Фактор умолчания

© Александр Плетнев, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Пролог

«Двухтысячные». Предвосхищая

Преодолев за 208 земных суток 200 миллионов километров, посланец NASA, исследовательский робот «Spirit» достиг Марса, точно рассчитанной траекторией вонзившись в атмосферу планеты.

Посадка – один из самых тревожных моментов: сработал парашют, тормозя падение… Поверхность!

Попрыгав на пневматических амортизаторах, спускаемый аппарат, наконец, замер, стабилизировался.

Воздушные подушки опали, обнажив колесную машину, вертикально поднялась штанга с камерой обзора, и под ликующие возгласы и, как это водится у американцев, победные хлопки в ладоши пошли первые изображения Красной планеты.

Впрочем, радость ученых была обоснованна и законна – несколько лет работы над амбициозным проектом увенчались полным успехом.

После некоторых сложностей 185-килограммовый «Спирит» съехал с посадочной платформы.

– Эти три метра едва ли не самые важные в истории человечества! – Шутя и с пафосом отметился один из участников программы в центре управления^[1].

Тремя неделями позже в другом районе Марса успешно приземлится однотипный «Opportunity».

– Мы вошли в историю! – с воодушевлением скажет на пресс-конференции представитель NASA. – Мы были первыми на Луне, ныне наша робототехника изучает Красную планету.

Мировые информационные ресурсы насытились серией фотографий – чуждые пустоши желтовато-красного оттенка.

Прекрасного качества, надо сказать – пусть Марс и получает меньше света от Солнца, а запыленность по мере отдаления дает естественное ухудшение картинки, марсианская атмосфера все-таки тоньше и прозрачней, перепады по контрастности, яркости и цвету гораздо меньше, чем на нашей родной планете.

Однако вскоре интерес журналистов поутих, сенсаций и «зеленых человечков» не обнаружилось – песок да камни… и скука. Любопытство и увлечение проектом поддерживалось лишь в научной среде и энтузиастами-любителями.

Спустя восемь лет по безжизненным пустыням Марса будет бродить еще один колесный робот – «Curiosity», массой почти в тонну^[2], передавая видеоизображение чуть ли не онлайн.

Вообще и конечно это титанический труд, несомненное достижение технического гения! Только представить – по другой планете, которая невооруженным глазом видна лишь как звездочка, одна из многих на черном фоне космоса, ползает творение рук человеческих!

А Луна, оговоримся, уж, как ни крути, видится столько близкой, что кажется, только протяни руку – достанешь…

И там, на Марсе, умная машина, почти одушевленная своими «радетелями-родителями», отрабатывает самостоятельные алгоритмы, подчиняется командам операторов, получая задания и выполняя их.

И чтобы понять, насколько это кропотливая и ответственная работа, надо озвучить некоторые моменты.

Каждую смену ровер ведут три специалиста: «водитель», оператор по использованию роботизированной руки и инструментальщик.

Но это оперативная верхушка. Всего наличествует 16 «водителей» и целая команда обеспечения (почти 100 человек), следящая за различным оборудованием.

Первая видимая проблема управления – задержка сигнала с марсохода и ответной команды с Земли… даже со скоростью света ему (сигналу) нужно примерно от 5 до 20 минут в одну сторону, от планеты к планете. И обратно.

Об интерактивном режиме управления говорить не приходится… увидев впереди препятствие, оператор должен понимать, что реакция робота будет запоздалой.

В связи с этим система управления включает в себя целый комплекс условностей – специальный редактор, имитирующий ряд параметров, производящий симуляцию базовой телеметрии и трехмерного изображения окружающей местности, заранее прорабатывающий последовательность команд и ближайший маршрут движения.

Тем не менее эти данные всегда могут содержать погрешности измерений, грозящие марсоходу сложной ситуацией. Так, просчетами аварийно был потерян увязнувший в песчаной дюне «Спирит».

