Читать книгу: «Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга четвертая. Пионеры против пенсионеров», страница 4

Леонов крякнул и, отпустив старлея, стал вскрывать пакет. Но прочитав первый же документ, он плюхнулся на свой стул, а его глаза, что называется, полезли на лоб.

Глава пятая. Снова на войне

Люди не любят плохие новости. Точнее, им не нравится негативная информация. Человек так устроен, что предпочитает слушать и смотреть только позитив. Хотя, с другой стороны, самые популярные новости – это именно негативная информация: пожары, катастрофы, убийства и прочая «чернуха». Но только когда все это – где-то там. Далеко. И происходит с кем-то другим. А вот когда что-то плохое в твоей стране, в твоей семье, в общем, что-то нехорошее касается лично человека – вот об этом он слушать не желает. Его сознание пытается абстрагироваться от таких фактов, люди пытаются сами себя обмануть – нет, это не у нас, это пропаганда, так не может быть. Поэтому сегодня те, кто жили в эпоху Сталина, часто не хотят признавать факт массовых репрессий. А те, кто жил в СССР, не хотят соглашаться с тем, что в то время жизнь была хуже, нежели сегодня.

Но в то же время эти люди правы. Ведь это они жили тогда, и они живут сейчас, поэтому им надо сравнивать, им решать, где лучше, а где хуже. А не тем, кто тогда не жил, но свое суждение имеет, изучив прошлое по фильмам и книгам. Причем, книгам художественным, а не по архивам и мемуарам.

Тем не менее, если сегодняшним «знатокам» прошлого начать показывать – и показывать предельно откровенно – факты о настоящем, то эти «знатоки» точно также будут отталкивать негативную информацию о дне сегодняшнем. И точно также говорить о том, что это – пропаганда, вранье и наветы.

Но бывает и раздвоение сознания, точнее, двойные стандарты. Это когда то, что подходит под теоретические выкладки таких людей – это правда, а все, что не подтверждает теорию – этого быть не может. И тогда эти люди отрицают все, даже самое очевидное. Например, в России сегодня все плохо, там тирания и диктат, зато в соседней Украине – свобода и невиданные расцвет демократии. Европа – это развитое и свободное общество равных возможностей, а все, что там происходит нехорошего – это частности. Поэтому новости о том, что члены британского правительства много лет насиловали детей в сиротских приютах или о жестоком подавлении волнений в Каталонии испанской полицией – это все на самом деле преувеличение, «черный пиар». И читать надо только негативные новости о своем Отечестве, которое срочно надо спасать и приводить к европейским стандартам.

Увы, человек – такое существо, пока сам не ударится головой в стену, не поймет, что пробить ее головой не получится. И что биться головой о что-то твердое – это больно. Поэтому если в художественной литературе появляется нечто отличное от простого развлекательного чтива – это однозначно плохо.

Львов, год 2016, 17 декабря

Переход получился резким и каким-то стремительным – Максима уложили на кушетку в той же днепропетровской больнице имени Мечникова и присоединили к нему множество каких-то датчиков. Как объяснили ему Кустов, для того, чтобы не только ментально, но и медикаментозно контролировать и его тело, и его сознание.

– Мы тебя, Максим, конечно же, сразу постараемся вытащить, но сам понимаешь – это все для нас впервые, с такими материями нам работать еще не приходилось. Каждый шаг надо выверять, каждое действие обдумывать. А не всегда будет время на это обдумывание, так что аппаратура подстрахует, если что…

Максим перешел временной барьер просто – Мерлин погрузил его в гипнотический сон. Вот он закрыл глаза и рухнул в какую-то тьму.

И вот он открыл глаза…

Максим продрался сквозь темноту, как будто раздвинул внезапно шторы на окне – свет больно ударил по глазам. Поэтому он с непривычки сразу же невольно зажмурился.

– Та харэ прыкыдатыся, я вжэ бачу, що ты вжэ в сидомости, – раздалось у него за спиной.

