было очевидно, что и ему интересно следить за беседой. Что касается его товарища Джона Ганнинга – здесь говорить не приходится: он, казалось, знал о творчестве мистера Уэллса ничуть не меньше самого господина писателя.

– Я хотел узнать, как вам в голову пришла такая замечательная идея, господин Уэллс, описать устройство, способное перемещать человека во времени, говорил Джон с жаром. – Ведь это крайне необычная мысль. Конечно, я знаю, что она посетила вас не теперь. Несколько лет назад вы описали такую машину в своем рассказе «Аргонавты времени»…

– Да, изрядно времени прошло… – с удовольствием сказал господин писатель. – Тогда я только пробовал перо. Был, пожалуй, вашего возраста. – Обратился он к Уошеку.

– Смею предположить, что наш друг не верит в возможность создания такой машины, – сказал седовласый хозяин яхты. – Полагаю, он использовал этот прием, чтобы позабавить нас и подспудно выразить свои социалистические взгляды на будущее. Вы ведь состоите, дорогой Герберт, в фабианском обществе…

– Еще нет. Но, по совести говоря, почел бы за честь.

– Теперь, когда вас посетила слава, думаю, они вас с удовольствием пригласят. Ну, вот… Да, наш век – это век механизмов. Мы стоим на пороге удивительных изобретений. Все теперь верят в прогресс, в машины. Верят в то, что они перевернут мир, исправят кровожадную человеческую натуру, просветят его и облагородят. Искоренят предрассудки и невежество. Хочется на это надеяться… Но думаю, что создать такой механизм, – способный перемещать человека по стреле времени, – невозможно. Но я лишь замшелый образчик человека уходящей эпохи. Давайте спросим нашего гостя из Северо-Американских Штатов. Мистера Оскара. Он человек весьма образованный, несмотря на свой юный возраст, и необычайно прямодушный. Вот за это я его и ценю: он всегда говорит без обиняков, не взирая на лица и обстоятельства, видимо так принято за океаном. Нам стоит перенять эту полезную манеру. Так что вы думаете, дорогой Оскар, на этот счет, вы согласны с тем, что машина времени – это лишь игра разума?

– Устройство такое создать возможно. Определенно. Без всякого сомнения, – произнес американец.

– Вот как?! – воскликнули одновременно Ганнинг, Кельвин и хозяин яхты мистер Ллойд.

– Уверяю вас… – мистер Оскар сложил руки на груди и утвердительно кивнул головой. Его открытое и благожелательное лицо как бы говорило: «Мне не очень хотелось посвящать вас в это, но раз уж вы спросили, извольте – вот вам вся правда, как она есть».

На несколько минут на корме воцарилась полная тишина. Все пытались осознать, что могут означать эти слова. Первым заговорил мистер Ллойд.

– Это поразительно… Но я не могу не верить в математический ум моего молодого друга, как не могу не верить в его глубокую честность. Судите сами: я познакомился с мистером Оскаром всего полгода назад и за это время благодаря его прозорливости смог утроить свое состояние. А оно и раньше было изрядным…

Писатель, представленный почти что социалистом, негромко крякнул в ладонь. Его лучистые глаза выражали неловкость за говорившего. Но хозяин яхты этого не замечал.

– У него инженерное и финансовое чутье! – продолжал миллионер. – И вера в науку. Оскар безошибочно находит проекты, которые оборачиваются успехом и приносят баснословные барыши. По своей доброте указывает на них мне. Он выискивает людей (порою весьма странных личностей), в которых щедро вкладывает средства. И все, что мне остается, это верить в его удачу. – Мистер Ллойд поднял в воздух бокал с янтарным напитком, приветствуя своего друга. Все присутствующие, не исключая и нетерпеливо ожидающего своей очереди Ричарда Уошека, присоединились к хозяину яхты.

– Вот так, господа. Так незаслуженно я преумножил свое состояние. Признаюсь. Честно и искренне. Следуя советам моего американского друга. Хочется верить, что вас мне послали небеса, Оскар. Или лучше, как в древнеанглийском – Осгар, что означает – божье копье! За вас, дорогой друг!

Все выпили за предложенный тост.