* * *

Зафиксированное восемь солов^[3] назад стремительное прохождение марсианского смерча при детальном рассмотрении выявило оголение части каменных образований, в которых предположили искомые коренные горные породы.

А оказавшийся таким удачным «пылевой дьявол»^[4] ко всему еще ветром очистил панели солнечных батарей от пыли, и ровер, вбирая зарядкой скупой свет далекого солнца, резво покатил к заданной цели.

Вскоре, по мере ухудшения условий вследствие каменистости ландшафта, ход в автоматическом режиме стал снижаться.

^– Идем 3,8 сантиметра в секунду, – наконец вносит показание в звуковой журнал «водитель», бросив взгляд на специалиста-инструментальщика, – готовься, но… часа два-три у нас есть, пока добредем до оптимального места.

– Момент, парни, – доносится по интеркому голос контрольного оператора. Камера цепляет отдаленный предмет с подозрительно прямыми углами, наводясь, накатывая увеличением и… снова уходя. – Господи! Что это?! Вы видели? Верните изображение!

Дается команда: азимут, максимальное приближение, фокусировка на объект. Сигнал со скоростью света уходит на спутники-ретрансляторы, а от них, уже покрывая двести чертовых миллионов километров бездны, пробивает разреженную атмосферу Марса. Где-то там, медленно ползущая по поверхности планеты машина выполняет указание – фиксируясь на нужном направлении, делая серию снимков. «Разбитый» на цифровую кодировку сигнал с данными уносится обратно.

В центре управления за сорок минут ожидания прежние кадры уже успели неоднократно «отмотать» назад, пропустили через необходимые программы, фильтры, «отшелушивая» помехи и нечеткости.

И уже проведены сравнительные аналогии, нашлись и нужные знатоки, разобравшие, почти угадавшие – что же там отыскал робот! Начальник смены ерошит волосы, нервно курит, стряхивая мимо пепельницы:

– Этого не может быть!

Наконец сигнал приходит, вокруг мониторов уже толпятся, склонившись, повиснув друг на друге: на экране, посреди ржавой марсианской пустыни – плоский предмет красного цвета в форме параллелепипеда, по оценке размером с ладонь. Читается вычурная надпись кириллицей «Прима». И уже четко при наведении резкости видно более мелкое «Минздрав СССР предупреждает, курение вредит вашему…».

Дальше присыпано песком.

* * *

А согласитесь, забавная была бы шутка – подкинуть конкурентам беспилотным аппаратом на пути нечто подобное… и думайте, господа из НАСА, что хотите! Если бы не совсем мизерные шансы у этой провокационной пачки сигарет быть найденной где-то у черта на куличках за пару сотен миллионов километров на тысячах квадратных метров площади.

Да и кому в здравом уме придет такая идея ради призрачной потехи, отбирая у столь драгоценной полезной нагрузки межпланетного корабля эти лишние граммы.

А стало быть, что – долетели?! И тут, понимаешь, безалаберные куряки умудрились набычковать, вытряхнуть за борт пепелки, намусорив?! (Конечно, никто в здравом уме и не помышляет о том, чтобы высунуться из скафандра в убийственно-разреженную атмосферу Марса на пару затяжек!)

А полную скрытность и секретность столь грандиозного проекта, как пилотируемый полет на Марс, вполне можно объяснить репутационно-политическими рисками для страны, для руководства, при вполне вероятном провале миссии. Не афишируя преждевременно успех, а тем более наоборот.

Или же это вообще была дорога в один конец?

Уж поверьте, добровольцы бы нашлись – увидеть так называемый «париж» и умереть.

Подобные рассуждения умозрительного и одновременно эмпирического характера могут увести к интересным толкованиям.

Человечество в своем развитии на всяческих его стадиях неизменно опиралось на инстинкты и целесообразность… попутно срываясь на эмоции, амбиции и заблуждения, включая и религиозные – не без того. Переживая упадки и восстановления, во́йны и мирные процветания, оно (человечество) оказалось весьма гибким и стойким инструментом приложения собственного разума и усилий.