Макс открыл глаза. Он лежал на кушетке в какой-то комнате, одновременно напоминавшей и больничную палату, и тюрьму. Стены, выкрашенные в уродливый зеленый цвет, окон с решеткой, кафельный пол, выкрашенный белой краской какой-то стол с тумбочкой. А напротив его на такой же кушетке сидел… Тарас Мазур, он же проводник «Правого сектора» Тополя. Тот самый, которого он расстрелял под Донецком в 2015 году. Еще в той, своей первой реальности. Его бывший друг по Оранжевому Майдану. Впрочем, судя по всему, в этой реальности он познакомился с Мазуром не на Майдане…

Стоп, а какая сейчас реальность?

– Привит, Тополя, як ся маеш? – голос у Зверева был хриплый, как будто он только что выпил стакан водки.

– Та зи мною всэ добрэ, а ось тоби трэба хвилюватыся за своэ здоровьячко, – рассмеялся Мазур.

– Так, слушай, Тарас, давай по сути. Я тебя давно знаю, твою хитрожопость и твои замашки, так что ты мне тут щирого бандеровца из себя не строй. И ты прекрасно знаешь, кто я и с кем я, поэтому предлагаю обойтись без театральщины, – Макс специально решил обострить игру сразу, чтобы понятно было, в какой реальности он находится, и кто он здесь.

Но Мазура почему-то его слова разозлили.

– Та знаю я, що ты – курва московська, нэ думав я, що ще тоди, на акциях «Украина бэз Кучмы» ты з намы був, як шпыгун путинськый! Так що тэпэр нэ прикыдайся, москаль! – Тарас даже привстал со своей кушетки.

– Так, Тарас, ты не напрягайся, и не гони волну. Во-первых, когда меня контузило здесь, неподалеку от Львова, то я частично потерял память. Я не помню ни нашего знакомства, ни акций никаких. Помню только, кто такой Кучма, и тебя хорошо помню, но откуда я тебя знаю – не помню. И про себя не все помню, помню только, что был журналистом, – Максим говорил искренне, ему надо было заставить Мазура все самому рассказать.

– Журналистом? Якым щэ журналистом? Пропагандоном москальскым ты був! – Тополя все-таки встал и подошел к Звереву.

– Тарас, раз я москаль и все такое, давай на русском поговорим. Ты по-русски прекрасно разговариваешь, когда Врадиевку* деньги получал, то по-русски болтал, аж захлебывался, – Максим не знал, была ли Врадиевка в этой реальности, но рискнул.

[Протесты во Врадиевке – акции народного неповиновения в посёлке городского типа Врадиевка Николаевской области и протесты в ряде населённых пунктов Украины, включая Киев, в период с 30 июня по 15 августа 2013 года. Протесты были вызваны тем, что милиция и прокуратура Николаевской области и Врадиевского района в течение нескольких дней покрывали капитана и старшего лейтенанта милиции, а также их соучастника – местного таксиста, которые в ночь с 26 на 27 июня 2013 года совершили групповое изнасилование и «покушение на умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью» в отношении жительницы поселка Врадиевка 29-летней Ирины Крашковой. Также, руководители Врадиевской больницы отдавали распоряжения по уничтожению улик преступления и фальсифицировали результаты первичного медицинского обследования жертвы преступления. С целью добиться справедливого суда жители Врадиевки предприняли «поход на Киев», который освещался практически всеми крупными телеканалами Украины. За 11 дней колона прошла около 400 км, проводя митинги протеста; с 18 июля по 15 августа проводили митинги в центре Киева, при поддержке оппозиционных партий. Ряд украинских политиков, взяв деньги от руководства Партии регионов, лидером которой был президент Украины Виктор Янукович, постепенно погасили протестные настроения и протесты прекратились. Некоторые украинские политологи эти события оценивали, как пролог к так называемому Евромайдану].

Эксперимент удался – Тарас весь аж побелел и кинулся на него. Но Максим, даже не вставая с кушетки, просто выбросил вперед ногу и ударил набегавшего двухметрового Тополю под коленку левой ноги, а своей левой ногой одновременно подсек правую ногу Мазура. Тот рухнул, как подкошенный. Но упасть ему Макс не дал – левой рукой он успел схватить того за одежду и дернуть на себя. После чего правой рукой взял его шею в захват. Мазур попытался было освободиться, но Зверев сдавил его шею и тот, захрипев, обмяк.