– … Хотя, должен признаться, я все жду, когда моего друга подведет его чутье. Не может же везенье длиться вечно. Возьмем, например, этого странного эмигранта – серба из Австро-Венгерской империи, как его… Никола Тесло. Думаю здесь мои вложения прогорят… Но как бы там ни было, до сих пор вы не разу не ошиблись.

– Удобный талант. Вы пользуетесь какими-то расчетами или подсказками потусторонних сил? Может быть, разговариваете с призраками? – в шутку предположил Джон Ганнинг.

– Привидений не существует, – с вежливой серьезностью сообщил американец.

– Вы меня вдохновляете, мистер Оскар! – заявил мистер Герберт Уэллс.

– Возвращаясь к пресловутой машине времени: …а как же быть с парадоксами? – спросил Кельвин. Он уже разделался с предложенным ему мороженым и рассеяно постукивал ложечкой о пустую розетку. На его переносице образовались две задумчивые складочки.

– Вы правы, – американский друг мистера Ллойда внимательно посмотрел на детектива. – Вы удивительно правы. Хотя я и не понимаю, как вы можете это знать.

– Так… ощущение, м-м… не складывающейся картинки, – Кельвин помахал ложечкой в воздухе. – Несоответствие, нарушение… внутренняя противоречивость. Трудноуловимое чувство, но очень определенное.

– Этим славится мой товарищ, – с гордостью сказал Джон Ганнинг.

– Поэтому я здесь… – вставил слово Ричард Уошек.

– Да, теперь я вижу, – непонятно сказал мистер Оскар. – Вижу, что я попал в верное место.

– Так что там с парадоксами? – спросил владелец яхты мистер Ллойд.

– Механизм создать можно, – повторил американец, – но человек не сможет им воспользоваться. И причиной тому являются упомянутые парадоксы. Самый очевидный пример: если путешественник во времени отправится в прошлое и убьет своего родного дедушку, то он сам не сможет родиться.

Все задумались. На лицах всех присутствующих, за исключением мистера Уолтера Кельвина, отразилась напряженная работа мысли.

– Хм..

– Это..

– А значит, не сможет убить своего дедушку, – произнес сыщик.

– Вот именно… – сказал мистер Оскар.

– Что-то я… а как же тогда…

– Здесь парадокс – это причинно-следственная петля, состоящая из последовательных событий, являющихся взаимной причиной существования друг друга и отменяющих предыдущее действие. Таким образом, исключающие сам факт своего существования.

– Вот поэтому по стреле времени не могут путешествовать люди, – уверенно сказал сыщик. Американец согласно наклонил голову.

– Как насчет марсиан? – спросил Герберт Уэллс.

– Марсиан не существует, – сообщил очень уверенным тоном Оскар.

– Мистер Оскар! – воскликнул писатель, рассмеявшись и воздевая в воздух обе руки. – Да, оставьте нам хоть что-то! Вы компрометируете главную фабулу моего нового романа о войне двух миров.

– Не имеет значения, – безжалостно продолжил друг мистера Ллойда. – Марсиане, ураниане, сатуряне, жители далеких звезд – все они находятся в этом пространственно-временном континууме и не могут двигаться быстрее или медленнее одного из его измерений – времени. Для этого нужно не принадлежать этой вариации. Находиться в стороне. Вот вы, господин писатель, предпочитаете писать о людях: о людях будущего, о людях, восстающих против марсиан, но почему бы не написать о тех, кто не зависит от времени – тех, кто устанавливает для локальных существ вечные нарративы – условно говоря, о богах?

– Это очень просто, мистер Оскар, – без раздумий отвечал Герберт Уэллс. – Если бы мне пришла в голову такая идея, то это вновь вышла бы история о людях.

– Почему же?

– Потому, что боги пошлы в своем статичном совершенстве. Смертельная скука выдумывать, какие мысли шевелятся в их чугунных головах. Описать их деяния для меня возможно было бы только глазами человека. Комплексующего, шарахающегося от крайности к крайности… ну вы сами знаете, каковы мы. Только и исключительно через личную историю человека. Что, собственно, и делали все древние.

– А историю о полубогах? – спросил Оскар, твердым ртом.

– … Тем более, – отмахнулся писатель.

Господин детектив очень внимательно следил за этим диалогом – практически перебранкой. Пару раз он чуть не вскочил с места от остроты соучастия. На последних словах господина Уэллса он сожалением взглянул на американца.