Двадцатый и двадцать первый века в христианском летосчислении последовательно вылились в логику технического развития, находя ответы на многие вопросы, кои в глобальных сферах пусть и вызывали лишь новые. Но так или иначе, научно-техническая революция сняла с пьедесталов далеких мифических богов, уведя их за какую-то иную грань. Различные культуры и отдельные социумы порой шатало, но тем не менее выявлялась убежденная тенденция – человечество может достичь многого, стоит только приложить к этому нужные старания и энергию.

А небо, звезды (тот самый космос-вселенная) всегда были выражением мечты! Мечты воспарить, как птицы, достичь вершин, постичь неведомое (тут, кстати, опять можно примешать и религии, и недоступных богов).

И казалось – не остановить! После Луны о Марсе говорили как о само собой разумеющемся.

Но вот как-то не сразу, плавным самотеком… первым из космонавтики ушел «героизм».

А за ним на второй план отступила «романтика».

Приоритетным встал вопрос «рентабельности». Да так, что даже престиж и военные потребности не покрывали амбиций большой политики.

Среднестатистическому обывателю и вовсе вскоре все это надоело.

Будто мода на космос ушла… прошла.

А уж сейчас-то, в наш повязанный сетевой паутиной онлайн-век знаем мы, что пришло на смену. Какая нынче массовая мода, и вся жизнь словно строится по киберпанку, по кибер-моде. Неправда ли?

Конечно, продолжают копошиться еще в своих «синхрофазотронах» ученые…

Умные правительственные головы кидают в эту бездонную бочку средства…

Иные из них – вожди (!), вполне допустимо, что и былые мечтатели, а ныне закоренелые старперы-прагматики, пытаются, консолидируют электорат будущими победами, сотрясая воздух громогласным «мы к тридцатому году высадимся на Марс»!

И работы наверняка ведутся. Незаметные.

Ф-фы-ы! – селфи-блоги ду́рочек, да и дурачко́в в новостных топах де́ржатся дольше.

* * *

Высадка русских на Луне произошла и прошла буднично.

Особой сенсации из этого не получилось, потому что «долго запрягали», заранее объявив «что», «почем» и «для чего».

Но что-то там у них не ладилось. Здоровенная, собранная из отдельных сегментов прямо в космосе штуковина висела, переведенная на дальнюю орбиту. «Протоны», «Союзы», крылатые «Молнии»^[5] сновали туда-сюда, доставляя грузы, сменяя экипажи… и пока еще не имеющий названия ТЭМ (транспортно-энергетический модуль) постепенно и планомерно обзаводился новыми элементами.

Постоянное движение вокруг этого проекта уже привычно отслеживалось космическими агентствами других держав. Американцы вознамерились «городить» нечто подобное, но после очередного рейса при вхождении в плотные слои атмосферы разбился челнок «Индевор».

NASA в очередной раз приостановило программу «Space Shuttle» и… уже как бы не окончательно.

Как раз на «свет» выполз некий Илон Маск – «популистский предводитель космических команчей», обуянный идеей спускаемого ракетоносителя. Но уже было очевидно, что Штаты «не тянули»!

А у русских череда тестирований, проверок, пробных запусков и маневрирований уже на ядерно-электрической тяге, совершенно неожиданно вывела ТЭМ на орбиту давнего спутника Земли… Луны.

И как оказалось – в обойму космического корабля был включен спускаемый лунный модуль.

Пошумело в СМИ – покричали, поаплодировали, позавидовали, позлорадствовали. Кого уж особо волновало – военных и опять политиков.

Сделано было официальное заявление, озвучены перспективы, на Родине прошли торжества, просыпались награды. Показан лунный фильм! Посадка русских случайным образом произошла в юго-западной части моря Спокойствия^[6], и на этой частности, пожалуй, можно было бы сделать особое примечание.