– Слушай меня, друже провиднык*. Я память потерял частично, не помню, что со мной было. Но все мои навыки остались при мне. Боевые навыки, ты понял? Я тебя сейчас, сраный ты бандеровец, двумя пальцами сдавлю, и ты отправишься на тот свет. Хочешь?

[Провод Украинских Националистов – орган для координации деятельности украинских националистических организаций. В новейшей истории Украины так называемые нео-бандеровцы, не зная о структуре ОУН – организации украинских националистов и УПА – украинской повстанческой армии, действовавших в 40-е-50-е годы 20 века на территории СССР, а также Польши, Венгрии и Чехословакии, стали называть любого руководителя политической партии УНА-УНСО «друже проводник» Хотя звание «проводник», то есть, глава «провода» было весьма высоким, например, такую должность занимал известный украинский националист Степан Бандера].

Мазур дернулся и сдавленно захрипел. Макс ослабил захват шеи.

– Хххххх…. Чего ты хочешь? – прохрипел Тополя.

Зверь ухмыльнулся.

– Вот, уже другой разговор. Я сейчас тебя отпущу, иди, сядь на свою кроватку, малыш, и поговорим. Мне кое-что надо выяснить. Расскажешь мне все, что мне надо, потом я тебе тоже кое-что интересное расскажу. Может быть…

Он выпустил Тараса из своего захвата, то рухнул на колени, помотал головой, помял руками шею.

– Сломать же мог, костолом! – прошипел он, ненавидяще глядя снизу вверх на Максима.

– Надо же, какие слова ты, оказывается, знаешь, бандеровец. А русский язык ведь не учил в школе, правда? Язык оккупантов, да?

Тарас поднялся с колен. Повернулся, и пошатываясь, отошел в свой угол и буквально рухнул на свою койку. Та жалобно скрипнула. Мазур уселся на ней поудобнее, что с его двухметровым ростом и полутяжелой весовой категорией было достаточно проблематично ввиду ее узости и хлипкости.

– Ну, шо ты хочешь от меня услышать?

– Кто я? – задал Макс главный вопрос.

– Шо, совсем ничего не помнишь? Серьезно ничего?

– Помню, что вроде был журналистом. Но где работал, что делал – не помню. Да и про журналиста мне здесь поляки рассказали… – Макс искренне смотрел Мазуру прямо в глаза с надеждой услышать такую важную для него информацию.

– Это какие поляки? Контрразведка? Те, шо меня повязали? Витковски этот? Понятно. Он мне тут тоже про тебя вопросы задавал. Но ему я не сказал про тебя ничего.

– Почему? – Макс удивился.

– Да потому, что, если бы рассказал, я был бы им не нужен, кончили бы меня сразу. А так поторговаться можно было, как видишь, я до сих пор живой.

– Ну, это ненадолго, думаю, мы здесь не для того, чтобы нас лечили и массаж каждый день делали.

Тарас засмеялся.

– Ага, массаж нам автоматами сделают. Но, думаю, есть варианты получше. Мы не у поляков, мы у америкосов. И охраняют нас с тобой наши.

Макс недоумевающе посмотрел на своего собеседника.

– Какие такие наши?

Тополя ухмыльнулся.

– Та, понятно, что не твои москали, не русня. Наши, ВСУшники. Ну, солдаты украинской армии. Ты ж гражданин Украины, так же?

– Я-то гражданин, а ты кто? А я скажу! Ты – государственный преступник, ты выступил против Украины с оружием в руках! – Максим внезапно повысил голос.

Мазур покачал головой.

– Ой, ты смотри, какие слова! Какая Украина? Юлькина что ли? Которая Путину продалась? И которая в Европу не захотела идти? На хрен мне такая Украина!

Максим стал кое-что понимать.