* * *

– Чем вы руководствовались и как объясните решение командира поступить именно так? – Допросом это не назовешь – процедура почти штатная, но представитель «о́рганов» старательно изображал строгость.

Разговор шел о некоем недостойном пиетете. Однако сидящий напротив второй пилот корабля, недавно вернувшегося с Луны, лишь прятал улыбку – ни там (на месте посадки «Аполлона-11»), ни здесь – к этому «ответственному товарищу», ничего подобного он не испытывал:

«Нет! Конечно – прилуниться и потоптаться по “истории”, по, так сказать, “легендам”, однозначно сердечко замерло на миг… и отпустило!»

– Я понимаю, – тянул скучающими интонациями человек в штатском, – у вас, у космонавтов, возможно, существует некая профессиональная солидарность. И вероятно, вы просто хотели восстановить рукотворный, хм… исторический памятник американцев на Луне…

– Видите ли… – «летун» тянул улыбку и свой нежданчик, – дело в том, что «звездно-полосатый», э-э-э… флаг США – он как стоял, так и стоял. Уж более тридцати лет! Версию, что он упал от лунотрясения, уже разнесли журналисты.

– Как это?

Наблюдать туповатое непонимание было донельзя приятно:

– Вы ж знаете, как оно сейчас у нас в международном плане – напряженность.

С юсовцами, как всегда, отношения, что та синусоида – вверх-вниз. А сейчас вот опять – вонючее общественное мнение западных демократий, санкции, все им, гадам, в нас не нравится. Вот мы и подумали – создать благоприятный образ «русских». Там на «месте Амстронга» сначала осмотрели все аккуратно… Поверьте, это было далеко не так-то просто – не оставить, «замести» свои следы на лунной пылючке. В общем… завалили мы американский флаг… а потом сняли благочестивый фильм, какие мы все расхорошие и благородные – пришли, подняли его, заново укрепили, как вы сказали, «профессиональной солидарностью восстановив исторический памятник американцев на Луне»!

Заслуженному летчику, отмеченному звездой Героя, тоже стало вдруг скучно – все постфактум уже было согласовано, обмусолено с командиром отряда космонавтов и с «генеральным»^[7]. Честно… хотели позубоскалить.

Но глянув на озадаченное лицо «слуги народа», как-то скомкалось… (сидит в нас какая-то патологическая нелюбовь к «правящей партии», какой бы она расхорошей ни была).

Неизвестные «восьмидесятые»

– Задачи, вставшие перед партией, перед страной и народом… – Генеральный секретарь ЦК КПСС Андропов сделал тяжелую паузу… понимал и чувствовал – не с того начал.

Юрий Владимирович взглянул на собравшихся: длинный стол, повернутые во главу внимательные лица. Были приглашены видные конструкторы производственных институтов страны, представители Госкомиссии Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам, руководители ОКБ^[8]. Товарищи серьезные, ответственные, теперь обремененные новыми подписями и формами допуска к исключительным секретам. В тех сложившихся исходных условиях, когда факт «гостя из будущего» известен американцам, скрывать правду от «своих» было бы неразумно и не практично, особенно от производственников.

Одним из сложных моментов была дозировка информации: кому можно знать все, а кому следует подавать ограниченно, с учетом иерархического положения, общественно-политической или вот – профессиональной сферы деятельности.

«Кое-что вообще бы “вырезать” и забыть, как страшный сон, – Андропов едва заметно тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, – однако со временем, несмотря на все жесткие меры, утечка информации все равно будет происходить. Допустимо, что кое в чем она даже станет полезной. Но именно как “утечка” – например, показать весь негатив и пагубность “развала страны”. Однако скрыть некоторые щекотливые моменты определенно стоило бы. Особенно купировать любые альтернативы национального сепаратизма».

После обрушившихся на голову «знаний будущего» все эти отмеренные ему дни последнего года, половина из которых пройдет в управлении страной с больничной койки, Юрий Владимирович подчинял единому алгоритму – «исправить, переиначить, не допустить»!

«Чем ты взрослей, тем быстрее летит время».

Помнил, как в детстве – казалось, весь мир перед тобой и «сто лет» впереди! Так нестерпимо спешилось жить, а оно (время) все тянулось, никак не отпуская из подштанников.

Теперь, особенно муторными ночами, горизонт событий сузился до приплюснутой светящейся точки… и ты летишь туда, к ней, будто вниз к небытию, и только звезды в черноте светлячками проносятся мимо.

С возрастной бессонницей свыкаешься, как с неизбежным злом. И даже поднимая себя в шесть утра, кряхтя и постанывая…

…загнав день в дела и работу до самой полуночи – когда глаза уже отказывались концентрироваться на буковках-строчках…

…и когда уж затемно, наконец, проглотив регулярные таблетки, уронишь голову в податливую мягкость подушки…

…предатель-организм все равно продолжает ворочаться. А раздерганный волнениями мозг никак не успокаивается, до самого утра перепутывая сны-видения с дневными тревогами.

Москва.

Два месяца ранее

– Из сообщений специальной комиссии по делу «крейсера-близнеца» на Дальнем Востоке в Кремль, код доступа «Туман»:

«Факт захода ТАРКР^[9] “Петр Великий” (“объект 099”) в порт Камрань (Вьетнам) послужил положительным поводом форсировать материально-техническое обустройство пункта № 720^[10]. Из дальневосточных портов СССР транспортными судами была налажена доставка полного перечня строительных материалов, горюче-смазочных, авто и спецтехники, других необходимых средств обеспечения и инфраструктуры. Включая грузы сугубо военного назначения.

Обратным ходом во избежание порожнего перегона, суда частично, насколько возможно, грузились продукцией народного (в основном сельского) хозяйства Вьетнама, об этом намеренно официально декларировалось, так как все эти мероприятия одновременно являлись “ширмой” для доставки в Советский Союз снятых с “Петра Великого” систем вооружений и радиоэлектронного оборудования.

Стоит отметить, что часть боевых комплексов ТАРКР являлась глубоко интегрированной в основные системы крейсера, и в целях сохранения последующего безопасного движения корабля демонтажу не подлежали.

Камрань, 1073-й зональный узел связи, оперативный уполномоченный особого отдела КГБ полковник Семенов».

– Вы сказали, что «обратным ходом суда грузились насколько возможно», – вдруг решил уточнить этот момент председательствующий на совещании генеральный секретарь ЦК КПСС Андропов, – почему не полностью?

– Что с них взять, с Вьетнама – нищая страна, – пренебрежительно пояснил министр обороны маршал Устинов, – сами голодают, сидят на нашей шее.

– У вас еще что-то есть? – Удовлетворившись ответом, генсек снова обратился к докладчику.

Тот отложил донесение, вынув еще листы:

– Так точно. Есть дополнение из других источников. Решение о частичном демонтаже боевых систем «объекта» было продиктовано необходимостью скорейшей отправки секретных артефактов на предприятия ВПК, поскольку время ремонта повреждений крейсера оставалось неопределенным, как и его простой в базе, где оставались риски диверсионного вражеского воздействия. Выбор за морским трафиком был продиктован обострившимися обстоятельствами, после того как транспортный самолет Ан-12, следующий из Камрани в Кневичи^[11], пропал над Восточно-Китайским морем. Сейчас уже можно констатировать гибель самолета. Причины неизвестны. По данным метеосводки, на время перелета на маршруте небо над центральной и северной частью Восточно-Китайским моря было забито мощно-кучевой облачностью. Отмечалась плохая проходимость радиоволн. Ориентируясь по последнему и пропущенному сеансу связи, можно сказать, что борт до Цусимского пролива не долетел.