– Аааа, понятно. Старая песня. В Европу, говоришь, хочешь? Так вот она, Европа! Вы ж в нее уже вступили. Как в анекдоте, то в говно, то в Европу. Польша – это тебе не Европа? Так вот она сама к вам пришла, нравится? Львов поляки практически оккупировали. На Волыни польские войска. А Восточные Кресы полякам теперь точно отдадут, разве что Львов оставят. А всю Тернопольщину – запросто! Ты ж этого хотел? Вот, будете под Польшей.

Тарас удивленно посмотрел на Максима.

– О, а говоришь – не помнишь ничего!

– Историю своей страны я помню. Все главные даты, все события. Кроме последних пяти лет примерно. Кое-что обновил, когда в интернет залез. Вот ты и расскажи, что за эти пять лет произошло. Про договор о зоне свободной торговли с ЕС, про Евромайдан я в курсе. А раньше что было? И после Евромайдана. И я тут каким боком?

Мазур устало вздохнул.

– Да не знаю я всего. Похоже, америкосы все замутили. Ну, Евромайдан этот и раньше еще, когда Ющенко пихали в президенты. Мы с тобой на акциях УБК – «Украины без Кучмы»* познакомились. Ты наших хлопцев из следственного изолятора помог вытащить. Шкиля того же, хотя он потом Юльке задницу лизал. В общем, ты нам тогда здорово помог, хотя меня, Зайченко и Карпюка осудили на три года и мы таки свой срок отсидели. А ты нам помогал, «дачки» таскал, «грел» нас.

[25 декабря 2002 года Голосеевский райсуд Киева приговорил к тюремному заключению 18 членов партии УНА-УНСО, участвовавших в акции протеста «Украина без Кучмы» в марте 2001 г. в Киеве и штурмовавших здания администрации президента Украины].

– Так, а потом что было?

– А потом Юлька этого мудака Ющенко скинула… победила на президентских выборах. Ты в телевизоре стал знаменитым, хотя мы еще тогда поняли, что ты из ФСБ. Ну, явно был из «конторы», слишком много себе позволял, и никто тебя не тронул. Ты Тимошенко парафинил в своих программах, а Юлька тебя не трогала. То есть, у тебя крыша была серьезная. А кто для этой обезбашенной мог быть авторитетом? Кто мог цыкнуть на Юльку, которая берегов не знала? Только московские, – Мазур усмехнулся.

– Ладно, я так понимаю, доказательств у тебя нет, одни версии. Допустим, я ФСБ-шная подстава или как там еще. Дальше что? – Максим торопился. Чутье подсказывало ему, что вот-вот их идиллию прекратят те, кто его сюда поместил.

– Дальше, как ты говоришь, ты помнишь. Юлька не подписала договор о ЗСТ с Евросоюзом, мы начали бузу, америкосовские инструктора у нас появились, они и раньше нас в вышколах обучали тактике противодействия милицейскому спецназу, организациям массовых беспорядков, действиям в городе в уличных боях и такое всякое. Ну, и денег дали. Много денег. Мы снаряжение закупили, палатки, продукты, всякого барахла. Потом Евромайдан организовали. Ментов спровоцировали на атаку, а по телеканалам центральным прогнали дезу, будто «Беркут» милицейский детей-студентов побил. Ну, люди пошли на Майдан. А Юлька водометами его…

Максим улыбнулся.

– И чего – не понравилось вам? Так водометы в Европе – обычное дело. В Германии полиция гораздо более жестко разгоняла протестующих, и водометами, и дубинками, даже собаками травили. И резиновые пули были, и газ слезоточивый. А вас так, культурненько. Во Франции вас бы посадили надолго, перед этим все ребра пересчитали бы. А в Испании вообще бы могли и застрелить при нападении на полицейских. Вы ж на Евромайдан оружие пронесли, не так ли? А кто расстрелял своих же на Институтской? Не твои люди?

Мазур тяжело посмотрел на Макса.

– Для потерявшего память ты удивительно много знаешь того, что знать не должен. Ты, друже, по ходу, со спецами дружишь не только из ФСБ.