Последующий поиск самолета не дал никаких результатов – ни следов крушения, ни кого-либо спасшегося. Погибли восемь членов экипажа и четверо гражданских лиц – специалисты-судоремонтники. Груза на борту не было. Американская, японская стороны, а также Китай на поданные запросы причастности к катастрофе ответили естественным отказом. Однако активность военной авиации в данном регионе всех трех фигурантов заметно повысилась… из чего строятся самые радикальные версии. Присовокупив к этим фактам сведения, полученные по линии контрразведки, после анализа и расчета рисков, альтернативный вариант воздушного моста напрямую из Камрани в Ташкент через Карачи (Пакистан), также был отклонен. У меня всё.

Крючков^[12] бросал выжидающие взгляды на «генерального». Юрий Владимирович не спешил комментировать, будто пребывая в задумчивости или недовольстве. Молчали и остальные присутствующие. Генерал-лейтенант решил высказаться по другим соображениям:

– Пентагон поставлен в щекотливое положение. Потерю военных кораблей можно каким-то образом утаить. Есть разные способы. У нас, насколько я знаю, существует практика регулярно менять на кораблях тактические бортовые номера, чтобы сбить разведку противника с толку. Это вполне сгодится у нас и, конечно, для внешнего наблюдателя. Но внутри системы, среди американских флотских, это сработает в меньшей степени. А как они объяснят гибель людей? Точных сведений по людским потерям у нас нет, но только на авианосце «Карл Винсон» находилось более пяти тысяч человек личного состава, включая авиакрыло. Как им данную проблему решить с помощью традиционных методов? Объявят как несчастный случай на учениях? Журналисты (а среди иностранных найдутся не купленные, независимые) наверняка сопоставят неожиданную убыль с недавно тиражированной охотой за «Красным пиратом».

– Нам тем более об этом надо помалкивать, – встречно проронил Устинов, – как бы ни хотелось в целях пропаганды объявить о победе русского оружия. Так что оставим проблемы американцев американцам.

– Странно, что сам Рейган отмалчивается. Совсем недавно, буквально вчера телефонная трубка грелась в переговорах, а сегодня… – Андропов совсем переменился в настроении, вновь вспомнив об этом «недавнем». – Очень избирательный подход: на Тихом океане идет настоящая маленькая война – практически две авианосные группы против одинокого тяжелого крейсера, по всем видам русского происхождения, как они его именуют «Kirov-class battlecruiser»… а президент США как ни в чем не бывало ведет со мной беседы по другим вопросам, в частности пытаясь остановить арабо-израильский конфликт. И я в полном неведенье!

– Мы знали, – вступился Устинов, – мне докладывал Горшков, космическая разведка давала сравнительно точную информацию. Другое дело, что мы не могли и подумать…

– Однако американцы смогли! Смогли раньше нашего установить нетривиальную, что уж, невероятную истину.

Крючков извлек два листка со стенографическими распечатками, подав Андропову:

– Сегодня предоставили. Аналитические выводы лингвистов-англоведов, сделанные по записям ваших переговоров с Рейганом.

Юрий Владимирович поправил очки, начав бегло изучать текст, иногда бормоча вслух зачитываемое:

– «…некоторые интонационные модели, присущие только американцам… утверждать наверняка сложно… очевидно, что Рейган, будучи актером, привык подменять свои искренние и простые речи сценарными фразами… варьируя тембром голоса, темпом речи… из чего можно сделать вывод, что эти вопросы были заданы намеренно с расчетом на конкретную реакцию абонента…»

Подняв недовольный взгляд, Андропов прокомментировал, чуть потрясая данными листами:

– У меня досадное ощущение – как в игре в подкидного, когда выясняется, что противник подглядывал в твои карты.

И снова уткнулся в отчет, произнося вслух из текста, в этот раз уже акцентируя:

– «…из чего следует, что во время переговоров американский президент знал о сверхъестественной сути происхождения крейсера».