– Это ты потому вывод сделал, что я про майдановских снайперов знаю? Так я расследование проводил свое, журналистское. Там все шито белыми нитками. Зачем вы своих же хлопцев положили?

Мазур махнул рукой.

– Не мои люди, там спецы были. Немецкая группа кажись. Специалисты. Они в доме на Городецкого сидели, а наши в гостинице Украины видимость создавали, будто это они стреляли. А тех снайперов, что в спину Львовской сотни сработали, через полчаса вывели всех по той же улице Городецкого, которую контролировал этот подорванный Парасюк.

– И что потом?

– А что потом? Подняли восстание на Западной Украине…

Макс перебил.

– Восстание? По-моему, это называется государственный переворот. При участии США. Я не прав?

– Ну, прав – по форме. А, по сути, мы восстание поднимали…

Максим встал и подошел к Мазуру вплотную.

– Ну и как, довольны теперь? Довольны, что в стране гражданскую войну затеяли? Кому теперь хорошо? Может, полякам, которые в Украину моментально вошли? Теперь Тернопольщина к Польше отойдет, к гадалке не ходи. Тимошенко, чтобы Украину сохранить, вас скорее отдаст, она не будет долго думать. Лучше часть потерять, чем все. А Штаты твои сраные только того и ждут, чтобы всю Украину с Россией столкнуть, потому и гражданскую войну спровоцировали.

– Где ты, такой умный, раньше был? – Мазур тоже вскочил.

– Да все время в телевизоре про это говорил! – Максим импровизировал, говорил наугад. Но, как и предполагал, попал в точку.

– Тебя кто в телевизоре слушал? Твои только ватники и слушали. А все евроориентированные тебя откровенно ненавидели. Мы всегда понимали, с чьего голоса ты поешь!

Макс улыбнулся.

– Надо же, ориентация какая – ероориентированные. И как, под поляками ваша ориентация, Тарас? Не изменилась? Привыкли панам жопы подставлять?

Тарас снова сел, устало выдохнул.

– Тут ты прав. Пшеки совсем оборзели. Украинский язык под запретом, везде только польский, во всех львовских магазинах обслуживание на польском, в школах заставляют польский изучать, ну, русский тоже можно – поляки с Путиным ссорится не хотят. Зато нас, УПА, гоняют, как кабанов, отстреливают… Нас ВСУ-шники так не гасят, как пшеки, мать их…

В коридоре раздались шаги, замок щелкнул и дверь открылась. В комнату зашел знакомый Максиму американец в камуфляже и знаками различия Вооруженных сил Украины. Тот самый, который с ротой «Торнадо» приехал по его душе, когда Зверев с полковником польской контрразведки прятался в бывшем бункере КГБ. Майор Джон Макгвайер.

– Как говорится в одном русском анекдоте – и снова здравствуйте! Я думаю, Ваш друг, Максим Викторович, Вас немного ввел в курс дела. И Ваша плохая память немного прояснилась? – американец улыбался своей американской улыбкой, как будто он был самым лучшим другом Зверева.

Макс встал и подошел к майору.

– Я все еще не могу похвастаться своей хорошей памятью, майор… майор Джон Макгвайер, кажется?

Американец улыбнулся еще шире, хотя, казалось, это было уже невозможно.

– Вот видите, господин Зверев, а говорите – плохая память. Помните меня, хотя мне пришлось пропофол с миорелаксантами тебе ввести. Думал, долго будете отходить, головка не болит?

– Не болит, майор, и помню я не все. То, что вам, точнее, вашей спецслужбе надо, я почти не помню. Вы ведь меня подозреваете на принадлежность к ФСБ – так вот, я об этом ничего не знаю. Я вообще о себе ничего почти не знаю… или не помню, – Максим внимательно следил за реакцией американца.

Макгвайер вдруг перестал улыбаться. Он внимательно посмотрел на Зверева и внезапно процедил сквозь зубы:

– Вы, господин журналист, не волнуйтесь. У нас есть специалисты, которые помогут Вам все вспомнить. У вас их называют экстрасенсами, не так ли?

Этого Максим не ожидал. Вспомнилась фраза из фильма «17 мгновений весны» – «А вот это провал…»

Глава шестая. «Альфа» против «Омеги»

Человек по своей сути ленив. Он не любит совершать лишние движения, напрягаться, да и вообще, трудиться. Именно благодаря своей лени человечество совершило множество научных открытий. Благодаря лени и любопытству. Ведь неудобно было бегать за зверями по лесу, догонять их или часами поджидать в засаде у водопоя или копать глубокие ямы. И человек изобрел лук. Опять же, попробуйте копать деревянной палкой. Тяжело ведь! Придумал человек палку-копалку, потом лопату, тоже сначала деревянную, потом каменный топор появился, а потом и до обработки металлов додумались. Вначале бронза, медь, а там глядишь – и первые домны построили, сталь научились выплавлять. Ну и так далее – весь прогресс, по сути, толкала человеческая лень. Кареты и телеги очень скоро вытеснили скоростные самодвижущиеся экипажи. Хотя эти первые автомобили вначале были медленнее лошади. Но только вначале. Аэропланы вытеснили воздушные шары и дирижабли – потому что были быстрее. Оружие огнестрельное практически заменило сабли, пики, прочие ножи-топоры. Артиллерия развиваться стала. А все почему? А потому, что не надо уже бежать в атаку, сходится в рукопашной схватке. И современные войны все меньше этого требуют: нажал на кнопку – получи результат. Не вставая с кресла. Нет, еще есть там пехота, десантники всякие, еще нужно пушечное мясо… Но очень скоро война станет войной роботов, войной машин. А человек лениво будет сидеть и наблюдать эту войну в экране монитора.

А, может, вообще все войны станут вести в компьютере? Виртуально, так сказать?

Москва, год 1977, 8 февраля

В это утро на центральном стадионе «Динамо», в здании бывшего кинотеатра, который переоборудовали в спортзал, было довольно людно. И это было очень необычно, ведь днем в этом спортзале занимались исключительно оперативные сотрудники МВД, КГБ и некоторые армейские офицеры – из Главного разведывательного управления Генштаба. Потому что еще в конце 1974 года начальник 5-го отдела Управления кадров КГБ СССР Михаил Силин вышел на председателя КГБ Юрия Андропова с планом мероприятий по внедрению в систему подготовки сотрудников госбезопасности каратэ. Он включал в себя приобретение за границей, по каналам КГБ, специальной литературы, фильмов и инвентаря, составление методик, подготовку инструкторов, приглашение иностранных специалистов и т.д. Этот документ с грифом «Совершенно секретно» и подписал Андропов.

Именно поэтому в этом спортзале не могло быть большого количества занимающихся – все, кто приходил сюда, имели допуск высшей категории, и являлись действующими сотрудниками спецподразделений. Причем, именно здесь, на динамовской базе, которая была в ведении МВД, занимались и милицейские оперативники, и сотрудники КГБ, и мастера рукопашного боя из состава оперативной разведки ГРУ – так тогда назывались военнослужащие армейских диверсионных подразделений и аналогичных, которые действовали в ВВС, ВДВ, ВМФ и других подразделениях.

Все объяснялось просто – в СССР проникло новомодное каратэ, а в Москве уже действовали первые секции, в которых велось обучение этому японскому боевому искусству. Например, одна такая секция открылась при МГУ, где учился японец Тецуо Сато, чемпион Токио 1967 года по дзю-до. Сато являлся одновременно атташе японской торговой фирмы в СССР, с 1970 года он обучал каратэ Сито-рю сотрудников КГБ, МВД, а также студентов университета, в котором сам учился. Ну, и некоторых желающих из определенных кругов общества. Филиал этой школы имелся в Высшей школе Комитета Государственной Безопасности. А в спортзале центрального стадиона «Динамо» преподавал ученик Сато – инструктор по физподготовке сотрудников КГБ Николай Еремин. Он являлся еще и мастером спорта по самбо, прекрасно владел бросковой техникой, ну и, конечно, техникой боевого и прикладного самбо.