Оторвался от чтения, поглядев поверх очков:

– К чему такие сложности в очевидных фактах? Не знали бы, не затеяли эту маленькую войну. И естественно, продолжали сомневаться, зондируя и по дипломатическим линиям. Все это уже не имеет значения. …Так, что тут дальше, «…сопоставляя дату, совпавшую с демонстрационной акцией советских подлодок вблизи берегов Соединенных Штатов, можно отметить, насколько риторика абонента изменила характер на более лояльный».

Генсек вернул бумаги, было видно, что на последних строчках заметно оттаяв:

– А Рейган-то на поверку оказался немного трусоват. А?

Вашингтон. Белый дом

– Я всегда знал, что вы не любите русских, но уж позвольте президенту Соединенных Штатов – человеку на первых ролях в государстве, не любить коммунистов больше всех, – Рональд Рейган, как всегда сумев вложить в заготовленную фразу максимум патетического юмора, морщинисто улыбнулся, ожидая аналогичную встречную реакцию. Однако тот, к кому обращался хозяин Белого дома, оставался холодно серьезным, чуть двигая желваками, оттого казался даже злым. Поэтому президент перешел на более деловой тон:

– Мистер Бжезинский, этот чертов «Kirov» полностью оправдал свое заявленное звание – «убийца»! Наши моряки понесли неоправданные потери, и у них просто-таки чешутся кулаки! Но военные слишком однолинейно и грубо мыслят. Есть мнение, что такой тонкий политический стратег, как вы, им не помешает. Придумайте там, в азиатском регионе, для «красных» хитрую бяку. Единственное… знаете, как оно нередко случается – мы полезем на рожон, они тоже не остановятся… и не приведи Господь! Ради бога, мистер Бжезинский, помня вашу нелюбовь к «комми», не доведите…

– Я не больше, чем кто-либо другой, стремлюсь сгореть в ядерном пекле, – позволил себе неучтивость недавний советник по нацбезопасности.

– Ради бога, – лишь поморщившись, что его перебили, Рейган закончил фразу, – не доводите дело до крайностей.

– Господин президент, сейчас не май шестьдесят второго – ракет на Кубе, нацеленных на Флориду, нет. Прямой угрозы мгновенной конфронтации нет…

– А советские подлодки в ближней, континентальной зоне у наших берегов?

– Я ознакомился с подробным отчетом морской разведки – это был удачный намек мистера Горшкова. Но погрозив пальчиком, большая часть «красных субмарин» ушла. Я уверен, русские не решатся лезть в большую драку. У них сейчас хватает экономических и других проблем, чтобы не лезть в бутылку. И мы можем… и должны действовать жестко, натурально, иначе Кремль не проникнется.

– Вы гарантируете, что вашими… м-м-м… стараниями солдафоны не доведут дело до ядерной войны?

Бжезинский лишь снисходительно скривился, но одумавшись, утвердительно кивнул.

– В таком случае я подпишу за вами особые полномочия, – почти торжественно огласил Рейган. А сев за стол, раскрыв необходимые бумаги, вполне искренне добавил (пожалуй, склонившись в конце на восклицательные знаки): – Есть в этом что-то безнравственное – столь быстро утратить упорство. Мы не можем просто так отступить. Иначе мы – не мы!

Камрань.

Пункт материально-технического

обеспечения советского военно-морского флота

Ославленный до первых полос западной прессы «Красный пират», фигурирующий в штабе Тихоокеанского флота США не иначе как «бандит» и «убийца авианосцев», сейчас нисколько не соответствовал этим названиям-эпитетам, уныло поддымливая из трубы, сурово нахохлившись своими боевыми повреждениями, притихнув у причальной стенки.

Два полуострова, охватывающих бухту Камрань с севера и юга, образовывали удобные внешний и внутренний рейды, закрывая их от волн и ветров.