Кроме Еремина были и другие преподаватели – Виктор Бутырский, мастер спорта международного класса по самбо и дзю-до, Владимир Арбеков, ученик родоначальника советского каратэ Алексея Штурмина, а также мастер спорта по боксу Борис Примаков. Курировал развитие каратэ в «Динамо» сотрудник Первого главного управления КГБ СССР Алексей Александров.

Так получилось, что днем в динамовском спортзале тренировались только сотрудники спецподразделений госбезопасности, милиции и армии. Поэтому руководитель подразделения «Омега» майор Шардин, получив задание своего начальника генерал-майора Леонова привлечь своих новоявленных сотрудников – пришельцев из будущего – к тренировке оперативного состава КГБ и МВД, был спокоен. Вчера у всех, кто должен был прийти на сегодняшнюю тренировку, точнее, на семинар, была взята соответствующая подписка о секретности и неразглашении. Что, кстати, оперативников несколько удивило, особенно офицеров госбезопасности – они и так были все в подписках, как собака в блохах. Милицейские опера удивлялись по другой причине – непонятно было, что такого секретного ожидалось в спортзале? Каратэ, которое они уже изучали, давно признали в Союзе, и Госкомспорт даже вроде собирался создавать в будущем году Федерацию дзю-до и каратэ.

Но когда битые жизнью и тертые мужики увидели, что семинар по каратэ будет проводить какой-то мальчишка, они откровенно заржали. Через несколько минут им стало не до смеха…

…Надо же было случиться так, что в эту среду снова обострился старый спор между инструкторами, которые проводили обучение. Виктор Бутырский, мастер спорта международного класса по самбо и дзю-до, отстаивал преимущество борцовской техники, Владимир Арбеков, постигавший каратэ Сётокан у Алексея Штурмина, а ранее – у японца Тецуо Сато, отстаивал преимущество своего вида борьбы, а мастер спорта по боксу Борис Примаков считал, что только бокс является самой реальной системой боя. И именно в это злополучное утро, перед началом разминки инструктора решили провести учебный спарринг.

Когда капитаны Краснощёк и Колесниченко завели в зал Кёсиро Токугава и его отца, Харуяки Токугава, Шардин, который зашел немного раньше и с интересом наблюдал за происходящим, сделал им знак затихариться и не отсвечивать. Так что его сотрудники скромненько расселись вдоль стенок спортзала на гимнастических скамейках, стараясь слиться с этими стенками.

Но до них и так никому не было дела. Майора Шардина здесь мало кто знал – сам он вместе с Колесниченко и Краснощёком каратэ осваивал в Высшей школе КГБ и в секции при МГУ, и сюда почти никогда не заглядывал. А генерал Леонов сказал, что немного опоздает. Поэтому собравшиеся на семинар сотрудники, мазнув взглядами по зашедшим в спортзал новичкам, вернулись к своим делам.

А дела назревали нешуточные. Немного размявшись, оперативники приступили к поединкам.

Намётанным глазом Шардин сразу понял, кто есть кто – любители бокса в основном были в майках и трусах или спортивных штанах, на руках у них были боксерские перчатки, приверженцы самбо и дзю-до были в самбистских куртках и плотных кимоно. Ну, а каратисты щеголяли в кимоно более легкого покроя и не из такой плотной ткани, как кимоно для дзю-до.

Вначале боксеры схватились с борцами. Поскольку схватки проводились не по раундам и время не засекалось, то результат определялся по первому же удачно проведенному действию – приему или удару. Впрочем, это было справедливым – оперативнику в ситуации боевого контакта важно не время, в течение которого он будет действовать, а эффективность его действий. И хотя специфика подразделений была абсолютно разной, все же важна была и реакция сотрудников, и их тактико-техническая подготовка. Например, сотрудникам, идущим на задержание, важно было нейтрализовать противника, а тем, кто, например, действовал, как диверсант, часто необходимо было противника уничтожить. Разная задача была и у тех, кто охранял первых лиц государства, и у тех, кто должен был устранять первых лиц государства, правда, чужого. Но у всех результат спарринга должен был быть один –¬ победа! То есть, проведение приема или атаки, причем, атаки результативной!

Извечное соперничество борцов и боксеров закончилось, как и всегда, со счетом 7-3 в пользу борцов. Пару раз боксеры смогли встретить идущего в ноги борца сильным ударом, после которого инструкторы схватку останавливали ввиду нокдауна или даже нокаута. Но гораздо чаще борцы или осуществляли проход в ноги, или захват корпуса, в общем, разрывали дистанцию и дальше схватка переходила в партер, где у боксеров практически не было шансов. Нет, конечно, те, кто отдавал предпочтение боксу, изучали и борцовские приему, и технику каратэ, но в данном случае ударная техника бокса проигрывала технике борьбы. Тем более, что, перейдя в партер, самбисты и дзюдоисты сразу же переходили к болевому приему или просто душили своего соперника.

Шардин пришел как раз к началу первого раунда поединков, а его подопечные – уже на завершающей стадии. Тем не менее, они сразу все поняли, заняли свои места и с интересом стали наблюдать. А наблюдать было что!

Как раз закончили разминку каратисты и в своих щегольских кимоно, продемонстрировав шпагаты и прекрасную растяжку, готовились показать, на что они способны. Однако все их высокие удары ногами в поединках с боксерами показались отцу и сыну Токугава лишь какой-то карикатурой на каратэ. Наверное, потому что так называемое советское каратэ к тому моменту напоминало больше конструктор «собери сам», когда каждый выбирал для себя какие-то понравившиеся ему блоки и удары, а в целом овладел лишь начальной базой. Тем более, что и стиль Сётокан, и стиль Сито-рю следовали классическому принципу каратэ – «один удар, одна смерть». То есть, резкое сближение для атаки и нанесение одного удара. Возможно, это было бы и хорошо в реальном бою, но в спортзале, когда начались спарринги, сразу стало понятно, что каратисты ногами бьют не с полную силу, да и руками лишь обозначают удары. А вот боксеры били всерьез и, хотя руки были в перчатках, но их хлесткие, резкие прямые и боковые, а также апперкоты эхо гулко разносило под сводами спортзала. Каратисты неловко отступали, отмахиваясь руками и ногами, но их настигали классические двойки и тройки, которые боксеры выбрасывали с приличной скоростью.

Нет, если бы это были соревнования, то судьи, конечно же, оценили бы все эти маваши и майя-гери, которые обозначали представители каратэ. Но реального результата не было – удар маваши не проходил, просто не достигал своей цели! И даже когда один из парней в черном кимоно – последний писк моды – нанес сильный боковой удар ногой в голову соперника, тот легко принял этот удар, прикрыв голову руками в перчатках.

Через 15 минут спарринги закончились – пятеро парней в кимоно сидели, скорчившись, на лавочках, двое лежали на полу, а их товарищи, которые только что наносили им удары, вытирали своим недавним соперникам кровь из разбитых носов.

В пустоте притихшего зала звонко раздались аплодисменты. И вот тут все, наконец-то, обратили свое внимание на вставшего с лавочки Шардина. Вместе с ним встали и его сотрудники.

– Браво-браво-браво! Прекрасный способ пропаганды! Советское самбо и советская школа бокса против японского каратэ, где каратэ безнадежно проигрывает. Японские империалисты посрамлены, и враги повержены…

– Вы забыли про японское дзю-до, – сказал, подошедший к Шардину кряжистый мужик в импортной, обтягивающей его мощный торс, футболке и в динамовских трениках.

– Я – старший инструктор «Динамо» Виктор Бутырский, а Вы кто такой? Кто Вас пригласил сегодня?

– Витя, стоп, не заводись, это свои, ¬– в двери спортзала в этот момент зашел руководитель секции Николай Еремин и его коллега Алексей Александров, курировавший в КГБ спортивное направление каратэ.

– Привет, Витя, какими судьбами у нас? Вы ж там у себя, в «вышке» тренируетесь, у вас вся «девятка» собралась, у нас почти никого нет, больше из Пятого управления. Да, ты у нас – птица редкая, – обратился Еремин к Шардину, пожав ему руку.