Акваторию гавани едва рябило утренним бризом, да порой убывающий в патруль МПК^[13] чрезмерно резво набирал ход, пуская волну… что разбивалась о ватерлинию равнодушных к таким мелочам многотоннам водоизмещения тяжелого крейсера.

И лишь регулярные приливы-отливы «почесывали» серый борт о кранцы.

Утро. «Восемь» по местному

Откричало привычное, традиционное «на флаг и гюйс – смирно!», однако подправленное к новым реалиям – кормовой флагшток принял советское военно-морское полотнище, как никогда и не расставался.

То же самое и в выстроенных шеренгах личного состава – все шевроны с надписью «Россия» спороты, все, что положено, заменено на «СССР».

Снова слышится команда – строй утреннего осмотра сломался, рассыпался, разбегаясь по поставленным задачам.

Капитан 2-го ранга Скопин Андрей Геннадьевич отошел к срезу борта, на ходу чиркая спичкой, прикуривая на пробу папироску (ради интереса «стрельну́л» у местных расхожую нынче «Приму» – бесфильтровое недоразумение, почему-то названное «сигаретами»).

Курил редко, но курил – от нервов, с психу, иногда и еще реже за компанию, когда компания под выпивку.

Сегодня? Сегодня курил от того, что вымотало, упарило, в общем, задолбало… или с приставкой «под» – подзадолбало!

Оставшись за командира на крейсере, кавторанг, как положено, нес эту ношу «временно исполняющего обязанности», но по привычке постоянно срываясь на свою собачью должность старпома, влезая во все дыры (не затычкой, конечно).

Ну а как иначе, если служба была не совсем служба, а черт знает что! Никакой тебе эталонной крейсерской организации, а сплошной бардак!

Докурил. Бычок… в другой бы раз, честно, воздержался, но морская рябь под бортом обильно колыхалась всяким мусором – там и растворился окурок.

Еще совсем недавно, только-только по приходе в Камрань, вода в бухте была почти идеально прекрасна той экзотической тропической лазоревой прозрачностью… Теперь же, вследствие возросшего судодвижения, грузо-разгрузочных работ, слива всяческих машинных отработок, акватория оказалась в отвратительно загаженном состоянии – покрытая масляными разводами, грязноватой пеной, не тонущей деревянной щепой… а добавить к этому регулярные гранатометания службы ППДО^[14], то еще и непонятно чем со дна бассейна.

Лицо кавторанга осветила легкая улыбка, всплывшим в памяти забавным эпизодом.

Практически с первых же дней, едва встали на бочку, заговорили о возможности диверсий, вспомнив, что во время вьетнамской войны именно в бухте Камрани разворачивались тайные операции с применением боевых пловцов, вплоть до специально обученных дельфинов.

И на самом деле – обстановка была весьма накалена, так как поступали какие-то подозрительные сведения и от собственной разведки, и с вьетнамской стороны.

Вооруженная вахта ППДО крейсера была постоянно начеку.

Буквально на третий день спецбортом от Черноморского флота прибыла группа боевых пловцов, как контрмера против вражеских диверсантов.

Впрочем, как сказал их командир – невысокого роста усатенький чернявый одессит со звездочками кап-три^[15]:

– У нас не говорят «боевые пловцы». Мы привыкли говорить, как в руководящих документах: водолазы-разведчики.

«Черноморский гость», естественно, осмотрел зону ответственности: пирсы, прилегающую акваторию, прошелся по кораблю, заговорил с командиром подразделения морской пехоты «Петра» о непосредственном взаимодействии ППДО крейсера с его пловцами.

А тут как раз боец вахты (все как положено – в бронике, каске, с автоматом), бдящий на срезе у полубака, вдруг заметил в воде под бортом что-то подозрительное!

Ни минуты не раздумывая, сдернул с плеча «калаш», лязгнул затвором, внимательно выцеливая вниз! Мгновением передумал, вытянул гранату, дернув чеку, метнул! Ухнуло!